Нравственность в учении Г.В.Ф. Гегеля

Для Гегеля мораль и нравственность составляют два принципиально различных феномена, а точнее, две различные ступени становления Духа. Нравственность есть снятие морали, преодоление ее как более низкой и ограниченной ступени. Точка зрения морали – это точка зрения раздвоенности и противоречия, разлада между субъективным и объективным, разумным и эмпирическим. Это позиция Кантовской этики. Точка зрения нравственности, напротив, есть точка зрения единства, когда противоречие между долгом и внутренней склонностью устраняется. Всеобщая и субъективная воля обнаруживают свое тождество.

Текст 7. В философии Гегеля нет проблемы более сложной и более затруднительной для понимания, как проблема спекулятивной нравственности.

Моральная воля как таковая стоит на верном пути (центростремительной самодеятельности), но живет в отрыве от своей всеобщей и субстанциальной глубины; она остается личною особенною волею – субъективным исканием того, что по существу своему сверхсубъективно. Она, как уже выяснено, не знает основной тайны своего бытия, именно того, что добро есть ее собственная, имманентная ей, всеобщая сущность воли. И не ведая ее, она растрачивает свою энергию в бесплодных порывах, жизненных противоречиях и непрестанных самоугрызениях. Эти блуждания приводят ее к тому, что она влачит свои дни в несчастии и духовной разоренности: жизнь, лишенная удовлетворения, любви и радости, утратившая всякую гармонию, всякое подлинное, прекрасное содержание, полная недоверия к себе и судорожных насилий над собою, – вот итог моральной слепоты и разорванности.

Это бедственное и мучительное состояние ждет своего исцеления и исцеление может прийти только из глубины самой страждущей воли. Моральное искание находит в этой глубине голос совести и в нем – свой собственный конец.

Совесть есть адекватное знание абсолютного добра. То, что знается совестью, есть само добро, т. е. Божественная сущность мира.

Согласно основному откровению, составляющему все содержание философии, добро не есть отвлеченный идеал, но подлинная, хотя и сокровенная сущность мира. Всюду, куда ни взглянет спекулятивно-прозревшее око, оно видит следы этой благой сущности, оно видит присутствие добра, «неразрывно» сращенного с миром и «поглощенного явлениями мирового развития», составляющего их «по себе» сущее ядро и участвующего в их действительности. Добро есть «всеобщая» стихия, творящая и осуществляющая себя в мире и восходящая по его ступеням, к себе как «всеобщей и конечной цели мира» (Аристотель). Это можно выразить так, что «истинное» и «благое» суть «одно и то же; первое – в сфере знания, второе – в сфере воли»; что весь космос приобщен благодати Божьей; что он несом ее благою и всепроникающею силою; что он созидается имманентно, изнутри, разумною стихиею божественного Смысла, принявшего на себя бремя эмпирического существования и эмпирической раздробленности.

Поэтому тот, кто познает действительный строй мира, познает его как явление Божией силы и благодати, и, обратно, тот, кто познает идею самой благодатной силы, т. е. идею абсолютного добра, тот проникает в имманентную сущность действительности. Эта «разумная» сущность мира раскрывается философу как сила, победившая эмпирический материал, подчинившая его себе и отождествившая себя с ним: она вступила в него, пронизала его сумрачную ткань своим светом и превратила его в свой верный «образ». Совесть и есть адекватное познание этого «образа», являющегося в виде человеческой воли.

Совесть познает добро как благодатную, всеобщую силу, таившуюся доселе в глубине души, в «отрыве» от «особенной», субъективной воли человека. Она познает, что «особенная» воля, мнившая себя самостоятельной величиной и утверждавшая себя в «отрыве» от «всеобщего», никогда не могла осуществить этого отрыва до конца: она всегда оставалась реальной модификацией всеобщей воли, – и тогда, когда она восставала против нее («преступление»), и тогда, когда она превращала ее содержание в свой «неосуществимый идеал» (мораль). Самый «отрыв», который ставил ее в трудное и ложное положение, никогда не имел характера реального раскола, рассечения, разлучения; это было состояние незнания, несознавания, заблуждения – отвернувшийся взор, померкшее видение, забывшая память. Человек жил, погруженный в свои «особенные» интересы, не взирая на благодатные корни своего существа, фиксируя взором и желанием то, что не существенно, не субстанциально, гоняясь за мнимыми ценностями и угождая своим случайным влечениям. И все-таки огонь жизни, горевший в нем, оставался божественным огнем: «модус» Божий, забывший о своем «атрибутивном» составе, оставался живым видоизменением Божества (Спиноза). Этим обеспечивалось его возрождение. И совесть оставалась источником этого возрождения.

Совесть раскрывает человеческому сознанию, что истинное положение дел, не соответствует мнимому, т. е. что особенная воля остается всегда модификацией всеобщей воли и что, следовательно, добро сокрыто не в «идеальной дали», а в природе самой воли. «Добро есть вообще сущность воли (das Wesen des Willens), в ее субстанциальности и всеобщности, – воля в ее истинности». «Добро есть сама по себе определенная» Всеобщность «воли», которая именно в силу этого «включает в себя» ее «особенность»; добро есть «субстанция» воли, которой необходимо вступить в действительность «через посредство особенной воли»; и это вступление придает добру осуществленную полноту бытия; оно делает его действительным «образом мира». Поэтому можно сказать, что добро в своем зрелом и целостном виде есть «идея как единство понятия воли и особенной воли», или, что то же, спекулятивное тождество волевой субстанции и волевого существования.

Для того чтобы представить себе «добро», необходимо вообразить сближение, совпадение и наконец конкретное тождество, состоявшееся между всеобщею, правою, и особенною, субъективною, волею. В этом сращении обе стороны, на разлучении которых построено все моральное учение, вступают одна в другую, взаимно приемлют друг друга и согласно основному закону спекулятивной конкретности творчески врабатываются друг в друга, выражая себя в ткани своего «другого» (Ильин, И. А. Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека).

Задание к Тексту 7. В чем состоит отличие нравственности от моральной точки зрения?