Человек системы

Особенность такой жесткой тоталитарной системы, какой являлась советская, в том, что любые изменения в ней могли происходить только сверху. Изменения снизу были невозможны, ибо они, как мы уже не раз имели возможность убедиться, были бы подавлены танками. Но приход на вершину этой системы лидера, который желал бы радикальных демократических перемен, было тоже явлением почти невозможным, ибо система жестко отбирала людей «под себя». Поэтому, когда мы говорим о Горбачеве, надо понимать, что он человек этой системы, но лучший из тех, кого система ещё как-то могла допустить на свою вершину. Придя к власти, он и не думал разрушать систему, он лишь хотел её улучшить, придать ей «человеческое лицо». Но, сдвинув с места этот «сизифов камень», который система безуспешно пыталась вкатить на «вершину коммунизма», он уже не мог удержать его. Глыба, набирая скорость, покатилась вниз, снося всё на своем пути. Объявленная Горбачевым «гласность» взорвала систему изнутри, ибо фундаментом её была ложь. Величайшей заслугой Горбачева было то, что, начав процесс «перестройки» и поняв, что система более не жизнеспособна, он, после определенных колебаний, отказался подпирать её штыками и танками, дав ей возможность саморазрушаться. Первым из советских лидеров он понял мудрость хитрого Талейрана, сказавшего императору Франции: «Штыками можно сделать многое, но на них нельзя сидеть». Гневная реплика Горбачева: «Что, хотите опять решать вопрос танками?!..» – в ответ на требование «ястребов» подавить антикоммунистическое восстание в Румынии, навсегда останется светлой страницей его биографии. Говоря о Горбачеве, надо помнить, что, став «могильщиком коммунизма», он в то же время был, если не ортодоксальным, то, по крайней мере, правоверным коммунистом.

У каждого периода советской эпохи были свои «болевые точки». Если у Андропова ею стал «южнокорейский Боинг», то у Горбачева, будто символизируя распад системы, ею стал Чернобыль.

26 апреля 1986 г. в 1 час 23 минуты в 130 км от Киева произошло событие, которому суждено было стать в один ряд с такими историческими катаклизмами, как гибель Помпеи или Лиссабонское землетрясение. Взорвался реактор атомной электростанции. Уносимые ветром смертоносные радиоактивные тучи поплыли над планетой. Уже через несколько часов после катастрофы западный мир забил тревогу. Скандинавские страны начали передавать сводку радиоактивной обстановки, экстренно уничтожались овощи в северной Италии, и даже в далёкой Америке проводились замеры молока на радиоактивность. А Кремль молчал. Весь мир требовал от него разъяснений – что произошло? – но Кремль упорно молчал. Ни одной строчки информации пока еще не получили советские люди. В зоне аварии по-прежнему гуляли дети, грелись на весеннем солнышке пенсионеры, а молодежь справляла свадьбы. Шла весна, приближались майские праздники с их теплыми днями, уличными гуляньями и длинными выходными, а невидимая смерть расползалась по обширным районам Украины и Белоруссии. Как впоследствии определят ученые, серьезному радиоактивному заражению было подвергнуто более 150.000 человек. А Кремль по-прежнему хранил молчание. И лишь 28 апреля собралось Политбюро под председательством Михаила Горбачева, чтобы решить вопрос о том, какую информацию давать миру и какую не давать.

Опыт такого смертоносного умалчивания у Политбюро был. Еще в сентябре 1954 г. на Тоцком полигоне Оренбургской области, чуть ли не в центре России, вблизи населенных деревень, было проведено первое в истории человечества войсковое учение с применением настоящей атомной бомбы. Первый атомный удар по русскому народу был нанесен его же собственным правительством! А в октябре 1957 г. на Урале в Челябинской области, на комбинате по производству плутония, произошла авария – «малый Чернобыль», покрывшая радиацией площадь в 20 тыс. кв. км, где проживали тысячи ничего не подозревавших людей. Всё это хранилось в тайне от мира десятилетиями.

История Чернобыля хорошо известна, и мы не будем ее повторять. Мы остановились на этом эпизоде лишь потому, что он, по нашему мнению, явился не только последним символическим набатом распадающейся советской системы, но и тяжелейшим испытанием для самого Горбачева, подтолкнувшим его к провозглашенному им вскоре «новому мышлению». К чести Горбачева надо сказать, что на том заседании Политбюро, перешагнув через инерцию партийного мышления, он первый произнес: «Надо быстро давать сообщение, тянуть нельзя...» – и, помолчав, добавил: «Чем честнее мы будем вести себя, тем лучше...». Шел лишь второй год его правления.

Пик популярности Горбачева на Западе пришелся на 1989 – 1991 гг., а присуждение ему Нобелевской премии мира было как бы вершиной этого пика.

Чем выше поднимался его политический авторитет на Западе, тем ниже он опускался у себя в стране. В этом, пожалуй, одна из глубинных трагедий Горбачева-политика.

Опасность физического уничтожения висела над Горбачевым постоянно, начиная с 1987 г. Противоречивость его поступков создавала парадоксальную ситуацию. Ему угрожали как «слева», так и «справа». Фанатики демократических преобразований видели в нем тормоз на пути тех реформ, которым он сам дал импульс, а фанатики-коммунисты видели в нем предателя, обманувшего партию. События в Румынии и судьба Чаушеску были как бы наглядным примером и для тех, и для других. Охрана была многократно усилена. Теперь Горбачев чаще всего ездил в бронированном ЗИЛе, который, как шутили охранники, мог сшибить, если не танк, то, по крайней мере, «ленинский броневик». Но, несмотря на все предосторожности, выстрелы всё же прозвучали. 7 ноября 1990 г., во время празднования очередной годовщины большевистской революции, когда вся партийная верхушка страны находилась на трибуне Мавзолея, некий Александр Шмонов из Ленинграда, недовольный темпами демократических реформ, произвел два выстрела, предназначавшиеся Горбачеву. К счастью, трагедии не случилось.