Необходимость философии

Сегодня под культурой обычно понима­ют совокупность произведений, в которых выражаются духовные достижения цивили­зации¹. Так и философию мы до сих пор рассматривали как совокупность литера­турных произведений, создаваемых в про­цессе ее собственного развития. Но такой подход очевидно является чисто историчес­ким и ретроспективным. В самом деле, про­изведение — это не что иное, как мертвый результат. Культура же становится по-на­стоящему живым делом лишь в том случае, когда она не сводится к совокупности мерт­вых произведений, а представляет собой усилие живого мышления, имеющего це­лью освоить творения прошлого и сделать их средством для дальнейшего развития. Если философия является еще живой фор­мой культуры, то нам необходимо суметь показать, что делает ее до сих пор средст­вом воспитания и развития человека. Вот почему, анализируя отношения философии с наукой и техникой, с одной стороны, ре­лигией и политикой — с другой, мы пыта-

¹ Ср. наст. изд. Гл. 1.

лись показать, что философия необходима для их сохранения и развития². Эта необ­ходимость означает прежде всего, что нау­ка и религия, если они не хотят свестись к убогому сциентизму или бездумному фи­деизму, сами вынуждены обращаться к фи­лософской рефлексии, когда речь заходит о их собственных основаниях. Но эта необ­ходимость означает также, что сохранение живой мысли в сфере наук и религии воз­можно только при условии, если филосо­фия не поступается своей собственной неза­висимостью. Как раз второе утверждение относительно необходимости философии является сегодня наиболее спорным. Мы допускаем, что человек науки может об­ладать широким философским кругозором, хотя и сомневаемся — и не без основания, — что наука способна породить нового Эйнштейна. Это допущение перерастает да­же в энтузиазм, когда философские выска­зывания исходят от такого человека науки, как Тейяр де Шарден, являющегося одно­временно человеком религиозным. Но если речь заходит о собственно философии, ко­торая не приемлет ни специализации науч­ного мышления, ни туманности поэтичес­ких и мистических излияний, то она повсю­ду встречает одно недоверие. Разумеется, признается, что философия принадлежит культуре, но лишь постольку, поскольку она была существенной формой человечес­кого мышления в прошлом и поскольку не может быть культуры без исторического познания предшествующих форм мышле­ния. В современном же мышлении филосо­фии якобы нет места, и сегодня многие соглашаются с тем, что если она еще не окончательно преодолена, то, во всяком

² Ср. наст. изд. Гл. 2 и 3.

 

случае, скоро совсем исчезнет. Мысль о конце или преодолении философии гос­подствует в современной рефлексии, и ее нельзя оставлять без внимания, когда мы говорим о необходимости философии.

а) Абсолютная необходимость философии

В смысле абсолютной необходимости необходимым является то, что не может не существовать. Необходимым в этом абсо­лютном смысле со всей очевидностью мо­жет быть только то, что вечно¹. А то, что имеет начало и конец во времени, не может быть необходимым в этом абсолютном смысле, поскольку сам факт, что нечто на­чинает быть или перестает быть, означает, что оно может и не существовать. Именно так и обстоит дело с философией. Мы в со­стоянии зафиксировать ее исторический ис­ток, поскольку она зародилась в Греции в VI веке до Рождества Христова, и она не переставала предрекать свой собственный конец, поскольку всегда стремилась пре­взойти себя в какой-то более высокой и со­вершенной науке. Философия, таким обра­зом, выступает как дело исключительно ис­торическое, определяемое своим началом и своим концом, одержимое идеей своего завершения и преодоления. И можно толь­ко констатировать существование филосо­фии как исторический факт, не приписывая ей необходимости, которую, вслед за Ари­стотелем и Кантом, можно назвать " аподи­ктической", то есть доказуемой с помощью непререкаемых доводов.

b) Историческая необходимость философии

Однако понятие вечной необходимости — это понятие, навязанное интерпретацией научного доказательства как основанного на математической дедукции. В самом де­ле, если мы признаём основные математи­ческие допущения, то из них неминуемо вытекают определенные следствия, пред-

'См.: Аристотель. О частях животных. I 1, 639 b 24. M., 1937. С. 35.

стающие как обусловленные вечной необ­ходимостью. Этому математическому оп­ределению необходимости современное мышление, ориентирующееся больше на физику, предпочитает детерминирующую необходимость. В этом смысле необходимо то, что порождено причинностью, дейст­вующей в соответствии с основными зако­нами природы. То, что порождено таким образом, может существовать хотя бы и временно, но от этого с не меньшей необходимостью, поскольку является неиз­бежным следствием строго определенных причин.

Итак, мы можем указать на ряд усло­вий, способствовавших зарождению фило­софии в Греции в VI веке до нашей эры. Прежде всего следует отметить, что к это­му времени население восточной части Сре­диземноморья достигло в своем развитии такого уровня ремесленной цивилизации, который, с одной стороны, позволял тео­рии развиваться на основе сознательной систематизации практики в искусствах и ре­меслах, а с другой стороны, делал ощути­мой ограниченность ремесленного произ­водства, носящего еще эмпирический и ру­тинный характер. Будучи застойным, ремесленное производство утрачивало свой престиж и, по мере развития греческого общества, все более становилось подне­вольным. Но возрастающее значение раб­ства, на деле отрицательно сказывавшегося на производственной деятельности, созда­вало благоприятные условия для " свобод­ных" занятий — для науки и философии. К тому же греки в большей степени, чем египтяне или персы, были предрасположе­ны к интеллектуальному творчеству, по­скольку они были не земледельцами, при­вязанными к земле, а людьми моря:

А в какой мере росту образования способ­ствует связь с морем, станет очевидным, если сравнить мастерство и прилежание мореходных народов и народов, которые отказывались от мореходства и которые, как, например, египтяне, индусы, погрязли в тупом, ужасном и постыдном суеверии, и если вспомнить о том, что все великие, полные устремлений народы рвались к морю².

² Гегель Г. В. Ф. Философия права. § 247. М., 1990. С. 273.

 

Море требует отваги и авантюризма, оно расковывает сознание, соприкасающееся с новыми обычаями, развивает предприим­чивость и расчетливость, связанные с прак­тикой торговли и учетом риска. Более того, для греков море не было только средством коммерческих или военных контактов с чу­жеземцами, как у финикийцев, оно поисти­не связывало воедино их национальную об­щность. Греция, которая стала центром развития цивилизации и философии, — это не материковая Греция Спарты или Фив, а та Греция, которая, от Ионии до Сици­лии, была разбросана по многочисленным островам и маленьким прибрежным рав­нинам, где над портовыми городами, сто­ящими у кромки воды, возвышались ак­рополи. Жизненной средой греческой нации был не континент, а море — все время меняющееся, неспокойное, обманчивое, ко­торое наряду с торговцами пересекали и от­чаянные люди, не имевшие другого багажа, кроме знаний и таланта. Это были пред­ставители науки и философии.

Однако очевидно, что данные обстоя­тельства являют собой лишь совокупность условий, благоприятствовавших зарожде­нию философии, но не обусловливавших его. Естественным было то, что рабовла­дельцы презирали физический труд. Но то, что из этого получилось, а именно что, осмысливая результаты ремесленного тру­да, они пришли к формулированию абст­рактных основ теоретических наук, — было нечто такое, необходимость чего мы, ра­зумеется, не можем доказать. На сей счет следует присоединиться к Ренану, который говорит о " греческом чуде" — во всяком случае в том смысле, что, объясняя со­здание греками цивилизации и философии, нельзя устранить роли случайности, при­сущей вообще свободной инициативе че­ловека.

Несомненно, что развитие торговли и предприимчивости создает благоприят­ные условия для интеллектуальных исканий и спекулятивного мышления. Но столь же несомненно, как об этом свидетельствует наша эпоха, что предприимчивость может остаться чисто практической, а спекуляция — сугубо коммерческой. Техническое раз­витие и социальный прогресс могут как препятствовать, так и содействовать фило-

софским исследованиям; они вполне могут развивать сугубо прагматические и технок­ратические установки. Когда индивид по­свящает себя чистому умозрению, он следу­ет своему призванию. Когда общество со­действует общему и незаинтересованному развитию интеллекта, поддерживая тем са­мым философское мышление, оно делает это в результате политического решения. Существование философии, стало быть, не является необходимостью, оно всегда за­висит от таких свободных решений, как выбор индивидами своей профессии и вы­бор государствами политики воспитания. В нашей сегодняшней цивилизации старые обскурантистские и консервативные преду­беждения против свободы мышления сое­диняются с технократическими и новатор­скими идеями, получающими все более ши­рокое распространение и часто даже среди тех, кто, занимаясь преподаванием филосо­фии, представляет ее как дисциплину, уже превзойденную прогрессом научно-техни­ческой специализации. Индивидуальные и социальные решения, направленные на сохранение философии, не только не явля­ются необходимыми, но кажутся даже все менее и менее вероятными.

с) Философия и жизнь

В самом деле, философия не кажется необходимостью и в том обыденном смыс­ле этого слова, когда говорят, это " то, без содействия чего невозможно жить" ¹. Лю­бое другое знание — научное, техническое, — содержащее в себе выводы, применимые в повседневной жизни, более необходимо, чем философия. Представляя собой сугубо умозрительное занятие, философия может зародиться только тогда, когда самые жиз­ненно важные потребности удовлетворены, когда у людей " оказалось в наличии почти все необходимое" ². Таким образом, можно сказать, что философия из всех наук " един­ственно свободная" ³. Ведь она появляется, когда достигнута свобода от элементарных

¹ Аристотель. Метафизика. V 5, 1015 а 20 // Соч.: В 4 т. М., 1975. Т. 1. С. 151.

² Там же. I 2, 982 b 22—23. С. 69.

³ Там же. 982 b 27.

 

потребностей, в то время как другие науки пребывают в зависимости от утилитарных целей; и философия сама способствует та­кому освобождению, поскольку учит неза­интересованному подходу и освобождает от последней формы зависимости, каковой является невежество:

Невежда несвободен, ибо ему противосто­ит чужой мир, нечто стоящее выше и вне его, от которого он зависит, причем он не создал этого мира для самого себя и пото­му он не чувствует себя в нем, как у себя дома'.

Тем не менее " во многих отношениях природа людей рабская" ². И не так просто, говоря о философии, утверждать сегодня, подобно Аристотелю: "...все другие науки более необходимы, нежели она, но лучше — нет ни одной" ³. Поскольку науки осво­бождают от природной необходимости, то они представляются более эффективными, чем философское умозрение, в деле дейст­вительного освобождения человечества. Благодаря своим практическим результа­там они избавляют нас от многого такого, к чему иначе мы были бы принуждены. Напротив, в обществе, недостаточно сво­бодном от нужды в связи с тем, что техника и наука не получили в нем должного раз­вития, философская свобода на деле может быть лишь индивидуальной привилегией, отвоеванной у скупой природы и социаль­ного утилитаризма.

Так, например, в Египте зарождение те­оретического рассуждения было связано с формированием жреческой касты, кото­рая располагала временем для досуга'¹. По­добным же образом Аристотель, говоря о греческом обществе, условием для заня­тия философией считал обладание рабами и даже наличие управляющего, освобожда­ющего хозяина от второстепенной необхо­димости руководить подневольной рабочей силой⁵. Разумеется, не все греческие фило­софы оправдывали рабство одних, потому

'Гегель Г. В. Ф. Лекции по эстетике. Ч. 1. Введение // Гегель Г. В. Ф. Эстетика: В 4 т. М., 1968. Т. 1. С. 106.

² Аристотель. Метафизика. I 2, 982 b 29—30 //Соч. Т. 1. С. 69.

'Там же. 983 а 10—11. С. 70.

⁴ См. там же. I 2, 981 b 23—25. С. 67.