Официальная позиция
Определение 1938 г. и соответствующее " правопонимание" стало на все последующие годы официальной и общеобязательной позицией и парадигмой для всей советской юридической науки, а все отклонения от этой " ортодоксии" считались до конца 80-х годов какой-то " ересью", отходом от канонизированного " марксистско-ленинского учения о государстве и праве". Живучесть и господствующие позиции этого " правопонимания" в советской юридической науке обусловлены, в конечном счете, большой внутренней адекватностью этого подхода к " праву" социально-исторической ситуации отсутствия какого-либо действительного права в условиях победившего социализма, всестороннего и полного утверждения социалистического тоталитаризма, монополизации всей власти в руках одной бессменно правящей партии. Именно с помощью такого " правопонимания" легче и удобнее всего можно выдавать за " право" приказные, партийно-политические и идео- Глава 3. Советский легизм 1 Там же. С. 4. 2 Там же. С. 3. логические установки, " нормы" и " правила" коммунистической диктатуры, которая под вывеской " административно-командной системы" (а это лишь несколько от времени вылинявшая и ослабев-1 шая, внешне отчасти измененная и подновленная, словесно общенародная, но по существу та же самая диктатура пролетариата) дожила до начала 90-х годов. • Ко времени Совещания 1938 г. было ясно, во всяком случае идеологам " правового фронта", что утвердившийся реальный социализм несовместим ни с доктринально обещанным " буржуазным правом" при социализме, ни с каким-либо другим (не классово-партийным, не диктаторским) правом: место права могло быть занято только неправовым законодательством. Для интерпретации же этого приказного, антиправового законодательства в виде " качественно нового" права пролетарского (а потом и общенародного) " государства" наиболее подходящей была легистская концепция правопонимания, автоматически считающая всякий закон (и любое законодательство) правом. Внешняя " юри-дичность", формальная " определенность", " нормативность" и т. д. здесь легко и беспроблемно сочетаются с внутренним произволом и противоправностью соответствующих " нормативных актов" и " норм". К тому же эта концепция (в силу своей внутренней бессодержательности) легко может быть подогнана под потребности любой доктрины и практики. Так, для приспособления к марксизму-ленинизму обычных легистских определений права как совокупности норм (правил поведения) оказалось достаточным добавить лишь слова (ничего по существу не меняющие и ни к чему фактически не обязывающие) о том, что эти нормы (правила поведения) выражают волю господствующего класса. В дальнейшем (в порядке, так сказать, " критики" Вышинского и " усовершенствования" его определения) к базовому легистскому определению права были добавлены и некоторые другие характеристики из доктринальной трактовки права (об обусловленности права материальными отношениями, о сочетании при социализме принуждения и убеждения, о воспитательной роли советского права и т. д.). Но подобные идеологические добавления не меняют сути дела — легистского оправдания в качестве права всего того, что прикажут официальные власти. Предшествующие Совещанию 1938 г. концепции правопонимания (20-х — первой половины 30-х годов) были более серьезно ориентированы на исходные доктринальные представления о судьбах права и государства после пролетарской революции. Кроме того, на всех этих концепциях так или иначе сказался опыт нэпа и действовавшего тогда настоящего (буржуазного) права. Уже в силу такой их связанности и отягощенности прежними представлениями и реалиями ни одна из предшествующих концеп- 304 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание ций не годилась для роли " единственно верной" правовой теории в новых неправовых условиях. К тому же каждая из этих концепций в обстановке относительного " плюрализма" подходов к праву до Совещания 1938 г. была в ходе взаимной критики и резких обвинений достаточно дискредитирована и не могла претендовать на какие-то монопольные позиции в юридической науке. Разумеется, и до Совещания 1938 г. в юридической литературе в том или ином варианте развивалось легистское представление о советском праве как совокупности норм, изданных и поддерживаемых государством. В контексте многих других трактовок права в 20-х — начале 30-х годов такое понимание права было охарактеризовано как буржуазно-нормативистское и не получило сколько-нибудь заметного влияния и распространения. После же Совещания 1938 г. легистский подход к праву, утвержденный в противовес всем прежним подходам как враждебным и антимарксистским, получил статус и монопольные позиции официальной правовой доктрины — подлинного " марксистско-ленинского учения о праве". Такой насильственный монополизм в науке означал лишение ее самостоятельного, объективно-исследовательского, познавательного, собственно научного статуса, превращение ее в служанку тоталитарной власти, в послушного и безоговорочного апологета антиправового законодательства и неправовой практики. Приказное " правопонимание", одобренное " с подачи" Вышинского Совещанием 1938 г., полностью и без всякого исключения господствовало в советской литературе вплоть до второй половины 50-х годов, когда после критики " культа личности Сталина" на XX съезде КПСС появилась хотя бы минимальная возможность высказать какую-либо иную точку зрения по проблематике понятия и определения права. И в общетеоретических работах, и в области отраслевых юридических дисциплин почти дословно повторялась (в той или иной редакции) дефиниция Вышинского, воспроизводились все основные положения соответствующих подходов к праву и государству1. Этот тип понимания, определения и трактовки " права" по существу сохранился и в последующие годы, когда с начала 60-х годов по аналогии с " советским социалистическим общенародным государством" стали говорить о " советском социалистическом обще- 1 См., например: Советское государственное право. М., 1938; Голунский С.А., Стро-гович М.С. Теория государства и права. М., 1940; Денисов А.И. Теория государства и права. М., 1948; Аржанов М.А. Теория государства и права. М., 1948; Он же. Государство и право в их соотношении. М., 1960; Вышинский АЛ. Вопросы теории государства и права. М., 1949; Теория государства и права. М., 1949; Александров Н.Г. Сущность права (К вопросу о сущности исторических типов права). М., 1950; Он же. Законность и правоотношения в советском обществе. М., 1955; Теория государства и права. М., 1955; и др. Глава 3. Советский легизм народном праве". На XXII съезде КПСС в 1962 г. утверждалось, что на современном этапе, когда социализм победил не только полностью, но и окончательно, когда советское общество вступило в период строительства коммунизма, диктатура пролетариата в СССР с точки зрения внутреннего развития перестала быть необходимой. Социалистическое государство, которое возникло как государство диктатуры пролетариата, на современном этапе, говорилось в решении съезда, превратилось в " общенародное государство" 1. Но положения о переходе от государства и права диктатуры пролетариата к общенародному государству и праву носили по существу декларативный и пропагандистский характер, поскольку некоторые изменения в политическом режиме, законодательстве, хозяйственной, духовной жизни страны и в целом мероприятия по " преодолению последствий культа личности Сталина" фактически не затронули социальные и экономические характеристики общества, фундаментальные принципы, функции и структуры диктатуры пролетариата и его репрессивно-приказной регулятивной системы. И в условиях декларированного перехода к " общенародному государству и праву" в советской юридической науке, за очень редким исключением, продолжали господствовать слегка словесно модернизированные, но по существу прежние представления о праве вообще и советском социалистическом праве как совокупности (или системе) правил поведения (норм), установленных государством и обеспеченных его принуждением2. По существу отстаивая " правопонимание", сфабрикованное в 1938 г., и лишь словесно открещиваясь от некоторых его одиозных моментов, приверженцы этого официального подхода к праву — Н.Г. Александров и др. — изображали себя как единственных и истинных борцов за право и законность, а всех остальных обвиняли в пропаганде " нигилистического отношения к нормам права под флагом борьбы с " нормативизмом" 3. На самом же деле образцы практической реализации идей и представлений этого направления о " законности", о " праве", его " нормативности", " четкости", " формальной определенности", " ин-ституциональности" и т. д. в наиболее полном, адекватном, аутентичном и классическом виде представлены практикой массовых реп- 1 См.: XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Ч. Ш. М., 1963. С. 303. 2 См., например: Теория государства и права. Основы марксистско-ленинского учения о государстве и праве. М., 1962; Общая теория советского права. М., 1966; Основы теории государства и права. М., 1969; Недбайло П.Е. Введение в общую теорию государства и права. Киев, 1971; Теория государства и права. М., 1968 (II изд. — 1974); Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Основные институты и понятия. М., 1970; Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Социалистическое право. М., 1973; Теория государства и права. Л., 1982; Теория государства и права. М., 1983; Основы теории государства и права. М., 1988; и др. 3 Александров Н.Г. Сущность права (К вопросу о сущности исторических типов права). С. 53. 306 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание рессий и беззаконий, неслыханного бесправия и произвола 30-х — начала 50-х годов. А ведь это было время безраздельного господства именно этого тоталитарного " нормативизма" и антиправового легизма. Весьма показательно, что и после разоблачения " культа личности Сталина" в научной и учебной литературе 60—80-х годов прежние концептуальные представления не просто развивались и тиражировались в благоприятном режиме официальной идеологии, но и агрессивно отстаивались и пропагандировались в качестве " безусловно, правильной" 1 трактовки советского социалистического права. В этом же духе Иоффе и Шаргородский в начале 60-х годов откровенно признавали, что их понимание и определение права " основано на тех же посылках, что и общее определение понятия права, данное в 1938 году" 2. И это не было позицией отдельных авторов, это было официальное кредо советской юридической науки того времени. Для реабилитации тоталитарного " правопонимания" 1938 г. и дальнейшего его использования (но без " ошибок" Вышинского) в качестве официальной позиции советской юридической науки Совещание 1938 г. стали изображать как важную и плодотворную веху в развитии марксистско-ленинского учения о государстве и праве, несколько, правда, омраченную обстановкой культа личности Сталина и некоторыми теоретическими и методологическими " ошибками" Вышинского. Типична и характерна в этой связи положительная оценка Совещания 1938 г. в многотомном труде по марксистско-ленинской общей теории государства и права, подготовленном ведущими авторами того времени и призванном, так сказать, обобщить опыт и наметить пути в дальнейшем развитии не только советской, но и всей социалистической юридической науки. " Одним из событий в жизни советской правовой науки, — отмечали авторы первой кни-ти этого издания, — явилось Всесоюзное совещание по вопросам науки советского права и государства, состоявшееся в 1938 году. По своему замыслу совещание было призвано подвести итог идеологической борьбы, которую пришлось выдержать представителям марксистско-ленинской государственно-правовой мысли со всеми теми, кто пытался исказить марксистско-ленинское учение о государстве и праве" 3. По такой оценке получается, что Вышинский и его сторонники как " представители марксистско-ленинской государственно-правовой мысли" выдержали и выиграли " идеологическую борьбу" про- Глава 3. Советский легизм 1 Александров Н.Г. Право и законность в период развернутого строительства коммунизма. М, 1961. С. 204. 2 Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. Вопросы теории права. М., 1961. С. 59. 3 Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Основные институты и понятия. М., 1970. С. 173. тив таких " исказителей" подлинного " марксистско-ленинского учения о государстве и праве", как казненные ко времени Совещания 1938 г. Пашуканис и Крыленко или давно умершие Рейснер, Стуч-ка и др. Так ведь то же самое говорили Вышинский и другие участники Совещания 1938 г. Обходя эти неприятные моменты, авторы названного курса продолжают: " К несомненным достижениям совещания следует отнести прежде всего то, что оно отвергло вульгарно-материалистический подход к пониманию государства и права вообще, Советского государства и права в частности. Было отвергнуто понимание советского права как отмирающего буржуазного права. Совещание подчеркнуло значение нормативной стороны советского социалистического права. Все это, несомненно, было призвано обеспечить проведение в жизнь принципа социалистической законности, абсолютно необходимого для социалистического строительства" 1. То, что здесь анонимно названо " вульгарно-материалистическим подходом", на самом деле, судя по концепциям Стучки, Пашу-каниса, Разумовского и ряда других ведущих советских авторов 20-х и начала 30-х годов, было во многом лишь воспроизведением и толкованием в духе тогдашней коммунистической идеологии и социалистической практики соответствующих положений из трудов Маркса, Энгельса и Ленина, руководящих решений правящей большевистской партии. Во всяком случае учение марксизма-ленинизма о государстве и праве в трактовке этих юристов 20-х годов было ближе к соответствующим первоисточникам, нежели в толковании Вышинского и его последователей. Авторы же цитируемого курса пытаются потребности господствующей идеологии и практики во все новой и новой версии " подлинного марксизма-ленинизма" завуалировать, как это делал и Вышинский, поисками " козлов отпущения" и обвинениями предшественников в " извращении", " искажении" и т. д. Даже об " отмирающем буржуазном праве" в приведенной из курса цитате говорится так, будто данное представление о судьбе права после пролетарской революции восходит не к Марксу и Ленину, а к Пашуканису. Упомянутая авторами курса " нормативная сторона советского социалистического права", подчеркнутая и тем самым как бы сохраненная для жизни Вышинским, стала не просто одним из расхожих реабилитирующих аргументов в пользу Совещания 1938 г., но и вообще каким-то мистическим, во всяком случае явно иррациональным символом для всех поколений приверженцев этого тоталитарно-легистского " правопонимания". Они узнают и признают друг друга по " нормативности права", хотя все это — лишь слова пароля на " правовом фронте", к тому же неверно понятые и 1 Там же. Глава 3. Советский легизм не к месту используемые, поскольку их позиция в принципе исключает как сколько-нибудь теоретически последовательную концепцию нормативности, так и признание какого-нибудь объективного критерия отличия правовой нормы от явного произвола в форме закона или иного официально-властного установления, априорно являющегося для них " нормативно-правовым" актом. Сторонники этого официального подхода были настолько заняты защитой " нормативности права", которой, правда, никто не угрожал, что им просто некогда было объяснить непосвященным тайну родства столь восхваляемого ими " правопонимания" со сталинской тиранией и произволом в последующие десятилетия. Не случайно же именно это " правопонимание" получило официальное признание антиправовой тоталитарной системы и более полувека монопольно господствовало во всей социалистической юриспруденции. Ясно, что " нормативность социалистического права" была лишь иносказанием — одним из необходимых для тоталитаризма юридических мифов, с помощью которого бесправие изображалось как торжество " права высшего типа", положения насильственно-приказного, антиправового законодательства — как нормы права, беззаконие — как социалистическая законность и т. д. Только поэтому данное " правопонимание" и пользовалось официально-властной поддержкой. Критика " ошибок" Вышинского и " недостатков" его определения права в названном курсе и в других работах данного направления носила во многом декларативный характер, поскольку велась с позиций защиты основных положений Совещания 1938 г. и завуалированного смысла " нормативности советского права", " нормативной специфики права" 1, под которой и Вышинский, и все сторонники этого подхода имеют в виду насильственно-приказной характер права. В духе приспособления определения права Вышинского под свое время авторы курса, в частности, отмечали: " Подчеркивание нормативной специфики права — верное само по себе — сопровождалось игнорированием тех аспектов права и правового регулирования, которые связаны прежде всего с общественными отношениями" 2. Это очень странное сетование: с одной стороны, в Трою со всякого рода хитростями и уловками протаскивают бутафорного коня, а с другой стороны, как бы сожалеют, что он не живой. Одно исключает другое: или вы действительно хотите общественно обусловленного и определенного права, тогда не выдавайте за право насильственно-приказные веления (" нормы", " нормативные акты") тоталитарной власти, полностью ликвидировавшей всякую незави- 1 Там же. С. 174. 2 Там же. симость и самодеятельность общества, или для вас право — это лишь принудительные предписания официальных представителей -тоталитарной системы, тогда при чем тут апелляции к " обществу", которое при тоталитаризме (и, кстати говоря, для тоталитарного " правопонимания") лишено всякого, в том числе и правообразую-щего, значения. В курсе перечисляются и другие " недостатки" определения Вышинского: " нечеткость методологических позиций и недостаточно последовательный материалистический подход к истолкованию права", " отсутствие указаний на материальную обусловленность права", указание лишь на принуждение в качестве средства " обеспечения правовых предписаний", тогда как применительно к социалистическому праву, " выражающему волю сознательных тружеников общества", это " соблюдение правовых предписаний обеспечивается прежде всего высокосознательным отношением большинства граждан к исполнению всех предписаний и большой организаторской, воспитательной работой партии и государства" 1. Это сочетание принуждения с убеждением при социалистическом тоталитаризме народ, прошедший " воспитательную" академию " большого террора" и прочих репрессий, с меткой иронией окрестил " принудительно-добровольным порядком". Тоталитарное же " правопонимание" (и у Вышинского, и у его последователей) стремится изобразить дело так, будто принуждение (с " добровольностью" или без нее) связано лишь с обеспечением и исполнением права, а не с самим содержанием и сутью их насильственно-приказного варианта " права", " правовых предписаний", " правовых норм" и т. д. Право подразумевает, конечно, соответствующие санкции, но сами по себе санкции еще не свидетельствуют о наличии права и правовой нормативности. При отсутствии же права не может быть и правовых санкций, вместо которых в ситуации бесправия действуют произвол и насилие. В многочисленных других работах 70—80-х годов по существу лишь воспроизводились (в той или иной вариации) те же самые подходы и оценки, что и в названном фундаментальном курсе. Особо много усилий было приложено (и до и после названного курса), чтобы как-то развести в разные стороны определение 1938 г. и его одиозного автора. " Впервые в советской юридической науке, — писал Л.С. Явич, — нормативный характер права был подчеркнут отнюдь не Вышинским, а Н.В. Крыленко в связи с критикой концепции Е. Пашуканиса, сводившего право к общественным отношениям. Иное дело, что в интерпретации Вышинского нормативность права неоправданно формализировалась, что ей придавался волюнтаристский оттенок, а сами юридические нормы были действитель- 1 См. там же. С. 173—175. 310 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание но сведены только к государственным велениям, приказам, исполнение которых обеспечивается якобы лишь одним принуждением" 1. В другой публикации 60-х годов авторство в отношении " нормативности социалистического права" приписывалось уже не Крыленко, а самим " классикам марксизма-ленинизма" 2. В духе " существенного усовершенствования" определения Вышинского авторы этой статьи (Д.А. Керимов, П.Е. Недбайло, И.С. Само-щенко, Л.С. Явич), в частности, писали, что " классики марксизма-ленинизма, помимо всего прочего, непрестанно подчеркивали нормативность социалистического права, связывая его понятие с тем, что оно играет роль " масштаба" поведения, регулятора общественных отношений" 3. Между тем на уровне простого факта известно, что " классики марксизма-ленинизма" вообще не говорили ни о " социалистическом праве", ни тем более о " нормативности социалистического права". Также и А.Ф. Шебанов, защищая " утвердившееся в советской юридической науке понятие права как системы норм (правил поведения)", т. е. определение права 1938 г., писал: " Положение о нормативном характере права иногда приписывают Вышинскому на том основании, что оно было высказано в его докладе на совещании юристов в 1938 г. Однако в действительности это положение было результатом коллективного творчества ученых Института права АН СССР, о чем заявлял и сам Вышинский" 4. Непреходящее значение " нормативно-классового понимания права" 5 образца 1938 г. отмечается и в книге времен перестройки. Правда, цитируемому автору в определении Вышинского нравится не все. " В советской литературе, — пишет он, — подвергалась критике наиболее серьезная ошибка, допущенная в сформулированном в 1938 г. А.Я. Вышинским определении советского права, состоявшая в том, что в нем игнорировалась воспитательная роль социалистического права, которое сводилось к мерам принуждения, постулировалось, что его применение " обеспечивается всей принудительной силой социалистического государства" 6. " Советская литература", которая здесь имеется в виду, конечно, " критиковала" определение Вышинского в весьма щадящем режиме, памятуя о суке, на котором сидит. 1 Явич Л.С. Об определении социалистического права // Правоведение, 1963, № 4. С. 109. 2 Керимов Д.А., Недбайло U.E., Самогонка И.О., Явич Л.С. К вопросу об определении понятия социалистического права (по поводу статьи Я.Ф. Миколенко " Право и формы его проявления") // Правоведение, 1966, № 2. С. 18. 3 Там же. С. 17, 18. 4 Шебанов А.Ф. Проблемы теории социалистического права и идеологическая борь-ба//Проблемы государства и права. Выпуск 12. М., 1976. С. 4, 5. 5 Нормы советского права. Проблемы теории. Саратов, 1987. С. 16. 6 Там же. С. 32—33. Глава 4. В поисках новых подходов к праву Но была и другая юридическая литература с совершенно другими оценками и Совещания 1938 г., и позиции Вышинского, и последующего развития " официального" правопонимания его сторонниками и последователями.
|