Нравственное значение покаяния

Покаяние (греч. μ ε τ ά ν ο ι α) – одна из основных религиозных установок в иудеохристианской традиции, выражающая признание человеком своих грехов перед Богом и его сожаление о них, решимость и обещание не допускать их впредь. В Православной и Римо- Католической Церкви Покаяние входит в число церковных Таинств и тем самым наделяется догматическим и онтологическим смыслом как конститутивный элемент фундаментального отношения Человек – Бог: впадая в грех, человек разрывает связь, разобщается с Богом, а через покаяние очищается от греха и восстанавливает общение. Преподобный Ефрем Сирин пишет: «Покаяние берет грешных и делает их праведными... кого грех губит, тех оно вос­создает» [Ефрем Сирин, прп. Уроки о покаянии. С. 353, 349]. Этот смысл основан на Священном Писании: Благая Весть открывается призывом к покаянию в проповеди Иоанна Крестителя, а в Первом послании апостола Иоанна сказано: Если исповедуем грехи наши, то Он... простит нам грехи и очистит нас... (1 Ин. 1: 9).

В аскетической традиции восточного христианства, являющей­ся ядром православной духовности, покаяние рассматривается как начальная стадия пути духовного восхождения христианина, следующего от обращения (акта выбора вступить на путь к Богу) до свершающегося по благодати обожения, актуального претворения человеческой природы в божественную. Ранний период развития традиции (IV–VII вв.) характерен особой, преимущественной сосредоточенностью на покаянии. В «Апофтегмах» оно еще выступает как важная (Авва Антоний говорил авве Пимену: «Великий подвиг для человека – раскаяние во грехах своих пред Богом»), однако относительно простая установка («Один брат спросил авву Пимена: что значит – раскаяться во грехе? «Не делать более греха», отвечал старец»; или же: «Коль скоро человек впадает в грех и скажет: согрешил я, грех тотчас проходит»). Но весьма скоро покаяние становится особой областью аскезы. Создается углубленная культура покаяния, развивающая специфические покаянные практики, детально обсуждающая роль покаяния в духовной жизни, пристально рассматривающая связанные с ним душевные состояния. Тема покаяния становится непременной частью аскетических текстов; дефиниции понятия «покаяние» у разных авторов достигают великого числа и разнообразия.

В складывающемся православно-аскетическом учении о покаянии центральными текстами можно считать обширный комплекс покаянных писаний прп. Ефрема Сирина, а также «Лествицу» прп. Иоанна Лествичника, в которой Ступень 5, с тесно к ней примыкающими Ступенями 6 и 7, являет собой как бы отдельный малый трактат о покаянии.

Ступень 5 начинается рядом определений, каждое из которых открывает новую сторону понятия и затем развивается в особую тему: «Покаяние есть возобновление крещения. Покаяние есть очищение совести. Покаяние есть завет с Богом об исправлении жизни. Покаяние есть примирение с Господом чрез совершен благих дел, противных прежним грехам. Покаяние есть помысел самоосуждения... Покаяние есть дочь надежды и отвержение отчаяния» [Иоанн Лествичник, прп. Лествица. 5, 1 // Добротолюбие Гл. О покаянии. Т. 2. С. 495 – 496] и т. д.

Один из авторитетных учителей исихастской практики пишет: «Страдания кающегося не суть ни нервное расстройство, ни следствие неудовлетворенных страстей похоти, ни психоло­гический конфликт, ни потеря разумного контроля; нет в них и какой-либо иной патологии. Совсем нет. Они, эти страдания, по природе своей принадлежат иному плану бытия» [Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть.С. 89]. Покаяние же на поверку характеризуется совершенно иными свойствами: «Надобно неотменно познать грех и мерзость его, кто хочет истинно покаяться... Без познания греха истинное покаяние не бывает, как без познания болезни исцеления не бывает» [Тихон Задонский, свт. Об истинном христианстве. С. 193].

Таким образом, аналогией покаянию является не болезнь, а исцеление. В духовной жизни эти феномены понимаются не в эмпирическом, а в онтологическом смысле: «болезнь» – погруженность в стихию греха, «исцеление» – избрание пути к Богу и прочное вступление на этот путь. Для этого требуется полная «перемена ума» (буквальный смысл греческого μ ε τ ά ν ο ι α), преодоление и совершенное оставление всех прежних склонностей, слабостей, привязанностей, разрыв со всем бывшим порядком существования. Странные, а порою и дикие, жестокие с мирской точки зрения, они тем не менее необходимы для того, чтобы «раскачать» устоявшиеся структуры внутреннего мира, вывести этот мир из привычных стереотипов существования и сделать способным к коренному изменению. Поэтому комплекс радикальных психологических средств и экстремальных душевных состояний, объемлемый собирательным понятием «сокрушение» (греч. π έ ν θ ο ς), образует центральное ядро всей икономии покаяния.

В данном пункте, учения о покаянии в восточном и западном христианстве расходятся между собой. Это расхождение, в свою очередь, вытекает из более общего различия в самой трактовке покаяния и его назначения. Используя патристическую схему трех уровней или типов устройства сознания (по прп. Исааку Сирину, естественное устройство отвечает обычному эмпирическому познанию, противоестественное – страстным состояниям и сверхъ­естественное – восхождению к общению и соединению с Богом), можно, несколько упрощая, сказать, что, по католическому учению, покаяние должно совершить возврат из противоестественного состояния в естественное – и для этого не требуются экстремальные средства. Согласно определению 14-й сессии Тридентского собора (1551), «нет необходимости, чтобы скорбь о грехе... была бы сильнее иных и естественных скорбей» (Contrition //A Catholic Dictionary.P. 221).

В отличие от этого, в Православии суть покаяния – в достижении не естественного, а сверхъестественного устроения внутреннего мира, пусть хотя бы в зачатке и для каждого в свою меру, не поддающуюся строгой регламентации и формализации. Умоперемена, μ ε τ ά ν ο ι α, здесь понимается не только в эмпирическом плане, как раскаяние в конкретном содеянном грехе, но и в плане онтологическом, как бытийный выбор, выбор стратегии преодоления и превосхождения естества. Таким образом, покаяние здесь – не столько «примирение с Богом» (стандартная католическая формула), сколько духовные врата, со входом в которые для хрис­тианина начинается онтологический процесс духовного восхож­дения. Поэтому покаяние нуждается в участии благодати и все высшие ступени процесса от него неотрывны: «Благодать покая­ния есть восхищение души к Богу... Чрез покаяние совершается наше обожение» [Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. С. 26 – 27]. Именно этот онтологический аспект покаяния, его связь со стяжанием благодати и обожением, и делает необходи­мым присутствие в его составе всех крайних средств, собранных воедино в комплексной установке сокрушения. Без них, без «предельного напряжения раскаяния» (архим. Софроний) человеку не удержать премирной ориентации своих энергий.

Отсюда же следует еще одна особенность православного покаяния, также подчеркивающая его радикальный характер: покаяние не является лишь начальной ступенью духовного процесса, оно должно возобновляться и продолжаться без конца. На это усиленно указывают учители аскезы. По прп. Исааку Сирину, «двадцать четыре часа дня и ночи имеем мы нужду в покаянии» [Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. С. 201]; согласно свт. Феофану Затворнику, «пребывать в мире с Богом нельзя без не­прерывного покаяния... непрерывно должно каяться» (цит. по: Умное делание о молитве Иисусовой. С. 101). В свою очередь, архимандрит Софроний, говоря о том же, одновременно очерчивает православное понятие metanoia: «Греческое слово metanoia значит радикальное изменение нашего умного подхода ко всей жизни – переход от старого мировидения к видению в «обратной» иконографической перспективе: чрез смирение восход к Всевышнему; ибо чрез гордость мы ниспали во тьму кромешную. Так начинается наше покаяние, которому нет конца на земле: конец – в совершенном уподоблении Христу Богу» [Софронии (Сахаров), архим.Видеть Бога как Он есть. С. 63].

Суть православного понимания покаяния также выражают предсмертные слова аввы Сисоя Великого, сказавшего «явившемуся ему Иисусу Христу: «Дай мне, Христе, время на покаяние»... Стоявшие около его одра братья спросили: «Ты ли еще не покаялся?» Святой ответил: «Поверьте, братья, я еще не начинал каяться».