ПОНИЦАА 2 страница

 

Предрассудки мировосприятия

 

Поскольку мы уже обсуждаем и далее будем обсуждать феномены, в значительной степени выходящие за пределы нашего привычного мировосприятия — влечение к смерти, авитальную активность, систему хронификации жизни и ее механизмы, — нам необходимо сконцентрировать всю свою энергию для принятия, удержания и закрепления новой позиции. Против нее восстает наше привычное мышление, наши знания, эмоции, но без нее невозможно адекватно понять проблемы как нормального, так и патологического функционирования психики.

Попытаемся представить себя в положении людей, обладающих органами чувств (коим они привыкли доверять), вынужденных вдруг поверить, что маленькое Солнце, которое, очевидно, вращается вокруг большой Земли, на самом деле является огромным огненным шаром, вокруг которого вращается маленький шарик Земли. Это очень сложно. Это никогда не получается сразу. Что с того, что более двух тысяч лет тому назад Аристарх Самосский доказал, что Земля — это шар, вращающийся вокруг Солнца? Ни античность, ни средневековье не признали его. Это знание никому не мешало ещё восемнадцать столетий верить в обратное.

Шопенгауэр в трактате «Мир как воля и представление» писал, что «скорее совы и летучие мыши спугнут солнце обратно к востоку, чем познанная истина, выраженная с полной ясностью, снова подвергнется изгнанию, чтобы старое заблуждение опять невозбранно заняло свое просторное место»[6]. Если рассматривать историю человечества с этих позиций, то наше солнце, не останавливаясь, катится на восток, и, как бы в насмешку над великим трудом философа, большая часть его книг пошла после издания в макулатуру.

До сих пор есть много людей, которые верили и верят, что они — единственные из всех живых существ созданы по образу и подобию Бога. Не меньшее количество людей, включая преподавателей биологии, верят, что эту веру разрушил Чарльз Дарвин, доказавший происхождение человека от обезьяны. И то, и другое — всего лишь традиции мировосприятия и вера. На самом деле Дарвин в работе «Происхождение видов путем естественного отбора», вышедшей в 1859 году, ничего не говорит о происхождении человека из обезьяны. Этот вывод спустя три года сделал Фохт, затем почти одновременно Гексли и Геккель. Книги Дарвина «Происхождение человека и половой отбор» и «О выражении эмоций у человека и животных» появились лишь через 12 лет.

Фохт, более известный российскому читателю в компании с Бюхнером и Молешоттом как «вульгарный материалист», поскольку утверждал, что мозг продуцирует мысль так же, как печень — желчь, прочитал в 1862 и опубликовал в 1863 году «Лекции о человеке, его месте в мироздании и в истории Земли». В них, сравнивая анатомию человека и обезьяны, Фохт резюмирует: «...согласно ли с данными науки выведение человека от типа обезьян? Отрывочные данные, имеющиеся в настоящее время для будущей постройки моста, который должен быть перекинут через пропасть, отделяющую людей от обезьян, вам уже известны… Человек является... не особенным каким-то созданием, сотворенным совершенно иначе, нежели остальные животные, а просто высшим продуктом прогрессивного отбора животных родичей, получившимся из ближайшей к нему группы животных»[7]. Тактичный Фохт отмечает здесь же, что Дарвин о происхождении человека от обезьяны не сказал лишь из-за консерватизма Англии. Но факт остается фактом — не сказал.

Еще через год, в 1863 г., выходит книга Томаса Генри Гексли «Человек и место его в природе», в которой показано, что горилла стоит ближе к человеку, чем даже к большинству других обезьян. В том же году на съезде врачей и естествоиспытателей с докладом об этапах эволюции человека от древнейших приматов выступает Геккель.

Таким образом, хотя происхождение человека от других животных доказал не Дарвин, следует все же заметить, что органическая клетка на сегодняшний день имеет больше оснований гордиться своим божественным происхождением, ибо оно точно не известно и оставляет место для фантазий, а происхождение человека от обезьяны — хорошо доказанный научный факт. Правда, этот научный факт совершенно не мешает основной массе человеческих индивидов продолжать верить в Бога и строить на этом основании различные забавные теории Богоизбранности, Богочеловека, Человекобога и тому подобные. Факт существования ископаемых животных в Земле креационисты[8], например, объясняют желанием Бога «запутать» будущих исследователей. Создавая мир за семь дней, Бог, оказывается, предусмотрительно вложил в земные породы все ископаемые виды животных. Более здравомыслящие креационисты не спорят с эволюционистами и даже соглашаются с тем, что человек был создан Богом из обезьяны, но ведь создан Богом, — говорят они, а что касается времени акта творения, так то, что на часах Бога семь дней, то на земных часах миллионы лет, и то, что для человека обезьяна, для Господа — прах земной.

Французский просветитель восемнадцатого века Кондорсе в «Эскизе исторической картины прогресса человеческого разума» наивно изобразил историческое развитие человечества в виде бесконечного прогресса, обусловленного внешней природой, культурными достижениями и взаимодействием людей. Он очень досадил всему прогрессивному человечеству и, можно сказать, сам малодушно опроверг своё учение, «бессовестным образом» покончив жизнь самоубийством в тот момент, когда «прогрессивное человечество» собиралось его самым прогрессивным и культурным способом гильотинировать. Как откровенно писал в биографии Робеспьера советский историк Левандовский: «Под грохот сражений и стук гильотины шёл непрерывный процесс созидания»[9]. Если и может быть среди этого «прогрессивного» грохота и стука самое глубокое заблуждение — так это то, что наши истины кому-нибудь очень нужны. Те знаменитые сто книг, которые следует иметь в своей библиотеке и в которых умещается вся мудрость человечества, всегда безошибочно оказываются во всех кострах, которые жжёт толпа, подогревая свои революционные порывы и свято веря неважно во что...

 

*

Мы очень долго верили в уникальность собственной разумности. Декарт, cogito ergo sum и т.п. Последними «нехорошими» людьми, которые разбили и эту веру, отказавшись от идеи «чистого разума», доказав, что большая часть психической деятельности обусловлена биологическими влечениями и протекает за пределами сознания, были Зигмунд Фрейд и Карл Густав Юнг. Не Фрейд и не Юнг, разумеется, были первыми, кто указал на факт существования бессознательного[10], но они — те два бесстрашных капитана, которые со своими командами совершили «кругосветное путешествие» вокруг мозга, вернее сказать, сквозь мозг. Они начали с биологических основ индивидуальной психики — влечений (Фрейд), прошли её насквозь и вышли с другой стороны на её биологическую же коллективную структурную основу — архетипы (Юнг).

Кризис человеческого самопознания, о котором открыто заговорили сейчас многие философы и психологи, а более проницательные сумели предчувствовать ещё в конце семнадцатого века[11], есть следствие именно этого «путешествия» в глубины психики. Никто не спорит, что психика человека не познана полностью. Но та особая эйфория её избранности, эйфория безграничных возможностей человеческой психики, характерная для мыслителей античности, эпохи Возрождения, сменилась настоящим шоком возможной конечности познания человеческого разума и возможной познавательной конечности человеческого разума. Человек больше не представляется нам уникальным и непознаваемым микрокосмосом, который может вместить в себе Вселенную. Человек конечен и ограничен, а следовательно — познаваем. Даже вооружившись электронным микроскопом и самым мощным телескопом, мы недалеко уйдем от того платоновского человека, способного воспринять лишь пляску теней на стене своей пещеры.

Три плоскости изучения человеческой психики (индивидуальное сознание, индивидуальное бессознательное и коллективное бессознательное – объективная психика) обозначены, и уже многим понятно, что в психике ничего кроме этого и нет. Идея избранности, инакости, особенности человека, согревающая на протяжении тысячелетий сердца миллиардов людей на Земле, рушится на наших глазах. Оказалось, что человека можно изучать точно так же, как пчелу или лягушку. Человек познаваем. Психика человека познаваема. Компьютер обыграл человека в шахматы.

Индивидуальное сознание, индивидуальное бессознательное и коллективное бессознательное (объективная психика) составляют личность, и более в ней нет ничего. Наше индивидуальное сознание организует жизнедеятельность таким образом, чтобы обеспечить удовлетворение наших насущных потребностей в условиях окружающей действительности. Для этого оно использует модели поведения, выработанные в процессе индивидуального существования и хранящиеся в индивидуальном бессознательном. Врождённая объективная психика, независимо от индивидуального опыта, незаметно для нас организует всё наше восприятие, мышление и поведение так же, как врождённая модель гнезда организует индивидуальное гнездостроительное поведение птицы. Палочки и веточки, мох и пух для постройки гнезда птица берёт из окружающей среды, но складывает их в единое целое по той модели, которая изначально уже заложена в структуре её психики.

Процесс развития науки (который часто сравнивают с захватом многоэтажного дома, когда часть учёных совершает прорыв на следующий этаж, а часть последовательно занимает комнаты уже захваченных этажей) привёл к неприятному осознанию, что мы уже забрались на самую крышу и дальше двигаться некуда. Как пишет Роберт Антон Уилсон в работе, посвящённой квантовой психологии, «в нашем столетии человеческая нервная система обнаружила и свой созидательный потенциал, и свои собственные границы»[12].

Выше индивидуального сознания — только мёртвая материя, фиксирующая следы нашей психической деятельности, например, лист папируса или бумаги. Ниже — биологическая, хоть и живая, но бездушная органическая материя, фиксирующая и передающая следы, на основании которых строится всё функционирование нашей психики. Поломка самой незначительной «платы» в этой системе — и от нашей гордости самосознания не останется и следа. При переходе на молекулярный, субмолекулярный и субатомный уровни исследование психических и личностных особенностей утрачивает смысл: там нет нашей психики. Урна с пеплом мозга Эйнштейна поможет нам понять законы функционирования психики не больше, чем урна с пеплом мозга олигофрена. «Более глубокие слои души утрачивают свою индивидуальную неповторимость, по мере того как всё дальше и дальше отступают во мрак. Опускаясь всё ниже и приближаясь к уровню автономно функционирующих систем, они приобретают всё более коллективный и универсальный характер, пока окончательно не угасают в материальности тела, то есть в химических субстанциях... Следовательно, “на самом дне” душа суть просто “Вселенная”»[13], — этот факт хорошо понял в начале двадцатого века Юнг. Неудивительно, что в последнее время исследования законов человеческой психики и исследования законов Вселенной так тесно переплелись между собой.

Поднимающийся по лестнице самопознания человек увидел небо, в котором его нет. Опускающийся в глубины самопознания человек увидел землю, в которой его тоже нет. Между небом и землей существует человек, до страданий которого нет никакого дела ни небу, ни земле. Ужас заброшенности, ужас оставленности, «ужас космического одиночества»[14] парализует душу человека.

Я верил, я думал, и свет мне блеснул наконец;

Создав, навсегда уступил меня року Создатель;

Я продан! Я больше не Божий! Ушел продавец,

И с явной насмешкой глядит на меня покупатель [15].

 

Это доминирующее ощущение покинутости, одиночества, лежащее в основе любой религии и философии — следствие познавательного тупика, в котором оказалось человечество. В поэзии Иосифа Бродского мне всегда слышался очень тонкий, едва уловимый лейтмотив. Не так давно мне стало казаться, что я его стал понимать: Бродского не радует жизнь, и он завидует мертвым вещам.

 

…не плачь о том, что жизнь проходит

и ничего тебе совсем не дарит.

Всего лишь жизнь. Ну вот, отдай и это,

ты так страдал и так просил ответа,

спокойно спи. Здесь не разлюбят, не разбудят,

как хорошо, что ничего взамен не будет…

 

Мандельштам еще откровеннее:

 

О, как же я хочу,

не чуемый никем,

Лететь вослед лучу,

где нет меня совсем…

 

Но всё это лишь верификационная лирика, как сказал бы Карл Поппер.

 

*

Итак, наука подвергла человека трём страшным унижениям: она лишила его геоцентрической иллюзии, она лишила его Бога с помощью эволюционной теории и она лишила его сознания. Уже много раз повязка была сорвана с глаз Человека, но вновь и вновь он надевает её. И сейчас на этой потертой от использования повязке гуманистическая психология выводит новые красивые слова: Развитие Личности, Духовное Совершенствование, Творческая Жизнь, Самоактуализация.

Идея бесконечного развития личности, идея о возможном для каждого человека беспредельном творческом самосовершенствовании, идея о беспредельных возможностях – это даже не миф, и не сказка, и не утопия, поскольку ни мифы, ни сказки, ни утопии так низко не опускаются[16]. Это — ложь. Потому что ничего этого нет. Есть организм, есть онтогенетический процесс постепенного умирания, есть личность — биосоциальное единство, и нет никаких оснований считать динамику развития личности отличной от общих закономерностей, присущих онтогенезу индивида. Нормальный процесс инволюции и регресса личности начинается в 20—25 лет, процесс этот затрагивает абсолютно подавляющее число людей, живущих на Земле, и приводит к формированию примитивной личности с постепенно нарастающим регрессом личности, духовным несовершенством и творческой импотенцией. Интенсивные попытки стимуляции психической деятельности, предпринимаемые уже не только в детском и подростковом, но и в зрелом и пожилом возрасте, вызывают самые большие опасения в плане возможности спровоцировать патологическую авитальную активность.

Например, если рост в основной популяции составляет в среднем 160—170 сантиметров, то какой–то процент людей обязательно выходит по этому показателю за пределы нормы. Есть люди, рост которых составляет 200 и более сантиметров. Такие люди не представляют собой патологии, они являются отклонением. И никому не нужно доказывать, что им в чем–то сложнее адаптироваться к окружающей среде. Что произойдет, если мы начнем рассматривать людей с двухметровым ростом как «полностью выросших», а всех остальных как «неполноценных» или «не полностью актуализированных»?

Равным образом, есть креативные личности, активность и пластичность ментальных процессов которых продолжает оставаться на относительно высоком уровне (по сравнению с общей популяцией) дольше, чем в норме. Это отклонение. Таким людям также в чем-то сложнее адаптироваться к окружающей среде, поскольку мир, который их окружает, — это не их мир, это не мир, который рассчитан на них, это мир примитивных личностей, это мир, адаптированный к особенностям социального и психологического функционирования примитивных личностей, мир, живущий по примитивным законам, мир с примитивными ценностями и интересами. Это — нормальный мир.

Глупо, как каждый понимает, пытаться разработать методики, которые позволили бы основной массе населения увеличить свой рост, хотя, теоретически это возможно. Для баскетбольных команд, насколько я знаю, стараются отобрать людей с естественно высоким ростом, а не вытягивают подростков в специальных инкубаторах.

Однако задумаемся, что же происходит в психологии в целом и в педагогике в частности по отношению к проблеме креативности? Чем, если не «вытягиванием за уши» можно назвать знаменитое «развивающее обучение»? Родители согласны платить огромные деньги, лишь бы погрузить своего ребенка в систему максимального информационного нагнетания, лишь бы втиснуть в ребенка всю мыслимую и немыслимую информацию, совершенно не учитывая его индивидуальных особенностей. Это напоминает насилие.

У Роджерса (при всем моем неприятии гуманистической психологии) есть хорошее сравнение: «фермер не может заставить росток развиваться и прорастать из семени, он только может создать такие условия для его роста, которые позволят семени проявить свои собственные скрытые возможности. Так же обстоит дело и с творчеством»[17]. Это хорошее напоминание тем педагогам, которые считают, что креативность — это та волшебная жидкость, которой они поливают детей и которая обладает магической способностью из каждой землянички вырастить клубничку. Еще Гельвеций по этому поводу говорил, что посредством воспитания можно заставить плясать медведей, но нельзя выработать гениального человека.

Педагогам бы решить проблему, как не тормозить психическое развитие ребенка и подростка, чтобы не выращивать психических компрачикосов, а уж кому и на сколько дано вырасти духовно и интеллектуально, природа решит сама. Не нужно ее подправлять. Как писал основоположник гештальттерапии Фредерик Перлз «Не нужно толкать реку, пусть она течет сама»[18]. Ведь все, что требуется от родителей, воспитателей и учителей, — это обеспечить свободный доступ ребенка к информационному потоку в широком смысле этого слова, и он впитает в себя ровно столько, сколько позволят ему его собственные потенции. Он будет аутентичен. Он будет самоактуализирован, если угодно. Если исключить грубые случаи с сенсорной депривацией, ребенок, воспитывающийся в естественной среде, без внешнего вмешательства сумеет компенсировать возникший информационный голод. Не страшно, если ребенку кто-то что-то «недодаст». Образующийся вакуум будет заполнен естественным путем китайским языком, интегральными вычислениями, анатомированием лягушек и тому подобными с нормальной (примитивной) точки зрения странными материями.

Страшно в данной ситуации другое. Страшно, если в ограниченную форму попытаться вложить большее содержание, чем она может вместить. Психика ребенка и подростка чрезвычайно пластична. До поры до времени она стерпит все, но рано или поздно неминуемо ответит целым веером различных форм патологической авитальной активности с целью компенсации возникшего искусственно напряжения.

Психологи и психиатры знают, что происходит с теми детьми, которых в погоне за спортивными достижениями родители и тренеры, так сказать, «развивают», не думая о последствиях. На рубеже третьего тысячелетия любопытное человечество заинтересовалось развитием мозгов, презрев древнюю мудрую заповедь Экклезиаста: «Умножая знания, ты умножаешь страдания». Неужели на Земле мало страданий?

В этой связи в психологии за последние десятилетия возникло новое уникальное направление: психология креативности. Две проблемы интересуют в настоящий момент психологов: собственно проблема креативности и проблема усиления и продления креативности у большинства людей. Разрабатываются различные методики развития креативности у детей, усиления творческих способностей в зрелом и пожилом возрасте. Описываются и изучаются отдельные редкие индивиды, отличающиеся по ряду параметров от основной популяции. Эти индивиды (креативные личности) обладают определенным набором психологических характеристик, которые они где-то (то ли по наследству, то ли в специальной школе) получили, и вечно придумывают что-то новое, всегда идут своим путем, не могут усидеть на одном месте. Поль Торренс, основоположник психологии креативности, писал, что «креативность это значит копать глубже, смотреть лучше, исправлять ошибки, беседовать с кошкой, нырять в глубину, проходить сквозь стены, зажигать солнце, строить замок на песке, приветствовать будущее»[19].

Но не это интересует большинство людей. Никто не станет вкладывать деньги, чтобы научить свою дочь разговаривать с кошкой, а своего сына — строить замок на песке. Креативностью интересуются постольку, поскольку на креативности стало возможно делать деньги. Ведь эти отдельно взятые личности периодически что-то там открывают, и на этом можно делать бизнес.

«Ага!» – думают психологи, и целыми школами и научными направлениями проблему эту, то есть креативность, изучают, а на базе изученного пытаются разработать различные комплексы мероприятий, как эту креативность в детстве как прививку прививать – «развивающее обучение» называется.

Все это имеет столько же шансов на успех, сколько и попытка с детства воспитать из девочки мальчика или из мальчика девочку. То есть не то чтобы ничего не получается, — просто то, что получается, глаз отнюдь не радует, само по себе вызывает сожаление, а иногда еще и требует специальной психологической и психотерапевтической помощи. Попытайтесь сделать из примитивной личности креативную — получите невротика; попытайтесь сделать из креативной личности примитивную — будет то же самое. И в том, и в другом случае вы получите патологическую авитальную активность.

Как это ни парадоксально, но именно избыточная стимуляция активности детей и подростков может привести к неожиданному эффекту — усилению авитальной активности как естественной компенсации бездумных действий родителей и педагогов. Если мы видим человека, который очень хочет спать, мы можем предположить, что перед этим он слишком долго и интенсивно бодрствовал. Если мы видим человека, который слишком хочет умереть, значит, обстоятельства предъявили к нему такие чрезмерные требования, которые, истощив его жизненные силы, позволили прорваться на поверхность патологической авитальной активности.

Та же гуманистическая психология и тот же гуманизм, которые так радеют за всеобщее развитие и «креативизацию» всех детей и подростков, теми же словами сокрушаются потом по поводу «необъяснимого» роста подростковых самоубийств в последние десятилетия[20].

 

*

Жизнь – это процесс хронического умирания. Качественная жизнь – процесс качественного умирания. В жизни, конечно, есть место развитию, более того, вся жизнь по своей сути – развитие, но это развитие – в буквальном смысле этого слова развитие и есть. Развитие в том смысле, что нечто изначально с–витое начинает раз–виваться, подобно пружине в механических часах. Тогда совершенно понятным становится, что процесс развития — это переход от большей энергии к меньшей, это процесс не прогрессивный, а регрессивный, не эволюционный, а инволюционный и т.д. Конечно, в ходе так понимаемого развития какие-то процессы могут претерпевать восходяще-нисходящие тенденции, то есть сначала нарастать, а затем спадать, но в основе всегда лежит развитие. Грубый пример: заведите любую детскую машинку и поставьте ее на пол. Скорость ее сначала начнет резко увеличиваться за счет развивающейся пружины, а затем постепенно уменьшаться, пока не снизится до нуля. Похожие процессы мы можем наблюдать на разных уровнях человеческого индивидуального и личностного бытия.

К сожалению, мы не можем использовать этот термин в тифоаналитической теории, так как развитие понимается большинством ученых в смысле движения вперед, движения снизу–вверх, как прогресс, улучшение, усложнение и т.д. Точно так же понимаются и все производные от развития термины: «развивающее обучение», «развивающаяся личность». Если попытаться задуматься над термином «развивающее обучение» в нашем понимании, то мы сразу же создадим себе столько проблем, что надолго увязнем в них.

Очень интересно только при этом: чем это таким занимаются педагоги, стараясь как можно скорее развить ребенка и подростка? Если вся жизнь есть процесс постепенного развития от зачатия до смерти, то к чему приближает ребенка педагог, стремящийся всеми силами его развить? Если я попытаюсь повиснуть на цепочке домашних ходиков этого самого педагога для ускорения их хода и цепочка, естественно, оборвется, я не думаю, что он будет при этом долго удивляться тем причинам, по которым это произошло. Я думаю, что мне после этого нужно будет поскорее уносить ноги из дома этого педагога. Но те же самые педагоги искренне удивляются: почему это подростковые самоубийства вышли на третье место среди причин смертности у детей и подростков. «Резко возросшее число завершенных суицидов в подростковом возрасте, и особенно среди детей до 12 лет, зависят от многочисленных социокультурных условий, которые в деталях на сегодняшний день еще не выяснены»[21]– искренне удивляются они. Очень знакомые слова. «Ой, сломалось» и «Сами не знаем, как это получилось», — так всегда говорят мне мои дочери, когда безвозвратно разберут какую-нибудь игрушку или агрегат. И глаза при этом такие честные-честные.

Не нужно пытаться повиснуть на гирьке мирно тикающих ходиков чужой жизни с целью заставить их идти быстрее. Не нужно делать это по отношению к себе, к своим детям и к своим близким, не нужно и другим позволять это делать. Нужно их просто по рукам бить за это. Нам, собственно говоря, некуда спешить.

Я врач, и на моих глазах умирало много людей. Я не видел за всю свою жизнь ни одного человека, который бы в последние минуты жизни испытывал удовлетворение от качества своего образования, красного диплома, защищенной диссертации и профессорского звания. Умирающие в последние часы и минуты своей жизни хотели бы видеть рядом с собой людей, к которым они были привязаны, и людей, которые были привязаны к ним. Их они вспоминают перед смертью. И люди, жизнь которых была наполнена такими связями, испытывают чувство глубокого удовлетворения от жизни и не боятся смерти. Как говорила перед смертью моя маловерующая бабушка, у которой было двое детей, трое внуков и семь правнуков, в каждого из которых он вложила часть своей души, «если Господь там есть, нам будет о чем поговорить, и этот разговор будет о моей жизни, а не о моей вере».

Те же, кто не уважает сам себя и кого не уважают собственные дети, жаждут своей смерти, и чем больше они ее жаждут, тем больше боятся.

 

Определение понятий

 

Понятийная система (тезаурус) – важнейший компонент любого научного исследования. Карл Густав Юнг говорил, что «мы обязательно должны определять, что имеем в виду, когда употребляем тот или иной термин, иначе мы будем говорить на непонятном языке; и психология особенно страдает от этого»[22].

Страдает от этого и психология, и теория влечений в целом, и теория влечения к смерти в частности. Теория влечения к смерти страдает так, что многие авторы испытывают желание как можно скорее ее похоронить, очевидно, чтобы не видеть, как она страдает и мучается. Складывается впечатление, что многие ученые «обиделись» не столько на саму теорию влечения к смерти, сколько на ее терминологическое обозначение. Эмоционально не воспринимается не суть теории, а слова. Смерть и все, что с ней связано, включая тезаурус, в нашей культуре настолько табуировано, что, к сожалению, многие люди, включая специалистов, реагируют на слова, имеющие отношение к теме смерти, не лучше, чем некоторые герои Джоан Роулинг реагируют на слово «Волдеморт». По понятным соображениям, для любой науки подход по принципу «сами знаете о чем идет речь» малопригоден. И хотя я не ставлю здесь задачу дать развернутый обзор истории и современной интерпретации психоаналитических понятий (это невозможно и не нужно в рамках нашего исследования), определить основные понятия, которыми мы будем пользоваться, считаю необходимым.

К интересующим нас понятиям относятся такие, как «жизнь», «смерть», «влечение», «инстинкт», «потребность», «желание», «агрессия», «элиминация», «деструкция», «самосохранение», «самоубийство», «авитальная активность» и ряд других.

 

*

Создавая теорию первичных влечений, Фрейд пользовался в основном понятием «Trieb». От этого же корня происходят некоторые слова и в русском языке: «требование», церковнославянские «требы» и «требник», возможно, «труба» и «утроба». Толковый словарь русского языка определяет влечение как «сильную склонность к чему-либо», что близко к определению Фрейда. Такое же значение дает и психоаналитический словарь Лапланша и Понталиса. Влечение (франц. «pulsion») – это «динамический процесс, при котором некоторое давление (энергетический заряд, движущая сила) подталкивает организм к некоторой цели»[23]. Влечение, понимаемое как сила, имеющая некоторое направление и цель, близко к математическому понятию вектора. Если мы представим человеческую жизнь как вектор с началом и неким направлением, сопоставим этот вектор с понятием влечения, то легко получим ответ на вопрос, влечению к чему будет соответствовать этот вектор. Этот вектор будет соответствовать влечению к смерти.

Как известно, в броуновском движении человеческих влечений Фрейд постарался вычленить те основные, которые могли бы определять глубинную динамику психических процессов, и сформулировал последовательно две дуалистические теории. В каждой из них постулировал два антагонистических влечения, в отношении которых пользовался такими словами, как «противоположно направленные» и «противостоящие». Но в отношении этих же «противоположно направленных» влечений он часто пользовался такими словами как «переплетение» и «смешивание», что с точки зрения векторной теории влечений принципиально невозможно. Два противоположно направленных вектора, равно как и влечения, не могут переплетаться друг с другом. Они могут лишь взаимно нейтрализовать или уравновешивать друг друга.

Фрейд никогда не чувствовал полной удовлетворенности от созданных им самим теорий влечений — ни от первой, ни от второй, и эта неудовлетворенность нашла свое отражение в понятийном тезаурусе. В первой теории влечений он, например, сомневался в уместности приложения одного и того же понятия «Trieb» к обеим группам влечений и неоднократно называл тенденцию к самосохранению не влечением («Trieb»), а потребностью («Bedurfnis»). Отношение между понятиями «потребность» и «влечение» в психологии примерно такое же, как отношение между понятиями «напряжение» и «сила» в физике. Чем выше потребность, тем сильнее влечение. На то, что Фрейд старался терминологически отделить влечения, которые он относил к области сексуальности, от тех, которые он относил к самосохранению, исследователи уже обращали внимание. Гаддини замечает, что в истории болезни Шребера (1911) и работе о нарциссизме (1914) для отграничения влечений Я от сексуальных влечений Фрейд вводит еще одно понятие — интерес (interest)[24]. Это понятие не получило развития в работах Фрейда, хотя в 16-й лекции «Введения в психоанализ» он пишет: «Мы обозначили катексис энергии, которую «Я» направляет на объекты своих сексуальных желаний как «либидо»; все остальное, что посылается наружу инстинктами самосохранения, мы обозначили термином «интерес». Гаддини уверен, что «поскольку термины для Фрейда никогда не были просто словами»[25], термин «интерес» не был просто плеоназмом. Он отражает неудовлетворенность Фрейда теоретическим состоянием дуалистической теории влечений.