Меркурианские диаспоры в современном мире

Таково было положение «меркурианских» диаспор в аграрном мире. Но затем положение начинает меняться. Настаёт индустриальная эра, когда город побеждает деревню, высококвалифицированный труд – деревенскую рутину, научная организация труда делает невыгодным военный грабёж, и складывается рынок трудовых ресурсов, требующий подвижности от работников так же, как и от нанимателей. Ни прежним «князьям», ни прежним «крестьянам» в таком мире места нет. Способности, прежде остававшиеся на долю «профессиональных чужаков», превращаются во всеобщую необходимость:

«Модернизация заключается в том, что все становятся подвижными, чистоплотными, грамотными, говорливыми, интеллектуально изощренными и профессионально пластичными горожанами; в том, что культивируются люди и символы, а не поля и стада; в том, что богатства ищут ради образования, образования ради богатства и того и другого ради их самих; в том, что князья и крестьяне превращаются в учителей и торговцев, наследственные привилегии сменяются приобретенным престижем, а место общественных сословий занимают отдельные личности, малые семьи и начитанные племена (нации). Модернизация — это когда все становятся евреями» (Слёзкин 2005: 9).

И ещё более это характерно для постиндустриального общества, основанного на производстве не товаров, а услуг. Бывшие «принимающие» этносы не только избавляются от непременной потребности в «меркурианцах», но и сами занимают их место. Связь между этносом и традиционной для него профессиональной нишей в таком обществе исчезает: любой человек в нём может обладать навыками, необходимыми для любого рода деятельности.

Даже образ жизни современного человека всё более отходит от стереотипов мира «князей и крестьян» и приобретает с черты, которые Ю. Слёзкин описал как «меркурианские». Производство услуг и интеллектуальная развитость становятся определяющими сторонами жизни. Исчезает представление о родном доме: за жизнь человек успевает сменить несколько жилищ, к каждому из которых он относится как к временному. Соответственно уходят в прошлое правила локальности (живёт ли молодой муж с семьёй жены или наоборот). Правило эндогамии исчезает, но его сменяет схожее правило (название ??? ) – брак заключаются только в своём кругу, который определяется уровнем образования, доходов, областью интересов и т.. Члены каждого такого круга, будь то учёное сообщество, «клуб миллионеров» или поклонники определённой рок-группы, находятся с остальным миром в тех же отношениях, что и диаспоры. Можно сказать, что каждая такая группа строит своё духовное гетто, в котором и прячется от окружающих.

Соответственно меняется и положение прежних диаспор. С одной стороны, они перестают быть исключительными, не такими, как все, а значит, теряют выгоды монопольного положения и привилегии, вытекавшие из незаменимости. С другой – для них появляется место среди этнического большинства, но при этом сохраняются преимущества клановости и давней письменной традиции. А с третьей – они составляют сильную конкуренцию нарождающимся национальным кадрам буржуазии и творческой интеллигенции. И эти кадры порой бывают не прочь избавиться от конкурентов – под любыми предлогами. Вслед за привилегиями традиционной знати – политически полноправной, но неспособной без ущерба для чести заниматься некоторыми профессиями, – рушится и особое положение «меркурианцев» – касты, тоже порождённой аграрным обществом, но политически более слабой и зависимой от бывших «князей».

Государство Нового времени – это национальное государство, и его идеология – национализм, от воинствующего до смягчённого. Однако парадокс, постоянно подчёркиваемый Ю. Слёзкиным, в том и состоит, что доктрина национальной избранности берёт начало именно в иудаизме, в его этническом мессианстве:

«Основной религией современного мира является национализм: вера, которая отождествляет новое общество со старой общиной и позволяет недавно урбанизированным князьям и крестьянам чувствовать себя на чужбине как дома. Каждое государство должно быть племенем, каждое племя — государством. Каждая земля обетованна, каждый язык — адамов, каждая столица — Иерусалим, и каждый народ избран (и древен). Век национализма — это когда каждая нация становится еврейской» (Слёзкин 2005: 10).

«Национализм означал, что каждой нации надлежало стать еврейской. Все нации без исключения “изъязвлены были за грехи наши” и “мучимы за беззакония наши” (Исайя 53:5). Каждый народ был избранным, каждая земля — обетованной, и каждая столица — Иерусалимом. Христиане могли отказаться от попыток возлюбить ближних своих, как самих себя, потому что они поняли, кто такие они сами (французы, фламандцы, шведы). Они уподобились евреям в том смысле, что возвели любовь к самим себе в символ веры и потеряли интерес к чудесам. Единственным чудом был подвиг избранного народа, к которому каждый член нации причащался через ритуал и всё чаще через чтение» (Слёзкин 2005: 65).

Оказывается, черты, считавшиеся традиционно еврейскими: например, постоянная саморефлексия, критический взгляд на все вещи («в любом вопросе два еврея // имеют три несхожих мнения» – Игорь Губерман), ирония по собственному адресу (знаменитый еврейский юмор) – это не племенное наследие, а свойство любой профессии, связанной с умственным трудом. И эти свойства появляются у всякого, кто занимает ту же социальную нишу. Оказывается, что любой артистической элите свойствен образ жизни, ранее считавшийся чисто цыганским. Французы прозвали такую элиту богемой – от bohèmiens ‘цыгане’, в Польше для богемы есть свой синоним – cyganeria. Прежнее «свято место» оказывается общим достоянием, перестаёт быть чисто этническим.

Всё это привело к тому, что старый латентный конфликт между оседлым населением и «кочевыми посредниками», успевший за века хоть как-то институционализироваться, сменился острой борьбой за место под солнцем.

И такие настроения были тем сильнее, чем больше старое рыцарство проигрывало историческое соперничество возвышающейся буржуазии. Промышленный переворот и великие революции обострили его до крайности. Сходящие со сцены классы – дворянство, духовенство и та часть крестьянства, которая не перешла к буржуазным методам и не успела разориться, превратившись в промышленных рабочих, – искали объяснения происходящему. Будущее могло их только пугать (не отсюда ли постоянные рассуждения о «трагическом» у эпигонов Вагнера и Ницше, о спасительной роли страха у Эрнста Юнгера?). Аристократ, вроде Кюстина или Гобино, мог ускользнуть от ножа гильотины, но не от разорения и не от перспективы идти ради хлеба в услужение к выскочке, совсем на него не похожему и презирающему такие «устаревшие» понятия, как честь и долг.

Конфликт старых социальных классов (военной знати и патриархального крестьянства) с активными чужаками был прежде всего конфликтом этосов, за которым стояли социальные интересы. А осмысление этого конфликта в терминах «еврейского засилья» или «масонского заговора» – результат того, что дворянское миропонимание не умело подняться выше объяснения действий любого человека через наследственные свойства его «породы».

Это подтверждается таким феноменом, как «антисемитизм без евреев». «Электронная еврейская энциклопедия» отмечает, что в Японии в начале XXI века жило лишь около 500 евреев, из них лишь 200 – постоянно. На 127‑миллионную страну – это ничто. Но при этом многие японцы (под влиянием европейской литературы) разделяют антисемитские убеждения.

Но «антисемитизм без евреев» – не только это. Так, кишинёвский погром 1903 г. (организованный министром внутренних дел В.К. Плеве, которого при этом практически поймали за руку) летом того же года отозвался погромами левантийцев на Гаити. «В течение двух лет местные газеты (включая специально для того созданную “ L’Antisyrien ”) поносили “левантийских чудовищ” и “потомков Иуды”, по временам призывая к полному “искоренению сирийцев” (“l’extirpation des Syriens ”). Только давление со стороны иностранных держав (представители которых и сами относились к левантийцам без симпатии) помешало последовательному претворению в жизнь указов об изгнании» (Слёзкин 2005: 55-56). «Двадцать лет спустя комиссар будущего премьер-министра Таиланда по делам культуры произнёс широко цитировавшуюся речь, в которой сослался на антисемитскую политику Гитлера и заявил, что “пора и Сиаму заняться делами своих евреев”, имея при этом в виду местных китайцев (к которым и сам принадлежал). Как писал король Вачиравуд в памфлете, озаглавленном “Евреи Востока”, “в том, что касается денег, китайцы начисто лишены морали и милосердия. Обманув вас, они не испытают ничего, кроме удовлетворения от собственной проницательности”» (там же: 56). Погромы китайцев в Индонезии, сопровождавшие падение режима Сухарто, воскресили это выражение – «евреи Азии». В 2001 г. (?) талибы, придя к власти в Афганистане, обязали местных индийцев носить на одежде жёлтую нашивку – как евреи в нацистской Германии. Правда вскоре им пришлось отменить свой указ – под давлением многих международных (в том числе и еврейских) организаций.