ЖИЗНЕОПИСАНИЯ И МНЕНИЯ ЗНАМЕНИТЫХ ФИЛОСОФОВ 8 страница

 

Статья Крёбера «Сверхорганическое» стала классикой американской антропологической литературы, а его термин «сверхорганическое» (отличный от спенсеровского) снискал признание

 

==87

 

 

Фундаментальные характеристики культуры

 

среди американских ученых, хотя английские антропологи, в частности Радклиф-Браун, все еще придерживаются спенсеровской трактовки этого термина50. Следует, однако, заметить, к чести Крёбера, что в целом его концепцию культуры разделяли и другие американские антропологи, которые, как и он, были учениками Боаса. К числу оригинальных достижений Крёбера этого периода я отношу то, что он впервые сформулировал теорию спонтанной эволюции культурных феноменов и детерминистскую философию культурной истории, которых ни Боас, ни большинство его учеников не разделяли. Знаменательно, что когда впервые вышла в свет статья Крёбера, такие ученики Боаса, как Сепир, Голденвейзер, Свентон и др., подвергли открытой критике концепцию культурного сверхорганического51. В целом эта критика сводилась к тому, что между социальным и психическим, между культурой общества и индивидом нет никакой пропасти и что исключение человека из изучения культурной истории ведет к внутренним противоречиям. Эта решительная критика, между тем, не мешала им самим продолжать рассматривать культуру как реальность sui generis, а способ существования культуры — как закрытую систему, постижимую лишь через саму себя. Из современных антропологов к числу «культурологов», все еще придерживающихся креберовской трактовки культурного сверхорганического, можно отнести Леви-Стросса, Уайта и Гёбеля, хотя в пересмотренном издании своей «Антропологии» (1948) сам Крёбер уже отошел от жесткого противопоставления органического и сверхорганического, свойственного ему ранее. Гёбель ошибочно истолковывает неприятие Крёбером классического подхода к сверхорганическому «как наследие бихевиоризма в психологии» ".

 

Примечания

 

' В основу этой главы легли мои статьи: On the Concept of Culture and Some Cultural Fallacies // American Anthropologist. V. XLVI, 1944, p. 30-44; On the Philosophy of Culture in the Social Sciences // Journal of Phylosophy. V. XXXIX, 1942, p. 449-457. 2 См.: D. В. Klein. Psychology Progress and the Armchair Taboo // Psychological Review. V. XLIX, 1942, p. 226-234; H. Blumer. The Problem of the Concept in Social Psychology // American Journal of Sociology. V. XLV, 1939-1940, p. 707-719; С. S. Ford. Review of Hoebel's Man in the Primitive World 11 American Anthropologist. V. LII, 1950, p. 245-246.

 

3 E. В. Tyior. Primitive Culture. V. I, L., 1871 (в рус. пер.: Э. Б. Тайлор. Первобытная культура. М., 1989); F. Boas. The Mind of Primitive Man. N. Y., 1938, а также статья «Anthropology» в Encyclopedia of the Social

 

==88

 

 

Д. Бидни. Концепция культуры и некоторые ошибки в ее изучении

 

Sciences, v. II, р. 73-110; В. Malinowski, статья «Culture» в Encyclopedia Britannica, а также A Scientific Theory of Culture and Other Essays. Chapel Hill, 1944; R. B. Dixon. The Building of Cultures. N. Y., 1928; С. Wissler. An Introduction to Social Anthropology. N. Y., 1929; R. S. Lynd. Knowledge for What? Princeton, 1939.

 

4 С. Osgood. Culture: Its Empirical and Non-Empirical Character // Southwestern Journal of Anthropology. V. VII, 1951, p. 202-214; R. R. Marett. Man in the Making. L., 1928; R. Redfield. The Folk Culture of Yukatan. Chicago, 1941; С. Osgood. Ingalik Material Culture. New Haven, 1940; W. F. Ogburn, M. F. Nimkoff. Sociology. Cambridge, Mass., 1940; W. Schmidt. The Culture Historical Method of Ethnology. N. Y., 1939.

 

5 См. главу V.

 

' W. W. Jaeger. Paideia; The Ideals of Greek Culture. N. Y., 1939, p. 300.

 

7 L. A. White. The Science of Culture. N. Y., 1949, см. в особенности

 

главу XIII; см. также L. A. White. Ethnological Theory // Philosophy for

 

the Future, ed. by Sellars and others. N. Y., 1949, p. 357-384.

 

* I. Rouse. Prehistory in Haiti. New Haven, 1940,, p. 15-17.

 

' E. Sapir. Language, Race and Culture // The Making of Modern Man, ed. by V. F. Calverton. N. Y., 1931, p. 142-154; см. также его статью

 

Culture, Genuine and Spurious, вошедшую в сборник Selected Writings

 

of Edward Sapir, ed. by D. G. Mandelbaum. Berkeley, 1949.

 

i» E. E. Eubank. The Concepts of Sociology. N. Y., 1932, p. 357.

 

" E. Sapir. The Emergence of the Concept of Personality in a Study of

 

Cultures // Journal of Social Psychology. V. V, 1934, p. 408-415.

 

12 F. H. Allport. The Group Fallacy in Relation to Social Science // American Journal of Sociology. V. XXIX, 1923-1924, p. 688-703; Ostwald, цит. no: L. White. The Science of Culture, p. 116; W. W. Taylor. A Study of Archeology. 1948, p. 105-109.

 

13 A. Blumenthal. A New Definition of Culture // American Anthropologist. V. XLII, 1940, p. 571-586.

 

14 E. Sapir. Culture, Genuine and Spurious // American Journal of Sociology. V. XXIX, 1924, p. 401-429.

 

15 E. Sapir. The Emergence of the Concept of Personality in a Study of Cultures // Journal of Social Psychology. V. V, 1934, p. 408-415; R. Linton. The Study of Man. N. Y., 1936, p. 100-101; С. Klukhohn. Patterning as Exemplified in Navaho Culture // Language, Culture and Personality, ed. by Leslie Spier and others. Menasha, Wis., 1941; R. Lynd. Knowledge for What? p. 19-40.

 

16 E. Sapir. The Unconscious Patterning of Behavior in Society // Selected

 

Writings of Edward Sapir, p. 544-559.

 

" G. Myrdal. An American Dilemma. 2 vols. N. Y., 1944.

 

i" J. Dewey. Human Nature and Conduct. N. Y., 1933, ch. V.

 

19 R. Lynd. Knowledge for What?

 

20 H. Spencer. Principles of Sociology. 3 vols. N. Y. — L., 1910, v. I, p. 4. (В рус. пер.: Г. Спенсер. Основания социологии. Ч. 1-2. Спб., 1876-1877.)

 

21 Ibid., p. 7.

 

22 Ibid., p. 12.

 

23 Ibid., p. 13-14.

 

==89

 

 

Фундаментальные характеристики культуры

 

24 A. Kroeber. The Super-organic // American Anthropologist. V. XIX, 1917, р. 163-213.

 

25 Ibid., p. 192-193.

 

26 Ibid., p. 208 П.

 

27 A. Kroeber. The Possibility of a Social Psychology // American Journal

 

of Sociology. V. XXIII, 1917-1918, p. 633-650.

 

211 A. Kroeber. The Superorganic // American Anthropologist. V. XIX, 1917, p. 186.

 

й A. Kroeber. Eighteen Professions // American Anthropologist. V. XVII, 1915, p. 283-288.

 

3" A. Kroeber. The Possibility of a Social Psychology // American Journal

 

of Sociology. V. XXIII, 1917-1918, p. 633-650.

 

31 A. Kroeber. So-Called Social Science // Journal of Social Psychology. V. I, 1935-1936, p. 317-340.

 

32 Aristotle. De anima, 415a // Aristotle Selections, ed. by W. D. Ross. Oxford, 1908-1933, p. 206-207. (Аристотель. О душе, пер. П. С. Попова. М„ 1937, с.43-44).

 

33 Posterior Analytics, 87b.

 

34 J. Maritain. The Degrees of Knowledge. N. Y., 1938.

 

35 A. 0. Lovejoy. The Great Chain of Being. Cambridge, Mass., 1948, p. 240-241.

 

36 Ibid., p. 332.

 

37 Ibid., p. 329.

 

3" Ibid., p. 80.

 

39 D. Bidney. The Psychology and Ethics of Spinoza. New Haven, 1940.

 

4» A. 0. Lovejoy. The Great Chain of Being, ch. IX.

 

41 Ibid., p. 230.

 

42 Ibid., p. 228-229.

 

43 Ibid., p. 233-234.

 

w Ibid., p. 278-280.

 

45 W. H. S. Rivers. Sociology and Psychology // W. H. Rivers. Psychology

 

and Ethnology. L., 1926.

 

u Ibid., p. 5.

 

47 Ibid., p. 6.

 

48 W. H. S. Rivers. Kinship and Social Organization. L., 1914, p. 92; A. Kroeber. Classificatory Systems of Relationship // Journal Royal Anthropological Institute. V. XXXIX, 1909, p. 77-84; см. также: А. Kroeber. The Morals of Uncivilized People // American Anthropologist. V. XII, 1910, p. 437-447.

 

49 W. H. S. Rivers. Kinship and Social Organization, p. 92.

 

50 A. R. Radcliffe-Brown. Evolution, Social or Cultural? // American

 

Anthropologist. V. XLIX, 1947, p. 78-83; см. также: D. Bidney. The

 

Problem of Social and Cultural Evolution: a Reply to Radcliffe-Brown //

 

American Anthropologist. V. XLIX, 1947, p. 524-527.

 

" Критику статьи Крёбсра см. в: American Anthropologist. V. XIX, 1917.

 

52 E. A. Hoebel. Man in the Primitive World. N. Y„ 1949, p. 428.

 

Перевод В. Г. Николаева

 

К оглавлению

 

==90

 

 

00.htm - glava05

Альберт К. Кафанья. Формальный анализ определений понятия «культура»*

 

Введение

 

Недавно пробудившийся интерес к проблеме определения понятия «культура» — верный знак того, что культурная антропология наконец-то начала выходить из описательной фазы своей непродолжительной научной карьеры. Ибо до тех пор, пока силы науки поглощены сбором и описанием данных, терминологические тонкости, как правило, не привлекают особого внимания. Когда этнограф впервые наблюдает сакральный ритуал или церемониальный танец, он не спрашивает себя: «Посмотрим, должен ли я это описывать? Является ли это элементом культуры, согласно данному мной определению?» Подобно специалистам в других областях научного знания, он узнает предмет своего исследования «с первого взгляда». Еще до появления префессиональных антропологов люди обладали такой непосредственно данной способностью отличать характеристики культуры от прочих феноменов. Эту способность я буду называть «до-дефиниционным знанием» культуры.

 

Адекватность терминологии начинает волновать исследователей лишь тогда, когда они пытаются сформулировать общие принципы, разработать гипотезы и составить предсказание для проверки этих гипотез. Обладая до-дефиниционным знанием культуры, этнографы описывали свои полевые наблюдения в терминах, которые казались им наиболее подходящими для их целей. В результате то, что в одной монографии именовалось «племенем», в другой называлось «нацией», и т.д. Чтобы облегчить понимание и сделать возможными

 

" А. С. Cafagna. A Formal Analysis of Definitions of «Culture» // G. E. Dole, R. L. Carneiro (eds.). Essays in the Science of Culture. In Honor Leslie A. White. N. Y., 1960. P. 111-132.

 

==91

 

 

Фундаментальные характеристики культуры

 

обобщения, ученые попытались разработать и принять стандартные термины для описания одних и тех же феноменов, встречающихся в жизни разных народов. Это — подготовительная стадия развития научной терминологии. Она ограничивалась поиском стандартных терминов, которые можно было бы использовать в кросс-культурных исследованиях. Эти усилия в определенной мере увенчались успехом. Но поскольку задачи этнологов не сводятся к простому обобщению фактов и попыткам разработать гипотезы для объяснения описываемых закономерностей, то их интерес к терминологии выходил за рамки поиска договоренностей относительно ее использования.

 

Поскольку научные гипотезы должны быть логически непротиворечивыми и поддаваться верификации, то и термины должны быть определены соответствующим образом. В итоге мы и столкнулись с растущим интересом к определениям.

 

Итак, я попытался подчеркнуть два момента. Во-первых, несмотря на разногласия по поводу того, каким языком следует «говорить» о «культуре», все культурные антропологи «знают», что перед ними тот или иной культурный элемент, когда его видят. Во-вторых, такое до-дефиниционное знание, будучи адекватным для описания, для объяснения и предсказания недостаточно.

 

В этом очерке доказывается, что критически оценить господствующие и противоречащие друг другу определения «культуры» будет проще, если воспользоваться некоторыми формальными правилами определения, разработанными в философии науки. Я попытаюсь применить набор таких формальных правил к нескольким распространенным в настоящее время определениям «культуры» и попытаться несколько усовершенствовать эти определения, недостатки которых — по существу терминологические. Введением в такой формальный анализ послужит краткий обзор некоторых общих принципов теории определений.

 

Необходимость определений'

 

Теория определений выросла из необходимости повысить коммуникативность естественного языка. Для всех естественных языков (языков, изучаемых лингвистами) характерно то, что относительно небольшой набор лингвистических элементов функционирует в огромном множестве разных контекстов и обстоятельств. Структура языка такова, что его элементы вкупе со свойственными ему правилами словообразования (фонологи-

 

==92

 

 

А.К. Кафанья. Формальный анализ определений понятия «культура»

 

ческими) и преобразования (правилами грамматики) позволяют ему создавать бесконечное множество выражений. Например, один и тот же набор слов может функционировать в эмоциональном, побудительном или описательном дискурсе. Требования, которым должен удовлетворять любой данный набор слов, дабы эффективно выполнять эти разные функции, будут, разумеется, заметно отличаться в зависимости от типа дискурса. Большинство слов, или даже более крупных лингвистических единиц (units), обладают определенной степенью неясности, неопределенности и двусмысленности. Эти свойства делают слова и выражения более многогранными и широкоохватными, что позволяет им удовлетворять самым разным требованиям, которые может предъявлять к ним обыденный дискурс.

 

Неясность (vagueness) — одно из важных свойств языка. Слово является неясным тогда, когда существуют такие пограничные случаи, в которых трудно решить, применимо к ним данное слово или нет. Пример неясного слова — слово «лысый». Сколько волос должен потерять человек, чтобы мы могли назвать его лысым? Неясность, как правило, выгодна, поскольку позволяет обсуждать предметы, точным знанием о которых мы не располагаем. Например, в обыденном дискурсе применение слова «рыба» для обозначения всех животных, обитающих в воде, является достаточно ясным. Но для зоолога, желающего, чтобы было проведено различие между китами и другими обитателями морских глубин, такое словоупотребление оказывается неудовлетворительным. Неясность нашего языка отражает неясность наших знаний.

 

Другое важное свойство обыденного языка — неопределенность (indefiniteness). Слово является неопределенным, если в том контексте, в котором оно появляется, оно дает меньше информации, нежели дало бы какое-либо другое слово. Например, в высказывании «Система родства западноевропейских народов является двулинейной» слово «двулинейная» является неопределенным, ибо дает меньше информации, чем дало бы слово «эскимосская». Опять-таки, как и в случае неясности, мы иногда бываем вынуждены пользоваться в своей речи неопределенными словами.

 

Самым важным из свойств обыденного языка является, вероятно, полисемия. Слово можно назвать полисемичным, или многозначным, если оно имеет два или более прочно устоявшихся смысла, или значения. Эта особенность слов чрезвычайно облегчает освоение языка и общение, поскольку сокращает размер рабочего словаря. О полисемичном слове можно говорить как о двусмысленном (ambiguous), если при его использовании вкладываемый в него специфический

 

==93

 

 

Фундаментальные характеристики культуры

 

смысл не становится ясным из контекста. Обычно принято говорить о двусмысленности слов. Между тем, строго говоря, слова полисемичны; двусмысленным является словоупотребление. Чтобы пояснить это, рассмотрим слово «bank». В обычном понимании это слово имеет два значения: берег (bank) реки и сберегательный банк (savings bank). Будучи полисемичным, слово «bank» само по себе не является двусмысленным. Предложение же «I lost it near the bank» [«Я потерял его на берегу (или: около банкта)»} "двусмысленно. Если полисемия представляет собой одно из важнейших и неотъемлемых свойств языка, то двусмысленность, если не свести ее к минимуму, серьезно ограничивает эффективность коммуникации.

 

Двусмысленность представляет собой, быть может, самое распространенное препятствие на пути эффективной коммуникации. Поэтому необходимо рассмотреть некоторые из наиболее типичных ее форм и концептуальные методы их устранения. Наиболее «опасные» двусмысленности проистекают из незаметного смещения или смешения конкурирующих значений полисемичного слова. Три наиболее часто встречающихся типа таких смещений — это смещения «слово-референт» (word-referent shifts), смещения «коннотация-денотат» (connotation-denotation shifts) и смещения «процесс-результат» (process-product shifts).

 

Важнейшим источником двусмысленностей, вероятно, является смещение «слово-референт». Такая двусмысленность, которую иногда называют ошибкой «употребления vs называния» (use versus mention fallacy), оказалась в центре внимания специалистов по общей семантике. Они назвали эту ошибку «словесной магией» и считали, что она служит источником величайшей путаницы в мышлении. Человек впадает в эту ошибку, когда путает употребление слова для обозначения некой невербальной сущности или указания на нее с употреблением слова для обозначения или указания на само слово (т.е. на вербальную сущность). Ярким примером путаницы в мышлении, проистекающей из данного типа смешения, является утверждение некоторых физических антропологов о необходимости замены слова «расовый» на слово «этнический». Этот аргумент выглядит следующим образом: «Раса была причиной наиболее пагубных деяний в истории человечества; следовательно, мы должны заменить расовое этническим».

 

Путаница здесь возникает в результате того, что в первом случае слово «раса» употребляется для выражения отношения к предрассудкам и дискриминации, во втором же случае имеет место указание на само слово «раса». Выражение «словесная магия» очень подходит для описания этого аргумента, поскольку в нем молчаливо предполагается, что посредством

 

==94

 

 

А.К. Кафанья. Формальный анализ определений понятия «культура»

 

изменения слов мы изменяем глубоко укорененные привычки и установки. Можно установить четкое различие между употреблением слова и указанием на него, если указываемое слово заключать в кавычки: например, из четырех букв состоит не Билл, а слово «Билл».

 

Еще одной постоянной причиной ошибок являются смещения «коннотация-денотат». Пример такого типа двусмысленности содержится в высказывании: «Слово 'русалка' имеет значение; следовательно, русалки существуют». В этом утверждении смешиваются два смысла слова «значение». В одном смысле, «значение» слова состоит из всех тех конкретных объектов, к которым это слово обычно применяется. Этот смысл «значения» обычно именуется денотатом. В другом смысле, «значение» слова складывается из тех общих свойств, которыми должен обладать конкретный объект, чтобы данное слово было к нему применимо. Этот смысл «значения» обычно называется коннотацией. Различие между денотатом и коннотацией слова, вероятно, можно разъяснить на следующем примере: денотат слова «культурный антрополог» состоит из таких конкретных объектов (людей), как А. Л. Крёбер, Роберт Лоуи и т. д., тогда как его коннотация состоит из таких общих свойств (качеств), как изучение науки о культуре, проведение полевых исследований среди дописьменных народов и т. д.

 

В философском дискурсе слово «значение» обычно употребляется в смысле коннотации, поскольку все мыслимые слова — сколь бы неясными, неопределенными и двусмысленными они ни были, — имеют коннотацию. Однако слово не обязательно должно иметь денотат, и некоторые весьма употребительные слова (например, «русалка») действительно его не имеют. Более того, необходимо отметить, что логическая деятельность по установлению и прояснению коннотации слова (т. е. определению термина) и эмпирическое определение его денотата по существу не зависят друг от друга.

 

Последний тип двусмысленности, который мы рассмотрим, иногда называют смещениями «процесс-результат». Такого рода словесная путаница может возникать в тех случаях, когда в обычном понимании слово означает как процесс (или некоторую деятельность), так и продукт (или результат) этой деятельности. Этот тип двусмысленности можно проиллюстрировать следующим утверждением: «Наука представляет собой постоянно самокорректирующуюся деятельность. Следовательно, теория кровообращения Гарвея ненаучна, ибо за последние три столетия она не претерпела никаких изменений». Слабость этого аргумента — в пренебрежении тем, что в обычном понимании

 

==95

 

 

Фундаментальные характеристики культуры

 

слово «наука» обозначает как результат, т. е. совокупность подтвержденных гипотез, так и процесс, посредством которого получают эту совокупность гипотез.

 

Функции определений

 

Я рассмотрел некоторые наиболее важные особенности употребления слов, позволяющие им удовлетворять разнообразным и сложным требованиям естественного языка. Между тем очевидно, что строгие требования научного дискурса делают желательным употребление таких терминов, многозначность которых была бы сведена к минимуму.

 

Определение можно рассматривать как концептуальный механизм контроля над функциями слова. Обычно определения применяются в следующих целях: а) для прояснения неясных и неопределенных слов, б) для устранения двусмысленности и в) для объяснения новых слов через старые. Определения, используемые в этих целях, помогают установить и поддерживать логическую согласованность научного языка. Между тем в научной работе определениям присуща и другая, не менее важная функция. Она связана с фундаментальным принципом философии науки, требующим от научных гипотез практической верификации. В соответствии с этим принципом, высказывания являются научно значимыми тогда и только тогда, когда вытекающие из них выводы поддаются непосредственной или косвенной верификации при помощи наблюдения. Эту функцию выполняет особый класс определений, так называемые «рабочие определения». Они служат соотнесению гипотез с теми наблюдениями, при помощи которых они могут быть подтверждены.

 

Прежде чем приступить к анализу определений «культуры», было бы полезно рассмотреть природу научных определений, различные типы определений и некоторые формальные правила определений, которые будут далее использоваться в нашей работе.

 

Что представляют собой научные определения? Рассматривая этот вопрос, следует прежде всего отметить, что определяются «слова», а не «вещи». Когда мы требуем определения «культуры», мы просим объяснить употребление слова «культура», а не дать эмпирическую характеристику феномена культуры. Отметить это не будет лишним, ибо широко распространенное непонимание этого факта является, вероятно, главной причиной того, что антропологи до сих пор почти нисколько не продвинулись к достижению общепринятого определения своего важнейшего термина.

 

==96

 

 

А.К. Кафанья. Формальный анализ определений понятия «культура»

 

Если понимать определение как «объяснение» значения или употребления термина, то что здесь подразумевается под объяснением? Определение дает объяснение, устанавливая необходимые и достаточные условия применения (или употребления) соответствующего термина. Устанавливая условия, при которых может употребляться то или иное слово, определение имплицитно устанавливает коннотацию слова. Например, когда Джордж П. Мёрдок оговаривает правила употребления слова «клан», предполагается следующее определение: пусть слово «клан» означает «любую сплоченную социальную группу, обладающую однолинейной системой происхождения, паттерном совместного проживания, соответствующим системе происхождения, и механизмом интеграции супруга со стороны»2. Здесь необходимое условие обозначения чего-то словом «клан» заключается в том, чтобы это нечто было сплоченной социальной групппой; достаточным условием является обладание тремя вышеуказанными дополнительными атрибутами.

 

Все определения состоят из двух компонентов: во-первых, объясняемого слова и, во-вторых, слова или нескольких слов, используемых для объяснения первого. Обычно эти компоненты называются соответственно определяемым и определяющим. В определении Мердока, приведенном выше, определяемое было напечатано прописными буквами, а определяющее — курсивом. Каждое определение утверждает, что эти два компонента имеют эквивалентные коннотации и могут использоваться как взаимозаменяемые.

 

Хотя каждое определение должно устанавливать после-дефиниционное употребление и значение определяемого приравнивания его к использованию и обозначению определяющего, они могут различаться в зависимости от характера устанавливаемого ими соотношения (иначе говоря, соотношение может быть утверждением, оговоренным употреблением слова или толкованием), а также в зависимости от того, имело ли определяемое до-дефиниционное использование. На этой основе можно выделить три типа определений.

 

Три типа научных определений

 

Первый тип, который мы рассмотрим, можно назвать справедливыми определениями. В данном случае предполагается додефиниционное употребление как определяемого, так и определяющего, определение же просто устанавливает равенство между ними. Например, справедливое определение: «шлюп» означает то же самое, что и «судно с косым парусным воору-

 

 

4 Зак.5

 

==97

 

 

Фундаментальные характеристики культуры

 

жением, обладающее одной мачтой и единственным кливером» — представляет собой высказывание, которое может быть как истинным, так и ложным. Поскольку в нем утверждается, что его определяемое и определяющее могут взаимно заменять друг друга во всех контекстах, не нанося ущерба общению, то оно является фактическим утверждением, которое можно проверить, спросив людей о том, как они используют эти слова, наблюдать их вербальное поведение, заглянуть в словари и т. д.

 

Важно заметить, что, хотя использование определяющего должно быть «очень близким» к употреблению определяемого, они не обязательно должны быть идентичными. Например, использование определяемого часто бывает двусмысленным, т. е. предполагает множественность значений; в этом случае справедливое определение может устранить двусмысленность слова, устанавливая, что лишь одно употребление, а именно то, в котором используется определяющее, является эквивалентным употреблению определяемого. Справедливое определение, следовательно, может в ряде случаев подвергать анализу определяемые слова. Успех его, разумеется, зависит от определяющего, у которого меньше недостатков по сравнению с определяемым.

 

Второй тип обычно называют номинальными определениями. Номинальные дефиниции наделяют значением неизвестное (определяемое) при помощи известного (определяющего). В данном случае определяемым является либо новый термин, либо старый термин, используемый в новом контексте; предполагается, что определяемое не имело до-дефиниционного употребления. Номинальное определение удовлетворяет потребность технического языка в экономии, так как его определяемое всегда значительно короче определяющего, например: а10 = агагагагагагагагага. Номинальное определение имеет договорной характер; оно просто заявляет о намерении использовать определяемое в качестве синонима определяющего. Следовательно, вопрос о его истинности или ложности не стоит. Эти определения, стало быть, не являются суждениями; в них просто оговариваются условия употребления того или иного термина. Номинальное определение может быть названо удачным тогда и только тогда, когда его использование повышает строгость и плодотворность языка.

 

Особым классом номинальных определений являются так называемые «рабочие определения». Рабочие определения используются исходя из требований измерения и верификации научных гипотез. Термин можно назвать определенным, когда он используется, обозначая такие свойства, которые поддаются эмпирическому наблюдению и измерению. Точнее

 

==98

 

 

А.К. Кафанья. Формальный анализ определений понятия «культура»

 

говоря, термин является рабочим в том случае, если следствия из гипотезы, в формулировке которой он содержится, поддаются опытной проверке Примерами такой дефиниции могут служить определение «температуры» как делений на шкале Фаренгейта и определение «интеллекта» как суммы баллов по тесту IQ. Когда Лесли А. Уайт говорит, что степень эволюции культуры может быть измерена количеством энергии, приходящейся в год на душу населения, он по сути предлагает рабочее определение «эволюции»1.