Глава 4. Ролевое позиционирование и дедушка Станиславский

 

До сей поры мы с вами, пацаны, представляли себе публику, которой орудует либо сам модератор (что происходит редко), либо его гипно-суггесто-риторская креатура (что творится сплошь и рядом), только лишь в качестве слушателей, зрителей и читателей.

Теперь же пришло время взглянуть на нее, как на присутствующую на спектакле (спектакль заказывает, естественно, модератор).

Да-да, мальчишки и девчонки, а также их родители, для нас с вами настал черед нового отношения к позиционированию, а именно – как к театральному представлению.

Причем, в отличие от театра, где зритель лишь пассивный сопереживатель происходящего на сцене действа, наш подход к зрительской массе должен быть иной.

Она теперь для нас – полноправный и активный участник совместного с позиционщиком театрального представления.

Чувствуете разницу между – "пассивно сопереживать" и "активно участвовать"? А?

По глазам вижу, что чувствуете.

Итак, вводить в статус можно по-всякому.

Не обязательно вопить: "Ты, Пафнутий, просто великолепен для белого парня!" или "Сам Папа Римский жбанит такую водяру!"

Можно позиционировать, не называя конкретный статус, а показывая его сценической игрой. Как говорят ушлые царедворцы-лизоблюды: "Короля играет свита".

Но тут, братцы и сестрицы, один тончайший нюанс зарыт.

Дело в том, что при таком способе позиционирования (назовем его ролевым) модератору приходится напяливать маску на свою собственную физиономию. То есть – становиться, так сказать (а иначе и не скажешь), актером. Играть!

Однако тут играть надо не просто, а с умом. По системе.

Лучше – по Системе Станиславского, поскольку за счет этого постпозиционные программы (установки) работают намного эффективнее постгипнотических.

Проверено экспериментальным путем…

Ах, этот театр!

Ах, этот запах пыльных, десятилетиями нестиранных кулис и раскаленной рампы!

Ах, этот вопль "У-у-у-у, бля!" падающего в зрительный зал вместе с прожектором и фильтрами к нему, словно канатоходец из-под циркового купола, розовощекого осветителя, обожравшегося с утречка какой-то дряни.

Ах, эти бутафорские запеченные поросята из папье-маше и бургундское вино из раствора марганцовки!

Ах, эти стройные и забавно нервозные актрисочки…

За более чем трех тысячелетнюю историю существования театрального искусства была создана всего лишь одна достойная внимания методика обучения актерскому мастерству.

И изобрели ее не греки, не римляне, не немцы с итальянцами или французами.

А кто же тогда?

Ну?

Угадайте с трех раз.

Молодцы! Орлы! Эрудиты! В самую точку попали!

Да, это мы такую шнягу изобрели! Мы, россияне, создали такую методику!

А конкретно – Константин Сергеевич Станиславский. Не профессор, не академик, а простой предприниматель, всей душой увлекшийся театральной режиссурой и обучением актеров, наш соотечественник – гениальнейший русский самородок.

Станиславский родился в Москве в 1863 году в известной купеческой семье Алексеевых. Он видел, как исчезали последние остатки патриархальной России и писал: "На моих глазах возникали в России железные дороги с курьерскими поездами, пароходы, создавались электрические прожекторы, автомобили, аэропланы, дредноуты, подводные лодки, телефоны… радиотелеграфы, двенадцатидюймовые орудия… Поистине – разнообразная жизнь, не раз изменявшаяся в своих устоях".

Именно грандиозные преобразования в науке и технике, а также бурные изменения в политической жизни страны и крутая ломка всех социальных устоев общества дали Станиславскому смелость и силу на столь же кардинальные преобразования всех, существующих до него принципов театрального искусства.

Участвуя в любительских спектаклях, Константин Сергеевич готовился к оперной карьере и учился пению у Комиссаржевского, вместе с которым основал в Москве "Общество искусства и литературы".

Здесь вырабатывались принципы нового мирового актерского и режиссерского искусства, в котором не только передавалась бы предметная обстановка, соответствующая каждой пьесе, но воссоздавалась бы атмосфера описанной там жизни.

Не один год в свободное от работы время Станиславский играл в разных там самодеятельных и полупрофессиональных пьесках, а также пробовал себя в режиссуре как любитель.

Такая позиция давала ему возможность видеть все недостатки старых театральных школ как бы со стороны: непредвзято, независимым взглядом человека, имеющего возможность сравнить – насколько настоящее выражение чувств у обычных людей похоже на то, что изображают на сцене профессиональные актеры и актрисы.

И Станиславский заметил, что у играющих на сцене людей выходит - вместо более ярких и четко выраженных человеческих чувств - одна лишь жалкая пародия на них.

Нашего героя сперва от такой гадости просто мутило. Он морщился, зажимал нос и все такое. Затем стал ругаться. И наконец, когда его уже начало тошнить от эдакой гадости прямо на затылки впереди сидящей публики, решил предпринять нечто кардинальное.

Мысль создать собственный профессиональный театр и свою театральную школу зреет в сознании Станиславского.

И вот новый поворот - 1898 год.

Все, конечно, знают известную байку про знаменитую беседу Константина Сергеевича с драматургом В.И. Немировичем-Данченко в заплеванном и прокуренном московском кабаке.

Со стороны кажется, что совершенно случайно, просто упившись водкой до поросячьего визга под песни неистово вопящего цыганского хора, два великих режиссера решили, вдруг, открыть собственный театр.

Однако за созданием Московского Художественного театра стояли годы экспериментов и борьбы с висящими на актерском искусстве еще со времен Аристофана и Софокла веригами идиотских штампов и традиций.

Тысячи лет актеры "рвали страсть в клочки".

И на сценах всех театров мира царили вопли-сопли и истерика-холерика.

Станиславский же хотел, чтобы на сцене актер жил мыслями и чувствами своего персонажа, испытывал бы вдохновение, заставляя публику сопереживать вместе с ним все мало-мальски заметные повороты в сюжете представляемой пьесы.

И вот, за пятой или десятой рюмкой дореволюционной водяры, Станиславский и Немирович порешили - утвердить на русской сцене 2 совершенно новых принципа.

Первый - это единство художественного замысла (сверхзадача, подчиняющая себе все мизансцены, плюс - их психологическая обусловленность).

Второй - жизненная достоверность образов, подлинность актерского переживания.

Это были безбашенно дерзкие идеи, идеи, опрокидывающие мордой в грязь тысячелетние устои старого театра.

А сама система Станиславского, давшая актерам внутреннюю и внешнюю технику воплощения этих идей, я уверен, является одним из самых достижений великих в истории человечества, стоящее в одном ряду с открытиями Ньютона, Эйнштейна, Лобачевского и Менделеева…

Для чего же программисту душ человечьих, занимается ли он геополитикой или правовой защитой экологических прав тараканов, необходима техника вхождения в образ? Для чего ушлому перцу, выступающему по поводу юридических тонкостей нового нормативного акта или перспектив культивирования гороха в Заполярье, необходимы приемы вживания в роль?

А для того они необходимы, чтобы, превратив выступление в театральное представление, заставить зрителя стать его участником, иначе говоря – марионеткой.

Причем позиционисту промывать мозги сапиенсам намного легче, чем простому актеру.

Тому приходится играть на партнеров, чтобы косвенно задеть своими эмоциями зал.

А позиционист-актер, напрямую обращаясь к аудитории, делает из нее партнера по игре, заставляя ее не просто сочувствовать себе, а и соучаствовать в этой игре.

Ведь в чем цель позиционирования?

Просто заставить клиентуру поверить во что-то?

Хи-хи-хе… Нет, конечно. Нам ради подобной мелочевки такая убойная штука не требуется.

Ибо, пацаны, "вера без дела мертва".

Поэтому главная цель позиционирования – заставить людей действовать.

А вот в чем это действие будет заключаться – голосовать за полных отморозков, покупать липовый товар, идти на штурм посольств, резать иноверцев, строить новый мавзолей для нового фараона, лететь на Марс или скинуться на памятник собачке Му-Му – дело модератора.

Правда, иногда изготовленные модераторами позиционисты, оказавшись на вершине политического или экономического Олимпа, зачастую норовят затеять собственную игру.

Судьба Березовского – яркий тому пример.

Однако бедолага сам виноват – очень уж любил светиться, где попало, с разными глупостями.

Такие детски-наивные шалости в модерации не катят.

Модератор, в принципе, может хоть по телеку выступать. Но по делу! И точечно. Выступил – как кинжалом в сердце саданул. И беги. И отсиживайся в кустах. И не привлекай зазря внимания.

А самая лучшая страховка от неблагодарности, наверное, состоит в том, чтобы самому не быть дураком и сукой.

Тогда и братва не станет тебя кидать, заимев власть и бабки…

Публика может ненавидеть идеи модератора.

Бог с ней, пацаны!

Главное, чтобы она выполнила задачу, которую он перед ней ставит.

В миллион раз хуже, когда твои мысли всем нравятся, но никто и пальцем не пошевелит, чтобы их осуществить…

И еще. Кроме всего прочего, позиционист, владеющий системой Станиславского, сможет легко использовать азианизм, стиль, намного превосходящий по своей мощи все наиболее убойные варианты аттицизма.

Моя мечта – возрождение в России умершего в конце 1960-х годы русского азианизма, живого театрализованного публичного выступления.

Тотальное использование такого стиля, позволит всей нашей нации вернуть себе утерянную энергию и бодрость.

Наше общество вымирает. Оно загнило и уснуло, пожираемое изнутри всяким сбродом (какие там "американские авианосцы" и "НАТОвская агрессия" – сами себя зачмырим и угробим).

И ему сейчас как воздух нужны личности, в чьих силах пробудить мой несчастный, местами похожий на кучу говна великий русский народ от летаргически-астенического безумия.

И еще одно.

Система Станиславского позволяет экономить физические силы и сохранять психическое здоровье при выступлениях самого высочайшего эмоционального накала.

А теперь о Задачах и Сверхзадаче.