ПоворотНебо почему-то в трещинах, да еще красных. Как-то неожиданно картина пред глазами сменилась, а только что был голубой небесный сатинчик с облачками. За рулем, на приборной доске, оказался листок, исписанный с двух сторон фразой: я ненавижу Валеру. Марго где-то прочла в женском журнале: если хочешь кого-то забыть, то внуши себе ненависть к нему. Она не понимала, где находится, но ощущала, что сидит, и, вроде бы, в машине, но почему-то в одном ухе голос ее босса спрашивает: - Синицкая, что вы там натворили в релизе? А в другом ухе кричит Валера: - Ну, ты и тупая! Не зачет! А потом вдруг она оказывается перед высоким и закругленным, как труба, зданием, где находится офис ее фирмы. - Блин! Чертов крематорий! - выругалась Марго и оказалась на своей кухне. Она вернулась с похорон подруги, которая от рака умерла, двоих детей и мужа оставила. Валера, как обычно, пялился в телевизор и переключал каналы, не задерживаясь ни на одном больше полминуты. Марго села на диванчик рядом. - Вот умру, и никто даже не поплачет обо мне. - И что? – пробурчал Валера. – Зато тебе не за кого бояться. - Ну, как же не за кого? А ты? «А ты? – повторила она про себя, - кто ты?» Ни муж, ни друг, ни брат – так, сожитель. И грустно стало. Кому она блюда вкусные готовит, стирает, тапочки подает? Кому? Дядьке чужому? - Лесников, а когда уже мы с тобой поженимся? – спросила Марго. Он, не отрываясь от телевизора, возмутился: - Опять? Завела шарманку. Десять лет живем. Нормально ведь живем, паспорта штампами не мараем. Свобода! Иди куда хошь! Плохо разве? «Свобода какая-то односторонняя, мужская!» - возмутилась про себя Марго и заявила: - А я не хочу свободы, и не хочу никуда идти, я хочу с мужем. - Блиннн… - закипает Валера, швыряет пульт на стол. – Опять тебе, что ли, лекцию прочитать о преимуществе гражданского брака? - Гражданский брак – это когда в ЗАГСе зарегистрирован, а у нас с тобой сожительство. - Так. Стоп. Отставить! – Валера раскаляется, а когда он злится, то вспоминает словечки из эпохи своей воинской службы. – С подругами, что ли, натрепалась? Отставить, женщина! Ты же знаешь, я не терплю командирства над собой. Я мужик, и я начальник. А ты – или подчиняешься, или валишь отседа. Марго отвернулась к стене, заплакала. Еще лет пять назад она легко останавливала слезные приступы, теперь же все чаще сдавалась, и слезы лились, голос блокировался, и в беспомощности она отступала перед натиском Валеры в другую комнату. Хватала сигарету, припрятанную в шкатулке с драгоценностями, и назло ему закуривала прямо в доме, хотя знала, что сожитель не выносит табачного дыма. Но сегодня Марго быстро проглотила комок слез в горле. Почему нужно «валить отседа», из своей же квартиры? Валера тут приживал, а не она. - Минералки принеси! - крикнул Валера. - Нет, Валер, давай поговорим, - Марго решительно ворвалась в комнату, отодвинула стул и села. - Минералки принеси, сказал! Поговорить Валера никогда не был настроен, только покричать, а что чаще, покомандовать. Марго посмотрела на него. Мужик-то видный, конечно, не зря всегда боялась – чуть что не по его, уйдет, и любая свободная бабенка подхватит. С мужиками нынче сложно, хоть в красную книгу заноси. Но сейчас пусть уходит, не жалко. Что-то вдруг сломалось у нее внутри, там, сегодня, на кладбище. И ведь словами не объяснишь, что именно случилось. Будто в душе взорвали атомную бомбу и все выжгли. Болело нестерпимо, правда, боли-то как раз Марго и была рада. Ну, и пусть болит, зато все теперь пусто, а значит, не нужно выносить из души мусор. - Все, Валера, - заявила она. – Пару часов тебе на сборы. Чемодан в шкафу, в прихожей. Ты человек военный, хоть и бывший, конечно, но соберешься быстро. И катись-ка ты… Он опешил, никак не ожидал такого приказа от тихой и податливой сожительницы. Даже от телевизора взгляд не оторвал, не шелохнулся, только сказал: - Валерьяночки накапай себе, мадам. Марго поднялась. - Я пока по городу проедусь, а когда вернусь, надеюсь, тебя уже не будет. И она вышла из квартиры, дверью, правда, не хлопнула, но руки и ноги тряслись от страха. Спускалась по лестнице и боялась, что сейчас почувствует удар в спину. Нет, прежде Валера ее не бил. Руками. Только словами. Колошматил так, что живого места не оставлял. Марго вышла из подъезда, подошла к машине, отключила сигнализацию, села на капот и взглянула на свои окна – рамы давно не крашены, потрескались, надо бы на пластиковые заменить, да и жизнь неплохо бы… Через месяц стукнет сорок, а жизнь, как оказалось, пуста. Ни мужа, ни детей, ни собаки. Квартира и машина – вот все, что нажила. Немаловажные детали по жизни, но… С ними-то не поговоришь по душам, не поревешь на плече. Поди, вон, прижмись к капоту, поплачь, как тут же сердобольные соседи неотложку вызовут и в психушку. Марго погладила свой «ниссан». - Вот и остались мы с тобой одни на целом свете, - вздохнула она. Села в машину, завела мотор и поехала. Хотела понять, сожалеет ли о том, что сделала. Прислушалась к себе: больно только по-прежнему, и все. Ехала неизвестно куда и думала о прожитых годах, о двух абортах – то Валера не работал, то работал, но получал мало, то болел - куда уж там, не до детей, вспомнила об этих вечных «отставить, дура», «подай, женщина». А ведь раньше не резало слух, не обижало, не напрягало, даже с радостью все подавала. И счастлива была отдавать, отдавать… И ничего взамен. Так мама учила: любишь – люби от всего сердца, бескорыстно. И ведь любила. Вот уже и за город выехала. Машин мало. В будний день, да после часа пик, дорога опустела, это в пятницу горожане по дачам разъезжаются, словно спасаются от шума и суеты, да только миф все это, шум и суета все равно в нас остаются, и нет нигде покоя. Что-то приборы забарахлили. Марго засмотрелась на мониторы, подняла голову и увидела, как машину заносит на отбойник… Опять небо в трещинах. Руки вцепились в руль, а в голове циклится: куда вывернуть руль, направо или налево? Направо или налево? Направо или налево?.. Откуда-то сбоку чужой голос сказал: - Живы? Как вас зажало-то! Сейчас скорая будет, потерпите. - 876… 56… 56…12, - произносит Марго и сама не понимает, что это за цифры.
Неизвестно, сколько прошло времени, но, на мгновение придя в себя, Марго поняла, что превращается в мумию - большая белая фигура, будто с волчьей головой, заматывала ее в бинты. - Ты Анубис? Пришел за моей душой? – спросила Марго. Фигура дернулась, и непонятно откуда громыхнул голос: - Рано тебе еще к Анубису, деточка.
Боль сверлами впивалась в тело. Марго увидела тонкую светящуюся ниточку над собой, и ей захотелось взлететь к свету, там хорошо, там поют ангелы… Обман. Перед глазами четко вырисовался белый потолок и диск лампы. Марго дернулась и поняла, что привязана ремнями к каталке, в руку воткнута игла от капельницы. Полет отменяется. Да и рай не для нее. Что поделать, грешки… Потом вдруг пустота. Марго, благодаря коротким вспышкам сознания, запомнила женщину в белом, которая улыбалась, быть может, как стюардесса во время крушения самолета, заставляющая пассажиров поверить, что посадка будет мягкой, и смотрела на Марго так, словно ждала в ответ бурных аплодисментов за проявленное мужество, и постоянно приговаривала: «Молодец! Молодец! Все заживет! Все будет хорошо!» А еще Марго вдруг увидела лицо Валеры, какое-то искаженное, будто с картины Босха, и закричала: «Настоящий ад – это сон!» А потом появился мужчина в белом, телефон на тумбочку положил, похоже, что ее мобильник, красненький такой, раскладушка.
Утро расстелило коврик из солнечных зайчиков на полу. Почему утро? Марго, открыв глаза, задумалась первым делом именно о том, сколько сейчас времени, попыталась нащупать рукой будильник, который Валера всегда в изголовье кровати ставил – чтобы матрас заглушал тиканье, но не нашла будильника и огляделась. Вокруг зеленые стены, кровати с железными спинками, тумбочки, заплатка из кафеля у двери, а под ней треснутая раковина с гудящим краном, из которого тонкой, но стремительной струйкой, удирала вода. А перед ней сидела женщина в цветастом платье, с веером в руке. - Ну, слава богу, проснулась, - радостно сказала она и замахала веером, - будить тебя не хотелось, а мне уж бежать пора. Марго всмотрелась в лицо женщины – не узнала, потом еще раз оглядела ее целиком. Ноги незнакомки были в носках, а туфли стояли чуть в стороне. В памяти запахло масляной краской, да так сильно, что Марго затошнило. Вспомнила! Это же ведь Женька – малярша из ЖэКа! Она еще лет… боже мой, дай памяти… десять назад ремонт в квартире Марго делала. Приходила после работы и каждый раз, разуваясь, от тапочек отказывалась, и надевала носки, объясняя это тем, что так ей удобнее и привычнее. Марго всегда с интересом наблюдала за тем, как Женька в белых носках расхаживала по грязным от обойного клея и краски полам. Во время ремонта она подружилась с маляршей, и контачила с ней, пока не появился Валера. Тому не нравились простые люди, как он говорил, из низших слоев колхоза. - Ненавижу обувь, ты же помнишь, - сказала женщина, перехватив взгляд Марго, - как захожу куда, так сразу носки надеваю, хоть мороз, хоть жара. Если не могу разуться, так прямо ноги крутить начинает. Марго кивнула и теперь, наконец, себя оглядела: все конечности на месте, только на правой ноге гипс, и нащупала - лоб пластырем заклеен. Возмутилась почему-то: «Это я что, в больнице?! Бли-ин!» - Как тебя угораздило в отбойник-то вписаться? – поинтересовалась Женька. - Отбойник? – Марго тряхнула головой и, точно вернув извилины мозга туда, где им и положено быть, сразу вспомнила про машину, барахлящие приборы, отбойник… И не по себе стало. – О, боже! Марго рассказала свою версию произошедшего, потом выслушала рассказ Женьки о том, что у нее теперь свой бизнес – туристическое агентство. Сначала муж этим занялся, а потом и Женьку привлек. - А ты все там же работаешь? – спросила она. – А то мне агент нужен, место освобождается, девочка замуж за финна выходит и к нему на ПМЖ улетает. Помнишь, ты все путешествиями бредила? Все хотела денег накопить, чтобы каждое лето по миру разъезжать? Марго вздохнула: - Н-да… Миром у нее был Валера. Целой планетой с меридианами и параллелями. - А ты как тут оказалась? – вдруг удивилась Марго. - Да мне из больницы позвонили, сказали, что женщина в аварию попала и все просила позвонить по номеру 876-56-56-12. А это ж мой номер. Врачи подумали, что я родственница. Ну, приехала, дабы опознать. Смотрю – да это ж Рита! А мама твоя где? Муж? Валера, кажется? Марго разревелась.
Перед ужином примчался Валера, швырнул на кровать пакет с вещами и, ни слова, кроме «Дура, идиотка, машину разбила!» ни говоря, ушел. Марго отвернулась к стене и прорыдала, пока не заснула. Проснулась от боли, нога ныла так, что хотелось ее отрубить, стон вырвался из горла. - Что ж ты так стонешь-то, дорогуша? – услышала Марго за спиной, повернулась, опять застонав, и увидела женщину в белом халате со стетоскопом в кармане. - Больно, - зло выдавила Марго. - Что там у тебя, нога? Да это ж разве больно! – присела на край кровати докторша. – Ты рожала? - Нет. - Ну, тогда ты и понятия не имеешь, что такое больно, - важно заявила докторша. – А с твоей-то ногой через месяц стрекозой прыгать будешь. Вон у меня, полчерепа заштопано, штыри в ногах, руках, ни одного зуба своего. И что? Шестьдесят шесть уже через месяц. - Сколько? – теперь Марго приподнялась, опершись на локти. – Вам меньше по виду. - Раскисать не надо никогда – вот секрет долголетия, - ответила женщина и представилась: – Меня Мария зовут. - А по отчеству? - Да без отчества. Мария, и все. - А с вами что случилось? – Марго оглядела женщину – все, вроде, в порядке, только лицо ассиметричное, странное. – Вы же, вроде, сказали, что полчерепа у вас… - Да это давно было! – вздохнула Мария. – Я тогда только что ереванский медицинский техникум закончила и с коллегами врачами в рейд по дальним аулам поехала. Нам грузовичок выделили с открытым кузовом, вот мы на нем и тряслись, дороги-то тогда без асфальта были, камни летели, гляди, того, в голову попадут, но ничего, мы не жаловались. Молодые, горячие, хотели людям помочь… Мария улыбнулась чему-то своему. - Когда по горному серпантину проезжали, камнепад случился, и шофер не справился с управлением, грузовик вылетел в пропасть. Все пассажиры погибли, и шофер. А я, да хирург, мальчишка совсем, живы остались. Да как живы, все переломались. У хирурга этого, Костя его звали, обе ноги сломаны оказались, он как мог, перевязал их, и меня перебинтовал моей же рубашкой. Я сознание то и дело теряла, а он все тормошил меня: «Не спи! Замерзнешь! Не спи!». День заканчивался, а ночи в горах холодные. Костя мне анекдоты рассказывал, сам бледный весь, а все подбадривал, мы еще, мол с тобой, на танцы сбегаем, ты мне, говорит, белый танец будешь должна. Вот уж и ночь наступила, а нас никто и не ищет, словно и не было нашей команды, а Костя твердил: «Ты верь, нас найдут, обязательно найдут!» А на небе звезд было! И так близко, будто мы не на дне пропасти лежали, а по космосу летели. Костя мне про созвездия рассказывал. Мария снова улыбнулась. – Я замерзать стала, Костя меня к себе прижал, грел. Но холод и сон одолели. Утром меня пастух нашел, буркой своей укрыл, а вскоре люди из аула приехали. Меня в машину погрузили, а парней и девчат, что со мной вместе ехали, сложили у дороги в ряд. И вот тогда я поняла, что мертвы они, а я жива, потому что боль невыносимую почувствовала, и весь путь до больницы кричала так, что голос потеряла и долго потом разговаривать не могла. Врачи и не надеялись, что я выкарабкаюсь, спорили, можно ли меня в Ереван перевозить. Большинство сошлось на том, что не довезут, по дороге скончаюсь. А один врач, жаль, имени его не запомнила, молоденький совсем, сказал: «Оставить ее тут, в районной больнице, точно умрет. В Ереван везти – может, умрет. Я бы рискнул». И рискнул. – Мария замолчала, раздумывая, потом продолжила, заметив заинтересованный взгляд Марго. - На вертолете меня отправили в Ереван. А там профессор какой-то знаменитый был, он и собрал меня, сшил. Еще и шутил: «Как новенькая теперь! И улыбка у тебя добрая!» Конечно, добрая, беззубая! Смотрела я на себя в зеркало и рыдала. Мне едва двадцать исполнилось, кому ж я такая нужна буду! Лицо перекошено, глаз один не видит, хромая на обе ноги. - А как же Костя? – нетерпеливо перебила докторшу Марго. В глазах Марии темно стало. - Когда я после операции в себя пришла, интересовалась, что с ним. Но мне сказали, что такого парня не было среди погибших, да и я вспомнить не могла, хоть кого-нибудь похожего на него из нашей бригады. Игорь был, Савелий Петрович был, Армэн Георгиевич тоже имелся. А Кости – ни одного. - Так что, он вам привиделся? – опешила Марго. - Кто его знает, - с грустью сказала Мария. – Даже если он мне и привиделся, то все равно меня спас. Марго снова приподнялась на локтях. Соседки по палате спали, а жаль – ей так хотелось, чтобы все услышали эту историю. - И как же вы потом? Как жили? Мария поднялась с кровати. - Не унывала. Я же заново и сидеть, и ходить научилась. Потом институт закончила, после аспирантуру, работаю вот, конструкторы из людей собираю, - тихо засмеялась она. - Только вперед! – вот мой девиз. Еще столько успеть нужно! Хочу вот с парашютом научиться прыгать. - А дети у вас есть? – поинтересовалась Марго. - А как же, и дети. И мужья были. Но все не то. Уж больно им всем хотелось объездить меня. Никак им не понять, что у женщины тоже душа есть, помимо сердца, и что душа эта тоже кушать просит. Не бытом единым жив человек, - изрекла Мария. - Значит, вы тоже в поиске того единственного? - вздохнула Марго. - А как же, с той аварии в горах и ищу. По крайней мере, я знаю, как его зовут. Если в этой жизни не встречу, так в следующей обязательно. А пока мне нужно освоить парашют. Чего время зря терять! Мария направилась к двери: - Разболталась я с вами, больная! Скоро полдник, а я еще не все палаты обошла! Нога у Марго по-прежнему болела, но теперь стонать почему-то стало стыдно, и Марго мысленно запела песню о монтажниках-высотниках, именно она всегда лезла в голову в любую трудную минуту. А ночью ей приснился Костя – худой, бледный, в белом халате, и еще много-много звезд. Марго кричала: «Мария, вот же он! Он существует!»
На следующий день заявился Валера, небритый, пропахший потом, в мятой футболке и грязных брюках. - Ты чего приперся? – удивилась Марго. – Я же тебе не звонила. - Я много думал, - заявил он, - не спал, не ел два дня… Не о том я. Уговорила. Давай поженимся. У Марго ничего в душе не шевельнулось, хоть и ждала она этого столько лет. Да и чему шевельнуться – выжжено все там. - Что, некому супчик сготовить? – усмехнулась она. - Ты прости меня, Ритуль, - шмыгнул Валера носом. Глядите-ка, Валера просит прощения! Нет, в такие чудеса Марго больше не верила. Идти ему некуда, вот и решил подлизаться. - Простила бы, - ответила она, - но не могу, потому что не умею любить. Научиться еще надо. И, начну, я, пожалуй, с себя. Валера непонимающе глазами захлопал. - Иди, иди, - попросила она, - тебе еще вещи собирать. Ключи не забудь вернуть. Он замешкался – шаг к двери, обратно. Пообещал: - Ну, я подожду, пока ты выпишешься, может, надумаешь… Подожду. - Да, я хочу, чтобы меня кто-нибудь ждал. Но не ты. После того, как Валера ушел побитой собачонкой, Марго не торжествовала. Она нервничала, решала, как быть. Жалко сожителя, слишком сильно врос в нее, корни пустил. Всплакнула, набрала номер Валерки, но, услышав его голос, отключила разговор, сказала себе: - Нет, пожалуй, любовь потом. Сначала весь мир. И набрала номер Женьки. - Жень, ты говорила, у вас там место агента освобождается?
|
