Библиотека

Начнем с информационного пространства. Платон считал чувственно воспринимаемый мир вещей подобием мира божественных идей, его бледной и несовершенной тенью. Это утверждение, несмотря на его принципиальный для самого Платона характер, в последующей философии все же понималось скорее как метафора. Сегодня возникла ситуация, когда вещи буквальным образом появляются из некого аналога мира идей: «повсеместно протянутой паутины» - www. «Паутина живет не в эвклидовом, а в платоновом пространстве со своей платоновой метрикой. Или, если угодно, она впервые в истории материализует платоновский мир идей» [Манин 2012].

Самое важное, что при этом возникает иллюзия истинности, мы перестаем воспринимать интернет как простое техническое средство, расширяющее возможности наших психических функций. Он как бы приобретает априорное алиби, отсутствовавшее со времени «Метафизических размышлений» Декарта у любого из актов восприятия, который мог быть создан неким «могущественнейшим и злокозненным обманщиком». [Декарт 1994, 23]. С интернетом как идеальным расширением человека происходит принципиальная подмена: в силу своей предполагаемой идеальности он начинает восприниматься как сама неоспоримая объективно существующая реальность.

Мы склонны принимать интернет за вариант метафизического телескопа, забывая о том, что на самом деле он может оказаться просто калейдоскопом, красивые картинки которого порождены кусками битого стекла. У Декарта «достоверность Cogito дает лишь субъективную версию истины; что касается знания о том, обладает ли эта достоверность объективной ценностью, то царствование злого гения продолжается… только доказательство бытия Божьего позволяет разрешить вопрос» [Рикер 2008, 23]. В интернете эта проблема иллюзорно снимается за счет того, что доказательство бытия Божьего подменяется доказательством существования провайдеров и поисковых систем.

Понимая первичный по отношению к миру сверхчувственных идей объективно окружающий нас мир в качестве конституирующей реальности, а мир киберпространства интернета в качестве производной реальности, зададимся вопросом, а в каком субъективном отношении к друг другу при предельном интернет-расширении человека находятся мир «офф-лайн» и мир «он-лайн»? Не впадает ли в этом случае человек в иллюзию восприятия реальности, порожденной на самом деле вавилонской сетью интернета? Насколько содержание киберпространства адекватно отражает действительность происходящего в земном мире, и можно ли считать интернет воплощением библиотеки, в которой собраны достижения человека? Несет ли он в себе подлинное знание или это лишь скопление докс?

Если понимать информационную составляющую интернета как парадигмальное воплощение библиотеки, то она наследует все уязвимые стороны непомерно расширяющего хранилища, в котором все труднее найти необходимую информацию, погребенную в залежах никогда никем не читанных и запыленных томов. Это противоречие возникает уже на уровне экспоненциального умножения такой специфической продукции, как научное творчество: в настоящий момент в мире издается такое количество научных журналов и книг, что возникает серьезная проблема с их читателями. Одна из наиболее распространенных жалоб в научном сообществе состоит в том, что никто никого не читает, а все эти публикации имеют целью лишь улучшение отчетности и повышения индекса цитирования автора для очередного прохождения по конкурсу или получения грантов. В качестве вспомогательного средства возникают такие специфические феномены, как культура дайджестов, реферативные журналы, справочные издания и пр. Подлинники читать некогда, и мы начинаем довольствоваться их пересказом. В информационном поле интернета миф о Вавилонской башне обретает новое воплощение – от столпотворения людей мы приходим к столпотворению идей. Возникают проблемы, связанные с различением информации, размещаемой в безграничном пространстве глобальной сети бесчисленным количеством пользователей. Объем информации, содержащейся на страницах интернета, фактически сводит ее реальное содержание к минимальному значению. Интернет дал неограниченные возможности для творческой самореализации своих пользователей, каждый из которых может опубликовать на ее страницах свои тексты, фотографии, ссылки и другие материалы. Но такая практика самотиражирования имплицитно несет в себе опасность полного выхолащивания самой идеи ценности текста: если публиковать можно все что угодно, то теряется возможность найти в гиперпотоке информации нечто достойное внимания. Конечно, можно рассуждать в духе теоремы о бесконечных обезьянах, одна из интерпретаций которой, сделанная в 1913 г. Эмилем Борелем, была выбрана нами в качестве эпиграфа [Борель 1913, 189–196]. Может быть, многомиллионная когорта пользователей и сможет успешно генерировать «нетленку», но какое при этом количество цифровой макулатуры будет выброшено в сеть? И сколько времени понадобится, чтобы отличить «зерна от плевел»? А сколько понадобится читателей, чтобы различить в потоке копипаста или словесного мусора гипотетическую «Анну Каренину»?

В обычной библиотеке поиску помогает разнообразная система каталогов, которая, несмотря на их полноту, всегда остается недостаточной. Интернет на первый взгляд обладает явным преимуществом, в нем предусмотрены поисковые системы. Поиск ведется по ключевым словам, и в результате машина выдаст вам все тексты, где они содержатся, независимо от их значения, будь то запись в блоге или сонет Шекспира. «Инет разрастается. Очень скоро он станет огромной информационной помойкой, где вероятность найти точную информацию будет постепенно стремиться к нулю… Как никогда остро встает вопрос критерия истинности. Если принять за таковой, к примеру, частоту упоминаний, то мы можем зайти весьма далеко: посчитайте соотношение ссылок, утверждающих существование инопланетян и опровергающих их. Зеленые человечки должны бегать по улицам табунами» [Коровкин 2008].

Восторг от возможности, не прибегая к пыльным томам энциклопедий найти любую затребованную информацию, в определенный момент сменяется сомнением в достоверности полученных из сети знаний. Роботы-поисковики безостановочно сканируют все доступные интернет-ресурсы и автоматически сохраняют их содержание на своих серверах, для того чтобы с максимально возможной скоростью удовлетворить любой запрос. С помощью поисковых систем интернет не только предоставляет запрашиваемые данные, но и описывает себя…

…Интернет представляет технологическое расширение, способное вместить практически необъятное для человека количество информации, и в этой бесконечности текстов становится все труднее найти ориентиры. Реальность, которую выявляет анализ контента глобальной сети, скорее показывает, что интернет представляет собой какофонию докс. В книге-манифесте «Вы не гаджет» автор термина «виртуальная реальность» Джарон Ланир высказывает убеждение, что сам отказ от идеи качества в интернет-среде приводит к ее потере. «Фрагменты человеческих усилий, наводнившие Интернет, некоторыми рассматриваются как составные части коллективного разума или ноосферы (а может уже и мира, подобного миру идей Платона? – Прим. авт.)… Часть моих коллег думает, что если сложные секретные статистические алгоритмы будут комбинировать миллион, может быть, даже миллиард фрагментарных оскорблений, то, в конце концов, получится мудрость, превосходящая ту, что содержится в любом хорошо продуманном эссе. Я не согласен. На ум приходит правило ранних дней информатики: мусор на входе — мусор на выходе» [Ланир 2010, 83-84]. Гиперпространство интернета – это не Гиперурания, и любые попытки увидеть в нем технологическое воплощение мира идей Платона нелепы.

Тем не менее многие видят в числе его задач создание некого текста текстов, в котором в духе постструктуралистской идеи интертекстуальности[i] может элиминироваться сама идея автора. Так, Кевин Келли считает, что когда все книги мира будут оцифрованы и доступны для поиска, а отрывки из них можно будет перемешать, они быстро станут «одной книгой» в универсальном вычислительном облаке. Полемизируя с ним, Ланир говорит: «Тот подход к цифровой культуре, который я ненавижу, действительно превратит все книги в одну, как прогнозировал Кевин. Этот процесс может начаться уже в следующем десятилетии или около того. В ходе крупного "Манхэттенского проекта" оцифровывания культуры Google и другие компании сканируют библиотечные книги и помещают их в облако[ii]. Важно, что произойдет дальше. Если книги в облаке будут доступны через интерфейсы, поощряющие мэшапы[iii] фрагментов, которые скрывают контекст и авторство, останется лишь одна книга. Именно это сегодня происходит с большой долей контента; часто вы не знаете, откуда взята цитата в новостях, кто написал комментарий или снял видео. Продолжение существующего тренда сделает из нас что-то похожее на средневековую империю или Северную Корею — общество с единственной книгой» [Ланир 2010, 80].

Не стоит забывать и о том, что истинность даже самых массовых и популярных продуктов интернета довольно сомнительна. Проблема смерти автора, в свое время поставленная в рамках идей постструктурализма Р. Бартом [Барт, 1989, 384–391], реинкарнирована в основанной в 2001 г. «Википедии» – международной свободной многоязычной энциклопедии, которую может редактировать каждый, при условии соблюдения набора правил, которые носят сугубо формальный характер и не предполагают никакого содержательного отбора.

Д. Ланир, критикуя сакральность, которую приписывают Википедии в сетевом окружении, выделяет ряд обстоятельств, ставящих под сомнение претензии этой интернет-энциклопедии на отражение сколь либо объективной картины мира. Как источник полезной информации «Википедия» идеальна в двух областях: поп-культура и естественные науки. В первой категории истина в любом случае является выдумкой, поэтому то, что утверждает «Вики», является правдой по определению; во втором случае на самом деле существует предпочтительная истина, поэтому более уместно говорить от имени группы. Статьи «Википедии», посвященные поп-культуре гиков[iv], длиннее и написаны с большей любовью, чем статьи о реальности. Описание армии из научно-фантастического фильма или рассказа обычно снабжено различными деталями в гораздо большей степени, чем армии из реального мира; у порнозвезды биография представлена более обширно, чем у лауреата Нобелевской премии (см. [Брофи-Уоррен 2007; Ланир 2010, 227]), а жизнеописание антигероя Звездных войн генерала Гривуса снабжено бóльшими подробностями, чем история генералиссимуса Суворова. В других областях знания, например, в описании исторических событий, объективность информации википедистов может быть поставлена под вопрос.

Возьмем в качестве примера описание Второй мировой войны на разных языках, и мы сразу же столкнемся с существенными различиями в описании этого глобального исторического события: статьи будут иметь разные структуру, объем частей, посвященных тому или иному этапу войны, «рейтинг» исторических лиц, не говоря уже о расставленных коллективным автором акцентах интерпретации.

Главную проблему, связанную со стремительным ростом информационного содержания интернета, можно охарактеризовать как проблему отсутствия внятных критериев для определения иерархии ценностей. Характерный для культуры постмодерна релятивизм усложняет проблему идентификации, поскольку имплицитно предполагается, что никакого однозначного правила для выбора идентичности и ее фиксации не может и не должно существовать. Подобная свобода выбора оборачивается в реальности отсутствием каких-либо реперных точек, в соответствии с которыми человек определяет место своего «я» в мире.

Лишенный базовых основ для самоидентификации в контексте общей, семейной истории, человек становится сингулярным, не имеющим ни реальной, ни символической опоры, обреченным на бесконечные поиски ускользающей от него подобно линии горизонта точки идентичности. Семейная, национальная, коллективная идентификация порождается лишь в условиях существования некоего устойчивого контекста, дающего каждому ориентиры и подтверждения истинности. Политопия, полифония становятся утопией и какофонией: человек, не имеющий никакой карты и вооруженный самостоятельно меняющим свою поляризацию компасом, вместо предполагаемого открытия неведомых территорий может оказаться обреченным на бесконечное хождение по кругу. Безусловно, любая история – от индивидуальной до семейной и от национальной до цивилизационной – является одной из возможных интерпретаций. Однако для каждого отдельного человека она существует в виде неоспоримой и единственной возможности и абсолютной истины. Сто или тысячи учебников истории расскажут ее более подробно, чем один, но для субъекта невозможна идентификация с тысячами вариантами одного события, которые делают его полностью ненадежным и неубедительным. Интернет может дать человеку сотни вариантов интерпретаций, не давая ему самого главного – основания выбора, который может быть положен в основу его собственной истории.

Проекты, подобные «Вики», превращают интернет во Вселенную бесконечных текстов или Вавилонскую библиотеку, в которой собраны всевозможные написанные и ненаписанные книги, где, как в рассказе Борхеса, на каждый подлинный текст существуют миллионы ложных, в том числе — опровергающих истинный [Борхес 1992, 142-150]. Метафоре дворца-библиотеки противостоит гораздо более распространенная метафора "Интернет - это свалка". Свалка противостоит дворцу, как хаос - космосу, царство энтропии - царству информации, пространство маргинальное - пространству центральному, как антидом - дому, как социально низкое - высокому (см. [Лейбов 2012]). Место вдумчивого читателя начинает занимать интернет-серфер, убежденный, что если он не нашел (или не понял) необходимой информации в интернете, то ее и нет: разве может быть во всеобъемлющей паутине хоть одно место, скрытое от опытного серфиста?

Иллюзия превращения неограниченного количества авторов в одного сингулярного гения, способного случайно создать вторую «Анну Каренину», пока не получила, как замечает Р. Виленский, никакого подтверждения: «Я слышал, что миллион обезьян с пишущими машинками могут повторить всего Шекспира. Теперь, спасибо интернету, мы убедились, что это неправда» (цит по: [Ллойд, Митченсон 2012, 163]).

Агора

Интернет - наиболее совершенный на сегодняшний день коммуникационный гибрид (недаром нам предлагают писать это слово с большой буквы, наряду с такими универсалиями, как Бог, Родина, Отечество) стал, с одной стороны, самым великим воплощением слияния всех когда-либо существовавших и существующих коммуникационных технологий, а с другой - в силу своей имманентной открытости, универсальным местом размещения новостных ресурсов, энциклопедий, учебных материалов, библиотек, аудио- и видеотек, программных продуктов, игр и развлечений, телевизионных материалов, почты, телефонии, систем платежей, магазинов, аукционов, объявлений о знакомствах и т.д. Интернет безучастно принимает материалы любого рода и сорта, будь то образовательные порталы или сайты перверсивного, маргинального и даже преступного содержания.

Особо широкое распространение получило соотнесение интернета с древнегреческой «агорой» - собранием граждан для свободного обсуждения новостей и принятия относящихся к общественной жизни решений, а также городской площадью для таких собраний [Войскунский 2001, 64-79].

Интернет стал казаться воплощением идеальной агоры, подчиненной, как и библиотека, не эвклидовым законам, а принципам идеального мира Гиперурании Платона, где исчезают любые хронотопические ограничения. Глобальная сеть создает универсальные площадки, социальные сети, блоги, где любой человек может задать наиболее подходящие ему условия для общения. Вы можете найти людей, с которыми не общались много лет, выбрать партнера, с которым вы на реальной «агоре» возможно никогда бы и не встретились, совершить покупку на виртуальном рынке, сохраняя при этом и анонимность, и возможность благодаря этому прервать контакт, ставший обременительным. Однако в реальности такое расширение породило ряд побочных эффектов. Анонимность, ни к чему не обязывающая легкость установления контакта превратила агору, в которой каждый человек отвечал за свои поступки и слова (Ксанф – выпей море!), в вавилонское столпотворение безответственных участников. Подлинное общение, требующее от человека установления прочных и по сути выстраданных отношений, стало подобным маскараду, где за личинами невозможно различить лиц. Как заметил Н. Хомский: «Одно дело – общаться с людьми, видя их перед собой, и совсем другое – стучать по клавиатуре, получая в ответ цепочки символов. Боюсь, что распространение таких бесконтактных и абстрактных отношений в ущерб живому непосредственному общению неприятным образом скажется на характере людей, сделает их менее человечными» (цит. по: [Ллойд, Митченсон 2012, 163]). Интернет-общение значительно проще, нежели нормальное человеческое общение. Оно не требует таких усилий, оно более безопасно, его можно начать и прервать в любое время, оно позволяет сохранять анонимность (отсюда и столь повсеместное распространение ник-нэймов в интернете), доступно. Но именно эта доступность скрывает за собой ловушку. Да, безусловно, в сети можно общаться, знакомиться и даже любить друг друга. Конечно, интернет-партнер лишен многих слабостей обычного человека, от него не может дурно пахнуть, он не может быть некрасив, но язык не поворачивается назвать это настоящим общением. Нам кажется важным указать на принципиальную маскарадность интернет-общения. Речь идет совсем не о карнавализации в стиле Бахтина, позволяющей преодолеть выстроенные и жесткие барьеры реальной жизни, а именно о безответности маскарада, где основополагающим моментом является анонимность всех его участников. Карнавал - это временная отмена социальных ограничений, позволяющая расширить зону общения, тогда как маскарад нацелен на воплощение не реализуемых в реальной жизни без масок влечений путем мистифицирующей подмены собственной идентичности. Маскарад возможен только при условии фальсификации собственной идентичности, замены «я» на безличную маску. Это то место, где никто ни за что не несет никакой ответственности.

Первоначально агора была публичным местом сбора, дискуссий, принятия решений свободных жителей полиса, несущих военную службу, позднее она стала и торговой площадью, где также поддерживались правила честной торговли, точности мер веса и качества товаров. По сравнению с агорой публичная площадь интернета, где невозможно оценить ни качество товаров, ни качество предлагаемого общения, где под ником школьницы может выступать престарелый педофил, больше похожа на огромный зал ожидания или восточный базар, где тебя норовит обмануть каждый продавец, если до этого тебя не успеет обчистить вор-карманник. Агора невозможна без личной ответственности и репутации, интернет - царство анонимности и безответственности. Это еще один вариант «ящика Пандоры», откуда появляются силы, разрушающие идентичность расширенного технологиями человека. С феноменологической точки зрения идентичность есть переживание человеком принадлежности, включенности, овладения или управления теми или иными формами субъективной или объективной реальности. Инструменты, дающие возможность изменения топологии субъекта, трансформации его идентичности, с момента утраты ответственности за них (как варианта нарушения обратной связи) начинают давать сбой, так же точно как перестающее подчиняться мне тело, за которое я не несу ответственности, начинает отчуждаться. Ощущение ответственности относится, на наш взгляд, к высшим формам идентичности (я не только чувствую себя, не только управляю собственными действиями, но и несу за них моральную ответственность). В этой точке происходит расширение субъекта от физического, действующего и чувствующего к моральному, ограниченному в своих действиях не столько физическими, сколько нравственными ограничениями, т.е. тем нравственным императивом, который И. Кант положил в основу сущности человека. У Ж.-П. Сартра эта проблема представала как различение между вседозволенностью и подлинной свободой, основанной на ответственности.

Снятие индивидуальной ответственности, имманентно присущее интернет-агоре, сопровождается радикальной трансформацией некоторых принципиальных понятий, например, свободы слова. Если раньше возможность выражения своего мнения ограничивалась пределами площадок для высказывания или карой за его неприемлемую форму либо содержание, то сейчас в инете можно найти любые ссылки, тексты, фотографии вплоть до порно сцен с участием известных политиков. Эта беспредельность свободы виртуальной агоры оборачивается неожиданной девальвацией авторства. Поскольку в подавляющем большинстве случаев никто не отвечает за истинность выложенной информации, то никому не приходит в голову и идея ответственности за ее достоверность. Когда-то за диффамацию человек отвечал собственной свободой, даже жизнью. Произнесенное на настоящей агоре слово имело отнюдь не метафизический вес. Сократ, утверждая истинность своих высказываний и отстаивая свои идеалы, ответил за это право своей собственной жизнью. Ответом на публичное оскорбление мог быть вызов на дуэль, результаты которой были отнюдь не предсказуемы, и каждый ее участник рисковал жизнью (ни у Пушкина, ни у Дантеса не было иного выбора, кроме дуэли, для разрешения ситуации, получившей публичную огласку). Намного позже, в советское время, критическая статья в «Правде» или «Известиях» стоила человеку карьеры или даже жизни. Мы нисколько не ностальгируем о тех временах, но нельзя не признать, что нынешняя невыносимая легковесность публичного слова и безответственность авторов интернета оборачивается легкостью и безответственностью реакции их читателей. Слова, оплаченные кровью, никогда не будут равны тем, что стоят лишь пота автора при нажатии клавиш и мускульных усилий при движении мыши. Чашу цикуты за посты в блогах не станет пить никто. «Интернет-революция открыла все шлюзы. Людям, которым бумажная эпоха не давала слова – получили возможность говорить. И оказалось, что это люди, как правило, малограмотные, необразованные, распущенные, циничные. Но зато беспредельно, беззаветно, бессмысленно злобные. Они очень активны и агрессивны. Но при этом сентиментальны. Они ненавидят правительство и бунтовщиков, очень богатых и совсем бедных. Завидуют знаменитым и презирают безвестных. Они обожают себя, свои наряды, своих домашних любимцев. Они любят смертную казнь и пирожные» [Драгунский 2012]. В пространстве интернета хорошо себя чувствуют «идолы рынка» и «идолы театра»: тирания слов и общепринятых мнений не ограничивается ни ответственностью, ни возможностями верификации [Бэкон 1972, 25]. Происходит тотальная подмена означаемого означающим и человек начинает принимать отражение за действительность, симулякры, как копии отсутствующего оригинала, за сам никогда не существовавший подлинник. Интернет-пространство стало своего рода рынком, площадью, где происходят ни к чему не обязывающие встречи, ведутся бессмысленные споры и даются бесчисленные толкования, выставляются на публичное обозрение семейные альбомы, просмотр которых еще Л. Витгенштейн называл одним из наискучнейших занятий.

В поисках корней ризомы безответственности интернета обратимся к диалогу «Софист», где Платон указал на эту проблему еще на реальной агоре. Он отмечал, что в структуре бытия присутствуют объекты-фантазмы (симулякры), которые сегодня обрели свою реальность в виртуальном коконе интернета, где место софистов заняли так называемые «тролли» - пользователи, подстрекающие, провоцирующие, отпускающие саркастические замечания с одной целью – вовлечь других пользователей в бесполезную конфронтацию, наслаждающиеся процессом, а не результатом. В поиске критерия разграничения подлинной мудрости от ложной, логоса от доксы Платон использует дихотомический метод деления (Софист 264с – 268с) [Платон 1993, 339-345]. Считая творчество либо божественным, творящим природные предметы и их отображения, либо человеческим, творящим искусственные предметы и их отображения (пользователь, размещая свои материалы в сети, симулирует деятельность творца), Платон утверждает, что создание отображений искусственных предметов, т.е. подражание (материалы копируются, обрастают ссылками, комментариями, размещаются на других сайтах), бывает двух видов – творящее образы, соответствующие предметам, и творящее призраки, им не соответствующие (симулякры). Софист творит призраки (интернет-тролли создают виртуальные фантомы). А так как подражание софиста основывается не на знании, а на мнении, он подражает, не зная того, чему на самом деле он подражает (интернет-тролль имитирует реальность, даже не столкнувшись с ней, для тех, кто возможно никогда и не столкнется). В своем подражании софист настолько искусен, что никогда не сойдет за простеца, а будет сознательным лицемером (для интернет-троллей важен процесс имитации истины, причем главным становится достижение неотличимости подделки от несуществующего оригинала). Но и в своем лицемерии софист двуличен, ибо не преследует никаких общественных и государственных целей, он просто извращает мудрость в частных беседах, запутывая собеседника в противоречиях (для троллей социальная действительность не имеет значения – главное обозначить собственное присутствие, пометив свою виртуальную территорию в сети). Современные софисты-тролли обладают несравненно большими возможностями для симулирования реальности, но мир, который они создают (имитируют), имеет еще меньше точек соприкосновения с реальностью, чем основанная на логических уловках «мудрость» софистов. В созданном троллями мире главное место занимают не проблемы детской смертности в африканских странах, а увеличение груди очередной знаменитости или развод поп-звезды, у которой никогда и не было не симулированного брака.

И библиотека, и агора предполагают некую иерархию, систему, планы, каталоги, но интернет – объект, аннигилирующий структуры, это ризома – децетрированная паутина-корневище, что делает ее идеально жизнеспособной и обеспечивает полное равенство ее бесчисленных побегов. Свобода высказываний и интерпретаций, легкость получения информации и установления коммуникации без приложения особых личных усилий упрощают структуру человеческой деятельности, переводя ее сложные высшие формы даже не в действие, а в простые операции по поиску нужного сайта. Здесь интернет обнаруживает родовое сходство с употреблением наркотиков, дающих человеку иллюзию достижений, на самом деле сводящихся к покупке активной субстанции у пушера. Можно подняться на Эверест после долгих тренировок, с большим риском для жизни, а можно заказать вертолет, который доставит вас на вершину, где вы сделаете фотографии и разместите их на фейсбуке. И никто не сможет уличить вас в подделке. Маскарад вместо действительности, никнеймы вместо имен – все это выхолащивает эмоции человека, лишает его таких элементов несовершенного общения докомпьютерной эры, как встречи с друзьями, первые свидания, разочарования, понятия о чести, ответственности…

Уже таинственно звучат слова Бэллы Ахмадулиной: «Даруй мне тишь твоих библиотек…», так как поиск нужных книг в каталогах и кропотливое их конспектирование заменяют удобные технологии поиска, предоставляющие тебе нужную информацию прямо здесь и сейчас (или ее эрзац, что в мире симулякров уже не имеет ровно никакого значения).

Еще опаснее возникающая в результате симбиоза с интернетом диффузия идентичности. Если интернет становится привилегированным отражением реальности, то можно не заметить, что зеркало это кривое, равно как и кривы отраженные в нем люди и тексты, а мы сами начинаем утрачивать критические возможности и собственную субъектность.

До тех пор пока мы признаем интернет как инструмент и средство, это не так страшно, но когда мы принимаемся его обожествлять, делать его единственным источником коммуникации, наделять его статусом «сверхмедиа» и писать с заглавной буквы, то мы, по сути, становимся если не рабами, то слугами, «сервомеханизмами», не замечающими потери подлинной сущности и с восторгом запутывающими себя в паутине окружающих нас сетей. Покуда мы расширяем себя, и обретенные искусственные органы остаются нашими подчиненными протезами, беспокоится, если мы не луддиты, в общем-то, не о чем. Но если наступает момент, когда мы, не замечая того, сами становимся протезами, управляемыми порожденным нами Франкенштейном, то ситуация становится куда более драматичной.