Россия на рубеже веков 9 страница

Около 10 % всех дел состояли из жалоб на жестокое обращение помещиков со своими крепостными. Основную же массу составляли дела, касающиеся выдачи пенсий, пособий, наград, рассрочек в погашении долгов; здесь же рассматривались и случаи личных оскорблений, супружеской неверности, обольщения девиц, публичных развратных действий и т.д. Наиболее важные и громкие случаи доводились до сведения монарха.

Деятельность ведомства, возглавляемого А. X. Бенкендорфом, с самого начала вызвала недовольство различных лиц. Особенно тех, кто занимал заметные должности в государственном аппарате, поскольку главнейшая функция III отделения состояла в выявлении и пресечении служебных злоупотреблений. Если раньше любой управляющий считал себя чуть ли самодержавным правителем в своем ведомстве, теперь бесконтрольность и вызываемые ею злоупотребления не оставались незамеченными. Служба Бенкендорфа, это «недремлющее око государя», всегда была начеку, и любой подданный мог передать туда информацию о неблаговидных поступках должностных лиц. Граф, которого Николай I искренне уважал и высокого ценил, немедленно доводил подобные сведения до монарха. Следовали различные кары — от выговора до изгнания с должности, лишения положения и пенсии.

Петербургское высшее общество, где как раз и задавали тон сливки чиновного мира, не могло понять и принять новые правила жизни и службы. Бенкендорф стал объектом беспощадной критики и поношения. В глаза всесильному начальнику ничего не говорили (боялись «могущественного временщика»), но в своем кругу обвиняли его чуть ли не во всех смертных грехах.

Конечно, наушничество, доносительство, возведенные на уровень государственной политики, не могли не считаться злом. Но, с другой стороны, безопасность государства надежно охранялась, и за все тридцать лет правления Николая I возник лишь один значительный заговор, который удалось быстро раскрыть. Это был кружок «петрашевцев» — по имени его организатора —. М. В. Петрашевского. Участники нелегальных собраний вынашивали планы создания тайного общества, с тем чтобы путем крестьянского восстания свергнуть царскую власть и установить республику. Членов тайного общества арестовали в апреле 1849 г. По делу петрашевцев к следствию привлекли 123 человека, 21 из которых были приговорен к расстрелу. Царь отменил смертный приговор, участников сослали на разные сроки на каторгу в Сибирь. (Одним из обвиняемых по делу проходил Ф. М. Достоевский.)

А. X. Бенкендорф пользовался неизменным расположением царя, что выражалось в особых знаках внимания: в 1826 г. Бенкендорф стал сенатором, в 1828 г. произведен в генералы от кавалерии, в 1831 г. назначен членом Государственного совета, а в 1832 г. ему был пожалован титул графа. Когда в 1837 г. Бенкендорф тяжело заболел, то царская семья окружила его необычным вниманием. Сам император часами неотлучно находился при нем. За жизнь царского любимца переживали и немалое число простых людей, видевших в графе (принимавшего в своем петербургском кабинете как именитых, так и безвестных просителей) бескорыстного защитника против произвола начальства. Бенкендорф выздоровел и верно прослужил «своему государю» еще несколько лет. Скончался А. X. Бенкендорф в 1844 г.

В эпоху николаевского царствования взошла звезда еще одного известного государственного деятеля — Сергея Семеновича Уварова (1786-1855). Это был один из образованнейших людей своего времени, прекрасно владевший новыми и древними языками, интересовавшийся археологией, философией, историей. Из-под его пера вышел ряд научных работ. В 1811-1822 гг. С. С. Уваров занимал должность попечителя Петербургского учебного округа, в 1818 г. стал президентом Российской Императорской Академии наук и на этой должности оставался до самой смерти. Более пятнадцати лет — с 1833 по 1849 гг. — он являлся министром просвещения. За свои служебные заслуги Уваров получил редкое поощрение: в 1846 г. ему был «высочайше пожалован» титул графа.

Уваров прекрасно понимал значение просвещения и образования и старался содействовать развитию начального образования среди населения, а также превращению высших учебных заведений — университетов — в действительно научные и просветительские центры. К началу 30-х гг. XIX в. число университетов было невелико: в Петербурге, Москве (самый старый), Казани, Гельсингфорсе (Хельсинки, Финляндия), Харькове, Дерпте (Тарту), Вильно (Вильнюс), Варшаве. В 1834 г. открылся университет в Киеве. Лучших студентов обязательно посылали за счет государства за границу, главным образом в известнейшие университетские центры Германии, для продолжения обучения. Самым крупным учебным заведением являлся Московский университет, где в 1831г. обучалось 814 студентов, или почти 30% всего их числа по России. При университете имелся Благородный пансион с шестилетним курсом обучения. В него принимались дети дворян, которые по окончании курса имели право поступать в университет. При университете существовал еще и особый Педагогический институт, готовивший учителей для школ и гимназий. В 30-40-е гг. XIX в. в московском университете обучались или преподавали видные ученые, составившие славу русской науки. В их числе и известнейшие историки: М. П. Погодин, Т. Н. Грановский, С. М. Соловьев.

Однако деятельность С. С. Уварова в памяти потомков запечатлелась не конкретными служебными делами, а тем, что он сформулировал так называемую «теорию официальной народности», которую ненавистники Российского государства потом неизменно называли «реакционной». Собственно никакой «теории» (стройной системы обобщающих положений) Уваров не создавал. В 1832 г. в циркуляре попечителям (начальникам) учебных округов министр высказал требование, чтобы воспитание подрастающего поколения основывалось на истинно охранительных началах «православия, самодержавия, народности». Смысл наставления состоял в том, чтобы противопоставить модным теориям о «равенстве» и «свободе» особое понимание русской государственности, неповторимого духовного облика русской нации.

Еще раньше эти же мысли высказал Николай I, после восшествия на престол заявивший: «Говорят, что я —¹ враг просвещения. Есть два просвещения: западное развращает их, я думаю, самих; совершенное просвещение должно быть основано на религии». Эту задачу — ликвидацию невежества, с одновременным формированием государственных духовно-нравственных принципов — и должен был решать С. С. Уваров.

Свое «деловое кредо» министр народного просвещения сформулировал вполне отчетливо: «Мы, то есть люди девятнадцатого века, в затруднительном положении: мы живем среди бурь и волнений политических. Народы изменяют свой быт, обновляются, идут вперед. Никто здесь не может предписывать своих законов. Но Россия еще юна, девственна и не должна вкусить, по крайней мере теперь еще, сих кровавых тревог. Надобно продлить ее юность и тем временем воспитать ее. Вот моя политическая система... Если мне удастся отодвинуть Россию на пятьдесят лет от того, что готовят ей теории, то я исполню мой долг и умру спокойно».

В уваровской формуле «православие» олицетворяло понятие «мировоззрения», «самодержавие» —форму государственного устройства, а понятие «народности» подчеркивало, что «православие» и «самодержавие» отвечали духу народа, его представлениям об устройстве страны и мира.

Соединение трех этих элементов и создавало удивительный исторический феномен, называемый «Россия». По сути дела, Уваров лишь призывал русских людей не превращаться в «умственных рабов» иностранных учений, уважать прошлое, дела предков и не забывать, что в империи двуглавого орла слишком много неповторимого, своеобразного.

 

Глава 3

 

Национальный вопрос и имперские интересы в период николаевского царствования

 

 

§ 1. Польское восстание 1830—1831 гг.

 

На Венском конгрессе 1815 г. часть Польши, отошедшая еще в 1795 г. к России, была расширена и определена как Королевство Польское (Царство Польское). Все европейские страны признали его неотъемлемой частью Российской империи. Русский император считался и царем Польским. Александр I предоставил «Русской Польше» конституцию, наделявшую поляков большими правами: здесь сохранялись прежние законы, собственная казна и войско. Высшим органом польского самоуправления признавался избиравшейся населением Сейм. (В районах Польши, отошедших к Пруссии и Австрии, поляки никаких политических прав не имели.)

Николай I, не питавший симпатий ни к конституции, ни к Польше, тем не менее неукоснительно придерживался обязательств своих предшественников. Конституционное устройство в Царстве Польском не отменил. Наместником (представителем императора) в Варшаве являлся старший брат Николая I великий князь Константин Павлович, усиленно приглашавший царя нанести визит в «Польское царство». Ехать императору не хотелось, но он обязан был это сделать, так как еще Александр I положил начало правилу, что на Польское царство надо короноваться в Варшаве.

В мае 1829 г. Николай Павлович в варшавском королевском замке возложил на себя польскую королевскую корону, принес присягу в присутствии польского Сейма и депутатов воеводств (областей). Царь и его свита не могли не заметить, что присутствующие на коронации польские представители не испытывали «верноподданнейших чувств». Польская аристократия и шляхта (мелкопоместное дворянство) настроены были резко антирусски и не скрывали подобных настроений. Они активно поддерживали Наполеона, многие непосредственно участвовали в военных действия в России. Хотя Александр I простил всех этих поляков, никаким преследованиям они не подвергались, но гордые и самолюбивые шляхтичи воспринимали царскую милость как «унижение».

Враждебность к России в Польше имела давние корни. Многочисленные конфликты и войны между Россией и Польшей (Речью Посполитой) на протяжении веков не способствовали возникновению симпатий. Важная причина взаимного неприятия коренилась и в религии. Поляки являлись католиками, а Польская католическая церковь подчинялась римскому папе (Ватикану). В то же время высшая политическая власть в Польше принадлежала православному русскому царю, он имени которого действовали его представители. Православное население в восточных районах Польши подвергалось со стороны польской шляхты и католической церкви систематическим притеснениям и унижениям. Польское дворянство и католическое духовенство к православным крестьянам (русским, белорусам, украинцам) относились с нескрываемым презрением, часто иначе как «быдлом» (скотиной) их не называло.

Быть «польским патриотом» тогда почти неизбежно означало являться и врагом России. Восстановить полную политическую независимость Польши — являлось желанием, лозунгом всех польских националистов. Для осуществления этой цели создавалось множество тайных организаций, где главенствовали польские дворяне. Националисты мечтали не только о независимости, но и о создании «Великой Польши от моря и до моря» (от Балтийского до Черного), которой ранее никогда не существовало. Подобная нелегальная антирусская деятельность поощрялась католической церковью. Это должно было рано или поздно привести к столкновению, и в 1830 г. оно произошло.

17 ноября группа военных заговорщиков напала на дворец Бельведер в Варшаве, где находился великий князь Константин Павлович. Брату царя удалось в последний момент спастись бегством, но многих из его окружения восставшие убили. На следующий день по всей Польше начались грабежи и убийства русских и всех тех, кто подозревался в симпатии к России. В последующие недели и месяцы погибли тысячи людей. Почти все польское войско изменило присяге, данной русскому царю, и перешло на сторону мятежников. В Варшаве было создано Временное правительство, провозгласившее независимость и предложившее императору мирные переговоры.

Николай I подобное предложение отклонил, заявив, что если мятежники не сложат оружия, то они сами уничтожат Польшу. Но это предупреждение не произвело никакого впечатления в Варшаве, и польская армия начала военные действия против частей русской армии. 13 феврале 1831 г. около варшавского предместья Праги русские войска под командованием фельдмаршала графа И. И. Дибича наголову разбили польские соединения, остатки которых укрепились в Варшаве. Казалось, что судьба мятежников скоро будет решена, но русское командование не спешило, понимая, что штурм многонаселенной Варшавы приведет к огромным человеческим жертвам. Существовала и другая причина подобной медлительности.

Весной 1831 г. начала распространяться холера, завезенная в 1830 г. в Россию из Индии. Она поразила и русскую армию. Умирало много солдат. От холеры скончался граф И. И. Дибич (29 мая 1831 г.), а 15 июня того же года от страшной эпидемии умер наместник в Царстве Польском великий князь Константин Павлович. Русская армия под командованием генерал-фельдмаршала графа И. Ф. Паскевича 28 августа 1831 г. вступила в Варшаву. Польское восстание было подавлено, а большинство активных участников его бежало за границу. За семь месяцев польского мятежа в европейских газетах появилось множество статей о событии, о нем говорили депутаты парламентов, обсуждали при европейских королевских дворах. Немало звучало критических суждений по адресу России, а «польские герои» восхвалялись. Особенно неистовствовали газеты и различные общественные деятели во Франции, где проживало множество поляков-эмигрантов, главным образом дворян.

Беспощадной была и антирусская кампания в Англии, где ее главным вдохновителем стал известный политический деятель, лидер партии вигов, тогда министр иностранных дел Пальмерстон. С начала 30-х гг. XIX в. «русский жупел» стал политическим оружием различных политических партий Британии. Именно в этот период старые западноевропейские антирусские предрассудки и предубеждения начали проявляться в Англии в форме открытой русофобии.

Россия неизменно изображалась «варварской», ее политика «жестокой», а русская армия представлялась сборищем «дикарей», творивших «ужасы» в «несчастной Польше».

О жестокостях «польских патриотов» не писали. О том, как русских и всех православных преследовали, унижали, детей отнимали у родителей и отдавали в католические монастыри на воспитание, о том, как русских солдат пытали, сажали на кол, выкалывали глаза, о подобных зверствах не писали, их не осуждали. Не говорили, например, во Франции о том, что русская армия не грабила мирное население, не сжигала города и не разоряла поместья, как это делала Великая армия во главе с Наполеоном. Те злодеяния, которые действительно чинили французы во время вторжения в Россию, были забыты. Об этом не любили и не хотели вспоминать.

В России считали подобную критику несправедливой и оскорбительной. Николай I отнюдь не был склонен проводить государственный курс с оглядкой на то, что скажут в Париже или Лондоне. Он знал, что поляки изменили присяге, сами отвергли условия договора с Россией и за это должны понести наказание. И оно последовало. 21 февраля 1832 г. был издан так называемый «Органический статут», коим упразднялась польская конституция, ликвидировалось польское войско и самостоятельные финансы.

Однако царь не хотел лишать поляков всех прав. Были оставлены в силе все местные судебные законы, а польский язык сохранен при судопроизводстве. На старых польских территориях в Пруссии и Австрии, где проживала значительная часть поляков, ничего подобного не существовало. Однако это ни в Париже, ни в Лондоне осуждения не вызывало.

 

§ 2. Кавказские войны. Имам Шамиль

 

Вскоре после вступления на престол Николая I России пришлось столкнуться с военными осложнениями на Кавказе. Старые противники — Турция и Персия — в очередной раз попытались изменить существовавшую региональную стратегическую расстановку сил, сложившую в результате предыдущих русско-турецких и русско-персидских войн.

В июне 1826 г. персидские войска вероломно напали на русский военный лагерь около границы, уничтожив несколько сотен солдат и офицеров. В последующие месяцы развернулись масштабные военные действия, которыми руководили: сначала генерал А. П. Ермолов, а затем генерал И. Ф. Паскевич. Иранские войска к концу 1827 г. были почти полностью разбиты. В феврале 1828 г. между Россией и Персией было заключен Туркманчайский мирный договор, по которому Эриванское и Нахичеванское ханства отходили к России. Это было последнее военное противостояние России с Персией.

Значительно сложней развивались отношения с давним противником России — Османской империей. Еще в мае 1812 г. в Бухаресте был заключен мирный договор, согласно которому к России отходила часть территории Молдовы (Бессарабия), а граница между двумя империями устанавливалась по реке Прут (раньше она проходила по Днестру). Турция признавала права России в Западной Грузии и соглашалась на самоуправление подвластной ей Сербии, что стало началом независимости этого балканского славянского государства. В 1826 г., в дополнению к Бухарестскому договору 1812 г., была заключена в городе Аккермане (ныне Белгород-Днестровск) конвенция между Россией и Турцией, обязывавшая Турцию соблюдать права Молдовы, Валахии и Сербии и предоставлявшая России право свободы торговли на территории Турции и судоходства в ее прибрежных водах.

Через два года, в октябре 1828 г., турецкий султан объявил об отказе от Аккерманского договора. В это время в Греции, находившейся под властью Турции, уже несколько лет продолжалось народное восстание против османского ига. Симпатии России были целиком на стороне греков, что вызывало гнев в Стамбуле. Турецкий султан призвал «правоверных» к «священной войне» против России.

Военные действия продолжались несколько месяцев в районе западного побережья Черного моря и на Кавказе, в горной местности к югу от грузинских земель. Русские войска заняли турецкие анклавы на Черном море — города Анапу и Поти, крепость Карс и город Эрзерум. В августе 1829 г. русский корпус под командованием генерала И. И. Дибича подошел к городу Адрианополю (Эдирне). До столицы Турции оставалось чуть больше 100 км. В Стамбуле началась паника и султанское правительство срочно запросило мира.

В начале сентября 1829 г. был заключен Адрианопольский мир, по которому к России отошел Ахалцихский район Грузии и все побережье Черного моря от реки Кубань до города Поти. Важным результатом русско-турецкой войны 1828-1829 гг. стало освобождение Греции. Согласно одной из статей Андрианопольского договора, Турция признавала самостоятельность Греции, которая, в свою очередь, обязывалась уплачивать ежегодную дань турецкому султану.

На время Николая I пришлась и еще одна Кавказская воина, связанная не только с геополитическими интересами России, но и со сложным национальным вопросом. Она началась еще при Александре I и длилась с перерывали около тридцати лет.

В начале XIX в., после присоединения Грузии и победоносного окончания русско-турецких войн 1806-1812, 1828-1829 гг. и русско-персидских (иранских) войн 1804-1813 и 1826-1828 гг. к России перешел весь обширный район Кавказа от Черного до Каспийского моря. Здесь жили разные народы, часто длительное время враждовавшие между собой. После присоединения к России эти конфликты мало-помалу начали затихать, а новая власть делала все, чтобы не допускать подобных межплеменных столкновений впредь. Однако действительный контроль русское правительство и верные ему вожди и правители местных племен осуществляли лишь на равнинах, где существовала система надежных коммуникаций, укрепленная сеть опорных пунктов и поселений. Значительная же часть Кавказа — труднопроходимые горные массивы — находились за пределами контроля.

В северо-восточной части Кавказского хребта издавна обитали горские племена черкесов, чеченцев, лезгин, ингушей, кумыков, аварцев, не подчинявшиеся никаких чужим законам. Они отличались чрезвычайной воинственностью, не занимались обработкой земли, а традиционно занимались скотоводством и промышляли грабежом. Их жестокие набеги постоянно испытывали на себе и жители равнинных территорий Северного Кавказа, и жители долин Закавказья. В XIX в. почти все они исповедовали ислам, причем здесь распространение получило его наиболее воинственное течение — мюридизм, требовавший полного подчинения религиозному вождю-имаму и провозглашавшее священную войну («газават») с немусульманами, с «неверными» («гяурами») до полной победы над ними.

Они не признавали власть «белого царя» и по мере укрепления позиций России все чаще и чаще атаковали русские воинские посты, грабили и жгли населенные центры, а людей или убивали, или превращали в рабов. Их жестокие издевательства над «неверными» были ужасны. Естественно, иметь среди своих владений не просто независимый, но и откровенно враждебный анклав не могло себе позволить ни одно государство. Не могла подобного терпеть и Россия.

С горцами пытались договориться, их вождям предлагались выгодные условия, сохранение всех их привилегий при условии признания власти царя и прекращения набегов на равнинные районы. Но все было тщетно. Воинственный дух горцев, их подчинение только племенным вождям и религиозным авторитетам долго препятствовали примирению. В интересах сохранения целостности и крепости Российской империи усмирение горных районов Кавказа становилось настоятельно необходимым.

Особенно упорные военные действия разгорелись в 30-40-е гг. XIX в., когда горские племена Дагестана и Чечни объединил под своим руководством имам Шамиль (1797-1871). Он родился в горах Дагестана, в аварском ауле Гимры, в крестьянской семье. Воспитывался в среде мусульманского духовенства, получил хорошее исламское образование, прекрасно знал Коран и арабскую литературу.

Это был мужественный человек, для которого война с «гяурами» являлась служением Аллаху. Клинок его шашки украшала надпись, гласившая: «Тот не храбрец, кто в бранном деле думает о последствиях». В 1834 г., после смерти своего предшественника Гамзат-бека, Шамиль стал имамом и на протяжении последующих 25 лет возглавлял войну против России и против других вождей и правителей, не желавших подчиняться власти имама.

Эта борьба являлась жестокой и кровопролитной. Русским воинским частям приходилось действовать в труднодоступной местности, удаляясь от своих баз на десятки и сотни километров. К тому же военные действия можно было вести лишь в летние месяцы; зимой же все заносило снегом и горные районы делались неприступными. Но не только природные и географические условия мешали быстрому окончанию войны.

Русским военным отрядам приходилось действовать среди населения, где существовали специфические нормы и законы, нарушить которые значило лишь умножать силы сопротивления. Русское командование и гражданские чиновники не сразу осознали необходимость осторожного обращения с горскими народами, но со временем научились не причинять ненужных обид. В 1839 г., перед походом русской военной экспедиции, которую поддерживали отряды 45 горских князей, командующий генерал-лейтенант П. X. Граббе издал приказ, где говорилось, что многие горцы «желают, наконец, покоя под защитой нашего оружия. Отличим их от непокорных там, где они явятся. Женщинам же и детям непременно и везде — пощада! Не будьте страшны для безоружных».

Верные Шамилю горцы действовали смело, нападали неожиданно и затем так же внезапно исчезали. Но русская армия медленно, но неуклонно, шаг за шагом, продвигалась в горные районы. Неоднократно Шамилю предлагали заключить почетный для него мир. Но тот с презрением отвергал такие предложения. Несколько раз Шамиль терпел поражения, и казалось, что его участь решена и война скоро закончится. Однако в последний момент ему удавалось ускользать, а через некоторое время в горных селениях Дагестана и Чечни он снова собирал под знаменем «священной войны» новые тысячи мусульман, готовых стать «мучениками за веру», т.е. умереть в бою и сразу же попасть в рай.

К концу 40-х г. XIX в. власть Шамиля распространялась на большие территории. Около 400 тыс. человек, живших в горной Чечне и Горном Дагестане, признавали его своим земным владыкой, имевшим полное право казнить и миловать по своему усмотрению. В этом своеобразном государстве — имамате царили жесточайшие порядки. За любой проступок неизбежно наказывали и чаще всего — смертью. Сам имам пытался изменить устоявшиеся нравы и заставить своих подчиненных жить по законам пророка Мухаммеда (Магомета), изложенным в священной книге мусульман — Коране.

Казней было много, но желаемых результатов имам так и не добился. Позднее Шамиль признавался: «Правда, сказать, я употреблял против горцев жестокие меры: много людей убито по моему приказанию... Бил я и шатойцев, и андийцев, и тадбутинцев, и ичкерийцев; но я бил их не за преданность русским — они ее никогда не выказывали, а за их скверную натуру, склонность к грабительству и разбоям».

Мятежный имамат, эта, как писал один современник, «болезненная заноза в теле Российской империи», вызывал повышенный интерес и сочувствие у врагов России. Особенно большое внимание к Шамилю проявляла Турция, правящие круги которой так не примирились с фактом потери своего влияния на Кавказе. В Стамбуле грезили о реванше и старались использовать Шамиля и его отряды в своих целях. К Шамилю нелегально пробирались посланцы султана, привозили деньги, оружие. Сам «великий султан» Абдул-Меджид пересылал имаму льстивые послания и даже назначил его своим наместником в Грузии.

Когда в 1853 г. началась Крымская война, то турки решили начать поход на Кавказ, соединиться с войсками Шамиля и изгнать русских с Кавказа. Но этот план провалился. Турецкая армия потерпела сокрушительное поражение, а войско Шамиля, спустившись с гор в долины Грузии, занялось грабежом, забыв о союзнических обязательствах. Шамиль сообщал командиру турецкой армии Омер-Паше: «Я выходил к вам навстречу с сильным войском, но невозможно было наше соединение по причине сражения, бывшего между нами и грузинским князем. Мы отбили у них стада, имение, жен и детей, покорили их крепости, с большой добычей и торжеством возвратились домой, так радуйтесь и вы!».

Но в Стамбуле радости не испытывали. Стратегический замысел не удался. Шамиль готов был принимать подарки, деньги, выражение симпатий, но не желал превращаться в марионетку султана и стоявших за ним англичан. С другой стороны, выяснилось, что «священное воинство» не способно вести регулярные военные действия. Свидетель событий английский инструктор Ч. Дункан сообщал своему правительству, в Лондон, что бойцы Шамиля покидают свои аулы и устремляются на равнину «только ради грабежа». После этого «ни один предводитель не может, не хочет и не рискнет остановить их поспешное отступление».

Правительство России внимательно следило за положением дел на Кавказе, но предпринять решительные действия против Шамиля в тот период не имело возможности. Лишь после окончания Крымской войны было решено покончить с враждебным имамом. Наместник на Кавказе князь А. И. Барятинский понимал, что с горцами надо бороться не только силой оружия. Куда успешней ему представлялись другие средства: устройство поселений, прокладка дорог. Но главным «неотразимым оружием» князя стали деньги. Он проводил дружественную политику по отношению к мирным горцам, задабривая деньгами и дарами их вождей, которые один за другим приносили клятву на верность России. Шамиля начинали покидать многие соратники. В1859 году кольцо русской армии вокруг резиденции Шамиля в ауле Ведено замкнулось.

Верных людей у Шамиля становилось все меньше и меньше.

Несколько месяцев он перебирался от одного горного аула к другому, произносил грозные речи, грозил именем Аллаха, призывая «правоверных» начать очередную войну с «гяурами». Его слушали, но воевать уже мало кому хотелось. К этому времени горцы уже поняли, что власть царя не несет им ничего плохого. Свой уклад жизни, традиции и обычаи они сохраняли, и русские ничего им не собирались навязывать. Подобные представления смертельно подрывали дело имама.

В начале августа 1859 г. с отрядом в несколько десятков человек — остатками своего «священного воинства» — Шамиль отправился в высокогорный аул Гуниб, расположенный среди неприступных скал Дагестана. За день до прибытия туда, ночью, горцы соседних селений напали на обоз Шамиля и полностью его разграбили. Это оказалось для имама тяжелым ударом. В Гуниб Шамиль прибыл, имея только то оружие, которое оставалось у него в руках, и одну лошадь, на которой сидел.

18 августа 1859 г. Шамиль получил предложение А. И. Барятинского сдаться на почетных условиях: имам и его близкие не будут арестованы, им разрешат выехать за пределы России. Шамиль не ответил. Он не верил, что русские способны на подобное великодушие. Русская армия начала штурм. Положение имама становилось безвыходным. Даже его сыновья заявили, что если он не сдастся, то они перейдет на сторону русских. В конце концов, 25 августа Шамиль капитулировал и был поражен, что когда он спускался из своего укрепления, то русские солдаты кричали «Ура!».

Его встретил сам наместник, ему оказывали почести как главе побежденного государства. Ничего Подобного Шамиль не ожидал. Для него была приготовлена специальная карета, ему позволили сохранить при себе оружие, и в сопровождении караула, напоминавшего почетный эскорт, непокорный имам выехал на север, в Россию, где должен был провести остаток своей жизни. Он думал, что его отправят в кандалах в Сибирь, но все происходило совсем иначе. Имам был просто потрясен проявленным к нему великодушием. Под Харьковом его принял император Александр И, который сказал почетному пленнику: «Я очень рад, что ты наконец в России, жалею, что этого не случилось ранее. Ты раскаиваться не будешь. Я тебя устрою, и мы будем друзьями».

Шамиля провезли по городам России, он побывал в Москве, Петербурге. Его принимала императрица, ему предоставили возможность осмотреть императорские резиденции в Петербурге и Царском Селе. Его возили на спектакли, на заводы, показывали железную дорогу, новейшие технические приспособления. Шамиль увидел удивительную страну, где жили совсем не те злые и лживые люди, которыми он раньше представлял русских.