Ф. Розенцвейг — М. Бубер— Э.Левинас — М.Бахтин

Современная философия диалога развивается в двух направлениях, сообразно с тем, на какой аспект диалога — информативный или личностный -— делается акцент. Так, демонстрируя в основном информативный характер, диа­лог выступает как теория языковых коммуникаций, логика дискурса, инконтрология и т. д. (основоположником такого подхода был Сократ). Представители этого течения в на­стоящее время есть во многих странах.

Если же развивается личностный аспект диалога, то объектом анализа является встреча партнеров по диалогу, а диалог и событие встречи становятся основой, для фило­софствования. Основателем такого способа мышления стал еще в XIX в. Л.Фейербах, но чаще творцами философии встречи считают стоящих ближе всех к библейско-религиозной традиции Ф. Розенцвейга, М. Бубера, Е. Левинаса.

Излагая "Основы философии будущего", Людвиг Фейербах признал, что началом любого философствования должен быть человек. Он утверждал, что новая философия рассматривает человека вместе с природой как его бази­сом, делает его единственным, универсальным и высшим объектом философии, то есть вместе с физиологией делает антропологию наукой универсальной. Тем самым он свел бытие к человеческому существованию, философию к антропологии.

Ни человек, понимаемый как индивид, ни человек со­циальный (элемент общества) не являются предметом фейербаховской философской антропологии. В этом каче­стве у него выступает диалогическая связь человека с че­ловеком, связь "Я" с "Ты". В то же самое время эта диало­гическая связь являетсядля Фейербаха принципом филосо­фии, ее основой, а изначальный паскалевский вопрос антропологии — "Что есть человек?" — остается вне поля его изысканий. Построение антропологии, свободной от этого вопроса, возможно при условии, что человек есть и является бытием понятным и однозначным.

М. Бубер считает, что философия Фейербаха заменила антропологическую редукцию бытия редукцией к "беспроблемному" человеку. Но действительный человек, стоя­щий перед не-человеческим бытием, все более и более тес-

нимый им как бесчеловечным роком и все же дерзающий познать и это бытие и этот рок — такой человек не может быть "беспроблемным". Напротив, именно он — начало всей проблематики.

Впрочем, не все сторонники сведения философии к фи­лософской антропологии заметили и оценили значение ди­алогической связи "Я" с "Ты" в объяснении сущности чело­века. Итак, хотя С. Кьеркегор, Ф. Ницше, М. Хайдеггер пе­реместили человека в самый центр рефлексии о мире, они либо вовсе потеряли из виду, либо сильно сузили сферу отношений "Я" с ''Ты". И лишь в 20-х годах нашего столе­тия это соотношение было вновь открыто. И открытие это —почти одновременно— совершают еврейские филосо­фы: М. Бубер, Ф. Розенцвейг, Ф. Эбнер, Э. Розенстоцка-Хесси. Этих независимо друг от друга творивших филосо­фов объединяет критическое отношение к метафизике как философии субъективизма, а также оппозиция по отноше­нию к философии рационализма от Декарта до Гегеля. Ее последствием стало новое мышление или новая филосо­фия, именуемая философией диалога, философией встречи.

Особенно, резко выступает против субъективизма Франц Розенцвейг (1886—-1929). Он отмечает, что злом всей философии от Парменида до Гегеля является то, что она пытается понять Все, и делает это путем сведения Все­го к одному началу (Космосу, Богу или человеку). Это стремление философии понять "целое", "все", "общее" при­водит к тому, что это "все" становится содержанием мыс­ли; разум скрывает в себе мир и в итоге — начинается са­мим собой, своей историей. Но в конце концов каждая тотализирующая философия ведет к абсурду.

Розенцвейг видит возможность спасти достоинство мышления путем разгрома тотализаторства классической философии. Чтобы совершить это, следует снова без пред­убеждений раскрыть себя истинному опыту и увидеть че­ловека, мир и Бога в их оригинальности, реальности и вре­менности в свете веры. Там, где философия вместе со сво­им мышлением достигает своего предела, там может на­чаться "философия опыта". Однако подвергаемую экспери­ментам и испытаниям действительность нельзя представить средствами старой философии, потому что они не позволя­ют выйти за рамки вопроса о том, чем "является" (что "есть"), ответ на который чаще всего бывает ложным и лишь иногда правильным, поскольку то, что реально — не "является" (не "есть"). Этот метод — рассказ, описание.

Философия как описание "уважает" действительность, рас­сказывает о ней, какова она есть, не сводит чего-то одного к чему-то другому. То, что является другим, специфически другим, представляет для диалогической философии и цель и предмет философии. Эту инаковость философия диалога не ищет в чем-то другом по сравнению с тем, что есть, то есть делает это не редукцией действительности, а путем ее экспозиции, конкретизации, через указательное описание в его забытом теоретической философией виде.

Рассказ, описание — это не монолог, а "разговор" Ри­торика разговора, диалога часто считается содержанием и смыслом диалогической философии. Новое мышление является мышлением говорящим, то есть таким, которому нужен другой. Он видит различие между старым и новым мышлением не в том, что первое молчит, а второе говорит, а в том, что нужен другой, и — что одно и то же — что серьезно трактуется временем. Мышление означает здесь мышление ни для кого и речь, ни к кому не обращенную (при этом слово "никто" можно по желанию заменить сло­вом "все", то есть тем самым пресловутым "обществом"), речь же означает речь, обращенную к кому-то, и мышле­ние для кого-то. И этот кто-то всегда является кем-то со­вершенно определенным, у кого есть не только уши, как у общества, но и рот. Итак, новое мышление основывается на "доверии опыту", в ходе которого происходит встреча с другим.

Традиционную философию, то есть философию, пони­маемую как метафизику или субъектно-объектную логику, подвергает критике и Мартин Бубер (1878—1965). Основ­ная тема его философской рефлексии — это вопрос о ре­альности человека. Он пытается раскрыть тайну человече­ского бытия путем выделения "пра-слов" Я-Ты, Я-То, а также — "диалогического принципа". Это выделение по­зволяет Буберу различить два "способа бытия" человека. Он утверждает, что принцип человеческого бытия не прост, а дуалистичен, то есть основан на двойном движе­нии — двойном в том смысле, что одно движение является условием другого. Первое движение он называет "пради-станцированием", второе — "вхождением в соотношение" Способ "Я-То" означает обладание предметом (объектом), означает — я обладаю (вижу, представляю, мыслю, ощу­щаю) чем-то. Способ "Я-Ты" представляет собой соотношение. Постижение То (которым может быть и Он и Она) происходит "во мне", между мной и миром происходит со­отнесение, возникает соотношение.

В соотношении, считает Бубер, можно состоять не толь­ко с человеком. Мир природы в мир "духовных сущно­стей" также могут быть сферами соотношения. Кроме того, каждаяиз этих сфер направляет наш взор к "вечному Ты". Каждое конечное Ты, в соответствии с диалектикой опыта и соотношения, по необходимости преобразуется в То, а каждое То может выявить в себе Ты. Поэтому у человека есть два возможных способа поведения- "наличествование" (соотношение Я-Ты) и "опредмечивание" (соотношение Я-То) Каждый из этих двух способов бытия имеет свой временной характер. Первое означает современность (на­стоящее время), это "ожидание напротив" — перед лицом того, что противостоит мне в соотношении. Соотношение с Ты — непосредственно — считает Бубер. Между Я и Ты нет никакой понятийности, никакой фантазии, а сама па­мять изменяется, когда она переходит от частного к цело­му. Между Я и Ты нет цели, нет ни влечения, ни неприя­тия, а само желание изменяется, когда проходит путь от мечты к явлению. Каждое средство — это препятствие. Только там, где распались всяческие средства и происходит встреча Поэтому встреча происходит как со-временность, современность противостоящих друг другу Я и Ты. Соотно­шение наличествования является одновременно и тем ме­стом, в котором индивид становится Я. Человек становится Я в контакте с Ты. Он появляется напротив и исчезает, со­бытия соотношения сгущаются либо рассеиваются, и в этой изменчивости вырисовывается и растет сознание не­изменного партнера, сознание Я.

Другое праслово — Я-То — означает предмет, объект, "мертвое" присутствие не столько стоящее напротив, сколько подчиненное мне. Его время — прошлое. Соотно­шение Я-То (Я-Оно) отрываетмир как место использова­ния вещей Это — не встреча, опыт является отрицанием встречи

Человеческое бытие, бытие собой, происходит в соот­несении Я с Ты. Первичным в этом соотношении являются ни Я, ни Ты, а межличностное пространство, это самое "между". Только в живом соотношении человека с челове­ком можно познать истинную сущность человека. Это "между" является также я местом, в котором можно встре­тить Бога, в котором Бог"случается" для человека.

Следовательно, Бубер стремится показать,что истин­ный Бог — это такой Бог, с которым можно вести диалог. Он считает, we такое диалогическое понимание Бога луч­ше всего демонстрирует хасидизм, который учит, что Бог

разговаривает с человеком через все, что встречает чело­век на своем жизненном нуги, а человек может на эту обращенную к нему речь ответить либо действием, либо отказом от него, вся жизнь состоит в беспрестанных отве­тах Богу.

Это самое "между", между нами, это — встреча А потому, спасение — является с вечным Ты или иначе — его воцарением между людьми. Через "между" Бубер выра­жает радикальную инаковость другого, по отношению к которому Я, с одной стороны, активен, когда обращаюсь к нему, а с другой — пассивен и отдан его инаковости Встречу отличает единство действия и страсти.

Поэтому человеческое существование, считает Бубер, разорвано в двух направлениях релятивно-религиозном и предметном. Обе эти сферы не имеют доступа к истинной жизни, часто они являются источником отчуждения.

Противоположность между индивидуализмом и коллек­тивизмом — тоже источник кризиса жизни общества. Обновление этой жизни может произойти тогда, когда со­циальная жизнь приобретет характер истинной общности. Но эта истинная общность возникает не потому, что люди будут испытывать по отношению друг к другу взаимные чувства (поскольку и они входят в расчет), она возникнет благодаря двум вещам: благодаря тому, что все они оста­ются в живом двустороннем соотношении друг с другом. Общность создается из живого, взаимного соотношения, но строителем является животворящий центр. Поэтому общность у Бубера построена на соотношении Я-Ты, том соотношении, к которому невозможно принудить и кото­рое невозможно постоянно удерживать. В его концепцию общности входит также и динамический момент: институ­циональные структуры значат очень немного, а централь­ные — вообще ничего не значат. Основой социальной жиз­ни являются маленькие единицы (группы): общины, конфессиональные общности, трудовые коллективы — общности деятельной любви.

Подобно Розенцвейгу, Бубер пытается диалогическим соотношением "между" схватить, понять человека в его конкретности, и вместе с тем — в его "становлении". Вот почему человек у Бубера в противовес фейербаховскому человеку — это не "беспроблемный" индивид. Он также и не часть сообщества. Бубер пишет, что фундаментальным фактом человеческого существования не являются ни индивидуум сам до себе, ни сообщество само по себе. И

первый, и второе, рассматриваемые как таковые — это всегда лишь громадные абстракции.

Основным понятием диалогики Бубера является "между ", то есть межличностное пространство. В нем происхо­дит (осуществляется) встреча. Истинная встреча характе­ризуется исключительностью. Она — событие для двух су­ществ. Я и Ты становятся друг против друга в своей инаковости и неповторимости. Встреча — это взаимность; между участниками встречи существует симметрия, поскольку партнеры равны друг другу. Кроме того, встреча происхо­дит тогда, когда я выбираю себе партнера, и одновременно — он выбирает меня. Иначе говоря, условием встречи яв­ляется единство активности и пассивности. Для того, чтобы диалог — при выполнении указанных выше условий — был истинным, его участники должны "открыться" нали­чию другого. Только тогда, по мнению Бубера, когда парт­неры открыто высказываются и свободны от желания про­извести впечатление, имеет место достойная внимания, не появляющаяся нигде больше, социальная плодотворность.

Не все представители философии диалога признают, что другой человек — это партнер в диалоге, а истинная встреча характеризуется исключительностью, взаим­ностью, единством активности и пассивности, открытостью к другому. В частности, Эммануэль Левинас не согласен с утверждениями Бубера о наличии во встрече симметрии. Он считает, что межсубъектное пространство несиммет­рично, что ближний — это не тог кем я не являюсь, это не мое alter ego (второе Я). Ближний — это кто-то неповтори­мый. Я и ближний ("Ближний") — это не члены какого бы то ни было соотношения. Моя встреча с ближними являет­ся событием, это явление прежде всего этического поряд­ка, а не познавательного, как это имеет место в случае проявления интереса к предмету. Тогда, когда мы концент­рируемся на познании человека, когда он ("Ближний") ста­новится объектом нашего интереса, предметом объектив­ного -познания, тогда мы опредмечиваем человека. Во встрече — считает Э. Левинас — решающим моментом является чувство и сознание ответственности. Эта ответст­венность как бы оправдывает мое познавательное отноше­ние, причем речь идет о том, чтобы ближний (в этом смыс­ле не партнер по диалогу) сам определил Тот способ, каким он объяснит свою ситуацию, изложит свои потребности. Это отношение не симметрично, потому что мы с ближним не являемся частями какого бы то ни было целого, ибо при встрече не следует предполагать и ожидать взаимность.

Другой человек не только имеет право быть другим, но и есть другой. В истинной встрече именно он ("Ближний") имеет решающий голос: я вношу (приношу с собой) ответ­ственность, он же — очерчивает границы возможных ее последствий по отношению к себе. Я не могут требовать, чтобы на мою ответственность ближний отвечал ответст­венностью же.

Мы считаем этот момент фундаментальной основой фи­лософии встречи Э Левинаса, которую он сам называл этикой.

Диалог (любовь) является ответом на вопрос каким образом можно противостоять тому, что человек попадает в плен им самим созданных культурных условий, в этих условиях диалог (любовь) является единственным средст­вом спасения. Благодаря ему можно вновь достичь едине­ния, создать целостность любви и разрешить проблему че­ловеческого существования. "Единение, достигаемое в со­зидательной работе, не межличностно; единение, Достигае­мое в оргастическом слиянии — преходяще; единение, до­стигаемое приспособлением — это только псевдоединение Следовательно, они дают только частичные ответы на про­блему существования. Полный ответ — в достижении межличностного единения, слияния с другим человеком, в любви". Всякие же формы нарциссизма (эгоизм, чрезмер­ное экспонирование отношений "субъект-объект") проти­воречат диалогу (любви) как способу отношения к миру. Диалог предполагает активную заинтересованность в жиз­ни и развитии того, что мы любим (или кого мы любим); он предполагает ответственность, налагает определение обязательства. Быть ответственным — значит быть в состо­янии и готовности "отвечать". Жить таким образом означает нести ответственность за мир, объект любви (диалога). Данный способ мышления побуждает к познанию объекта любви и уважению к нему.

Проблема диалога составляет важный сюжет экзистенциальной философии. Причем, в большинстве подходов акцент делается на его негативную сторону, то есть на сложность или даже невозможность ведения подлинного диалога (например, у Ж.-П. Сартра). Тем не менее, следует согласиться с тем, что причисляемые к этому течению философы внесли значительный вклад в выявление нюансов диалогических отношений. Так. например, Николя Аббагиано подчеркивал, что человеческое бытие никогда не имеет реализованного характера, что оно должно быть осуществлено индивидом. Человеческое бытие реализуется

в выборе, который таит в себе угрозу оказаться неаутен­тичным. Так бывает, когда человеку приходится решать за­дачи, навязанные ему извне. Напротив, когда человек сам определяет цель, которой стремится достигнуть, он тем caмым делает подлинный (аутентичный) выбор существова­ния, которому свойственна способность выходить за свои пределы, то есть диалог с миром и другими людьми. Сле­довательно, подлинное существование является сосущест­вованием и трансцендированием (преодолением, переходом).

Другой представитель экзистенциальной философии Карл Ясперс ссылается на диалог при анализе неопреде­ленной по своей сути свободы. Он считает, что свобода не существует вне коммуникации, вне общности, поскольку уровень свободы других определяет пределы нашей собст­венной свободы. Учитывая, что абсолютная истина недо­стижима, мы не достигаем и абсолютной свободы. Импера­тивом свободы является "глубина коммуникации" (диалог) между индивидами, открытость и вслушивание в то, что говорит собеседник. Свобода —- по Ясперсу — она всегда и везде, где в напряженности противостояния мы остаемся открытыми и сохраняем свои возможности.

Диалог носит разные названия (любовь, творческий подход, продуктивный способ существования "быть", реверенциальный подход), поскольку разработано немало кон­цепций диалога. Тем не менее, общей чертой различных понятий диалога является сопротивление отчуждению, опредмечиванию человека, а также очеловечивание приро­ды, окружающей человека действительности, которая в итоге имеет и должна сохранить свой гуманистический смысл.

Проблема диалога на своем исследовательском матери­але и в своей философской парадигме раскрывается в ра­ботах многих философов XX в. По-разному, но оригиналь­но и глубоко понимают роль диалога Э. Фромм, анализи­руя отчуждение с позиции марксизма и нейфрейдизма, и М. Бахтин, исследующий эстетику.

Общей темой творчества Михаила Бахтина (1895— 1975) является не столько эстетика, сколько проблема че­ловека, во всей его полноте в целостности, когда он имеет подлинную личностность, индивидуальность. Не испытывая доверия к ложной и догматиризованной научности, Бахтин помещает свои произведения на границе науки и литера­турного искусства, использует художественное мышление там, где недостаточно научного.

 

Центральным вопросом творчества Бахтина является проблема личности, человеческого индивида и человека в целом. Это утверждение не противоречит тому факту, что основная часть его творчества была посвящена литературе. Бахтин утверждал, что эстетика, занимающаяся искусст­вом, имеет дело с человеком. На самом деле другие дис­циплины тоже соприкасаются с человеком, однако эстети­ка, благодаря искусству, соприкасается с человеком во всей егополноте и целостности, не опредмеченным, но обретающим подлинную личностность. Эта привилегия служит эстетике, а не психологии, к примеру. Ведь послед­няя опредмечивает человека, делает из него предмет, в ко­тором находит определенные, также объективные пласты и свойства. Производя анализ препарированного подобным образом объекта, она делает суждения о человеке как бы заочно, вне его. Она не считается с тем, что таким образом можно познавать объективную реальность и что человече­ская "индивидуальность не поддается (сопротивляется) объективному познанию, а раскрывается в процессе сво­бодного диалога (как "ты" для "я")".

Оценка Бахтиным социологии не слишком отличается от таковой данной им психологии. Она теряет, упускает из воля зрения тот в высшей степени общественный характер, который наиболее всего ценен для человека. Бахтин назы­вает это "высшей степенью социальности" либо "внутрен­ней социальностью", ибо речь идет о зависимости данной личности от других людей, о присутствии в ней других, обо всем том, что вытекает из встреч и контактов человека с другим человеком. Социология не проникает в обществен­ную сущность человека, вместо этого ей присуща тенден­ция трактовать людей так же, как предметы или явления.

От поэтики до философской антропологии — по мне­нию Бахтина — лежит прямая дорога через эстетику. По­добная дорога ведет и в противоположном направлении: от философской антропологии к поэтике через эстетику, и это создает из трех различных областей единое, трудноразделимое целое. Литература дает нам исключительные, невиданные возможности доказать человека и специфиче­ские связи между людьми: "я" в форме "другого", либо "другого" в форме "я".

По Бахтину, философия человека имеет две основные формы человеческого существования. Бахтин пишет: "Че­ловек реально существует в виде "я" и "другого" ("ты", "он", "человек")". При этом каждая из этих форм взята из личностного аспекта рациональности бытия. Прежде всего

 

это касается "я". Ведь "я" вообще не может существовать без "другого". Быть — означает быть для другого и через него для себя. И далее: "я" не может обойтись без другого, без другого не сумею стать самим собой; "я" должен найти себя в другом, находя другое в самом себе. Не существует единичного сознания — по своей природе оно множествен­но, то есть — подчеркивает Бахтин — pluralia tantum. Если же речь идет о "другом", то это не может быть просто дру­гой человек, который был бы объектом моего сознания, как бы объектом моего внутреннего наблюдения. Им дол­жен быть другой субъект, чужое полноправное сознание, с которым мое сознание вступает в контакт, во взаимные отношения и воздействия, благодаря которым существует.

У человека нет внутренней суверенной территории, в целом он постоянно находится на границе; заглядывая внутрь себя, он смотрит в глаза другого, либо глазами дру­гого. Внутренняя индивидуальность в человеке имеет смысл, постольку, поскольку, во-первых, может быть объ­ективирована (хотя бы в виде внутреннего языка), выведе­на вовне и сделана доступной другому; во-вторых, имеет характер драматический и событийный; в-третьих, осуще­ствляется на грани собственного и чужого сознания. В та­ком значении она "создается" и "осуществляется" между индивидами, между конкретными людьми.

Интересным и плодотворным в познавательном смысле представляется утверждение Бахтина о том, что индиви­дуальное сознание конституировано так же (изоморфно), как идеология коллектива (коллективное сознание) и как каждая культура. Иначе говоря, от личности к культуре ведет, возможно, долгая и трудная, однако по сути дела не­посредственная дорога. Это означает, что культура состав­ляет как бы продолжение индивидуального сознания лич­ности. И наоборот — личность создает и реализует себя только в рамках определенной культуры, ведь индиви­дуальное сознание является — если перефразировать бахтина — культурой, помещенной внутрь личности и там сконцентрированной.

Культура, как личность, представляет собой живую це­лостность, не замкнутую, но открытую, всю в неосознан­ных, нераскрытых и нереализованных смыслах, ждущих благоприятных условий. Каждая культура требует обще­ния с чужой культурой, чтобы в ее глазах лучше разгля­деть себя. Только во время такой встречи, при уважении к чужеродности обеих культур можно познать "чуждую" культуру, а не пути идентификации. Встречаясь друг с дру-

гом и познавая себя, единичные культуры создают цепь формирующейся всеобщей человеческой культуры.

Человек Бахтина — это активный человек. Есть два ви­да активности: активность в отношении мертвого предмета и активность в отношении чужого, живого и полноправно­го сознания. Активность первого вида может также быть направлена на другого человека, но и тогда она не утратит своего характера. Это будет опредмечивающая активность, заглушающая чуждый голос бессмысленными аргумента­ми. Активность другого рода или диалоговая — это актив­ность Бога в отношении к человеку, позволяющая самому человеку раскрыть себя до конца (в имманентном разви­тии), самомудать себе оценку, самому себя опровергнуть. Диалоговая активность, как видно, это активность макси­мально творческая, хотя и не единственно творческая. Ведь человек, по Бахтину, является глубоко и всесторонне твор­ческим: он творчески реагирует на мир, надругого челове­ка и себя самого. Но не только активность может быть диа­логовой. Бахтин говорит о диалоговости художественного мышления и художественного образа мира, о внутренне диалогизированном мире, более того диалоговой является сама природа сознания; природа человеческой жизни. Жить —значит участвовать в диалоге: спрашивать, выслу­шивать, отвечать, соглашаться и т. п. Человек участвует в этом диалоге целиком и всей своей жизнью: глазами, уста­ми, руками, душой, духом, всем телом, делами. Он вклады­вает всего себя в слово и это слово входит в ткань диалога человеческой жизни, в мировой симпозиум. Всякая мысль и каждая жизнь вливаются в поток бесконечного диалога.

Если речь идет о философии диалога, она составляет необычайно показательную черту, свойственную мысли Бахтина. Причем, ее следует принимать как особую кон­цепцию диалога, теоретически и методологически емкую.

С философией диалога неразрывно связана, даже хро­нологически опережает ее, философия слова, которая с самого начала сопутствует антропологической и эстетиче­ской рефлексии Бахтина.

Слово, по своей сути, имеет диалектический характер. Оно может принадлежать к внутреннему или к внешнему языку. Его создает индивидуальный организм, но возни­кает оно между индивидами. Это непременный компонент человеческого самоохранения и всякого творчества, а так­же непременный участник каждого сознательного акта. Но словом становится также мир. Ничего нет удивительного в гом, что спустя годы Бахтин написал, в свойственной ему

 

афористичной манере, что язык, слово — это, пожалуй, все в жизни человека Акцент в этой философии слова, то есть философии языка как слова, указывает прежде всего на то, что слово имеет общественный характер, является двусторонним актом и имеет общее пространство либо по­граничную сферу между говорящими

Бахтин подчеркивает, что каждое слово имеет своего автора, что чрезвычайно важную роль в слове играет адре­сат, который становится соавтором и собеседником, пред­ставляя "другого" в общественном процессе возникновения слова Каждое слово выражает "кого-то" в отношении к "кому-то другому" В слове получаем объективный образ кого-то другого перед нами. Позже слово уподобляется драме, в которой участвуют уже трое "Это не поединок, а трио" — скажет Бахтин говорящий, слушатель, а также тот, чей голос звучит в слове, произносимом говорящим Здесь выделяется ключевая для философии слова Бахтина проблема чужого слова. По мнению Бахтина, почти все Слова являются чужими словами, за исключением тех не­многих, которые ощущаются как собственные Человек живет в мире чужих слов.

В этой своеобразно понятой философии слова на пер­вый план выходят три проблемы, которые новаторски и весьма оригинально развил Бахтин Это такие проблемы, как характеристика высказывания реальной единицы язы­кового общения, проблема рода в языковом общении и ху­дожественном творчестве, а также его роль в развитии че­ловеческой мысли о мире, об овладении человека миром Однако своего рода вершиной философии слова стала для Бахтина теория смысла, которая порой превращается в автономную философию, способную исследовать смысл как аспект мира.

Среди этой обширной проблематики, очевидно, следует подчеркнуть тезис о том, что смысл является тем, что индивидуально, едино и неповторимо в противопоставле­нии значению, которое повторимо, и надо всем идет утвер­ждение об ответственном характере смысла. Смыслами мы называем ответы на вопросы То, что не отвечает ни на один вопрос, является для нас лишенным смысла Смысл всегда отвечает на какой-то вопрос. То, что ни на что не отвечает, представляется нам бессмысленным, выключен­ным из диалога Не может быть одного-единственного смысла, как не существует "смысла в самом себе". Смысл существует с другим смыслом и для него, во встрече с ним, либо в осуществлении.

 

Предложенное М. Бахтиным понимание гуманитарных наук и мышления формирует иной способ подхода к раз­личным стилям мышления, лозунгом которых является диалог как способ бытия человека в мире, а вместе с тем и как Способ познания гуманистической, наполненной смыс­лами действительности.

Философия диалога выросла из протеста против тотализаторских устремлений философии нового времени, из понимания, что опирающееся на субъектно-объектную ло­гику мышление эта философия привела к последней черте, т е были открыты все возможности и все ограничения та­кого мышления Если же философия хотела существовать дальше и оставаться нужной, то в ее мышлении обязан был произойти переворот, старую парадигму следовало заме­нить новой. Диалогики не провозглашают "смерти филосо­фии", но указывают на то, что дальнейшее ее развитие возможно в рамках новой логики, исходящей из принципа, что мое отношение кмиру определено моими узами с дру­гим При этом они доказывают, что диалогическое мышле­ние является мышлением не-редукционистским, не-тотали-таристским, не-индивидуалистским, не противопоставляю­щим мир ценностей миру вещей и не отрывающим один от другого.

Новое мышление имеет своих сторонников и своих про­тивников. Тем не менее справедливым представляется предложение, что постулат диалогического мышления и понимания бытия окажется парадигмой современной куль­туры.

Литература

Бубер М. Проблема человека М., 1992.

Фромм Э. Искусство любви. Минск, 1990.

Бахтин М. М. К переработке книги о Достоевском. М., 1961