ПРОБЛЕМА КОНФЛИКТА В ЗАПАДНОЙ СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ1

Написанная и опубликованная в 1980 году авторами данная статья яви­лась первой попыткой обобщения подходов западных психологов по изучению межличностного конфликта. Понятие конфликта, которое сформулировано было в традициях мотивационного подхода, анализи­руется авторами с точки зрения специфики социально-психологиче­ского явления. Важным моментом этого исследования является анализ методов исследования конфликтов. Отмечая ограниченность лабора­торного метода исследования, авторы отмечают неправомерность отождествления лабораторной и естественной ситуации конфликта.

Печатается по изданию: Психологический журнал. Т. 1. № 6. 1980. — С. 119-123.

 

Проблема межличностного конфликта становится объ­ектом интенсивного изучения в социальной психологии на Западе (прежде всего в США) начиная с 60-х годов XX в. Возникновение интереса к проблеме конфликта, связанное с эволюцией теоретических и методических ориентации социально-психологического знания, в первую очередь обусловлено обострением классовых противоречий капи­талистического общества, продиктовавшим рост социаль­ного заказа на исследования в данной области. Общее чис­ло таких исследований, нередко противоположных как по исходным установкам, так и по полученным результатам, достигает сегодня астрономических размеров. Десятками исчисляется и количество специальных обзоров, посвя­щенных их теоретико-экспериментальному анализу.

Вместе с тем при всем многообразии эмпирических и теоретических подходов к проблеме конфликта вырисо­вывается достаточно устойчивая концептуальная схема, основанная на общепризнанном в западной социаль­но-психологической литературе определении сущности конфликтогенных факторов. Методологически централь­ным здесь выступает представление о том, что возникно­вение конфликта обусловлено осознанной несовместимо­стью индивидуальных намерений и интересов противоборствующих сторон. Такой подход к пониманию истоков конфликта распространен под именем мотивационной концепции конфликта.

Именно мотивационная концепция конфликта рас­сматривается подавляющим большинством западных ав­торов как основной путь разработки унифицированной категориальной сетки, позволяющей описать механизм любого социального столкновения любых противостоя­щих сторон. Понятно, что решение этой задачи потребо­вало принятия модели, которая по необходимости должна была быть абстрагирована как от специфических особен­ностей конкретных конфликтных столкновений, так и от содержания вызвавших их противоречий, в ином случае она потеряла бы качество всеобщности. Такой моделью, к которой якобы может быть редуцирован любой социаль­ный конфликт, как раз и выступало стимулированное мотивационно-прагматической несовместимостью конф­ликтное взаимодействие индивидов в строго регламенти­рованных лабораторных условиях.

Определение конфликта

Дефиниции конфликта, предлагаемые в русле мотивационного подхода, хотя и не лишены терминологической путаницы и разногласий, едины в главном — акценте на роли субъективных факторов в детерминации конфликт­ного взаимодействия. Одно из первых определений пред­ложено видным американским исследователем L. Coser, оказавшим значительное воздействие на формирование подхода к пониманию природы конфликта. Согласно L. Coser, конфликт в собственном смысле слова есть «бо­рьба, возникшая из-за дефицита власти, статуса или средств, необходимых для удовлетворения ценностей и притязаний, и предполагающая нейтрализацию, ущемле­ние или уничтожение целей соперников». Уточняя и раз­вивая это положение, L. Coser говорит о необходимости различать конфликт как средство достижения определен­ного результата и конфликт как самоцель. Конфликты первого типа (реалистические), будучи стимулированы намерением достичь некоторую цель, могут быть замене­ны некоторым другим типом взаимодействия, если конф­ликт будет расценен как неадекватное средство получения желаемого результата. Конфликты второго типа — нонреалистические — порождены «не конкурирующими целями сторон, а необходимостью снятия напряжения, по крайней мере, у одной из них». Здесь также возможны альтернатив­ные решения, но касаются они лишь выбора противника для снятия напряжения, а не наиболее приемлемой для реа­лизации поставленной цели модели взаимодействия.

Более чем десять лет спустя К. Fink, проанализировав­ший множество дефиниций конфликта с целью упорядо­чения и унификации терминологии, дал определение, ко­торое обнаруживает теснейшую зависимость от позиции L. Coser. «Социальный конфликт, — пишет К. Fink, — это любая социальная ситуация или процесс, в которых две или более социальных единицы связаны, по крайней мере, одной формой психологического или интерактивного ан­тагонизма». Психологический антагонизм — это эмоцио­нальная враждебность и сходные с ней явления. Интерак­тивный антагонизм понимается как взаимодействие, строящееся по типу борьбы и вмешательства в дела проти­воборствующей стороны.

Сохранение тех же двух линий анализа (конфликт как резкое эмоциональное неприятие какого-либо лица и как форма взаимодействия в достижении конкурирующих це­лей) характерно и для позиции многих других авторов. Однако конфликт в истинном смысле слова чаще всего определя­ется по второму типу, хотя и отмечается, что он включает не­которое число эмоциональных моментов. Так, например, французский социальный психолог Н. Touzard, посвятив­ший немало страниц своей недавней книги обоснованию органической связи конфликта и агрессивного поведения, вместе с тем отмечает, что «социальный конфликт не может быть полностью описан с помощью психологических кате­горий: враждебность, агрессия не всегда присутствуют в со­циальном конфликте, и потому он не может быть низведен до собственных аффективных и импульсивных аспектов». Поэтому сам конфликт определяется автором как «ситуа­ция, в которой действующие лица (индивиды, группы, орга­низации, нации) либо преследуют несовместимые цели и ценности, либо одновременно в конкурентной манере стре­мятся к достижению одной и той же цели».

Некоторыми авторами определение межличностных конфликтов как продиктованных конкурентной ситуа­цией критикуется за происходящее при этом смешение понятий конфликта и противоречия. Позитивные моменты этой критики переросли в методологически существен­ное и ныне общепринятое в западной литературе противо­поставление конфликта, с одной стороны, и конкуренции (соревнования) — с другой.

Разграничение конкуренции и конфликта обычно про­водится с трех точек зрения, хотя и не конфронтирующих, но различных. Согласно первой из них, соревнование есть тот же конфликт, но осуществляющийся «по правилам», а потому ограниченный. «Конкуренция, — пишет A. Rapo-port, — обычно принимает форму легитимизированного конфликта, регулируемого определенными правилами. Действия участников здесь в равной степени могут или не могут быть направлены друг против друга с намерением воспрепятствовать достижению цели противником».

Другая, несколько отличная точка зрения принадле­жит Р. Акоффу и Ф. Эмери. Отличие конкуренции от кон­фликта заключается, по мнению авторов, не в правилах как таковых, но в тех функциях, которые этими правилами выполняются. В случае конкуренции элементы конфлик­та хотя и присутствуют, но «ограничиваются правилами, которые служат либо общим интересам участников, либо интересам какой-то третьей стороны».

Третья позиция по вопросу о взаимосвязи конфликта и конкуренции высказана Н. Touzard. «Соревнование и кон­фликт, — пишет автор, — могут быть разграничены при по­мощи понятия «власть», определяемого как возможность субъекта (индивида, группы, организации, нации) влиять на образ действий другого субъекта, модифицируя или кон­тролируя его поведение, установки или чувства». Соревно­вание как таковое характеризуется как «параллельные» по­иски субъектами одной и той же цели, оно мотивировано желанием выиграть, а не причинить ущерб противнику. Однако в том случае, когда контроль над поведением друго­го становится осознанной целью или единственным сред­ством достижения результата, соревнование может пере­расти в конфликт. «Если в соревновательной ситуации, — подчеркивает автор, — мотивация тотального контроля над поведением других более сильна, чем соглашения и прави­ла, ее воспрещающие, есть конфликт». В том же ключе грань между этими категориями проводят Q. Wright, К. Воulding и некоторые другие авторы.

Наиболее полную социально-психологическую интер­претацию понятия конкуренции и конфликта (как и «мотивационная концепция» в целом) получили, на наш взгляд, в работах М. Deutsch, подытоженных в книге «Раз­решение конфликта». Отличие этих категорий (как и опи­сываемых ими явлений), согласно М. Deutsch, состоит в том, что они относятся к разным сферам реальности. В ка­честве таких сфер в концепции М. Deutsch выступают объ­ективная конфликтная ситуация, составляющая основу конфликта, и конфликтное поведение, представляющее способ взаимодействия участников конфликта, возника­ющий при осознании ситуации как конфликтной.

Конкуренция понимается автором как характеристика ситуации взаимодействия, внешне заданный тип взаимосвя­зи сторон, который предполагает негативную взаимозависи­мость целей: один выигрывает только в том случае, если дру­гой проигрывает. Конфликт, объективным признаком кото­рого М. Deutsch считает столкновение несовместимых дей­ствий (Т. е. таких, которые направлены на пресечение, срыв, обструкцию других действий) является характеристикой не ситуации, а межличностных отношений. Решающее условие вступления в конфликт — это не столько сам по себе факт несовместимости действий, сколько перцепция несовмести­мости. «Ни течение конфликта, ни его исход не определяют­ся с неизбежностью внешними обстоятельствами, в которых конфликт себя обнаруживает». Психологической реально­стью конфликт становится только в том случае, если он вос­принят как конфликт.

Конечно, оговаривает М. Deutsch, это не означает, что восприятие всегда истинно, а действитель­ная несовместимость всегда воспринимается.

Кооперативная (либо конкурентная) ситуация, будучи жестко определенной объективными обстоятельствами, вместе с тем имеет определенное отношение к личности участников этой ситуации. Опыт взаимоотношений в си­туациях подобного рода может сформировать, согласно М. Deutsch, два различающихся типа, или стиля, поведе­ния, которые, что особенно важно, могут быть использо­ваны испытуемым и в отсутствие «вызвавшей и сформиро­вавшей данный тип поведения ситуации». Первый тип по­ведения, называемый кооперативным, или «содействую­щим» (promotive), характеризуется высокой взаимозави­симостью вероятностей достижения цели обеими сторо­нами, побуждающей способствовать реализации намере­ний партнера, а тем самым — и своих собственных. Инди­вид, придерживающийся такого типа поведения, склонен позитивно оценивать успехи другого, облегчать выполне­ние его действий и т. п. — словом, всячески проявлять ко­оперативные акции. Конкурентный, или «противодейст­вующий» (contrient), тип поведения характеризуется нега­тивным отношением к успехам другого, попытками бло­кировать его действия, отвержением любых форм воздей­ствия с его стороны. Такое поведение, пишет автор, наи­более адекватно в ситуации, когда вероятности достиже­ния цели обратно взаимосвязаны: успех одного с необхо­димостью влечет поражение другого.

Собственную исследовательскую задачу автор видит в «изучении конфликтов, участники которых развивают конкурентные и кооперативные отношения в ситуациях, позволяющих и то, и другое». Кстати, изучение конфлик­тов в условиях взаимодействия при так называемой «сме­шанной» мотивации (mixed-motive interaction), т.е. такой, в которой переплетены кооперативные и конкурентные интересы, является доминирующим направление анализа межличностного конфликта не только для М. Deutsch, но и для всей западной социальной психологии.

Метод исследования

В поисках методов формализации ситуации конфлик­тного взаимодействия западная социальная психология обратилась к интенсивному освоению некоторых разделов математики, прежде всего теории игр. Под «конфликт­ной» здесь понимается ситуация, в которой «участвуют различные стороны, наделенные различными интересами и возможностями выбирать доступные для них действия в соответствии с этими интересами». Формальные модели принятия оптимальных решений в подобной ситуации как раз и изучаются теорией игр, где игра выступает как спо­соб описания столкновения интересов.

Наибольшую популярность и повсеместное распро­странение получил один из вариантов игры с ненулевой суммой, известный под названием «Дилемма узника» («ДУ»). Хотя J. Davis, P. Laughlin, S. Komorita, сделавшие обзор современных исследований, отмечают, что «в по­следние два года характерно снижение количества работ с использованием модели «ДУ»», популярность этой игры все еще достаточно высока, а сама модель доминирует в экспериментальном изучении конфликтного взаимодей­ствия. Свидетельством тому являются достаточно полные обзоры работ с применением данной модели, выполненные P. Gallo, С. McClintock, P. Swingle, L. Wrightsman, J. О. Con­nor, N. Baker, С. Nemeth, E. Apfelbaum и другими авторами.

Необходимо отметить, что многочисленные исследо­вания конфликтного взаимодействия, проведенные в рам­ках и на основе теоретико-игрового подхода, сопровожда­ются в современной литературе не менее многочисленны­ми критическими высказываниями в его адрес. Главная причина разочарования в «ДУ» как парадигме изучения конфликтного взаимодействия состоит в том, что сама эта ситуация, по мнению многих авторов, настолько искусст­венна и многозначна, что поведение в ней лишь в малой степени соотносится с поведением человека в реальной жизни. Этим обусловлено скептическое отношение к си­туации «ДУ» даже тех авторов, которые активно ее исполь­зуют в собственных исследованиях.

Критическому осмыслению были подвергнуты прежде всего основные теоретические постулаты, имплицитно со­держащиеся в «игровом» понимании конфликта. Во-пер­вых, это постулат рациональности, согласно которому стремление к максимизации (оптимизации) выигрышей — основная детерминанта индивидуального поведения. «Этот постулат, — отмечает Н. Touzard, — является соглашением, сделанным теоретиками игр в полном соответствии с тео­рией «homo economicus»». Прекрасно известно, что подоб­ная теория чисто конвенциональна и не соответствует ни реальности экономических отношений, ни реальности со­циальных конфликтов. При этом, подчеркивает М. Plon, происходит неправомерное отождествление между лабора­торной и естественной ситуацией конфликта: «...игра из математической модели, каковой она была в теории, стано­вится редуцированной моделью реальности». Во-вторых, это постулат статичности ситуации конфликтного взаимо­действия: полагается, что индивид изначально обладает всей полнотой информации, содержащейся в матричном описании ситуации и раз и навсегда фиксирующей иерар­хию индивидуальных значимостей тех или иных действий. Теоретико-игровая парадигма, не без иронии замечают многие авторы, описывает то, как люди должны действо­вать, а не то, как они действуют на самом деле. В этой связи, пишет Н. Touzard, «теория игр, являясь источником и средством формализации, не может быть названа теорией социального конфликта».