О ВЛ. И. НЕМИРОВИЧЕ-ДАНЧЕНКО

 

 

Сегодняшняя наша беседа совпала с годовщиной смерти Владимира Ивановича Немировича-Данченко.

В связи с этим я хочу поговорить о некоторых вещах, которые дороги нам и были дороги ему.

Я попытаюсь, не претендуя ни на какие научные, обобщающие выводы, субъективно определить, в чем заключаются сила и значение личности Владимира Ивановича Немировича-Данченко.

Мой первый учитель Евгений Богратионович Вахтангов высоко ценил Владимира Ивановича. Первая их встреча в Художественном театре описана в дневнике Евгения Бограти-оновича. Это краткая, сухая запись вопросов и ответов. Вахтангов был человеком чрезвычайно экспансивным, увлекающимся, страстным и пристрастным. Он часто бросался от одного увлечения к другому. Иногда он целиком уходил в мир творческих идей К. С. Станиславского, а потом освобождался из этого плена, сталкивался с Вл. И. Немировичем-Данченко и заражался его

 

 

мыслями. Я лично воспринимал Вл. И. Немировича-Данченко через призму восприятия Вахтангова.

Вы все знаете, что Владимир Иванович был необычайно умен. Мы в нашей среде хранили много полуанекдотических случаев, характеризующих его манеру говорить, его медлительность и нерешительность в определениях. А если вспомнить работу с ним, его деятельность, результаты этой деятельности — созданные им спектакли, — вы почувствуете совсем иное. Это был человек, блестяще организовавший себя, свое время, свой труд, умудрявшийся сохранять спокойствие и равновесие при всех обстоятельствах жизни. Всегда безукоризненно одетый, всегда подтянутый, он ни на йоту не отступал от своих привычек.

Владимир Иванович великолепно чувствовал и понимал людей, их внутренний мир, их состояние, и умел найти подход к каждому человеку.

Он говорил: «Это хорошо. А почему хорошо?.. Нот не очень хорошо. А впрочем...» И начинался своеобразный диалог с самим собой. Он анализировал явление со всех сторон, стараясь определить его действительную сущность и значимость. Владимир Иванович был человеком необычайно трезвого творческого сознания, и знал, что никакое явление не может быть абсолютным, что в нем обязательно должно быть и дурное и хорошее.

Вл. И. Немирович-Данченко и К. С. Станиславский прекрасно понимали значение и обязанности искусства в годы зарождения и расцвета Художественного театра. И каждый из них по-своему продолжал те же традиции и в советское время. Сейчас в какой-то мере из нашего театра уходит это чувство ответственности за искусство, как за дело своей жизни.

В К. С. Станиславском поражало сочетание удивительной скромности и страстной убежденности. Он был скромен на репетициях как режиссер, когда говорил, что ничего не может сейчас показать исполнителю, он был скромен как актер, когда перед генеральной отказывался от роли, считая, что она у него не получилась, и уступал дорогу другому актеру. И при этом он был абсолютно убежден в том, что дело, которым он занимается, это огромное дело жизни.

Станиславский, Немирович-Данченко и Вахтангов — великие художники, различные по темпераменту, по приемам работы, — по сути едины в понимании искусства и стоящих перед ним задач.

 

 

Я надеюсь, что наш театр имени Моссовета, который, к сожалению, иногда топчется на месте, а иногда даже отходит куда-то в сторону, все же встанет на путь, указанный нашими учителями Их искусство прежде всего обращено к человеку.

Константин Сергеевич стремился раскрыть творческую человеческую личность через воображение сердца, а Владимир Иванович главным образом через воображение мысли. Он заставлял актера мыслить. Он говорил: «На сцене мало пережить, нужно перемыслить». Владимир Иванович придавал громадное значение мысли на сцене; он был интеллигент в лучшем смысле слова.

И я, не в порядке очередного «педагогического» упрека, говорю, что мы должны оглянуться на себя. Может быть, кому-нибудь скучны, непонятны и чужды мои разговоры, по я делаю все возможное, чтобы поднять уровень интеллигентности наших актеров, чтобы получить право заявить, что мы стремимся к осуществлению подобных задач.

Вот почему я так тревожусь, когда наши актеры недооценивают значение тех вечеров и встреч с творческими работниками, которые мы начали проводить у нас в театре. Им кажется, что они все постигли, что им все известно.

Ведь мы живем очень замкнуто и ограничено. А надо, чтобы к нам приходили интересные люди — актеры, драматурги, музыканты, поэты. Это будет иметь значение но только для каждого из нас в отдельности, но и общее — для всего нашего коллектива. Скажем, у нас читает Д. Н. Журавлев. Мы можем потом беседовать с ним и друг с другом, делать какие-то выводы, обобщения. Это в известной степени объединит нас, это родит взаимное понимание. Театр, который живет замкнутой жизнью, интересен только самому себе. Разве плохо, если творческие друзья будут приходить на генеральные репетиции и дружески поддерживать театр? Их мнение для нас дорого и ценно.

И эти встречи не должны ограничиваться односторонними выступлениями; они должны превратиться в творческие дискуссии.

Все это связано с памятью о Владимире Ивановиче, потому что и Художественный театр опирался на своих друзей, которые объединялись вокруг него.

Константин Сергеевич, Владимир Иванович, Евгений Богратионович верили в того молодого человека, которому предстояло создавать советский театр. Они думали о будущем молодежи и умели отказаться от достигнутого во имя новых достиже-

 

 

ний. Мы не раз говорили о требовательности. Как подойти к человеку, какими морами воздействовать на него, чтобы он не занимался в искусстве самим собой, а сумел подняться выше своих личных интересов и стать участником большого дела жизни?

Я вспоминаю, как делал это Владимир Иванович. Его всегда беспокоила судьба театра, он понимал, что эту судьбу решают люди, их стойкость, которая преодолевает неудачи и дает возможность снова встать на верный путь. От индивидуальной стойкости каждого члена коллектива, от ощущения единства цели зависит судьба театра. Каждый человек решает свою задачу, а в конечном счете решается общая судьба.

Я вспоминаю, как Владимир Иванович на репетициях задумывался. Он действительно много думал и умел думать. Я читал его письмо к В. Г. Сахновскому по поводу постановки «Анны Карениной». Сколько там верных, убедительных мыслей. Вл. И. Немирович-Данченко это не просто личность в искусстве, это целое направление. У нас могут быть свои пути и формы существования, свои методы работы, по связь наша с этим направлением, чувство преемственности должны не только сохраняться, но и углубляться.

Мне еще раз хочется вернуться к вопросу о творческой собранности. Ощущение ответственности за свое поведение, за свое общение с товарищами в театре — чрезвычайно важный элемент самовоспитания и воспитания в коллективе.

Владимир Иванович и Константин Сергеевич были людьми собранными, они отвечали за каждый свой шаг. А у нас сплошь да рядом видишь, как люди не борются с распущенностью, расхлябанностью, с ничтожной стороной своего существования. Сильный человек преодолевает собственную косность, косность в человеческих отношениях, косность равнодушия, косность в представлениях о долге. А слабого человека захватывает обывательщина и расхлябанность.

Константин Сергеевич говорил: «Сделать трудное привычным, привычное — легким, легкое — красивым». А для этого одного дня мало. Нужно организовать свое время и постепенно преодолеть все ступени.

Нужно развивать в себе все лучшие свойства. Работа над собой подведет к искусству. Поставленное дыхание, организованные движения рук, плеч, ног — такая подготовка тела помогает актеру физически собраться. Но это только начало. А дальше он собирает себя творчески, не расплески-

 

 

вал по мелочам. И он выйдет на сцену и сможет выполнить поставленные перед ним задачи с наибольшей силой.

Нужно понять, что театр — это искусство не только личное, индивидуальное. Даже когда мы создаем творческий круг сосредоточенности, чему нас учит Станиславский, мы включаем в этот круг и партнера. Создание единства, атмосферы, среды — вот одна из главных наших задач. Меня очень волнуют похвалы по адресу нашего театра. С похвал часто начинается падение. Нельзя жить в искусстве желанием кого-то обогнать, занять первое положение. Нужно двигаться вперед, преодолевать косность, завоевывать верные позиции.

Я предлагаю вам: поразмыслите на досуге, когда останетесь, наедине сами с собой, поставьте перед собой вопрос о том, в каких случаях вы чувствуете себя учениками великой школы Станиславского и Немировича-Данченко и к чему это вас обязывает, если вы действительно хотите быть учениками этой школы.