ТРАДИЦИЯ

Традиция живет в культуре, а потому стратифицируется по культурным слоям и вы­ра­жается в них. Каждая страта культуры имеет свои традиции, и эти традиции множест­венны. Какая-либо культурно-социальная форма никогда не образуется посредством од­ной тради­ции, она создается на основе «диалога» и «полифонии» переплетенных между собой традиций. Традиция есть лишь строительные кирпичики той или иной культурно-социальной формы, её «скрепы», и эти «скрепы» создают базу для дальнейшего развития культурной формы. Культурно-социальная форма есть объемное образование типа пучка дерна, который образуют множественные корешки традиций, - если употреблять терминологию Ж. Делёза и Ф. Гваттари, - это «ризома» из традиций. Но традиция и культура - понятия неравнообъемные. Тра­ди­ция – это «ген» культуры. Культура же есть «тело», которое формируется посредством определенного сочетания этих «генов» - традиций. «Тело» культуры обладает историчностью и много­значностью своих проявлений. Традиция также обладает исто­рией, но это своя история. В «теле» культуры старые традиции по­мо­гают «росткам» новых традиций закрепиться, кое-где они и мешают; но бывает, что но­вые традиции помогают «расцвести» старым.

Традиция, по моему мнению, центральный кон­цепт культурологии, да и всей философии. Одни, двигаясь в русле клас­сической новоевропейской традиции философствова­ния, считают, что философия все­гда занималась вопросами соотношения «слов» (идей) и «вещей» (бытия), была в своей основе эпистемо­логией, традициями и обычаями же за­нимается этнография. Но, во-первых, надо помнить, что авторитетное в недавнем про­шлом структуралист­ское направление в фи­лософии, представленное К. Леви-Строссом и его последовате­лями, имело своим кор­нем и осно­вой этнографию, сформировалось на базе исследова­ния примитивных об­ществ, и взяло большую часть своей терминологии из этнографии. А, во-вторых, как всем известно, вся­кое познание, всякая гносеологиче­ская координация между субъектом и предме­том позна­ния оп­ре­де­ляется типом куль­тур­ного действия, заданного теми или иными традициями оп­ре­делен­ной культуры. Потому все концепты эпистемологии – это произ­водные от кон­цепта «традиция». Здесь можно согласиться с мнением многих о «конце эпистемоло­гии», ибо эпистемологиче­ские проблемы - это культурологические проблемы.

Другие считают, что философия всегда была онтологией, давая человеку мировоз­зренческие ориентиры в окружающем мире, давая ту или иную картину мира. Но, как стало ясно в результате современных исследований в философии науки, всякая картина мира (онтология) формируется на базе тех или иных культурных традиций, эта картина мира сама является одним из механизмов традиции, которым обеспечива­ется стабильность и способность к трансляции тех или иных культурных форм. Потому он­тологические проблемы – это культурологические проблемы.

Третьи могут возразить, что концепт «традиция» – это концепт социаль­ной филосо­фии и социологии, который не имеет прямого отношения собственно к фи­лосо­фии. Но иной философии, кроме социальной философии, т. е. культурологии, не суще­ствует и не суще­ство­вало. «Царь» философии – Платон – это, прежде всего, со­ци­альный философ - ре­фор­матор, для которого вопросы сознания и бытия – это вопросы производные от социальных вопросов, возникших перед афинским обществом после поражения в страшной Пелопоннесской войне. Его философия – это выраженное в метафизических концептах стремление найти пути сохранения традиций греческого народа и афинского общества путем серии инновационных проектов, - т.е. это еще несовершенная, «идеологизированная» и неадекватно выраженная культурология.

В своих частных проявлениях: в религии, науке, искусстве, социальной и хозяйствен­ной жизни, - тра­диция анализирова­лась большинст­вом мыс­ли­те­лей. Тради­ция не­осоз­нанно была по­люсом раз­вертки всех фи­ло­софских раз­мышлений и являлась как «Протей» в концептах или сим­волах, которыми оперировали философы. Философские концепции прошлого были непол­ноценными или не­адекватно вы­ражен­ными теориями традиции, т.е. занимались про­блемой устой­чиво­сти значений, смыслов и образцов организации действия в культурном простран­стве; спо­собов их трансляции в истории. Любая философская концепция прошлого – это не­совершенное отражение ча­стных сторон и проявлений действия традиции в куль­туре, и она занималась анализом устойчивых и способных к трансляции видов познания окружающего мира, форм ментальности и типов социальных взаимодействий.

К примеру, спор о врожденности или приобретенности «идей», так напряженно обсуждаемый в XVII-XVIII вв. – это проявление это проблемы. Развернутую критику «врожденности» дал наиболее выдающийся философ этого периода Дж. Локк, направив её против своих противников как по политической линии - роялистов, так и по философской – кембриджских платоников. Его философия потом стала базой философствования в «Век Просвещения» - в XVIII веке. Ут­верждение о «врожденности идей» базируется на том факте, что в чело­веческом созна­нии существуют устойчивые, способные к трансляции, т.е. традицион­ные ментальные об­разования, которые служат базой для развертки человеческого по­нимания окружаю­щего мира. Локк, сторонник умеренного сенсуа­лизма и его идеологического аналога – ли­берализма, утверждал обратное, счи­тая, что ра­зум является инструментом познания, который является антиподом этих традиционных форм.

С тех пор традиция и разум противопоставляются, что ошибочно. Как правильно под­черкивал Х.Г. Га­да­мер: «…безусловной противоположности между тра­дицией и ра­зумом не су­ществует… По существу своему традиция - это сохранение того, что есть, сохранение, осуществляю­щееся при любых истори­ческих переменах. Но такое сохранение суть есть акт ра­зума, отличающийся, правда, своей незамет­ностью. Отсюда проистекает то, что обновление, планирование выдают себя за единственное деяние и свершение разума. Но это всего лишь ви­димость» (Гадамер Х.Г. Истина и ме­тод. М., 1988 С.334-335). Более того, разум есть вторичное ментальное образование, порожденное тра­дициями общества, его образом жизни и формами организации. Как пра­вильно подчерки­вал, в частности, Э. Трёльч (1865-1923): «..абсолютный разум не есть нечто абстракт­ное, но всегда конкретное, вырастающее в условиях определенной госу­дарственности. Он вы­свобождается из них в форме традиции, в форме исто­рического воспоминания и, сво­бодно паря, выражает впервые полноту разума как сово­купность исторических вос­по­минаний, вечно растущее благо традиции и воспитания» (Трёльч Э. Исто­ризм и его проблемы. М., Юрист, 1994 с.224).

Что важно - разум – как «символ порядка», выступает причиной дестабилизации в культуре. Когда разум, пе­рейдя дозволенные традицией рамки в своей инновационной способности, вступает в противоречие с традициями той или иной культурной общности и становится деструктивной силой, приобретает иррациональный характер. В этом отношении прав А. Бергсон, когда писал: «Интеллект характеризуется природным непониманием жизни» (Бергсон А. Творческая эволюция. Материя и па­мять. Мн.,1998. С.183). Так что не только сон ра­зума порождает чудовищ, но и сам ра­зум способен их и порождать. Де­структивность разума была убедительно показана, в част­ности, в работе М. Хоркхай­мера «Помрачение ра­зума» (1947).

Деструктив­ность идеала «Разума» во времена Французской революции проявила себя в достаточной мере. Последствия Французкой революции и были осмыслены последующей за «Веком Просвещения» волной романтизма в начале XIX века Рационально выработан­ные «разумные» нормы, введенные без должного учета реалий традиции, не действуют, это было также убедительно показано представителями «исторической школы права» (Г. Гуго, К. Са­виньи, Г. Пухта) в начале XIX века. Разум, который не согласован с традициями культуры ведет себя как пьяный, – он начинает изобретать разнообразные, лишенные смысла логически непротиворечивые конструк­ции, которые совершенно не способны к продуктивному действию в культуре.

Далее, после волны крайних форм естественно-научного эмпиризма и натурализма в середине XIX века было подчеркнуто, что разум – продукт исторический, его образ и форма меняются в зависимости от той или иной социокультурной ситуации, в которой он действует. Все выработанные метафизикой концепты формируются на базе архетипических ин­тенций, парадигм и ценностей, которые устойчивы в человеческой ментальности или имеют превалирующее значение для того или иного периода истории. Метафизи­ческие концепты имеют реальные аналоги в социальной и хозяйственной сфере культуры, и базируются на реальной психологической конституции человека. Они производны от них - все они происходят из мифологических антроморфных и социоморфных мыслеобразов. Это было достаточно убедительно показано многими мыслителями в конце XIX- начале XX века - К. Марксом и его последователями, Э. Дюркгеймом, М. Шелером и К. Мангеймом, а также в опре­де­ленных мо­ментах «несчастным гением философии» - Ф. Ницше. Также можно сказать, перефра­зируя известные лозунги о возврате к первоначальной «целостности бытия», заданной мифом и досократической ментально­стью, - теория традиции (или традициология) – это своеобразный возврат к той исходной антропо - социоморф­ной «конкретности» и «целостности» бытия, ибо концепт «традиция» и есть та забытая «конкретность» и «це­лостность» бытия человеческой культуры. Вся «тайна» метафизиче­ских спекуляций находится в реальностях культуры, в реальной антропологии человеческой экзистен­ции, определяемой механизмами тра­ди­ции. А по­тому имеет смысл мыслить не спекулятив­ными концептами и симво­лами, выра­ботанными прежней фи­лософией для описания реалий культурной жизни, а, следуя здесь феноменологии неоаристотелика А. Мейнонга (1853-1920), мыслить кон­кретными предметностями че­ловеческойкультуры – её тради­циями.

В наше время, как подчерки­вал еще Ортега-и-Гассет: «Чистый разум необходимо заменить жиз­ненным разумом, в котором он находит место, обретает подвижность и силу изменчивости» (Ортега-и- Гассет Х. Что такое философия? М., 1991. С.48). Именно становление постклассической формы «живого» разума мы наблюдаем на рубеже ты­сячелетий. Именно в диалектике соотношения тех или иных форм разума и рациональ­ности с ре­ально действующими механизмами традиции на основе взаимодействия ра­зума и тра­диции, и изменения в результате этого взаимодействия, как форм разума, так и механизмов действия традиции состоит логика развития культуры.

Необходимо отметить еще один момент – всегда разум считался достоянием мысли, но вот в чем парадокс: разум не всегда может идентифициро­ваться с мыслью. Мысль – это динамическое образование, а разум всегда стремится к созданию неизменных, вечных «Истин», и похож более на инстинктивную форму действия. Мысль же это инновационная деятель­ность, инновация есть частный момент традиции, а потому мысль – это атрибут тра­диции, в которую как частный момент входит разум. И только через посредство традиции мысль имеет причастность к разуму. Именно то, что мысль является атрибутом, прежде всего традиции, а не разума, обусловлено и то, что мысль всегда ху­дожественно окрашена, базируется на эмоционально-бессознательных основах человеческого сознания. Надо учитывать и следующий момент, который подчеркнул еще Ж.-Ж. Руссо, что изменение поведения человека посредством образования и рационали­зации приводит к деградации, к становлению его порочности. А потому истинная мысль как нравственное действие вступает в противоречие с «чистым разумом», она органична лишь для «жизненного разума».