Структура знаковой операции

Мы остановимся на истории детской памяти и на примере ее раз­вития постараемся показать общие особенности знаковых операций в намеченных выше разрезах. Для сравнительного изучения строе­ния и способа действия элементарных и высших функций память представляет исключительно выгодный материал.

Рассмотрение памяти человека в филогенетическом плане пока­зывает, что уже на самых примитивных ступенях психического раз­вития могут быть отчетливо различены два принципиально отлич­ных друг от друга способа ее функционирования. Один из них, господствующий в поведении примитивного человека, характеризу­ется непосредственным запечатлением материала, простым послед­ствием актуального переживания, оставлением тех мнемических следов, механизм которых был в особенно ясных формах прослежен Э. Иеншем в явлении эйдетизма. Эта память столь же непосред­ственна, как и прямое восприятие, с которым она еще не порвала прямой связи, и возникает из непосредственного воздействия вне­шнего впечатления на человека. С точки зрения структуры непо­средственность и является главнейшим признаком всего процесса в целом, признаком, связывающим память человека с памятью животного, что и дает нам право называть эту форму памяти памятью натуральной.

Однако указанная форма функционирования памяти не един­ственная даже у самого примитивного человека; наоборот, даже у него наряду с ней отмечаются иные формы запоминания, которые при ближайшем анализе оказываются принадлежащими к совер­шенно другому генетическому ряду и отводят нас к.совершенно иной формации человеческой психики. Уже в таких сравнительно про­стых операциях, как употребление для запоминания узелка или зарубки, психологическая структура процесса совершенно меня­ется.

Два существенных момента отличают эту операцию от элемен­тарного удерживания в памяти: с одной стороны, процесс явно выхо­дит здесь из пределов элементарных, непосредственно связанных с памятью функций и замещается сложнейшими операциями, кото­рые сами по себе могут не иметь ничего общего с памятью, но

выполняют в общей структуре новой операции функцию, прежде выполняемую непосредственным запечатлением. С другой стороны, операция выходит здесь и за пределы естественных, внутрикорти-кальных процессов, включая в психологическую структуру и эле­менты среды, которые начинают использоваться как активные агенты, управляющие извне психическим процессом. Оба момента дают в результате совсем новый вид поведения; анализируя его вну­треннюю структуру, мы можем назвать его опосредованным; оцени­вая его отличие от естественных форм поведения, мы можем квали­фицировать этот вид поведения как культурный.

Существенный момент операции мнемической — участие в ней определенных внешних знаков. Субъект не решает здесь задачи непосредственной мобилизацией своих естественных возможностей; он прибегает к известным манипуляциям вовне, организуя себя через организацию вещей, создавая искусственные стимулы, кото­рые отличаются от других тем, что обладают обратным действием: направляются не на других людей, но на него самого и позволяют ему с помощью внешнего знака осуществить запоминание. Пример таких знаковых операций, организующих процесс памяти, мы видим уже очень рано в истории культуры. Применение бирок и узлов, начатки письменности и примитивные знаки — все это инвентарь, указывающий на то, что на ранних ступенях развития культуры человек уже выходил из пределов данных ему природой психических функций и переходил к новой, культурной организации своего пове­дения.

Совершенно понятно, что в такой высшей символической опе­рации, как употребление знаков для запоминания, мы имеем про­дукт сложнейшего исторического развития; сравнительный анализ показывает, что такого рода деятельность отсутствует у всех ви­дов животных, даже у высших, и есть все основания думать, что она является продуктом специфических условий общественного развития. Ясно, что такая аутостимуляция могла возникнуть лишь после того, как подобные стимулы уже были созданы для сти­муляции другого, и что за ней лежит огромная специальная история. Знаковая Операция проходит, видимо, такой же путь, какой в онто­генезе проходила речь, бывшая раньше средством стимуляции другого человека и уже затем ставшая интрапсихической функ­цией.

С переходом к знаковым операциям мы не только переходим к йсихическим процессам высшей сложности, но фактически поки­даем поле естественной истории психики и вступаем в область исто­рических формаций поведения.

Переход к высшим психическим функциям путем их опосредова­ния и построения знаковой операции может быть с успехом просле­жен в эксперименте над ребенком. Для этой Цели мы можем перей­ти от элементарных опытов с непосредственной реакцией на задачу к таким, где ребенок осуществляет ее с помощью ряда вспо­могательных стимулов, организующих психологическую операцию.

В задаче на запоминание определенного количества слов мы можем давать ребенку ряд предметов или картин, не повторяющих предло­женное слово, но способных служить его условным знаком, кото­рый поможет ребенку затем воспроизвести нужное слово. Процесс, изучаемый нами в этом опыте, должен, следовательно, резко отли­чаться от простого, элементарного запоминания; задача должна быть разрешена здесь опосредованной операцией, путем установле­ния известного отношения между стимулом и вспомогательным зна­ком; на место простого запоминания выдвигается здесь целостный процесс, предполагающий значительно более сложный способ орга­низации поведения, чем тот, который присущ элементарным психи­ческим функциям. В самом деле, если каждая элементарная форма поведения в конечном счете предполагает некую непосредственную реакцию на поставленную перед организмом задачу и может быть выражена в простой формуле S—R, то структура знаковой^ опера­ции уже гораздо сложнее. Между стимулом и реакцией, ранее объ­единенными непосредственной связью, здесь вдвигается промежу­точный член, играющий совершенно особую роль, резко отличдую от всего, что ищ могли видеть в элементарных формах поведения. Этот стимул второго цорядка должен быть вовлечён в операцию со специальной функцией служить ее.организации; он должен быть специально установлен личностью и обладать обратным действием, вызывая специфические реакции; схема простого,реактивного про­цесса замещается здесь, следовательно, схемой сложного, опосредо­ванного акта, где непосредственный импульс к реакции задержан и операция идет по обходному пути, устанавливая вспомогательный стимул, опосредствованно осуществляющий операцию.

Внимательное.исследование показывает, что % значительно
более высоких формах по сравнению с приведеннрй элементарной
схемой мы видим эту структуру в высших психических процессах.
Опосредующий член схемы здесь, как можно было бы себе предста­
вить, просто способ улучшить, усовершенствовать операции; обла­
дая специфической функциейобратного действия, он переводит пси­
хические операции в высшие и качественно новые формы, позволяя
человеку с цомощью внешних стимулов, извне овладеть своим пове­
дением- Употребление знака, являющегося одновременно и сред­
ством аутостимуляции, приводит у человека к совершенно новой и
специфической структуре поведения, рвущей с традициями нату­
рального развития и впервые создающей нов,ую форму культурно-
психологического поведения.......,_ii-

Проведенные в нашей лаборатории (А. Н. Леонтьев, 1930) опыты с использованием внешнего знака при зацоминании показа­ли, что эта форма психических операций не только существенно новая по сравнению с непосредственным запоминанием, но j» домо­тает ребенку преодолеть границы, поставленные для памяти естест­венными законами мнемы, больше того, она и является преимуще­ственно тем механизмом в памяти, который подвержен развитию.

Наличие таких высших, или обходных, путей запоминания,

равно как и возможность подобных непрямых операций, не является чем-то неизвестным. Заслуга их эмпирического выделения принад­лежит экспериментальной психологии. Однако классические иссле­дования не сумели увидеть в них новые, специфические и единые формы поведения, приобретаемые в процессе исторического разви­тия. Операции подобного рода (например, мнемотехническое запо­минание) представлялись не чем иным, как простой искусственной комбинацией ряда элементарных процессов, в результате удачного совпадения которых сам собой получался мнемотехнический эффект; этот практически созданный прием не рассматривался пси­хологией как новая по существу форма памяти, как новый способ ее деятельности.

Наши опыты приводят к совершенно обратному заключению. Рассматривая операцию запоминания с помощью внешнего знака, анализируя ее структуру, мы убеждаемся, что она не является про­стым «психологическим фокусом», но имеет все черты и все свой­ства действительно новой и целостной функции, представляет един­ство высшего порядка, отдельные част)! которого соединены отно­шениями, не сводимыми ни к законам ассоциации, ни к законам структуры, хорошо изученными на непосредственных психических операциях. Эти специфические функциональные отношения мы определяем как знаковую функцию вспомогательных стимулов, на основе которой и происходит принципиально иное соотношение психических процессов,' включенных в данную операцию.

Целостный и специфический характер знаковой операции мы с особенной ясностью можем наблюдать в опытах. Опыты показыва­ют: если связи, к которым прибегает ребенок, пытающийся по знаку запомнить заданное слово, и формируются по законам ассо­циации или структуры (мы не входим сейчас по существу в разреше­ние этого вопроса), то сама специфичность знаковой операции не может быть объяснена ими. В самом деле, простая ассоциативная или структурная связь еще не обладает обратимостью, и связанный со словом знак не обязательно должен при предъявлении вновь напомнить заданное слово. Мы имеем много случаев, когда про­цесс, протекавший по обычным законам структурной или ассоциа­тивной связи, не приводил к опосредованной операции и предъявля­емая повторно картинка вызывала у ребенка новые ассоциации, вместо того чтобы возвратить его к некоторому слову. Нужно еще, чтобы ребенок осознал целенаправленный характер всей операции,' чтобы у ребенка появилось специфическое знаковое отношение к вспомогательному стимулу, и только тогда структурная или ассо­циативная связь получит свой обязательный обратимый характер и повторное предъявление знака с необходимостью будет возвращать испытуемого к закрепленному с помощью этого знака слову.

Ниже мы остановимся на корнях этих сложных психических про­цессов; здесь мы хотели бы лишь отметить, что только в пределах инструментальной операции ассоциативные или структурные про­цессы начинают играть вспомогательную, опосредованную роль.

Перед нами развертывается здесь не случайное сочетание психичес­ких функций, но действительно новая и особая форма поведения.

Описанный нами процесс характерен только для построения выс­ших форм памяти. Мы были бы, однако, не правы, если бы думали, что такие операции вносят лишь количественные улучшения в деятельность психических функций. Специальные опыты показыва­ют, что описанная схема является общим принципом построения высших психических функций и что с их помощью создаются и новые психологические структуры, не имевшие ранее места и, оче­видно, невозможные без такой знаковой операции.

Мы проиллюстрируем это положение на примере генетического исследования деятельности произвольного внимания у ребенка.

Ставя ребенка 7—8 лет в условия, требующие высокого и посто­янного напряжения внимания (например, предлагая ему называть цвета упоминаемых в вопросах предметов, не повторяя два раза одного и того же цвета и не называя двух запрещенных цветов), мы получаем полную невозможность правильного выполнения задачи, когда ребенок пытается решить ее непосредственно. Однако стоит ребенку встать на путь опосредованной организации процесса, при­менив известные вспомогательные знаки, как задача легко разре­шается.

В опытах, проведенных в нашей лаборатории (А. Н. Леонтьев), мы давали ребенку ряд цветных карточек, которыми предлагали воспользоваться для облегчения задачи. В тех случаях, когда ребе­нок не опирался на них в своей деятельности (например, не отклады­вал запрещенные цвета в сторону и не уводил их из фиксируемого поля), задача оставалась неразрешимой. Однако ребенок с легко­стью решал ее, если заменял непосредственное называние цветов сложной структурой ответов, опираясь на вспомогательные знаки: вставлял в фиксируемое поле два запрещенных цвета и отодвигал туда однажды названный им цвет, образуя таким образом контроли­рующую дальнейшие ответы группу запрещенных стимулов. Отве­чая каждый раз через посредство вспомогательных стимулов — зна­ков, ребенок организовывал извне свое активное внимание и при­спосабливался к задачам, которые нельзя было разрешить непо­средственными, элементарными формами поведения.