Необходимость реформирования европейской пенитенциарной системы

Понять причины восхищения современников книгой Беккариа можно, лишь учитывая состояние правосозна­ния и систем судопроизводства в европейских странах середины XVIII в. За предыдущие века католические юристы Франции и Италии выпустили немало сочине­ний, в которых требовали бороться с властью дьявола, жестоко карать все виды ереси, богохульство, святотат­ство, призывали активно использовать пытки и широко практиковать смертную казнь.

Пенитенциарные системы европейских государств от­личались непомерной суровостью: крайне бесчеловечное содержание заключенных, изощренные пытки и изувер­ские наказания считались нормой. В период, когда Бекка­риа писал свою книгу, в Милане бывали дни, в течение которых приводились в исполнение до шести смертных приговоров путем обезглавливания, повешения, колесо­вания или «гуманным» способом «без пролития крови», то есть сжиганием заживо на костре. Это была эпоха, когда наказания осуществлялись даже не по принципу сурового архаического талиона, а по еще более жесткой

160 •

логике: наказание значительно превышало степень вины и часто было несоразмерно с преступлением. Пытки счи­тались вполне допустимым атрибутом дознания и даже среди отдельных философов существовали их сторонни­ки. Так, Дидро утверждал, что пытки оправданы по отно­шению к разбойникам, убийцам, если нет иных способов узнать правду о преступлении и соучастниках. Мучения злодея, по его мнению, не идут ни в какое сравнение со страданиями невинных жертв преступления, а также тех, кто может пострадать в будущем от рук преступника, если не принять соответствующих мер.

На социальном фоне господства этих умонастроений в 1764 г. выходит книга Беккариа «О преступлениях и на­казаниях». Написанная живым, доступным для непосвя­щенных языком, не обремененная глубокомысленными метафизическими рассуждениями, она привлекла к себе внимание ясно прослеживаемой логикой нового правопо-нимания, свободного от реликтов феодального изувер­ства. Спустя год после ее выхода французский философ Даламбер писал: «Нельзя быть ни более очарованным, ни более восхищенным этим произведением, чем это было со мной. Я давал его читать многим хорошим философам, и все они такого же мнения. Этой книги, несмотря на ее небольшой объем, достаточно, чтобы обеспечить автору бессмертное имя. Какая философия, какая истина, какая логика, какая определенность и вместе с тем сколько чувства и человеколюбия в его произведении!»