Теории зоопсихологического антропоморфизма

В эту группу войдут гипотезы, построенные на принципе единства психики человека и животных. Сторонники такого подхода считают, что сознание и мышление человека может быть перенесено на уровень животного мира без существенных изменений. Все, что свойственно психике человека, может быть найдено у животных. При этом не исключается возможность известной разумности и у низших одноклеточных организмов. Это направление носит название зоопсихологического антропоморфизма или "монизма сверху", от человека к животным.

Формальным началом антропоморфного подхода в зоопсихологии является эволюционная теория, предложенная Ч. Дарвином. Сторонники теории борьбы за существование, занимавшиеся проблемами зоопсихологии, считали, что психику животных можно познать, лишь используя методы познания человеческой психики. В этом особенно преуспел Вундт в известной книге "Душа человека и животных". Смысл многочисленных примеров поведения из зоологического мира, которыми полон этот капитальный труд, состоит в постоянно повторяемой идее сходства психических процессов у человека, пауков, гусениц и других животных. Для большинства сторонников этой теории достаточным доказательством сходства психических способностей является сходство внешнего вида некоторых сооружений человека и построек, подземных ходов, гнезд или плотин животных. Если сторонники антропоморфизма видели плотину бобра, то считали, что он при ее строительстве рассуждал как человек. Бобр учитывал законы гидростатики, сопротивления материалов, метеоусловия и годичные колебания уровня воды. Загадочным способом получив эти знания, бобр реализовывал их в строительстве плотин и хаток при помощи "высокого ума". На этом примере видно, что сторонники антропоморфизма постоянно путались в инстинктах и индивидуальном опыте животных, а бессознательное поведение животных выдавали за рассудочную деятельность. Вместо проведения экспериментов они предпочитали изучать природу путем "созерцания и рассуждения". Сам
Ч. Дарвин был ближе к рациональной зоопсихологии, чем его последователи. Изучая органы чувств дождевых червей, он играл им на флейте, ставил на рояль и подносил к ним разогретую кочергу. Эти опыты были в духе передовой экспериментальной зоопсихологии того времени. Их смысл состоял в попытках выявления форм поведения, аналогичных поведению человека. Некоторая наивность подобных опытов компенсировалась смелыми аналогиями между мозгом животных и человека.

Сторонники Дарвина особенно не обременяли себя экспериментами, а предпочитали проводить прямые аналогии с человеком. Примером может служить Уоллес, который доказывал, что строительство птицами гнезд происходит благодаря обучению птенцов родителями и воспитанию в гнезде. Инстинктивное поведение птиц, проверяемое в простых экспериментах, обсуждалось в литературе годами. Более того, считалось, что птицы разных видов при строительстве гнезд "рассуждают" как население диких районов Африки и Южной Америки, которое строит хижины на деревьях или травяные шалашики на земле.

Антропоморфизм проявлялся и в переносе европейских взглядов на брачное поведение в животную среду. Основоположником этих взглядов был Д. Хаксли, который занимался поведением птиц. В 1912 г. Д. Хаксли собрал данные о брачном поведении чомги Podiceps cristatus в Хартфордшире (Англия). Спустя два года он опубликовал свою знаменитую статью, в которой подчеркивал идентичность демонстраций в брачных играх этого вида и равное разделение обязанностей между половыми партнерами при гнездовании. В его интерпретациях содержалась значительная доля антропоморфизма. Ориентируясь на образ жизни и брачное поведение чомги, Д. Хаксли стал проповедовать равенство полов, в достижении которого ученый видел важный шаг в сторону прогресса человечества. Этот пример он использовал, в частности, в своих публичных лекциях по биологии человека в США и в других работах общебиологического и эволюционного характера. Д. Хаксли интересовали другие виды птиц-моногамов с равным распределением обязанностей между самцами и самками, ибо моногамия представлялась ему оптимальной системой отношения полов у человека. В то же время поведение птиц-полигамов он рассматривал как пример "дисгармонии". Этот термин был заимствован Д. Хаксли из работ И. Мечникова по "философии оптимизма". Отношения в парах птиц-моногамов он истолковывал в антропоморфических терминах "верности", "привязанности" и "любви". Неодинаковость эволюционной продвинутости разных морфофункциональных систем жизнеобеспечения послужила Д. Хаксли основой при формулировании различий между "градами" и "кладами". Д. Хаксли не принимал дарвиновскую теорию полового отбора, считая, что конкуренция из-за самки является частным случаем, применимым только к немногочисленным полигамным видам. В противовес теории полового отбора он выдвинул собственную теорию "сопряженного полового отбора", параллельно улучшающего конституцию обоих полов. Так, частное орнитологическое наблюдение в значительной мере определило мировоззрение крупного ученого-эволюциониста и гуманиста. В конечном счете, по мнению Д. Хаксли, моногамия птиц свидетельствует о том, что эти животные стоят на более высоком уровне психической организации, чем млекопитающие.

В середине XX века антропоморфизм получил новое развитие, которое было обусловлено началом обширных исследований морских млекопитающих. Самым ярким представителем этого направления стал Д. Лилли (1961). Он занимался проблемами поведения дельфинов по заказу Военно-морских сил США. Этот исследователь пытался установить контакт с дельфинами для дальнейшего использования их в военных целях. Д. Лилли считал, что дельфины столь же разумны, как и человек, а научить их разговаривать человеческим языком вообще не проблема. По сути дела, он умудрился убедить военных, что дельфины — это второй разумный вид на планете Земля. Д. Лилли писал: "Возможно, что весь накопленный опыт передается у дельфинов примерно так же, как передавались знания у примитивных человеческих племен, — через длинные народные сказания и легенды, передаваемые изустно от одного поколения к другому, которое в свою очередь запоминало их и передавало дальше."

По мнению Д. Лилли для установления языкового контакта с дельфинами была необходима только современная техника и время. Он провел довольно простые, но многочисленные опыты по обучению дельфинов и изучению электрофизиологии их мозга. Имея самые ограниченные представления об анатомии, строении их мозга и особенностях эволюции китообразных, Д. Лилли пытался заставить дельфинов выговаривать английские фразы. Его вера в сходство психологии человека и дельфинов была столь велика, что он писал: "Когда я сказал: «Three hundred and twenty-three feet on the tape», дельфин повторил: «Three hundred and twenty-three». Конечно, воспроизвел он эти слова весьма примитивно, но вполне отчетливо. Кроме того, он чрезвычайно отчетливо воспроизводил наш смех." Надо учитывать, что такой ортодоксальный антропоморфизм явление довольно редкое даже для США.

После описанных попыток обучить дельфинов говорить начался новый этап научного антропоморфизма в исследовании морских млекопитающих. Был предложен язык жестов, который рассматривался как аналог обычного языка. Отдельные жесты интерпретировались как слова, а их комбинации — как предложения. Жесто-знаковая форма общения с дельфинами и морскими львами привела к созданию "лингвистической" гипотезы мышления у животных. Эта модель существует до настоящего времени. Недостатки прямого переноса языкового мышления человека на дельфинов уже неоднократно обсуждались, но дискуссия не завершена до настоящего времени (Schusterman, Gisiner, 1989).

Подобный антропоморфизм в разные времена охватывал все группы животных, включая насекомых, паукообразных, инфузорий. Сторонники очеловечивания природы не остановились на животном мире и распространили свои представления на растения и, в конце концов, на минералы и атомы вещества. По мнению Геккеля и Бозеля, молекулы и атомы могут "ощущать, чувствовать симпатии и антипатии, обладать волей, атомной душой и познавательной способностью". Иначе говоря, крайние проявления антропоморфизма привели зоопсихологию к примитивной метафизике, которая предпочитает иметь дело с "умозрительными исследованиями", а не с фактами.

В настоящее время антропоморфизм остается одной из доминирующих идеологий в зоопсихологии (Staddon, 1989). Это связано с тем, что исследование познавательных способностей животных происходит одновременно с их использованием в качестве экспериментальных моделей для изучения человека. Происходит автоматический перенос психологических принципов "человеческой психологии" на уровень животных. Вместо непосредственного анализа поведения животных происходит использование зоопсихологии как метода познания человека и решения его проблем. Этот "рационалистический антропоморфизм" важен для познания природы человека, но отдаляет нас от понимания принципов поведения животных.

В теоретической зоопсихологии регулярно предпринимаются попытки найти новые способы объяснения поведения животных. В зоопсихологию постепенно проникают и чисто "человеческие" теории поведения. Примером может быть перенос теории привязанности (теории влияния на развитие психологической привязанности матери и ребенка, учителя, воспитателя и т.д.) на этологическую почву. Теория привязанностей является в настоящее время одним из самых популярных направлений как в американской, так и европейской психологии. Она приложима ко многим феноменам детского интеллектуального и личностного развития, что делает ее особенно привлекательной для приматологов. В соответствии с теорией, обычно центральным объектом привязанности является мать, затем — учитель, сверстник, возлюбленный. Если первичный объект привязанности обеспечивает ребенку безопасность, надежность и уверенность в себе, вторичная привязанность образуется легко (Смирнова, 1995). К концу первого года жизни формируется "рабочая модель привязанности", которая включает понятия "я — другой", объект и субъект привязанности, глубинную и семантическую память. Качество привязанности связано со спецификой реакции ребенка на разлуку с матерью. Эксперимент по определению качества привязанности позволил выделить "избегающую", "безопасную" и "амбивалентную" привязанности. Критериями положительного отношения матери к ребенку являются чувствительность, принятие, кооперативность, поддержка. Развитие привязанности включает такие фазы, как нормальный аутизм, симбиоз, автономию, консолидацию индивидуальности. Признаки такого поведения можно обнаружить у высших обезьян, но распространение теории на весь животный мир вызывает вполне понятные сомнения.