Глава 17. Лишь благородные добры

 

Лишь благородные добры.

Поверьте, тот лишь благороден,

Чья не запятнана душа.

А ваши графские короны

Не стоят медного гроша.

Альфред Теннисон, «Леди Клара Вер-де-Вер»

 

Темная голова Шарлотты склонилась над письмом, когда Габриэль вошел в гостиную. В комнате было холодно, огонь в камине погас. Габриэль удивился, почему Софи не разожгла его, – слишком много времени уходило на тренировку. Его отец не стал бы это терпеть. Ему нравились слуги, обученные сражаться, но он предпочитал, чтобы они проходили обучение до того, как поступали к нему на службу.

Шарлотта подняла голову.

– Габриэль, – сказала она.

– Вы хотели меня видеть? – Габриэль сделал все возможное, чтобы его голос прозвучал ровно. Он не мог избавиться от чувства, что темные глаза Шарлотты могли видеть его насквозь, как будто он был сделан из стекла. Его взгляд метнулся в сторону бумаг на столе. – Что это?

Она заколебалась.

– Письмо от консула. – Ее губы сжались в тонкую печальную линию. Она снова посмотрела вниз и вздохнула. – Все, чего я когда-либо хотела, это управлять этим Институтом, как мой отец. Я никогда не думала, что это будет так трудно. Я напишу ему снова, но – она замолчала, потом натянуто, фальшиво улыбнулась. – Но я позвала тебя сюда не для того, чтобы говорить о себе, – сказала она. – Габриэль, ты выглядишь уставшим и напряженным в последние несколько дней. Я знаю, что мы все напряжены, и боюсь, что из-за этого, твой – случай – был забыт.

– Мой случай?

– Твой отец, – уточнила она, поднимаясь со стула и подходя к нему. – Ты должно быть скорбишь.

– А как насчет Гидеона? – спросил он – Он был и его отцом тоже.

– Гидеон скорбил по отцу какое-то время назад, – сказала она, и к его удивлению, встала рядом. – Для тебя это должно быть еще ново и болезненно. Я не хочу, чтобы ты думал, что я забыла.

– После всего, что произошло, – сказал он, горло перехватило от изумления и чего-то еще, того, о чем ему не хотелось задумываться – с Джемом, Уиллом, Джесаминой и Тессой, после того как половину вашей семьи чуть не вырезали, вы не хотите, чтобы я думал, что вы забыли обо мне?

Она положила руку ему на плечо.

– Эти потери не делают твою утрату менее значительной.

– Этого не может быть, – сказал он. – Вы не можете хотеть утешить меня. Вы просили меня разобраться, верен ли я еще своему отцу, или Институту.

– Нет, Габриэль. Ничего подобного.

– Я не могу вам дать такой ответ, какой вы хотите, – сказал Габриэль. – Я не могу забыть, что он остался со мной. Моя мать умерла, Гидеон уехал, а Татьяна – бесполезная дура, и больше не было никого, никого, кто бы воспитывал меня, и у меня не было никого, кроме отца, лишь мы вдвоем, а теперь вы, вы и Гидеон, ожидаете, что я стану его презирать, но я не могу. Он мой отец, и я… – Его голос сорвался.

– Любил его, – мягко сказала она. – Знаешь, я помню тебя, когда ты был совсем маленьким мальчиком, помню твою мать. И помню твоего брата, который всегда стоял рядом с тобой. И руку отца на твоем плече. Если для тебя это имеет значение, я считаю, что он тоже любил тебя.

– Это не имеет значения. Потому что я убил отца, – сказал Габриэль дрожащим голосом. – Я пустил стрелу ему в глаз, пролил его кровь. Отцеубийца…

– Это не было отцеубийством. Он больше не был твоим отцом.

– Если это был не мой отец, если я не оборвал его жизнь, тогда где он? – прошептал Габриэль – Где мой отец? – и почувствовал, как Шарлотта подошла и привлекла его к себе, обняла его, как мать, в то время как он, задыхаясь, уткнулся в ее плечо, ощущая слезы в горле, но не в состоянии пролить их. – Где мой отец? – спросил он снова, и когда она сжала его, он почувствовал ее железную хватку, силу, с которой она его держала, и удивился, как он мог подумать, что эта маленькая женщина была слабой.

Кому: Шарлотте Бранвелл

От: Консула, Джошуа Вэйланда

Дорогая миссис Бранвелл,

Информатор, чье имя вы пока не можете открыть? Рискну предположить, что нет никакого информатора, и что все это – ваша собственная выдумка, уловка, чтобы убедить меня в своей правоте.

Прошу прекратить круглые сутки бездумно повторять, словно попугай, – Немедленно отправляйтесь в Кадаир Идрис – и вместо этого показать мне, что вы исполняете обязанности руководителя Лондонского Института. Боюсь, что в противном случае, я предположу, что вы не пригодны для этого, и буду вынужден немедленно освободить вас от них.

В знак вашего согласия, вы должны полностью прекратить разговоры об этом деле, а не умолять членов Анклава присоединиться к вам в ваших бесплодных поисках. Если я узнаю, что вы впутали в это дело других Нефилимов, я сочту это серьезным неповиновением и буду действовать соответственно.

Джошуа Вэйланд, Консул Анклава

Софи принесла письмо Шарлотте за завтраком. Шарлотта вскрыла его ножом для масла, сломав печать Вэйланда (подкова, а под ней буква К, означающая Консул), и разорвала конверт, желая прочесть его.

Остальные наблюдали за ней, Генри с озабоченностью на светлом, открытом лице, как два темно-красных пятна медленно расцветали на скулах Шарлотты, в то время как ее взгляд двигался по строчкам. Остальные тихо сидели, прикованные к столу, и Сесилия не могла не думать, что было немного странно видеть группу мужчин, ожидающих реакцию женщины.

Хотя мужчин было меньше, чем следовало бы. Отсутствие Уилла и Джема было, как новая рана, чистый белый кусочек, еще не залитый кровью, почти шок, слишком свежий, чтобы болеть.

– Что это? – Сказал с тревогой Генри. – Шарлотта, дорогая…

Шарлотта читала слова сообщения, которые звучали бесстрастно как удары метронома. Когда она закончила, она отодвинула письмо, все еще глядя на него.

– Я просто не могу… – начала она. – Я не понимаю.

Веснушчатое лицо Генри покраснело.

– Как он смеет писать тебе таким образом, – сказал он с неожиданной яростью. – Как он смеет обращаться с тобой в такой манере, отклонить твое дело.

– Возможно он прав. Возможно он сумасшедший. Возможно все мы – сказала Шарлотта

– Нет! – воскликнула Сесилия и увидела, как Габриэль искоса посмотрел на нее. Трудно было прочитать выражение его лица. Он был бледен, с тех пор как пришел в столовую, и едва говорил или ел, вместо этого уставился на скатерть, словно в ней содержались ответы на все вопросы мироздания. – Магистр в Кадаир Идрисе. Я в этом уверена.

Гидеон нахмурился.

– Я верю Вам, – сказал он. – Мы все верим, но без Консула, дело не может быть представлено в Совете, а без Совета нам не окажут помощи.

– Портал почти готов к использованию, – сказал Генри. – Когда он заработает, мы будем в состоянии переместить в Кадаир Идрис столько Сумеречных охотников, сколько необходимо в считанные минуты.

– Вот только не будет никаких Сумеречных охотников, – сказала Шарлотта. – Посмотри, вот, Консул запрещает мне обращаться с этим делом в Анклав. У него больше власти чем у меня. Нарушив его приказ, мы можем потерять Институт.

– И? – горячо потребовала Сесилия. – Вас больше беспокоит Ваша должность, чем Уилл и Тесса?

– Мисс Херондейл, – начал Генри, но Шарлотта остановила его жестом. Она выглядела очень усталой.

– Нет, Сесилия, это не так, но Институт обеспечивает нам защиту. Без этого наши шансы помочь Уиллу и Тессе существенно снижаются. Как глава института, я могу предоставить им такую помощь, которую не смог бы оказать простой сумеречный охотник.

– Нет, – сказал Габриэль. Он отодвинул от себя тарелку, его тонкие пальцы напряглись и побледнели. – Вы не можете.

– Габриэль? – Сказал Гидеон вопрошающим тоном.

– Я не буду молчать, – сказал Габриэль и поднялся на ноги, будто собираясь произнести речь или убежать от стола, Сесилия не была уверена. Он обратил обеспокоенный взгляд зеленых глаз на Шарлотту. – В тот день, когда Консул приехал сюда отвезти меня и брата на допрос, он угрожал нам, пока мы не пообещали, что будем шпионить за вами для него.

Шарлотта побледнела. Генри начал подниматься из-за стола. Гидеон умоляюще поднял руку.

– Шарлотта, – сказал он. – Мы никогда не делали этого. Мы никогда не говорили ему ни слова. Ничего такого, что было правдой, во всяком случае, – поправил он себя, оглядываясь, в то время как остальные обитатели комнаты уставились на него. – Кое-какую ложь. Ложную информацию. Он перестал спрашивать после двух писем. Он знал, что в этом не было никакого смысла.

– Это правда, мэм, – донесся тихий голос из угла комнаты. Софи. Сесилия даже не заметила ее там, бледную в белом чепце.

– Софи! – крайне потрясенно воскликнул Генри. – Ты знала об этом?

– Да, но… – голос Софи задрожал. – Он так ужасно угрожал Гидеону и Габриэлю, мистер Бранвелл. Он сказал им, что он вычеркнет Лайтвудов из регистров Сумеречных охотников, что Татьяна окажется на улице. И все-таки они ничего ему не сказали. Когда он перестал спрашивать, я подумала, он понял, что узнавать нечего, и сдался. Мне очень жаль. Я просто…

– Она не хотела причинять вам боль, – сказал Гедеон с отчаяньем. – Пожалуйста, миссис Бранвелл. Не вините в этом Софи.

– Я не виню ее – сказала Шарлотта, ее темные глаза быстро двигались от Габриэля к Гидеону, затем к Софи, и обратно. – Но я полагаю, что в этой истории есть что-то еще. Не так ли?

– Это все, правда – начал Гидеон.

– Нет, – сказал Габриэль. – Не все. Когда я пришел к тебе, Гидеон, и сказал, что Консул больше не хочет, чтобы мы доносили ему на Шарлотту, я солгал.

– Что? – Гидеон выглядел шокированным.

– Он отвел меня в сторону, в день нападения на Институт, – сказал Габриэль. – Он сказал мне, что если я помогу ему обнаружить правонарушения со стороны Шарлотты, он отдаст нам недвижимость Лайтвудов, восстановит честь нашего имени, скроет то, что сделал наш отец… – Он сделал глубокий вдох. – И я сказал ему, что сделаю это.

– Габриэль, – застонал Гидеон и уткнулся лицом в ладони. Габриэль выглядел так, будто вот-вот заболеет, его качало. Сесилия разрывалась между жалостью и ужасом, вспоминая ту ночь в тренажерном зале, как она сказала ему, что верит в него, что он сделает правильный выбор.

– Вот почему ты выглядел таким испуганным, когда я позвала тебя поговорить со мной сегодня утром, – сказала Шарлотта, спокойно глядя на Габриэля. – Ты думал, что я тебя разоблачила.

Генри начал подниматься на ноги, впервые его приятное, открытое лицо потемнело от настоящего гнева, который Сесилия когда-либо у него видела.

– Габриэль Лайтвуд, – сказал он. – Моя жена не проявляла по отношению к тебе ничего, кроме доброты, и вот как ты отплатил?

Шарлотта положила ладонь ему на руку, успокаивая его.

– Подожди, Генри, – сказала она. – Габриэль. Что ты сделал?

– Я подслушал ваш разговор с Алоизиусом Старквезером, – опустошённо сказал Габриэль. – После этого я написал письмо Консулу, говоря ему, что ваша просьба о походе в Уэльс, основывалась на словах сумасшедшего, что вы были доверчивы, слишком упрямы…

Казалось, глаза Шарлотты пронзали Габриэля, как гвозди; Сесилия подумала, что никогда в жизни ей бы не хотелось ощутить этот взгляд на себе.

– Ты написал его, – сказала она. – Ты его отправил?

Габриэль сделал долгий, глубокий вздох.

– Нет, – сказал он и сунул руку в рукав. Он вытащил сложенный лист бумаги и бросил его на стол. Сесилия уставилась на него. Он был весь в отпечатках пальцев и мягкий по краям, как если бы его сгибали и разгибали много раз.

– Я не мог этого сделать. Я ему вообще ничего не сказал.

Сесилия выдохнула, она не осознавала, что задержала дыхание.

Софи издала слабый звук, она направилась к Гидеону, который выглядел так, словно он отходил от удара в живот. Шарлотта оставалась спокойной, какой она была во всем. Она протянула руку, взяла письмо, быстро просмотрела его, а затем положила его обратно на стол.

– Почему ты его не отправил? – спросила она.

Он посмотрел на нее, между ними промелькнуло странное сопереживание, и сказал:

– У меня были свои причины передумать.

– Почему ты не пришел ко мне? – спросил Гидеон. – Габриэль, ты мой брат…

– Ты не можешь всю жизнь делать выбор за меня, Гидеон. Иногда я должен сделать свой собственный. Как Сумеречные охотники мы должны быть бескорыстными. Умирать ради мирян, Ангела, и самое главное – ради друг друга. Вот наши принципы. Шарлотта живет по ним, а отец никогда. Я понял, что раньше я ошибался, ставя верность своему роду выше принципа, превыше всего. И я понял, что Консул был неправ в отношении Шарлотты – Габриэль резко остановился, рот сжался в тонкую белую линию. – Он был неправ. – Он повернулся к Шарлотте. – Я не могу изменить то, что сделал в прошлом, или то, что думал сделать. Я не знаю, как возместить мои сомнения в вашей власти, или мою неблагодарность за вашу доброту. Все, что я могу сделать, это рассказать вам то, что знаю: не ждите одобрения от Консула Вэйланда, этого никогда не будет. Он никогда не отправится в Кадаир Идрис ради вас, Шарлотта. Он не хочет соглашаться с каким-либо планом, на котором стоит ваша печать. Он хочет убрать вас из Института. Заменить вас.

– Но он тот, кто назначил меня на это место, – сказала Шарлотта. – Он поддержал меня…

– Потому что он думал, что вы окажетесь слабой, – сказал Габриэль. – Потому что он считает, что женщины слабы и ими легко манипулировать, но вы доказали, что вы не такая, и это разрушило все его планы. Он не просто хочет вашей дискредитации, она нужна ему. Он был предельно откровенен со мной, что в случае, если я не смогу уличить вас в совершении настоящих преступлений, он предоставит мне свободу придумать ложь, чтобы осудить вас. При условии, что она будет убедительной.

Шарлотта сжала губы.

– Тогда он никогда не верил в меня, – прошептала она. – Никогда.

Генри сильнее сжал ее руку.

– А следовало бы, – сказал он. – Он недооценил тебя и это не трагедия. Ты доказала, что ты гораздо лучше, умнее и сильнее, чем кто-либо мог ожидать, Шарлотта – это победа.

Шарлотта сглотнула и Сесилия задалась вопросом, всего на мгновение, что она почувствовала бы, если бы кто-то смотрел на нее так, как Генри смотрел на Шарлотту – как будто она была чудом на земле.

– Что мне делать?

– То, что ты считаешь нужным, Шарлотта, дорогая, – сказал Генри.

– Вы – руководитель Анклава и Института, – сказал Габриэль. – Мы в вас верим, даже если Консул и не верит. – Он опустил голову. – С этого дня я предан вам. Какую бы ценность для вас это не представляло.

– Это очень ценно, – сказала Шарлотта, и было что-то в ее голосе, спокойная сила, что Сесилии захотелось встать и объявить о своей преданности, просто чтобы получить утешение от одобрения Шарлотты. Сесилия осознала, что не могла бы чувствовать то же самое к Консулу.

И именно поэтому консул ненавидит ее, подумала она. Потому что она женщина, и он знает, что несмотря на это, она может управлять лояльностью так, как он никогда не мог.

– Будем действовать так, словно Консула не существует, – продолжала Шарлотта. – Если он полон решимости сместить меня с должности, то мне нечего защищать. Мы просто сделаем то, что должны, прежде чем у него появится шанс остановить нас. Генри, когда твое изобретение будет готово?

– Завтра, – быстро сказал Генри. – Я буду работать всю ночь…

– Это будет первый раз использования этого изобретения, – сказал Гидеон. – Разве это не кажется немного рискованным?

– У нас нет другого способа добраться до Уэльса вовремя, – сказала Шарлотта. – Как только я отправлю сообщение, у нас будет мало времени, прежде чем Консул придет, чтобы освободить меня от должности.

– Какое сообщение? – спросила Сесилия, сбитая с толку.

– Я собираюсь послать сообщение всем членам Анклава – сказала Шарлотта. – Сразу. Не узкому кругу людей. А Анклаву.

– Но это разрешается только консулу – начал Генри, а затем захлопнул рот, словно коробку. – Ах.

– Я расскажу им о ситуации, как есть, и попрошу их о помощи, – сказала Шарлотта. – Я не уверена, на какой ответ рассчитывать, но наверняка некоторые поддержат нас.

– Я поддержу тебя – сказала Сесилия.

– И я, конечно же, – сказал Габриэль. Выражение его лица было покорным, взволнованным, задумчивым и решительным. Никогда еще он не нравился Сесилии так сильно.

– И я, – сказал Гидеон, – хотя – и его взгляд, минуя брата, стал тревожным, – нас всего лишь шесть, один охотник едва обучен, против всех сил, собранных Мортмейном… – Сесилия одновременно испытывала удовольствие, что он посчитал ее одной из них, и досаду, когда он сказал, что она едва обучена. – Эта миссия может оказаться самоубийством.

Софи снова тихо сказала.

– Возможно, на вашей стороне всего шесть Сумеречных охотников, но у вас есть по меньшей мере девять бойцов. Я тоже обучена, и хотела бы сражаться вместе с вами. Бриджит и Сирил тоже.

Шарлотта была наполовину довольной, наполовину испуганной.

– Но, Софи, ты только начала тренироваться.

– Я тренируюсь дольше, чем мисс Херондейл – сказала Софи.

– Сесилия – Сумеречный охотник…

– Мисс Коллинз имеет врождённый талант, – сказал Гидеон. Он говорил медленно, конфликт ясно читался на его лице. Он не хотел, чтобы Софи участвовала в боевых действиях и подвергала себя опасности, но всё же он мог лгать о её способностях. – Ей должно быть разрешено взойти и стать Сумеречным Охотником.

– Гидеон, – начала Софи испуганно, но Шарлотта уже смотрела на нее проницательными темными глазами.

– Это то, что ты хочешь, Софи, дорогая? Повышение?

Софи запнулась.

– Я… это то чего я всегда хотела Миссис Бранвелл, но только если бы не пришлось прекратить ваши услуги. Вы были так добры ко мне, я не хотела бы отплатить вам путём отказа…

– Ерунда, – сказала Шарлотта. – Я могу найти другую служанку, но не другую Софи. Если ты хотела стать Сумеречным охотником, моя девочка, жаль, что ты не сказала об этом раньше. Возможно, я могла бы обратиться к Консулу, прежде чем поссориться с ним. Тем не менее, когда мы вернемся…

Она замолчала, и Сесилия услышала подтекст: Если мы вернемся.

– Когда мы вернемся, я предложу твою кандидатуру на Повышение, – закончила Шарлотта.

– Я тоже выступлю в ее поддержку, – сказал Гидеон. – В конце концов, у меня есть место отца в Совете – его друзья прислушаются ко мне, они все еще должны сохранять верность нашей семье и кроме того, как еще мы можем пожениться?

– Что? – Спросил Габриэль, дико жестикулируя и случайно смахивая ближайшую тарелку на пол, где она и разбилась.

– Пожениться? – спросил Генри. – Ты женишься на друзьях отца из Совета? На ком из них?

Гидеон странно позеленел, он явно не хотел, чтобы эти слова вырвались у него, и не знал, что теперь делать.

Он в ужасе уставился на Софи, но было не похоже на то, что она могла ему чем-то помочь.

Она выглядела так потрясённо, как рыба внезапно оказавшаяся на суше.

Сесилия встала и бросила салфетку на тарелку.

– Хорошо, – сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос был максимально похож на командный тон матери, когда ей нужно было что-то сделать по дому. – Выходите все из комнаты. Шарлотта, Генри, и Гидеон начали подниматься на ноги. Сесилия вскинула руки. – Не вы, Гидеон Лайтвуд, – сказала она. – В самом деле! А вы, – она указала на Габриэля – Прекратите глазеть. И пойдемте. – И взяв его сзади за куртку, потащила его из комнаты, Генри и Шарлотта вышли следом за ними.

Покинув столовую, Шарлотта зашагала в сторону гостиной с твердым намерением написать письмо в Анклав, Генри шел рядом с ней.

(Она остановилась у поворота коридора, чтобы оглянуться на Габриэля забавно изогнув губы, но Сесилия подозревала, что он этого не заметил.)

Сесилия быстро выбросила это из головы, не обращая внимания.

Она была слишком занята, прижавшись ухом к двери столовой, пытаясь услышать, что происходит внутри.

После секундной паузы, Габриэль прислонился спиной к стене рядом с дверью. Он был одновременно и бледным и раскрасневшимся, его зрачки расширились от шока. – Вам не следует это делать, – сказал он наконец. – Подслушивание является самым неподобающим поведением, мисс Херондейл.

– Это ваш брат, – прошептала Сесилия, прижав ухо к деревянной двери. Она слышала шепот внутри, но ничего определенного. – Думаю, что вам хотелось бы знать.

Он провел руками по волосам и выдохнул, как кто-то, кто пробежал большое расстояние. Затем повернулся к ней и вытащил стеле из кармана жилета.

Он быстро нанес на запястье руну, затем приложил руку к двери.

– Вот так.

Взгляд Сесилии метнулся с его руки на задумчивое выражение лица.

– Вы слышите их? – спросила она. – О, это совсем не честно!

– Это все очень романтично, – сказал Габриэль, а затем нахмурился. – Или было бы романтично, если мой брат не говорил, как задыхающаяся лягушка. Боюсь, он не войдет в историю как один из самых великих в мире поклонников женщин.

Сесиль с досадой скрестила руки на груди.

– Я не понимаю, почему с вами сейчас так сложно? – спросила она. – Или вы обеспокоены, тем что ваш брат хочет жениться на служанке?

Выражение Габриэля, когда он повернулся к ней, было свирепым, и Сесилия вдруг пожалела, что поддразнивала его после того, что он только что пережил.

– По моему мнению ничего, из того, что он делает, не может быть хуже того, что сделал мой отец. По крайней мере, его тянет к человеческим женщинам.

И все же было так трудно не поддразнивать его. Он был таким невыносимым.

– Это вряд ли можно назвать большим утешением для такой прекрасной женщины, как Софи.

Габриэль выглядел так, как будто собирался резко возразить, но затем передумал.

– Я не это имел в виду. Она прекрасная девушка, и будет прекрасным Сумеречным охотником, когда получит Повышение. Она прославит нашу семью, и Ангел знает, что нам это нужно.

– Я считаю, что вы тоже прославите вашу семью, – тихо сказала Сесилия. – То, что вы только что сделали, что признались Шарлотте – это было смело.

Габриэль замер на мгновение. Затем протянул ей руку.

– Возьмите меня за руку, – сказал он. – Вы сможете услышать, что происходит в столовой, через меня, если пожелаете.

После минутного колебания Сесилия взяла руку Габриэля. Она была теплая и шершавая. Она почувствовала сквозь кожу, как бежит его кровь, как ни странно это действовало успокаивающе – и действительно, через него, как если бы она прижималась к двери своим ухом, она услышала низкий гул произносимых слов: мягкий неуверенный голос Гидеона, и нежный голос Софи. Она закрыла глаза и прислушалась.

– О, – слабо сказала Софи, и села в одно из кресел. – О, Боже.

Она не могла не сесть, ее ноги дрожали и были неустойчивы. Гидеон, тем временем, стоял у буфета, выглядя взволнованно. Его русые волосы были сильно взъерошены, как будто он проводил по ним руками.

– Дорогая мисс Коллинз, – начал он.

– Это, – начала Софи и остановилась. – Я не… Это довольно неожидано.

– Неожиданно? – Гидеон отошел от буфета и облокотился на стол; рукава рубашки были слегка закатаны, и Софи обнаружила, что смотрит на его запястья, слегка покрытые светлыми волосами и отмеченные белыми шрамами Знаков. – Несомненно, вы должны были видеть, что я испытываю к вам уважение и почтение. Восхищение.

– Ну, – сказала Софи. – Восхищение. – Каким-то образом она произнесла это слово, как довольно незначительное.

Гидеон покраснел.

– Дорогая Мисс Коллинз, – начал он снова. – Это правда, что мои чувства к вам, выходят далеко за рамки восхищения. Я бы охарактеризовал их как пламенную любовь. Ваша доброта, красота, великодушное сердце – они волнуют меня, и только ими объясняется мое поведение сегодня утром. Я не знаю, что на меня нашло, чтобы произнести вслух о самых заветных желаниях моего сердца. Пожалуйста, не считайте себя обязанной принять мое предложение просто потому, что оно было сделано публично. Это я должен быть смущен из-за этого случая.

Софи посмотрела на него. Румянец на его щеках появлялся и исчезал, ясно показывая волнение.

– Но вы не предложили.

Гидеон удивился.

– Я – что?

– Ты не сделал предложение, – сказала хладнокровно Софи. – Ты объявил на всю столовую, что намереваешься жениться на мне, но это не предложение. Это – только объявление. Предложение состоит в том, что ты спрашиваешь меня.

– Это поставит моего братца на место, – сказал Габриэль, выглядя так восторженно, как выглядят младшие братья и сестры, когда их братьям или сестрам дают отпор.

– О, тихо, – шепнула Сесилия, крепко сжимая его руку. – Я хочу послушать, что говорит мистер Лайтвуд!

– Что ж, хорошо, – сказал Гидеон, (все еще немного испуганно) в решительной манере Святого Георгия, отправляющегося на бой с драконом. – Будет предложение.

Глаза Софи следили, как он пересек комнату и опустился на колени у ее ног. Жизнь – вещь весьма капризная, и были в ней некоторые моменты, которые хотелось запомнить, запечатлеть в памяти, может вспомнить о них позже, как засушенный цветок между страницами книги, которым снова восхищаются и вспоминают.

Она знала, что она не хотела бы забыть, как Гидеон взял ее за руку своей дрожащей рукой, или, как он закусил губу, прежде чем заговорить.

– Дорогая мисс Коллинз, – сказал он. – Пожалуйста, простите меня за неподобающую вспышку. Это просто потому, что я испытываю к вам такое – такое сильное уважение – нет, не уважение, обожание – что я чувствую, как будто оно может вспыхнуть во мне в любое время дня. С тех пор как я приехал в этот дом, я с каждым днем все больше и больше поражался вашей красотой, мужеством и благородством. Это большая честь, которую я никогда не смог бы заслужить, но к которой стремлюсь самым серьезным образом, если бы вы только могли стать моей, то есть, если бы вы согласились стать моей женой.

– Как мило – с удивленным видом сказала Софи. – Вы тренировались?

Гидеон моргнул.

– Уверяю вас, это было совершенно спонтанно.

– Это было прекрасно. – Софи сжала его руку. – И да. Да, я люблю вас, и да, я выйду за вас замуж, Гидеон.

На его лице вспыхнула сверкающая улыбка, и он напугал их обоих, когда приблизился к ней и крепко поцеловал в губы.

Она держала его лицо в ладонях, когда они целовались – он почувствовал слабый вкус чайных листьев, его губы были мягкими, а поцелуй исключительно сладким.

Софи парила, наслаждаясь моментом, чувствуя себя в безопасности от всего остального мира.

Пока голос Бриджит не прервал ее счастье, мрачно доносясь из кухни.

Во вторник они поженились,

А в пятницу были мертвы.

И похоронили их на кладбище рядом,

О, моя любовь,

И похоронили их на кладбище рядом.

Отрываясь от Гидеона с некоторой неохотой, Софи поднялась на ноги и отряхнула платье.

– Пожалуйста, простите меня, мой дорогой мистер Лайтвуд – я имею в виду Гидеон, – но я должна пойти и убить повара. И сразу же вернусь.

– О-о, – вздохнула Сесилия. – Это было так романтично!

Габриэль убрал руку с двери и улыбнулся ей. Его лицо совершенно изменилось, когда он улыбнулся: все острые черты смягчились, а глаза сменили цвет льда на зелень листьев в весеннем солнечном свете.

– Вы плачете, мисс Херондейл?

Она моргнула влажными ресницами, внезапно осознав, что ее рука по-прежнему была в его – она по-прежнему чувствовала легкое биение пульса на его запястье. Он наклонился к ней, и она уловила исходящий от него запах раннего утра: запах чая и крема для бритья.

Она поспешно отодвинулась, освобождая руку.

– Благодарю вас за предоставленную возможность послушать, – сказала она. – Я должна – я должна идти в библиотеку. Я кое-что должна сделать до завтра.

Его лицо растерянно сморщилось.

– Сесиль…

Но она уже спешила прочь по коридору, не оглядываясь.

 

Кому: Эдмунду и Линетт Херондейл

Поместье Равенскар

Вест Райдинг, Йоркшир

Дорогие мама и папа,

Я столько раз начинала это письмо, но так и не отправила. Сначала это было чувство вины. Я знала, что покидая вас, я была упрямой, непослушной девочкой, и я не могла смотреть на доказательство своего проступка в виде застывших черных букв на странице.

После этого была тоска по дому. Я так сильно скучала по вам обоим. Скучала по сочной зелени холмов, простирающейся от усадьбы, по вереску, такому фиолетовому летом, и по пению мамы в саду.

Здесь было холодно, все вокруг черное, коричневое и серое, туманы, как гороховый суп и удушающий воздух. Я думала, что умру от одиночества, но как я могла вам это сказать? В конце концов, это был мой выбор.

А потом была печаль. Я планировала приехать сюда и забрать Уилла с собой, заставить его увидеть, в чем заключался его долг, и привезти его домой.

Но у Уилла свое собственное представление о долге, чести и обещаниях, которые он дал.

И я поняла, что я не могу привезти кого-то домой, когда он уже был там. И я не знаю, как сказать вам об этом.

А потом был удачный случай. Вам может показаться странным, как и мне, то, что я не могу вернуться домой, потому что я нашла то, что доставляет мне удовольствие. Пока я обучалась, чтобы стать Сумеречным охотником, я почувствовала волнение в крови, такое же волнение, всегда говорила мама, она испытывала каждый раз, когда мы приезжали из Уэлшпула в Дайфи Валей.

С мечом Серафима в руке я больше, чем просто Сесилия Херондейл, младший ребёнок, дочь хороших родителей, которая однажды выгодно выйдет замуж и родить детей. Я Сесилия Херондейл, Сумеречный охотник, и это лучшее для меня место, место моей славы.

Слава. Что за странное слово, это не то, чего, как предполагается, должна хотеть женщина, но разве наша королева не триумфатор? Разве Королева Бесс не зовется Славная?

Но как я могла сказать, что выбрала славу, а не мир? С трудом преобретенный мир для меня, ради которого вы оставили Анклав? Как я могла сказать, что счастлива быть Сумеречным охотником, при этом не причинив вам большого горя? Это жизнь, от которой вы отвернулись, жизнь, от опасностей которых вы стремились уберечь Уилла, меня и Эллу. Что я могла сказать вам, чтобы не разбить ваши сердца?

А теперь, теперь пришло понимание. Я поняла, что значит любить кого-то больше, чем себя. Теперь я понимаю, что все, что вам когда-либо хотелось, – это не то, чтобы я была похожа на вас, а чтобы была счастлива. И вы дали мне – вы дали нам – выбор.

Я вижу тех, кто вырос в Анклаве и у кого никогда не было выбора в том, кем бы они хотели быть, и я благодарна за то, что вы сделали. Свой собственный выбор этой жизни отличается от того, когда ты рождаешься в ней. Жизнь Джессамины Лавлейс научила меня этому.

А что касается Уилла и того, чтобы вернуть его домой: я знаю, мама, ты боялась, что Сумеречные охотники отнимут всю любовь у твоего нежного мальчика. Но он любим и любит. Он не изменился. И он любит вас, как и я. Помните меня, потому что я всегда буду помнить вас.

Ваша любящая дочь,

Сесилия

 

Кому: Членам Анклава Нефилимов

От: Шарлотты Бранвелл

Мои Дорогие Братья и Сестры по Оружию,

С прискорбием сообщаю вам, что несмотря на то, что я предоставила Консулу Вэйланду неопровержимые доказательства, которые дал один из моих Сумеречных охотников, что Мортмейн, самая серьезная угроза, с которой столкнулись Нефилимы в наше время, находится в Кадаир Идрисе в Уэльсе – наш уважаемый консул загадочным образом решил проигнорировать эту информацию. Я считаю, что знание о расположении нашего врага и возможность разрушить его планы о нашем уничтожении, являются чрезвычайно важными.

С помощью, предоставленной мне моим мужем, известным изобретателем Генри Бранвеллом, Сумеречные Охотники Лондонского Института в моём распоряжении, отправятся к Кадеир Идрис, чтобы там отдать жизни в попытке остановить Мортемена.

Мне невыносимо жаль оставлять Институт без защиты, но если Консул Вэйланд пожелает принять какие-либо меры, он может послать охранников, чтобы защитить покинутое здание.

Нас всего девять, трое даже не Сумеречные охотники, а храбрые миряне, обученные нами в Институте, которые добровольно вызвались сражаться рядом с нами.

Не могу сказать, что мы питаем большую надежду, но считаю, что мы должны попытаться.

Очевидно, я не могу заставить никого из вас.

Как Консул Вайленд напомнил мне, я не в состоянии управлять силами Сумеречных Охотников, но я была бы очень признательна, если любой из вас, кто согласен со мной, что с Мортеменом нужно бороться и боролся с ним, теперь придёт в Лондонский Институт завтра в полдень и окажет нам помощь.

С уважением,

Шарлотта Бранвелл, глава Лондонского Института