Постановка вопроса

М. Хайдеггер счел излишним рассматривать толкования своих коллег по ремеслу, как термина, так и самой метафизики. Чтобы иметь с ней дело, непосредственно перенестись в нее, он счел достаточным разобрать определенный метафизический вопрос, тем самым, предоставив метафизике возможность представить саму себя. (Последуем за ним.) Требования к вопросу: «наш метафизический вопрос должен касаться целого и отправляться от сущностного местоположения нашего вопрошающего присутствия». 1 Т.е. нужно говорить от себя, от своей принадлежности, от своей роли и касаться не отдельных вещей, а сущего в целом. Те же, к кому принадлежал философ, и кто его окружал – это сообщество исследователей, преподавателей и студентов, образ жизнь и интересы которых определяются наукой. М. Хайдеггер «захвачен» наукой, которая определяет не только образ мысли философа, но и его образ жизни в качестве определенного сущего, ученого. Она (наука) есть бытие М. Хайдеггера, это способ его присутствия в сущем.

Наука

Итак, наука – это первый шаг и результат на пути к ответу на вопрос о том, что такое метафизика? Что за событие совершается в основании человеческого бытия, если наука стала страстью человека?

Черты науки: - сосредоточенность на сущем (существующем) как таковом;

- наука дает первое и последнее слово самому предмету, подчиняется сущему;

- сущее (человек) среди сущего «занимается наукой».

* Лекция прочитана в 1929 г. в Фрейбургском университете при вступлении М. Хайдеггера в должность профессора.

При « занятии » наукой «происходит не менее как вторжение известного сущего, именуемого человеком, в совокупность сущего, - правда, так, что при этом вторжении и благодаря ему, сущее раскрывается именно в том, что и как оно есть».2

Научное вот-бытие глаголет: - «То, на что направлено наше мироотношение, есть само сущее – и больше ничто».

- «То, чем руководствуется всякая установка, есть само сущее – и кроме него ничто».

- «То, с чем работает вторгающееся в мир исследование, есть само сущее – сверх того ничто». 3

Наука ставит вопрос о «Ничто» тогда, когда не хочет иметь с ним дела, ни знать о нем. Мы знаем о Ничто, когда не хотим о нем ничего знать.

 

 

3. «Ничто» Иди туда, не знаю куда, ищи то, не знаю что!

 

Наука оставляет нас с «Ничто», как с тем, что не существует, чего нет. Сама же хочет иметь дело только с существующим миром. Возможен ли вопрос о Ничто? Что есть Ничто? Задавая так вопрос, мы полагаем Ничто как нечто, которое существует подобно прочему сущему. Т.е. вопрос лишается смысла и своего предмета. Всему виной логика рассудка, для которого мышление – это всегда мышление о чем-то, а продумывать Ничто, значит действовать вопреки своей сути. Абсурдность вопроса и ответа о Ничто коренится, следовательно, в привычке мышления иметь дело с сущим, с предметами зримыми и незримыми. Уже Парменид строго настрого запретил иметь дело с Ничто:

«Ибо то, чего нет, нельзя ни познать (не удастся),

Ни изъяснить …

Можно лишь то говорить и мыслить, что есть; бытие ведь

Есть, а ничто не есть: прошу тебя это обдумать» (4)

Если все же отважиться изъяснить Ничто вопреки запрету элейца и рассудка, то где нам искать и как найти то, чего нет? Ведь нам, конечным существам, не дано «схватить» все сущее в его абсолютной совокупности и, отодвинув его, поставить себя переде Ничто. Но мы все-таки оказываемся посреди приоткрывающейся совокупности сущего, о чем свидетельствует, например, настоящая скука, «русская хандра», тоска.

Скука отодвигает от нас (или нас) не книгу, не развлечения, не профессию, а все это вместе взятое как некую целостность. (Все осточертело, опостылело.) Скука, тоска, отстраняя нас от повседневности, приоткрывает сущее в целом. «Подобное настроение, когда «все» становится таким или Другим, дает нам – в лучах этого настроения – ощутить себя посреди сущего в целом. Наша настроенность не только приоткрывает, всякий раз по-своему, сущее в целом, но такое приоткрывание – в полном отличии от просто случающегося с нами – есть одновременно фундаментальное событие нашего человеческого бытия».5 Однако, когда наша настроенность ставит нас перед сущим в целом, они (настроенность и сущее) скрывают от нас Ничто.

Случается ли в нашей жизни такая настроенность, которая ставит человека не перед сущим в целом, а перед Ничто? Ужас. Ужас отличается от страха тем, что страх – это боязнь чего-то определенного, предмета реального или вымышленного. Ужас же ставит нас перед чем-то неопределенным, что невозможно определить, т.е. перед Ничто. Ужас приоткрывает Ничто. «В фундаментальном настроении ужаса мы достигли того события в нашем бытии, благодаря которому открывается Ничто, исходя из которого должен ставиться вопрос о нем»6

Ничто – «не предмет, ни вообще что-либо сущее. Оно не встречается ни само по себе, ни пообок от сущего наподобие приложения к нему. Ничто есть условие возможности раскрытия сущего как такового для человеческого бытия. Ничто не составляет, собственно, даже антонима к сущему, а исходно принадлежит к самой его основе». 7

Итак, Ничто – не предмет познания, поскольку не существует ни в качестве чувственных вещей, доступных ощущению, ни в качестве некой сверхчувственной реальности, доступной умосозерцанию. Однако то, чему мысль не приписывает существование, может быть осмыслено. Ужасом заявляет о себе то, чего нет. Зачем, собственно говоря. Нам Ничто?