Проанализировать особенности воссоздания пространственно-временных параметров демократизации мира

Пространственно-временные параметры государственной власти давно занимали умы политических философов и политологов. Со времен Р. Декарта философы традиционно связывали пространственное измерение с протяженностью, а временное — с длительностью процессов и явлений природного и социального мира.

Ш. -Л. Монтескье выводит следующую взаимозависимость между оптимальной формой правления и масштабами территориального пространства государства: «Если небольшие государства по своей природе должны быть республиками, государства средней величины — подчиняться монарху, а обширные империи — состоять под властью деспота, то отсюда следует, что для сохранения принципов правления государство должно сохранять свои размеры и что дух этого государства будет изменяться в зависимости от расширения или сужения пределов его территории».

В XX веке политологи осознанно разводят категории социального и политического пространства с пространством физическим и географическим. К примеру, этот момент отмечает П. Сорокин, интерпретируя пространство социальной жизни посредством понятия «социальной дистанции», где «положение человека или какого-либо социального явления в социальном пространстве означает его (их) отношение к другим людям и другим социальным явлениям, взятым за такие «точки отсчета"»

Политика у П. Сорокина представляет собой многомерный континуум, стратифицированную «пирамиду» политических статусов и позиций во множестве «вертикальных» и «горизонтальных» измерений, в рамках которой им устанавливается взаимосвязь «флуктуации» политической стратификации с колебаниями размеров и однородности политической организации. В качестве примеров им приводится распад империй и сужение их территорий, происходившие как в древних империях (Римской, Александра Македонского, Карла Великого), так и в современных государствах (Австро-Венгрии, Российской и Оттоманской империях), в результате чего уничтожался либо весь центральный аппарат, либо его часть обязательно «выравнивалась», суживая основание иерархической пирамиды государственной власти.

Иная по направленности и духу концепция «социальной топологии» была построена французским социологом П. Бурдье. Он определяет социальное (в том числе политическое) пространство, «как поле сил, точнее как совокупность объективных отношений сил, которые навязываются всем, кто входит в это поле, и которые несводимы к намерениям индивидуальных агентов или же к непосредственным взаимодействиям между ними». Пространство в политике проявляется в таком случае через некое поле взаимоположенных инвариантов позиций политических агентов, то есть как совокупность их диспозиций и видов их политических практик.

В итоге этого краткого обзора можно отметить, что категория «политического пространства» связана как с территорией государства или его отдельных административных единиц, на которые распространяется сфера легитимного управления и контроля различных институтов государственной власти, так и с зоной давления и влияния негосударственных структур, то есть своего рода «полем политической гравитации» различных социальных сил: от отдельных личностей и партий до международных социальных движений типа «Гринпис» и геополитического воздействия транснациональных корпораций.

В последнее время происходит взаимопроникновение и переплетение пространств внутренней и международной политики, прежде всего, в силу возникновения таких наднациональных структур.

С точки зрения роли участников политической жизни, ее пространственный континуум может быть разделяться на: 1) локальный, 2) региональный и 3) глобальный уровни, конкретное содержание которых зависит от выбранной при анализе системы координат.

Для обозначения этих уровней в политологии используются понятия «макро-», «мега-» и «микро-» политики, характеризующие различные измерения политического пространства и уровни политических отношений. Макрополитика в большой степени связана с характеристикой пространства функционирования базового агента современной политической жизни — «государства — нации», лимитированного административно-правовыми границами распространения легитимной публичной власти. Мегаполитика отражает более высокий уровень анализа, содержанием которого являются связи и внешние взаимодействия национально-государственных и наднациональных субъектов, затрагивающие механизмы мировой политики, отношения на глобально-планетарном уровне. И наконец, микрополитика как бы спускается с макроуровня на порядок ниже к анализу взаимоотношений индивидов и групп, изучению внутренних механизмов групповой динамики и индивидуального поведения, то есть уделяет внимание микропроцессам политики, из которых, в свою очередь, складывается пространство макрополитического процесса.

Примерно так же, как политическое пространство отличается от своего географического аналога, социальное и политическое время имеет отличия от времени календарного и физического.

Если дать предельно простое и краткое определение, то политическое время — это длительность существования, «жизни и смерти» государственных институтов и прочих социально-политических субъектов и продолжительность устойчивых состояний тех или иных отношений между ними. На микроуровне политического анализа мы обычно имеем дело с длительностью существования и периодами деятельности партий и общественных объединений, элитных и лоббистских группировок, временем пребывания на руководящих позициях государственных деятелей и партийных лидеров, а и иногда и с различными фазами политической активности и участия рядовых граждан.

На макроуровне делать расчет политического времени гораздо сложнее, поскольку вместо анализа временных фаз политической эволюции тех или иных отдельных группировок или индивидуальных субъектов следует учитывать уже их совокупные характеристики, отражающие временное состояние тех или иных комбинаций всех основных сил, действующих на политической сцене в рамках целостного «гравитационного поля» взаимодействия государства и общества.