Кавказский пленник» Пушкина как романтическая поэма. Белинский о поэме

Краткое содержание, если кто не знает. Черкесы поймали русского пленника и привели к себе в аул, а он, которому все надоело – он искал лишь свободы – чем быть в плену, так лучше сдохнуть. Но тут ему принесла кумыс прекрасная черкешенка. Немного времени прошло, она влюбилась, но как бы она не была прекрасна, Пленник не мог ее любить, т.к. уже отдал свое сердце другой, которая не любила его в ответ. Поэтому сердце его умерло тэкскать. Тогда черкешенка, когда все уснули, пилой перерезала его оковы. Он предложил ей бежать с ним. Но черкешенка отказалась, т.к. знала, что это лишь минутный его порыв. Пленник переплыл реку и понял, что девушка утонула.

 

Об образе Пленника Пушкин замечал: «Я в нем хотел изобразить равнодушие к жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи 19 века». В начале южного романтического этапа он ставит себе художественного отображения действительности НО к осуществлению этой задачи поэт идет романтическим, субъективным путем. Психологический портрет Пленника он в основном списывает с себя. Своего героя ставит в необычайную, экзотическую обстановку. Из всей его жизни берет только один, также весьма романтический эпизод, окутывает все остальное атмосферой таинственности, сознательной недосказанности и вместе с тем многозначительных намеков, делаемых в весьма приподнятой, патетической форме. Из них мы узнаем лишь, что герой «изведал людей и свет», разочаровался во всем, что в прошлом он «обнял» некое «грозное страданье», что его сердце увяло, наконец, «охладев ко всему, он ищет в мире лишь одного – свободы. Весьма романтична любовная фабула поэмы, как и поэтический, романтизированный, идеальный образ героини – «младой черкешенки».Всему этому соответствует и стиль «Кавказского пленника» – возвышенный, лишенный и тени иронии. Образ Пленника недостаточно развит (это все критики говорят, а не я тут Пушкина критикую), обрисован непоследовательно, противоречиво. Он наделен титаническими чертами в духе «байронической поэзии». Пленник глядит в лицо смерти, «с радостью» внимает буре, даже черкесы дивились на его и его suicide missions. Но в то же время он выступает вянущим от неразделенной любви. Но Белинский не мог промолчать и вот...

 

Белинский о поэме:

"Кавказский пленник" был принят публикою еще с большим восторгом, чем "Руслан и Людмила", и, надо сказать, эта маленькая поэма вполне достойна была того приема, которым ее встретили. В ней Пушкин явился вполне самим собою и вместе с тем вполне представителем своей эпохи: "Кавказский пленник" насквозь проникнут ее пафосом. Впрочем, пафос этой поэмы двойственный: поэт был явно увлечен двумя предметами - поэтическою жизнию диких и вольных горцев, и потом - элегическим идеалом души, разочарованной жизнию. Изображение того и другого слилось у него в одну роскошно поэтическую картину. Грандиозный образ Кавказа с его воинственными жителями в первый раз был воспроизведен русскою поэзиею, - и только в поэме Пушкина в первый раз русское общество познакомилось с Кавказом, давно уже знакомым России по оружию. Несмотря на всю незрелость таланта, которая так часто проглядывает в "Кавказском пленнике", несмотря на слишком _юношеское_ одушевление зрелищем гор и жизнию их обитателей, многие картины Кавказа в этой поэме и теперь еще не потеряли своей поэтической ценности. Принимаясь за "Кавказского пленника" с гордым намерением слегка перелистовать его, вы незаметно увлекаетесь им, перечитываете его до конца и говорите: "Все это юно, незрело, и однако так хорошо». Как истинный поэт, Пушкин не мог описаний Кавказа вместить в свою поэму, как эпизод _кстати: это было бы слишком дидактически, а следовательно, и прозаически, и потому он тесно связал свои живые картины Кавказа с действием поэмы. Он рисует их не от себя, но передает их как впечатления и наблюдения пленника - героя поэмы, и оттого они дышат особенною жизнию, как будто сам читатель видит их собственными глазами на самом месте. Кто был на Кавказе, тот не мог не удивляться верности картин Пушкина. Описания дикой воли, разбойнического героизма и домашней жизни горцев дышат чертами ярко верными. Но черкешенка, особенно связывающая собою обе половины поэмы, есть лицо совершенно идеальное и только _внешним образом_ верное действительности. В изображении черкешенки особенно выказалась вся незрелость, вся юность таланта Пушкина в то время. Самое положение, в которое поставил поэт два главные лица своей поэмы, черкешенку и пленника, - это положение, наиболее пленившее публику, отзывается мелодрамою и, может быть, по тому самому так сильно увлекло самого молодого поэта. Но - такова сила истинного таланта! - при всей театральности положения, на котором завязан узел поэмы, при всей его бесцветности в отношении к действительности, - в речах черкешенки и пленника столько элегической истины чувства, столько сердечности, столько страсти и страдания, что ничем нельзя оградиться от их обаятельного увлечения, при самом ясном сознании в то жевремя, что на всем этом лежит печать какой-то детскости. Вы понимаете, что, исполненный этого чувства свободы, пленник не мог не предложить своей освободительнице того, в чем прежде так основательно и благородно отказывал ей; но вы понимаете также, что это только порыв, и что черкешенка, наученная страданием, не могла увлечься этим порывом. И,несмотря на всю грусть вашу о погибшей красавице, мученическая смерть которой нарисована так поэтически, вы чувствуете, что грудь ваша дышит свободнее по мере того как пленнику, в тумане, начинают сверкать русские штыки, а до его слуха доходят оклики сторожевых казаков... Но что же такое этот пленник? Это вторая половина двойственного содержания и двойственного пафоса поэмы; этому лицу поэма обязана своим успехом не меньше, если не больше, чем ярким картинам Кавказа. Пленник, это - _герой того времени_. Тогдашние критики справедливо находили в этом лице и неопределенность, и противоречивость с самим собою, которые делали его как бы безличным, но они не поняли, что через это-то именно характер пленника и возбудил собою такой восторг в публике. Молодые люди особенно были восхищены им, потому что каждый видел в нем, более или менее, свое собственное отражение. Эта тоска юношей по своей утраченной юности, это разочарование, которому не предшествовали никакие очарования, эта апатия души во время ее сильнейшей деятельности, это кипение крови при душевном холоде, это чувство пресыщения, последовавшее не за роскошным пиром жизни, а сменившее собою голод и жажду, эта жажда деятельности, проявляющаяся в совершенном бездействии и апатической лени, словом, эта старость прежде юности, эта дряхлость прежде силы, все это - черты _героев нашего времени_ со времен Пушкина. Но не Пушкин родил или выдумал их: он только первый указал на них, потому что они уже начали показываться еще до него, а при нем их было уже много. Они - не случайное, но необходимое, хотя и печальное явление. Почва этих жалких пустоцветов не поэзия Пушкина или чья бы то ни была, но общество. Эта оттого, что общество живет и развивается, как всякий индивидуум: у него есть свои эпохи младенчества, отрочества, юношества, возмужалости, а иногда и старости. Поэзия русская до Пушкина была отголоском, выражением младенчества русского общества. И потому это была поэзия до наивности невинная: она гремела одами на иллюминации, писала нежные стишки к _милым_ и была совершенно счастлива этими идиллическими занятиями "Кавказский пленник" Пушкина застал общество в периоде его отрочества и почти на переходе из отрочества в юношество. Главное лицо его поэмы было полным выражением этого состояния общества. И Пушкин был сам этим пленником, но только на ту пору, пока писал его. Осуществить в творческом произведении идеал, мучивший поэта, как его собственный недуг, - для поэта значит навсегда освободиться от него. "Кавказский пленник" есть поэма историческая. Читая ее, вы чувствуете, что она могла быть написана только в известное время, и, под этим условием, она всегда будет казаться прекрасною. Если б в наше время даровитый поэт написал поэму в духе и тоне "Кавказского пленника", - она была бы безусловно ничтожнейшим произведением, хотя бы в художественном отношении и далеко превосходила пушкинского "Кавказского пленника", который, в сравнении с нею, все бы остался так же хорош, как и без нее. Лучшая критика, какая когда-либо была написана на "Кавказского пленника", принадлежит самому же Пушкину. В статье его "Путешествие в Арзрум" находятся следующие слова, написанные им через семь лет после издания "Кавказского пленника": "Здесь нашел я измаранный список _Кавказского пленника_ и, признаюсь, перечел его с большим удовольствием. Все это слабо, молодо, неполно; но многое угадано и выражено верно". В художественном отношении "Кавказский пленник" принадлежит к числу тех произведений Пушкина, в которых он является еще учеником, а не мастером поэзии. Стихи прекрасны, исполнены жизни, движения, много поэзии; но еще нет художества.