В стране вайнахов

Так назвал свою книгу археолог В. И. Марковин, в которой
он рассказывает о своих путешествиях по горам Чечено-
Ингушетии. Чеченцы и ингуши — родственные народности,
две ветви одного племени, их языки и культура весьма
сходны, и все они называют себя «вайнах», что значит «наш
народ». ч

Грузины называли соседних им горных вайнахов кистинами. Русские в XVIII веке впервые столкнулись с аборигенами в лице жителей селений Чечен и Ангушт, отсюда нынешние на­именования этих народностей. По переписи 1970 года чечен­цев было 61 тысяча, ингушей—158 тысяч. Чечено-Ингушетия расположена к северу от Главного Кав­казского хребта. На востоке она граничит с Дагестаном, на западе с Северной Осетией, на юге с Грузией, на севере с Россией.

От Грузии Чечено-Ингушетию отделяет параллельный Глав­ному хребту Пирикительский хребет, вершины которого по­крыты вечными снегами. Примыкающая к нему южная часть республики представляет собой скопище глухих, труднопро­ходимых гор, изрезанных глубокими ущельями, местами ка­менистых, местами покрытых скудным травяным покровом. Эта мрачная горная местность когда-то и была коренной территорией вайнахов, откуда они в средние века и позднее распространялись к северу, в более благоприятные для жиз­ни места. Теперь уже в высокогорьях никто не живет; лишь там, где имеются луга, встречаются пастухи со стадами, пригнанными на летние пастбища. Перед снеговым, скалистым и пастбищным хребтами идет полоса более низких и лесистых гор. Здесь уже встречаются поселения, и чем ближе к рав­нине, тем их больше.

По равнине с запада на восток протекают река Сунжа, при­ток Терека и, параллельно ей, сам Терек. Вдоль этих рек здесь проходит железнодорожная линия, связывающая города Северного Кавказа с Ростовом и Новороссийском на западе, Астраханью и Баку на востоке. На Сунже расположена сто­лица республики — Грозный — большой современный город, крупный промышленный и культурный центр на Северном Кавказе. Подъезжая к Грозному, вы видите нефтяные баки и промышленные установки, огромные агрегаты, мощные трубопроводы, пламя сжигаемого газа, лес труб, извергающих в атмосферу клубы дыма.

Севернее Терека простирается безлюдная засушливая степь, в пространстве же между Сунжей и горами климат доста­точно влажный и земля плодородна.

На равнине летом бывает жарко, но ночи порою прохлад­ные. Зима на равнине довольно холодная, в горах — снежная и морозная.

Если смотреть с равнины на юг, то с той стороны местность как бы окаймлена грядой гор. Покрытые лесом, они всегда темны, отчего и их название — Черные горы. Но это по су­ществу еще только предгорья. Настоящие горы — дальше, за ними. По эту же сторону, от лесистых предгорий до Сунжи стелется обширная плодородная долина, тоже лесистая и омываемая множеством топких ручьев и речек, то пере­сыхающих, то выходящих из берегов, стекающих с гор и впадающих в Сунжу. Главные из этих рек — Аргун и Асса. В бассейне Аргуна живут чеченцы, по Ассе же, в соседстве с Северной Осетией и частично на ее территории — ингуши. О прошлом вайнахов мало что известно. Темна история наро­да, у которого не было письменности. О Дагестане хоть что-то сообщали средневековые арабские, армянские и дру­гие авторы, а в XVIII—XIX веках там появились и свои летописцы, писавшие на арабском языке. Отдаленная же от центров цивилизации горная страна вайнахов почти не име­ла сношений с соседями, которые бы описывали ее, а гра­мотные люди здесь появились только в прошлом веке, да и те были приезжими из Дагестана муллами. Древняя история в какой-то мере воссоздается методами археологии, но в труднодоступных и необитаемых ныне горах Чечено-Ингуше­тии археологические раскопки в широких масштабах затруд­нены.

В ближних горных районах Чечено-Ингушетии исследовано несколько могильников эпохи бронзы. Их материал показы­вает, что три тысячи лет тому назад район Внутреннего (за­падного и центрального) Дагестана и восточной Чечни насе­ляли этнически родственные племена однородной культуры (она называется в археологии каякентско-харачоевской). В то время в Северной Осетии процветала знаменитая кобан-ская культура, периферия которой включала северо-запад­ную территорию нынешней Чечено-Ингушетии. Затем в степях Северного Кавказа господствовали поочеред­но скифы, сарматы, аланы, хазары, но что тогда происходило в горах, сказать трудно. В эпоху раннего средневековья об­ширная территория предгорно-плоскостной зоны Северного Кавказа принадлежала аланам. Теснимые нахлынувшими из Азии тюрками, они отступали в горы. Аланские могильники обнаружены на подступах к горам Чечено-Ингушетии. Впервые на историческую арену вайнахи выходят в XII веке, когда они попадают в сферу влияния усилившейся Грузии.

В горную Ингушетию прибывают грузинские миссионеры, здесь строятся христианские храмы, в грузинских анналах появляются упоминания о дзурдзуках и глигвах (чечен­цах и ингушах).

В XIII веке аланы претерпели жестокий разгром со стороны татаро-монголов, и остатки их, укрывшиеся в горах, смеша­лись с аборигенами. Затем, в конце XIV века, Золотая Орда, господствовавшая на Северном Кавказе, была разгромлена Тимуром. После этого из глухих высокогорий коренного рай­она вайнахов стало переселяться избыточное население. На новых местах вайнахи обосновывались в лесных прогалинах среди дремучих чащоб, затем постепенно распространялись дальше, на плодородные земли лесостепи. Здесь они при­шли в столкновение с калмыками (потомки монголов), жив­шими на Тереке, с дагестанцами-кумыками, населявшими соседние с лесной Чечней равнину и предгорья, с кабардин­цами, занявшими в XV веке почти всю северокавказскую степь и приобретшими тогда большую силу. Колонизация вайнахами, первоначально обитавшими в высо­когорном районе верховий Аргуна и Ассы, соседних земель, направленная к северу, востоку и западу, продолжалась на протяжении веков. Процесс переселения усилился в начале прошлого века в связи с тем, что строительство русских укреплений обезопасило плоскостные районы от набегов и разбоя, и пошел быстрыми темпами с конца XIX века, после замирения края. В 1920-х годах некогда густонаселенные горы Чечено-Ингушетии почти обезлюдели и окончательно опустели в 1940-х годах.

XII—XVIII века характеризовались расцветом архитектуры коренного района вайнахов, в тот период влиявшей и на зодчество соседних территорий. Однако на вновь осваиваемых землях зодчество вайнахов-переселенцев находилось всецело под влиянием строительной культуры, выработавшейся в мест­ных условиях у их соседей — кумыков и кабардинцев. В XVIII веке к Северному Кавказу приблизились границы царской России, и с этого времени начинается хорошо из­вестный и полный драматизма период истории его народов. Первоначально отношения русских властей с чеченцами и ингушами были почти вполне мирными. Вайнахи даже охот­но приняли покровительство России, так как это обеспечи­вало им защиту от враждебных соседей, а главное — созда­вало условия для торговых и других экономических сношений с внешним миром, в чем они очень нуждались. Но со вре­менем русская администрация стала относиться к местному населению так же, как она привыкла относиться к населе­нию в России, к чему свободолюбивые вайнахи, никогда раньше не знавшие ни бюрократически-административных порядков, ни сословных различий, ни вообще какой бы то

ни было власти, не были подготовлены прошлым своей ис­тории. В Дагестане и Осетии к тому времени уже появилась местная знать, а в так называемых «вольных обществах» этих областей, имевших определенные контакты с внешним миром, тоже оформилось какое-то управление, установился некоторый правопорядок. Чеченцам же и ингушам чужда бы­ла сама идея власти над ними, в особенности власти беза­пелляционной и бесконтрольной.

Русская администрация вела себя по отношению к местному населению грубо и неуклюже, без понимания специфики его быта, обычаев, психологии. В 1840 году, когда среди чечен­цев пронесся слух, что они из вольных людей будут превра­щены в крепостных, они восстали и присоединились к Шами­лю. Почти двадцать лет продолжалась тяжелая и кровопро­литная война русских войск с чеченцами, стоившая больших потерь для обеих сторон, пока горцы не вынуждены были покориться.

И в то же время ожесточенная борьба с русскими войсками не вызывала в народе ненависти к русским людям. Географ Н. К. Зейдлиц писал в статье о своей поездке в Чечню, опубликованной в 1873 году: «Приезжего в аул русского все почетные жители встречают пожатием руки, уезжающего нередко провожает почтенная хозяйка, желая ему счастли­вой дороги, и весьма рада, если вы ей подадите руку в знак благодарности за радушный прием»¹⁷. Во время русско-турецкой войны 1877 года чеченцы, как и дагестанцы, снова восстали; восстание было жестоко подав­лено. В 1878 году вспыхнул мятеж среди ингушей, о причине которого красноречиво сообщает свидетельство того времени. Жителям нескольких ингушских селений было предложено переселиться на лучшие земли и образовать поселения более удобные, чем горные, типа казачьих станиц. Среди горцев распространился слух, что их хотят превратить в казаков и обратить в христианство, а горянки должны будут, на манер казачек, ходить без шаровар, что по понятиям местных жителей считается бесстыдством. Ингуши послали депутацию к приставу с намерением выяснить, так ли это. Пристав арестовал депутатов и посадил их под стражу, что вызвало бунт.

В конечном счете, вайнахи, как и все другие народы Кавказа, все же выиграли в результате присоединения к России. Во-первых, это принесло им мир. До того они жили в состоянии постоянной войны с внешними врагами и между собой; каж­дое племя, каждая община, даже каждый род при этом мог­ли полагаться только на собственные силы — и горе было слабому, который не мог защитить себя. Помимо враждебных отношений с соседями, в среде самих вайнахов не было мира и согласия: ингуши враждовали с чеченцами, а горные че-

ченцы — с предгорно-плоскостными; вражда была настолько большой, что разные группы одного в сущности народа не признавали родства между собой; об этом писал, например, первый чеченский историк, выходец из местных жителей У. Лаудаев. Во-вторых, присоединение к России дало воз­можность народам Кавказа выйти из состояния слишком за­тянувшегося средневековья на дорогу экономического и куль­турного прогресса. Люди стали жить зажиточнее и получили возможность приобщаться к мировой культуре. Присоеди­нение народов Кавказа к России вырвало их из духовной сферы азиатчины, в чем несомненное прогрессивное значе­ние этого исторического акта.

Решающую роль в судьбах вайнахского народа сыграла Ве­ликая Октябрьская социалистическая революция. Советское государство, экспроприировав обширные земли на равнине у помещиков и белоказаков, передало их горцам для пере­селения, и к концу 1920-х годов в горах осталась уже едва десятая часть чечено-ингушей. Советская власть создала для горцев условия возможности зажиточной жизни, прогрессив­ного социального и культурного развития. Общеизвестный не­справедливый акт поголовного обвинения народа в измене и выселения в 1940-х годах вайнахов с их территории был исправлен при восстановлении в партии ленинских принципов руководства.

Теперь селения чеченцев и ингушей представляют собой разительный контраст с тем, как жили их предки: капиталь­ные кирпичные или саманные, побеленные домики под чере­пичными, шиферными, железными крышами стоят в окруже­нии садов; вокруг зеленеют тучные поля и луга; во всем чувствуется основательность, зажиточность.

В происхождении вайнахов много неясного. На первый взгляд кажется — какие события, которые приводили бы к этни­ческим сдвигам, могли быть у народа, жившего оторванно от внешнего мира, в труднодоступной горной области, за непроходимыми лесами и снеговыми хребтами? Тем не менее некоторые факты побуждают полагать, что такие события были. Некоторые ученые придерживаются неукоснительного правила — считать, что вайнахи и все другие кавказские на­роды существовали как данные народы извечно и их предки извечно жили на тех же местах. Такого рода представления, как ни лестны они для национального самолюбия, вызывают скептицизм при беспристрастном отношении к фактам. Этно­граф Л. И. Лавров в связи с этим замечает: «В последние годы стали модными поиски доказательств автохтонного*

* То есть извечно местного, не подвергавшегося существенным внешним 207 воздействиям.

происхождения большинства ныне существующих наро­дов...»¹⁸ Как будто если предки народа или часть их в не­запамятные времена переселилась из других мест, это подры­вает его престиж или ставит под сомнение право людей считать своей родиной те места, где они родились. История почти всех народов, прошлое которых достоверно известно, связана с переселениями и смешениями. О прошлом кавказ­ских народов известно мало, но они в этом отношении не составляют исключения.

В III тыс. до нашей эры почти все Закавказье и отдельные места Северного Кавказа были заселены племенами так на­зываемой кура-араксской культуры, явно выходцами из Пе­редней Азии. Они населяли долины, а в горах обитали пле­мена другой культуры. В начале II тыс. до н. э., в эпоху трансконтинентальных миграций восточноевропейских племен, которые достигли Алтая и Индии, они заполонили Кавказ, проникая сюда и с севера и с юга. В связи с этим все об­наруженные археологами поселения племен кура-араксской культуры прекращают в то время свое существование. Имен­но этими событиями объясняется тот факт, что в грузинском языке имеется ощутимый пласт древнего европейского языка. А в первой половине I тыс. до н. э. на Кавказ стали про­двигаться новые племена с юга. Имеются неоспоримые дан­ные о продвижении предков грузин из Малой Азии. Историк Г. А. Меликишвили считает, что в южных миграционных вол­нах того периода участвовали и племена, вошедшие в число предков дагестанцев и вайнахов. В связи с этим можно упо­мянуть и о новейших данных антропологии, показывающих наличие морфологической преемственности между древним населением территории нынешней Армении и современными народами, населяющими центральные предгорья Кавказского хребта.

Народы Кавказа и Балканского полуострова относятся к кав-казо-балканской подрасе. Их разделяют живущие к югу и к северу от Черного моря народы других подрас. Видимо, далекие предки народов Кавказа и Балкан когда-то жили не так далеко друг от друга, как теперь.

Среди кавказских горцев, в том числе вайнахов, часто встре­чаются лица североевропейского облика. Это—потомки древних европейских племен, которые четыре тысячи лет тому назад мигрировали в горы Кавказа. Миграция была, очевидно, массовой, потому что, как свидетельствует архео­логия, в тот период здесь резко изменился характер куль­туры: иным стал погребальный обряд, иной оказывается ин­вентарь в захоронениях.

В литературе конца прошлого века много сообщений о том,

что когда исследователи, в стремлении выяснить что-либо

208 о происхождении вайнахов, обращались с соответствующими

вопросами к старикам из местных жителей, те единодушно утверждали, что их предки когда-то пришли на эту землю, а раньше здесь жили какие-то другие племена, которые они называют тиндами, джелтами, мидами.

Вряд ли можно сомневаться в том, кто такие тинды: народ­ность с таким названием имеется в соседнем Дагестане, и обитает она близ нынешней Чечни. Слово «джелт», вероятно, сопоставляется с названием аланского города Джулат. Кто такие «мид», неясно.

Главная река Ингушетии — Асса; в этом названии нетрудно видеть имя алан (русские летописи называют их ясами). В Чечне есть селение Дай; в древности в Дагестане жил народ с таким названием, чеченцы и теперь называют аварцев «дай». В Чечне есть селение Дарго, что сопоставляется с этнонимом даргинцев в Дагестане.

Судя по антропологическому облику вайнахов, сходному с типом соседних народов, основной контингент их предков составляло древнейшее местное население. Но это не исклю­чает вхождения в него в разное время различных пришлых групп.

У чеченцев есть легенда о миграции (состоявшейся, возмож­но, в X—XII вв.) какой-то части их предков из Закавказья вдоль Черноморского побережья. В книге Н. С. Семенова приводится перевод виденной им рукописи на арабском языке, в которой рассказывается об этом переселении. Де­тальное повествование, с обозначением попутных географи­ческих названий, заставляет верить в аутентичность этого предания.

Между прочим, в этой легенде упоминается местность Халиб. Теперь такого названия нет, но в древности у юго-восточного побережья Черного моря жил народ халибы. Чеченские муллы не могли этого знать, если бы это они сочинили легенду о переселении. Исходным пунктом мигра­ции, согласно этому преданию, называется Нахч-ван, т. е. «страна нахчей» (как называют себя чеченцы). На юге Закав­казья есть город и селение с таким названием. А в местность Нахч-ван, как гласит предание, предки этого племени пришли откуда-то из еще более далеких мест. Не оттуда ли перед-неазиатские названия вайнахских богов — Мэлх, Эл, Тушоли, Нана, Эштр?

Вайнахи — такой же смешанный по происхождению народ, как и другие народы; «чистой крови» нет ни у кого (и тем лучше для человечества, потому что расовые смешения спо­собствуют его физическому здоровью).

Но каково бы ни было происхождение вайнахов, теперь и в обозримое время в прошлом они выступают как опреде­ленная этническая общность, с языком, который входит в кавказскую языковую семью, с культурой, которая сходна

с культурой других соседних кавказско-горских народно­стей—дагестанцев на востоке, осетин на западе, хевсуров и тушин на юге.

Для горских народностей северо-восточного Кавказа, от Да­гестана до Осетии, свойственна определенная общность обы­чаев и психологического склада. Различия есть, но сходства больше. Это свидетельствует о глубокой древности местного этнического субстрата, поскольку народы эти были все же разобщены, и для выработки общих обычаев и общих взгля­дов на вещи требовалось длительное время, измеряемое тысячелетиями.

Дагестанцы и осетины так или иначе соприкасались с внешним миром, но горные вайнахи до XIX века жили более замкнуто, и в их старой культуре в большей мере сохранились древние черты и особенности, несколько непривычные для тех, кто воспитан на началах современной европейской цивилизации. Правда, в средние века в горы Чечено-Ингушетии проникало христианство. Однако местные жители приняли лишь его внешнюю, обрядовую сторону, а суть христианского учения не только не повлияла на народную психологию, но даже не коснулась ее. В условиях родового быта, когда каждый род был замкнутой в себе системой, а весь остальной мир считался для членов рода враждебным, когда аргументом в решении спорных вопросов была сила, не было места таким понятиям, как милосердие, справедливость, различения добра и зла. Всему этому народная мораль предпочитала более простое и понятное суждение: если сумел, значит молодец. Рецидивы такого взгляда на человеческие отношения имеют место и теперь, что, в частности, выражается в обычае умы­кания девушек, который, к нашему стыду, не изжит окон­чательно до сих пор. Конечно, все видели фильм «Кавказ­ская пленница»; в действительности все происходит грубее и совсем не смешно.

Если молодому человеку, который намерен жениться, роди­тели не просватали невесту, или у него нет денег на калым, или ее родители отказываются выдавать ее за него, или ему приглянулась девушка, которая не откликается на его уха­живания либо с которой он просто не знаком,— то в таких случаях применяется насилие, осуществляемое обычно с по­мощью двух-трех дружков.

Закон предусматривает строгое наказание за умыкание не­вест, но оно остается безнаказанным, потому что ни девуш­ка, ни ее родители, как правило, не обращаются в суд по этому поводу: девушка считается опозоренной, и никто дру­гой на ней не женится. Закон здесь ничего не поделает. Этот отвратительный обычай исчезнет только тогда, когда

в психологии народа выработается отношение к насилию как к деянию безнравственному.

В средние века вайнахи испытывали влияние Грузии, страны древней и развитой культуры. Но нельзя переоценивать это влияние. Во-первых, вряд ли оно было сильным в условиях отдаленности этого района от культурных центров Грузии. Во-вторых, ограничиваясь периодом XI—XV веков, оно впо­следствии заглохло. Замкнутость жизни горцев, застойность их быта, оторванность от внешнего мира, без оживленных связей с которым никогда, как известно, не поднималась высоко культура ни одного малочисленного народа, тяжелые условия существования, при которых главным делом мужчин была война,— что отвлекало лучших и наиболее деятельных представителей народа от продуктивных занятий,— все это привело к тому, что культура вайнахов, какой она оказалась в XVIII—XIX веках, была сравнительно невысокой. Грамотея­ми и ремесленниками (кроме строителей) здесь в то время были главным образом выходцы из Дагестана. Н. С. Семенов сообщает: «Ни один чеченец не знает, сколько ему лет»,— что совершенно согласуется с представлениями о времени у на­рода, не имеющего письменности.

И в то же время поразительно, насколько высока была у вайнахов культура поведения (что вообще свойственно кав­казским горцам). Их умению соблюдать этикет во многом можем поучиться даже мы, представители городской цивили­зации XX века. Кавказские горцы отличаются несколько це­ремонной вежливостью. Если даже в каких-то случаях она не следствие искренне доброжелательного отношения, а лишь форма,— согласитесь, что это все же лучше беззастенчивого хамства, являющегося обычной нормой общения в иных местностях.

В древности человек в одиночку был бессилен перед внеш­ним миром. Чтобы выжить, нужно было объединяться. Лишь образовывая коллективы, люди могли сохранить себя. Естест­венным коллективом было объединение родственников. Это и привело к удивительной родственной спайке у горцев. Верность фамилии сохраняется и теперь. Нам может пред­ставиться странным, когда чеченец, живущий в городе, полу­чивший современное образование и, как нам кажется, такое же, как мы, воспитание, ничем будто не отличающийся от нас, скажет: «Я должен поехать туда-то». «Зачем?» «У меня там брат живет, я его уже месяц не видел». Немного со­вестно станет, когда вспомнишь, что твой брат живет в одном с тобой городе, и ты не видел его полгода или год. «Фамилия» — это круг родственников, происходящих от об­щего предка в восьмом-десятом поколении. Вайнах или осе­тин может перечислить последовательно имена восьми-десяти-двенадцати поколений своих предков. У дагестанцев этого

нет; там не помнят своих предков дальше деда. Причина этого в том, что у вайнахов и осетин родственные объедине­ния были фамильными, а у дагестанцев они представляли собой родовые общины, внутри которых фамилия не состав­ляла обособленной группы. Это, кстати, отразилось на отли­чии в архитектуре дагестанцев, с одной стороны, вайнахов и осетин — с другой: у первых поселение было единым до­мом-крепостью общины, у вторых обычной формой поселе­ния являлась фамильная крепость (замок), состоявшая из семейных башен.

Зная значение рода в жизни горцев, можно понять, почему они так радовались рождению сына и были безразличны к факту рождения дочери: сын оставался членом своего рода и таким образом содействовал увеличению его силы, а дочь, выходя замуж, уходила в другой род и ее дети были уже его членами.

Инстинкт племенного самосохранения приводил к установле­нию обычаев, смысл которых состоял в увеличении числа союзников. Например, распространен был обычай названно­го родства—куначества. Устанавливалось оно побратимством, оформляемым специальным ритуалом, который в разных вариациях сводился к тому, что двое мужчин клялись друг другу в вечной верности, пили хмельной напиток из одного кубка, целовались и обменивались оружием. Для упрочения названного родства нередко отдавали на воспитание ребенка (мальчика) в другой род, причем совсем не обязательно принадлежащий к той же национальности.

Строили свои жилища рядом, как правило, родственники. Но если случалось так, что соседями были люди, которых не связывало родство, то по старому горскому обычаю отно­шения между соседями должны быть такими, как Между родственниками. Был еще такой обычай: попутчики или слу­чайно встретившиеся путники должны помогать друг другу и защищать друг друга в случае опасности. Помните кино­фильм «Мольба»? Кистин и хевсур встретились в горах. По­говорив дружелюбно, они стали «братьями», и хевсур по приглашению кистина пошел в его дом. Ошибка его была в том, что он не назвал себя. Тогда бы кистин не пригласил его к себе без разрешения своих соплеменников. У вайнахов в большей мере, чем у дагестанцев, имела место вражда между отдельными родами. Раздоры и неприязнен­ные отношения были настолько сильны, что суд по адату, принятый в Дагестане, здесь имел меньшее значение, и спо­ры чаще решались силой оружия.

Земля не считалась частной собственностью: владение ею

было общинным. Каждый год земля, принадлежавшая общине,

делилась на равные участки по числу семей и распределялась

712 по жребию. Лес же считался ничейным, и каждый имел

право вырубить участок леса, поселиться на нем и тем са­мым становился его собственником, так же как земледель­ческая терраса на склоне горы, созданная трудом семьи, принадлежала ей.

У вайнахов не было сословия господ, как у их соседей — осетин, кабардинцев и кумыков. Но у них слабые фамилии находились в зависимости от сильных, а также были рабы из военнопленных.

Слабые фамилии считались ниже сильных; волею обстоя­тельств они вынуждены были искать у них покровительства, за что выполняли для них разные работы. В ряде случаев сильные фамилии брали дань с некоторых слабых. В горах северо-восточного Кавказа рабами становились не местные жители, попадавшие в кабалу к своим соплеменни­кам, а лишь чужие, захваченные при набегах. Пленников возвращали за выкуп; кто мог, выкупал своего родственника, бедняки же оставались в плену и превращались в рабов. Но применение рабского труда имеет смысл, только если оно дает существенную прибавочную стоимость. В горах Кавказа, однако, производство стояло на столь низком уров­не, что применение рабского труда в сколько-нибудь зна­чительных масштабах не оправдывало себя. Поэтому если в состоятельных семьях и были один-два раба, то держать их больше не было смысла. В рядовом же хозяйстве и одного раба иметь было ни к чему. Поэтому пленных, если не уда­валось взять за них выкуп, обычно продавали в рабство на сторону, а не оставляли у себя. Наследственного рабства не было, потому что детей рабов надо кормить, пока они вырастут и смогут работать. Состарившихся и заболевших рабов отпускали на волю. Они обычно оставались в этих же местах и образовывали особые поселения. Одни семьи были богаче, другие беднее, но не было такого положения, чтобы одни, владея средствами производства, жили эксплуатацией труда других. Соответственно не было и сословного разделения. В чечено-ингушском языке нет таких слов, как «господин» или «приказывать», потому что самих этих понятий не существовало.

В XVIII веке к вайнахам, жившим в плоскостных районах, стало проникать мусульманство, распространяемое дагестан­скими и кабардинскими муллами. Первоначально новооб­ращенных было сравнительно немного, и относились они к новой для них вере довольно равнодушно. Но в 1785 году ислам перешел в наступление: шейх Мансур в Чечне высту­пает с призывом к борьбе с «неверными» под знаменем ислама. Одной из задач, которые он ставил перед собой, было массовое обращение в мусульманство вайнахов-языч-ников; это было осуществлено окончательно уже в середине XIX века (последнее чеченское селение приняло ислам в

1862 г.). Ислам стал идеологическим фактором сплочения горцев в их борьбе против наступавшей на Кавказ колони­альной державы — царской России, и в этом причина его быстрого успеха среди вайнахов, которые когда-то считали себя христианами. Но дело еще и в том, что горцы по своим традиционным обычаям и национальной психологии были склонны к принятию этой религии. Им были понятны и фа­натическая непримиримость по отношению к иноверцам, и узаконенное неравноправие женщин, и некоторые другие догматы ислама. Со своей стороны, мусульманство опреде­лило не только политическую, но и культурную ориентацию населения, которое с приобщением к миру ислама стало считать себя частью Азии.

Надеюсь, читатель не сетует на меня за то, что утомляю его сведениями о быте и нравах горцев в прежние времена — в те времена, когда создавались дошедшие до нас памятники архитектуры и искусства. Это жизнь, а жизнь сказывается на эстетических представлениях людей. Трудно понять ар­хитектуру и искусство народа, рассматривая их оторванно от его жизни.

Интересно рассмотреть, как соотносится зодчество на смеж­ных территориях Дагестана и Чечни. Это сравнение будет показательным, если сопоставить также зодчество Дагестана и других соседних земель.

На юге Дагестан граничит с Азербайджаном; здесь архитек­тура лезгин, живущих по соседству в разных республиках, в общем сходна, но архитектура азербайджанцев от даге­станской отличается.

На юго-западе Дагестана, по ту сторону Главного хребта, находится входящая в состав Азербайджана Закатальская область. Когда-то она принадлежала Кахетинскому царству. 300 лет тому назад персидский шах Аббас истребил здешнее грузинское население. На освободившуюся таким образом территорию переселились из Дагестана аварцы и цахуры, а также жители из коренного Азербайджана. Здесь пересе­ленцы строили уже не в традициях зодчества тех земель, откуда вышли, а сообразно с тем, что застали на месте и под влиянием архитектуры соседней Кахетии. Архитек­тура аварцев, живущих в Закатальском районе Азербайджа­на, не имеет ничего общего с архитектурой аварцев в Да­гестане.

На западе Дагестан граничит с Грузией: с Кахетией на юге этого участка, а севернее — с Тушетией. Архитектура тушин от дагестанской весьма отлична: дома стоят не вплотную, а разреженно, крыши у них скатные, шиферные. В высокогорной, безлесной зоне Тушетии жилища в прошлом были камен-

ными, башенными. Башни эти, как и нынешние тушинские постройки, стояли разреженно и имели скатные крыши. На севере Дагестан граничит с селениями терских казаков и с ногайскими землями. Казаки строили в традициях южно­русских, а ногайцы, перейдя к оседлости,— по кабардинскому типу и в какой-то мере под влиянием кумыков. На северо-западе Дагестан граничит с Чечней. И здесь мы сталкиваемся с удивительным фактом: зодчество дагестанцев везде отличается от зодчества их соседей, тогда как при переходе из Дагестана в Чечню не заметно особых разли­чий в характере построек. Архитектура этой части Чечни, будучи подобна дагестанской, в то же время отличается от архитектуры коренной Чечни.

Географически и исторически на территории Чечни, смеж­ной с Дагестаном, различаются два района: горный, примы­кающий к Аварии,— Чеберлой и к северу от него, где более низкие горы покрыты лесами,— Ичкерия. В Ичкерии построй­ки сходны с соседними кумыкскими в Дагестане, а в Чебер-лое заметно влияние аварского зодчества.

Сходство архитектуры чеченцев Ичкерии и Чеберлоя с да­гестанской могло сформироваться под влиянием строитель­ной культуры Дагестана. Это один из аспектов ситуации, но он не объясняет всего. Такая культурная зависимость не мо­жет определиться обстоятельствами одного лишь только соседства, тем более что контакты населения Чечни и Да­гестана имели место не в большей мере, чем между да­гестанцами и другими их соседями.

Почти вся масса построек в восточной Чечне, столь сходных с дагестанскими, относится к концу XIX — началу XX века. Но это сходство (или даже общность) архитектуры имеет бо­лее давние корни. Памятники архитектуры соседней с Да-генстаном части Чечни, относящиеся к более давней эпо­хе, тоже носят такой же характер, как в Дагестане, и тоже отличаются от присущих чеченской территории, простираю­щейся далее к западу. Соответствующее сходство с Дагеста­ном и различие с коренной Чечней касается не только внеш­них форм архитектуры, но и запечатленных в ней культо­во-духовных представлений, которые более тесно, чем строительство само по себе, связаны с традиционным этни­ческим бытием народа.

В коренной Чечне умерших хоронили в коллективных семей­ных гробницах. В Ичкерии, куда чеченцы переселялись на­чиная с XV века, почти нет гробниц; захоронения здесь одиночные. Поскольку и в Чеберлое нет гробниц, можно полагать, что и этот район тоже был заселен чеченцами в сравнительно позднее время. Вряд ли гробницы, если бы они здесь существовали, были разрушены с принятием мусульманства. Трудно себе представить, чтобы их снесли до

основания так, что не осталось и следов ни одной из них. А главное, в этом районе нет не только наземных гробниц, которые могли быть снесены, но и заглубленных в грунт,— а они обычны в тех местах Чечни, где есть наземные гроб­ницы.

Далее, на постройках в Чеберлое часты петроглифы — высе­ченные на камнях кладки стен древние культовые символы,— что так характерно для Аварии. За пределами Аварии в Дагестане такие изображения встречаются значительно реже, причем тем реже, чем дальше от нее. То же самое наблю­дается и с другой стороны — к западу от Чечни. В Ингушетии еще встречаются единичные знаки на камнях, но это уже периферия распространения той культуры, для которой такие изображения были характерны.

Наконец, согласно данным антропологов, чеченцы в расовом отношении ближе к жителям Аварии, чем Ингушетии. Напрашивается предположение, что восточная часть горной Чечни когда-то входила в общую с горным Дагестаном сферу культуры. Эта общность существовала, как свидетельствует археология, в эпоху бронзы; возможно, в Чеберлое она про­должала существовать до средних веков, когда выходцы из коренной Чечни заселили эту местность. Вероятно, именно здесь обитали те «тинди», на которых чеченские предания указывают как на прежних жителей края. Здесь произошло подобное тому, что и в Закатальском районе Азербайджана: переселенцы усвоили традиции зодчества прежних обитате­лей этих мест.

При переселениях народов на новые земли сравнительно редко бывает, чтобы прежние жители были полностью истреб­лены или изгнаны (и в Закаталах остались грузины—приняв­шие ислам). Обычно часть аборигенов остается и сливается с пришельцами, причем количественно старые жители могут даже преобладать. Представители пришлого племени, будучи завоевателями, играют ведущую роль в общественной жизни слившегося людского контингента, поэтому их язык обычно побеждает, а язык аборигенов забывается. Но практические навыки людей, их привычки, образ мыслей, традиции — оста­ются при людях и передаются потомству. Люди продолжают делать то, что они делали, и так, как им привычно делать; это воспринимается и их детьми. Поэтому при слиянии або­ригенов с пришельцами у их потомков сохраняются и про­должаются, в большей или меньшей мере, черты прежней культуры населения этой территории.

Смежные высокогорные районы Чечни и Дагестана сообща­ются посредством автодороги, проходящей через перевал; она проходит от крупного дагестанского селения Ббтлих до

чеченского селения Ведено, где в свое время находилась ставка Шамиля. Этот путь, представлявший собой коммуни­кационную артерию, которая связывала две части шамилев-ского государства, называли «дорогой Шамиля». На подходе к перевалу со стороны Чечни дорога проходит по берегу озера Кезеной-Ам, у самого края отвесного обрыва над во­дой. Ее здесь называют «царской дорогой»: она была выруб­лена в скалистом склоне специально для проезда кареты Александра II, который в 1871 году приехал полюбоваться Кавказом.

Кезеной-Ам, единственное крупное озеро в горах северо­восточного Кавказа, находится на высоте 1870 м над уровнем моря; глубина его 70 м. Это естественная запруда, образо­вавшаяся в результате оползня. Согласно чеченско