Глава 8. Доктор Сапирштейн был поражен.

 

Доктор Сапирштейн был поражен.

— Фантастика, — сказал он. — Вот это да! Как, вы говорите, его звали — Макандо?

— Маркато, — поправила Розмари.

— Удивительно. Я бы никогда не подумал. По-моему, он мне когда-то говорил, что его отец занимался импортом кофе. Да-да, я припоминаю, как подробно он рассказывал мне о разных сортах кофе и способах перемолки…

— А Ги он сказал, что его отец был продюсером. Доктор Сапирштейн с сожалением покачал головой.

— Нет ничего странного в том, что он стыдится правды; я его даже понимаю в чем-то. Но вы, должно быть, так расстроены этой новостью!.. Однако я твердо уверен, что Роман не разделяет веры своего отца. Но и вас мне легко понять: вам ведь, наверное, не очень приятно иметь такого соседа.

— Я не хочу больше общаться ни с ним, ни с его Минни! — бушевала Розмари. — Может быть, я к ним несправедлива, но я забочусь о безопасности своего ребенка.

— Конечно. Любая мать на вашем месте вела бы себя точно так же.

Вдруг Розмари вся подалась вперед.

— А вдруг Минни подсыпала мне в напиток или в пирожное что-нибудь вредное?

И тут доктор Сапирштейн рассмеялся.

— Извините, я, честное слово, не хотел смеяться над вашими опасениями, но я абсолютно уверен, что эта старушка заботится о здоровье вашего ребенка не меньше, чем о своем собственном… Нет, ничего вредного она вам не даст, иначе бы это уже сказалось на вас или на малыше.

— Я ей уже звонила и сказала, что неважно себя чувствую, и поэтому больше ничего от нее брать не буду…

— А вам больше и не надо. Я теперь выпишу таблетки, которые вполне заменят напиток в эти последние недели. И кстати, ваша проблема с Минни и Романом тоже в скором времени будет решена.

— Простите, я не совсем вас поняла…

— Они хотят уехать, — пояснил доктор Сапирштейн. — Причем довольно скоро. Роман сейчас в очень плохом состоянии. Между нами говоря, ему осталось жить всего каких-нибудь пару месяцев. И перед смертью он хотел навестить свои любимые места и города, но они боялись, что вы обидитесь на них за отъезд накануне рождения вашего ребенка. Они мне рассказали об этом позавчера вечером и спросили, как вы, по моему мнению, к этому отнесетесь. Они не хотят расстраивать вас и объяснять причину отъезда.

— Мне очень жаль, что Роман так серьезно болен.

— Но вы все же рады, что они уезжают? Не нужно стесняться, это вполне естественная реакция. Давайте сделаем так, Розмари: я скажу им, будто раскрыл вам их намерения насчет отъезда и вы не обиделись, но до воскресенья — а они в воскресенье уедут — вы будете делать вид, что не знаете ничего о болезни Романа. Мне кажется, что он очень огорчится, если кто-то узнает о его неприятностях, а вам это будет нетрудно — ведь речь идет всего о каких-то трех-четырех днях.

Розмари помолчала немного, но потом спросила:

— А вы уверены, что они уедут именно в воскресенье?

— Они сами так сказали, — пожал плечами доктор.

— Ладно, пусть все будет как раньше, но только до воскресенья, — согласилась она.

— Если хотите, я вам завтра же пришлю таблетки, а вы просто берите у Минни напиток и пирожное, выбрасывайте их и вместо этого принимайте таблетку.

— Прекрасно, так мне будет гораздо спокойнее.

— А сейчас самое главное, чтобы вы не волновались.

Розмари улыбнулась.

— Если будет мальчик, я назову его Авраам Сапирштейн Вудхаус.

— Ни за что!

Когда Ги услышал новости, он тоже обрадовался.

— Конечно, жаль, что Роман долго не протянет, но я все же рад за тебя — ты хоть перестанешь наконец так волноваться.

— Да, — согласилась Розмари. — Мне стало гораздо легче, как только я об этом услышала.

Вероятно, доктор Сапирштейн сразу же им все рассказал, потому что тем же вечером Минни и Роман зашли в гости и сообщили, что уезжают путешествовать по Европе.

— В воскресенье в десять утра, — уточнил Роман. — Самолетом прямо в Париж на неделю, потом в Цюрих, оттуда — в Венецию, а затем в самый прекрасный город на Земле — в Дубровник. Это в Югославии.

— Я вам так завидую! — признался Ги.

— Я думаю, для вас это не как гром среди ясного неба? — обратился Роман к Розмари, и в его глазах появился заговорщический блеск.

— Доктор Сапирштейн говорил мне, что у вас есть такие планы.

— Нам бы так хотелось остаться здесь и дождаться рождения ребенка… — начала было Минни.

— Зачем же? — перебила Розмари. — Погода сейчас такая прекрасная. В Европе наверняка — сущий рай.

— Мы вам пришлем фотографию новорожденного, — пообещал Ги.

— Когда у Романа пробуждается страсть к путешествиям, его уже ничем не удержать, — извиняющимся тоном сказала Минни.

— Верно, верно, — согласился Роман. — После бурной жизни кочевника мне трудно оставаться в одном городе больше года, а уже прошел год и два месяца, как мы вернулись из поездки по Японии и Филиппинам.

Потом Роман рассказал им о красотах Дубровника, Мадрида и острова Скай. А Розмари смотрела на него и думала, кто же он на самом деле — очаровательный старый болтун или безумный сын безумного отца.

На следующий день Минни спокойно оставила на столе напиток и пирожное и не стала настаивать на их немедленном приеме: ей надо было идти по Магазинам покупать всякую всячину к отъезду. Розмари предложила сходить вместо нее в химчистку, а потом купить зубную пасту и таблетки от тошноты в самолете. Когда Минни ушла, она вылила напиток в унитаз и выкинула пирожное, а вместо итого проглотила капсулу, которую прислал утром доктор Сапирштейн. Ей было смешно.

В субботу утром Минни спросила:

— Ты ведь знаешь, кто у Романа отец, да? Розмари удивилась, но кивнула. Минни горестно покачала головой.

— Я это поняла, когда ты стала относиться к нам не так ласково. Нет, не надо извиняться, милочка! Не ты первая, не ты последняя. Я бы с радостью сама убила этого психа, если бы он не был уже мертв! Он испортил Роману всю жизнь! Вот почему нам приходится так много путешествовать. Роман уезжает из каждого города прежде, чем люди успевают узнать о нем всю эту правду. Только не говори ему, что тебе все известно. Он так любит вас с Ги, что не вынесет этого. А я очень хочу, чтобы эта поездка была для него счастливой; у него ведь осталось их не так уж и много… Я имею в виду — путешествий. Может быть, перед нашим отъездом ты возьмешь у меня кое-какие продукты из морозилки? Пришли к нам Ги, и я его нагружу.

Лаура-Луиза в своей небольшой темной квартирке на двенадцатом этаже, где тоже пахло таннисом, устроила вечеринку в честь отбытия Кастиветов. Приехали Визы и Гилморы, миссис Сабатини со своим котом Флэшем и доктор Шанд. («Почему Ги считает, что это именно доктор Шанд заводит магнитофон? — удивлялась Розмари. — И откуда он знает, что это магнитофон, а не флейта или кларнет? Надо будет у него спросить».) Роман рассказал о маршруте, и миссис Сабатини была очень удивлена, узнав, что они не остановятся ни в Риме, ни во Флоренции. Лаура-Луиза угощала самодельными пирожными и слабоалкогольным пуншем. Поговорили о гражданских правах. Розмари слушала этих людей, которые так напоминали с виду ее тетушек и дядюшек из Омахи, и никак не могла поверить, что на самом деле все они входят в собрании колдунов и ведьм. Вот маленький мистер Виз: он слушает, что говорит ему Ги о Мартине Лютере Кинге. Неужели такой тщедушный человечек может считать себя заклинателем и чародеем даже глубоко в мечтах? А эти безвкусно одетые пожилые женщины — Лаура-Луиза, Минни и Хелен Виз — неужели они прыгают обнаженными во время своих дьявольских оргий? (Впрочем, она, кажется, где-то уже видела их всех вместе и именно обнаженных… Но нет; это был просто сон, причем очень-очень давно.) Позвонили Фаунтэны и пожелали Роману и Минни всего хорошего. Потом звонил доктор Сапирштейн и еще несколько человек — Розмари их не знала. Лаура-Луиза внесла подарок, деньги на который собрали все сообща — маленький транзистор в кожаном футляре. Роман произнес долгую ответную речь, голос его дрожал от волнения. «Он знает, что скоро умрет», — подумала Розмари. Ей вдруг стало искренне жаль его.

Ги настоял на том, чтобы утром помочь им с отъездом, хотя Роман бурно протестовал. Вернувшись домой, Ги поставил будильник на полдевятого, и как только он прозвенел, быстро надел холщовые брюки и майку и отправился к Кастиветам. Розмари пошла вместе с ним в своем широком полосатом халате. Вещей было мало: два чемодана и шляпная коробка. Минни надела на шею фотоаппарат, а Роман — новый приемник.

— Если человек берет с собой больше одного чемодана, — весело сказал он, запирая дверь на оба замка, — то он обыкновенный турист, а никакой не путешественник.

Стоя у подъезда в ожидании такси. Роман еще раз проверил билеты, паспорта и деньги. Минни обняла Розмари за плечи.

— Где бы мы ни находились, мы мысленно каждую минуту будет с вами. А ты, милочка, не волнуйся — скоро ты снова станешь счастливой и стройной, все тревоги пройдут, а рядом с тобой будет лежать твой маленький сынок или дочка.

— Спасибо. — Розмари поцеловала ее в щеку. — Спасибо вам за все.

— И пусть Ги присылает нам побольше ваших фотографий, ладно? — И Минни поцеловала ее в ответ.

— Обязательно.

Потом Минни повернулась к Ги, а Роман взял Розмари за руку.

— Я не буду желать вам всего хорошего, потому что уверен — вы в этом не нуждаетесь. У вас и так все будет очень, очень хорошо.

Розмари поцеловала и его.

— Счастливого путешествия. И возвращайтесь назад целыми и невредимыми.

— Возможно, — с внезапной грустью ответил Роман, — я останусь в Дубровнике, Пескаре или на Мальорке. Посмотрим, посмотрим…

— Возвращайтесь, — повторила Розмари и поймала себя на том, что ей действительно хочется, чтобы они вернулись. Она снова поцеловала его.

Подъехало такси. Ги и привратник поставили чемоданы возле багажника. Минни сгорбилась и пролезла в машину. На ее белом платье проступили пятна от пота под мышками. Роман, кряхтя, устроился рядом.

— В аэропорт Кеннеди, — сказал он шоферу.

Кастиветы отчаянно заулыбались и стали махать на прощание руками. Такси отъехало. Но Розмари не почувствовала особого облегчения от того, что скоро они будут уже далеко.

Несколькими часами позже она решила отыскать книга Хатча и перечитать кое-что. Может быть, сейчас ей все это покажется глупым и смешным? Но книги нигде не было. Ни на полках, ни в шкафу. Тогда она спросила Ги, и он ответил, что выбросил ее с мусором еще в четверг. — Извини, дорогая, но я не хотел, чтобы ты читала всякую ерунду, которая к тому же так расстраивает тебя. Розмари была обижена и раздражена.

— Ги, но ведь Хатч дал мне книгу, это же он мне ее оставил!

— Прости, но об этом я тогда не подумал. Я только помнил, что эта книга тебя очень расстроила. Извини.

— Это просто свинство с твоей стороны!

— Ну прости, я действительно не подумал о Хатче.

— Даже если бы это не он дал ее мне, все равно — как же можно выбрасывать чужие книги? Если я теперь вообще захочу читать, то только эту книгу, так и знай.

— Извини, — повторил Ги.

Мысли о книге не давали ей покоя весь день. Розмари хотела сказать мужу еще кое-что, но забыла, что именно, и это еще сильнее разозлило ее.

Наконец вечером, когда они возвращались из Ла Скала — ресторанчика, расположенного недалеко от дома, — она вспомнила:

— А откуда ты знаешь, что это доктор Шанд заводит магнитофон?

Ги не понял ее.

— Ну, совсем недавно, когда я читала ту книгу и мы поспорили, ты сказал, что доктор Шанд заводит магнитофон. Откуда ты это знаешь?

— А-а. — догадался наконец Ги. — Он мне сам говорил. Уже давно. Я сказал, что до нас доносятся через стенку звуки флейты, и он объяснил мне, что это он заводит пленку. А как бы я еще узнал?

— Понятия не имею, — ответила Розмари. — Мне просто интересно, вот и все.

В этот вечер она никак не могла заснуть; лежала на спине и хмурилась, глядя в потолок. Ребенок вел себя тихо — видимо, уже спал. А она никак не могла — чувствовала себя обеспокоенной и сама не знала, почему.

Ну, конечно же, прежде всего ее мысли о ребенке и о том, все ли с ним будет хорошо. Вот уже несколько дней она не делала никаких упражнений и теперь торжественно пообещала себе, что больше это не повторится.

Часы у соседей пробили полночь и наступил понедельник, тринадцатое. Осталось пятнадцать дней. Две недели. Может быть, все женщины становятся такими нервными и подозрительными в последние дни перед родами? И им тоже трудно заснуть, потому что они устали от вечного спанья на спине. Первое, что она сделает после того, как все будет позади, — так это хорошенько выспится! Будет спать по двадцать четыре часа в сутки на животе, зарывшись лицом в подушку.

Внезапно Розмари услышала шум в квартире Минни и Романа Но на самом деле звук доносился, вероятно, с верхнего или нижнего этажа. Шум был приглушенный, сливающийся с гулом работающего кондиционера.

Сейчас Кастиветы, наверное, уже в Париже. Счастливые!.. Возможно, когда-нибудь и она поедет туда вместе с Ги и их тремя ребятишками.

Ребенок проснулся и зашевелился.