Три взгляда
Анализ глобализации требует ответа на вопрос: в какой степени революционной, рвущей связи с прежними традициями является текущее переустройство мира. Среди апологетов глобализации выделились два подхода: революционный и эволюционный. Им противостоит - в пику розовой картине будущего, рисуемого обеими названными ветвями идеологов глобализма - выступила группа скептически настроенных в отношении глобализации теоретиков. Проследим отличие друг от друга этих трех школ на основе сопоставления их взглядов по основным оценочным моментам в таблице № 1. Таблица 1. Три взгляда на глобализацию
Источник: Held D. a. o. Global Transformations.Politics, Economics and Culture. Cambridge: Polity Press, 1999, p. 10. 1. Сторонники революционных перемен - американские политологи Р. Кеохане и Дж. Най в книге «Мощь и взаимозависимость» (1977) обосновали то положение, что простая взаимозависимость стала сложной взаимозависимостью, связывающей экономические и политические интересы настолько плотно, что конфликт крупных держав теперь уже действительно исключен.[82] Теоретический прорыв в этом направлении совершил в 1990 году японец Кеничи Омае в работе «Мир без границ»: люди, фирмы, рынки увеличивают свое значение, а прерогативы государств ослабевают - в новой эре глобализации все народы и все основные процессы оказываются подчиненными глобальному рыночному пространству. Это новая эпоха в истории человечества в которой «традиционные нации государства теряют свою естественность, становятся непригодными в качестве партнера в бизнесе»[83]. В глобализации видится источник грядущего процветания, умиротворения, единых для всех правил, путь выживания, поднятия жизненного уровня, социальной стабильности, политической значимости, ликвидация стимула в подчинении соседних государств. Глобализационная волна пройдет по раундам мировых торговых переговоров, она обусловит выработку нового отношения к введению торговых ограничений, квот, тарифов, субсидий для своей промышленности. Певцом революционных перемен стали такие авторы как Т. Фридман, несколько экзальтированно подающие блага рыночного капитализма и либеральной демократии, позволяющие капиталу молниеносно перемещаться в страны, где стабильно политическое устройство, где эффективна экономика, где прибыли наиболее многообещающи. Сторонники ускоренной и освобожденной от сдерживающих начал глобализации видят только в ней способ сблизить богатую (западную) часть мира с бедной.[84] Имеется в виду, что бедные страны сумеют изыскать свою нишу в мировом производстве опираясь не на косные правительства, а на чувствительные к переменам и нововведениям частные компании. Экономическая логика в ее неолиберальном варианте требует денационализация экономики посредством создания транснациональных сетей производства, торговли и финансов. В этой экономике «без границ» национальные правительства становятся простой прокладкой между постоянно растущими отраслями индустрии. С ультраглобалистической точки зрения прежнее противопоставление Севера Югу теряет всяческий смысл по мере того как новое глобальное разделение труда заменяет прежнюю - центр-периферия - структуру с более сложной архитектурой экономической мощи. Двумя новыми полюсами станут «победители» и «побежденные» в мировом экономическом процессе. И при этом почти все страны получат благоприятную возможность производить товары длительного пользования. Гиперглобализм представляет глобализацию будущего как фундаментальную реконфигурацию «всей системы человеческих действий»[85]. Как и столетием ранее в случае с Н. Эйнджелом возникли цивилизационные оптимисты: экономический взаимообмен столь важен и ценен для отдельных стран, что о военном конфликте с их участием нельзя и помыслить. Если не сразу, то по мере роста глобализационного процесса. Так, скажем, американец М. Дойл полагает, что необратимая взаимозависимость - а с нею и абсолютное господство либеральной демократии, исключающей войны, наступит несколько позже - между 2050-2100 годами[86] 2. Сторонники эволюционного подхода, возглавляемые теоретическими светилами первой величины - Дж. Розенау и А. Гидденсом, считают современную форму глобализации исторически беспрецедентной, относясь как к иррелевантному к сравнению с периодом до Первой мировой войной. Это направление требует от государств и обществ постепенной адаптации к более взаимозависимому, и в то же время в высшей степени нестабильному миру[87], характерному неизбежными социальными и политическими переменами, совокупность которых составит суть развития современных обществ и мирового порядка[88]. Глобализация - мощная, трансформирующая мир сила, ответственная за массовую эволюцию обществ и экономик, за изменение форм правления и всего мирового порядка[89]. Онапостепенно разрушает различия между отечественным и иностранным, между внутренними и внешними проблемами[90]. Дж. Розенау указывает на создание в традиционном обществе нового политического, экономического и социального пространства, к которому должны на макроуровне приспосабливаться государства, а на местном уровне - локальные общины[91]. Но сторонники эволюционного подхода (в отличие от радикалов) отказываются определять направление охватившего мир процесса, самой сутью которого являются непредсказуемые изменения, чьей главной характеристикой является возникновение новых противоречий[92]. Они видят в глобализации долговременный процесс, исполненный противоречий, подверженный всевозможным конъюнктурным изменениям и не претендуют на знание траектории мирового развития, считая пустым делом предсказание параметров грядущего мира, четкое определение потребностей мирового рынка или исчерпывающую характеристику возникающей мировой цивилизации. Эволюционисты проявляют осторожность и “научную скромность” и осмотрительность, не желая создавать ясно очерченные картины меняющегося калейдоскопа мира. Они не предсказывают создания единого мирового сообщества - не говоря уже о некоем едином мировом государстве. Глобализация ассоциируется у них с формированием новой мировой стратификации, когда некоторые страны постепенно, но прочно войдут в “око тайфуна” - в центр мирового развития, в то время как другие страны безнадежно маргинализируются. Но и при явном разрыве одних стран от других не будет деления на “первый” и “третий” мир, оно будет более сложным. По существу все три мира будут присутствовать в почти каждом большом городе в качестве «трех окружностей» - богатые, согласные с существующим порядком и те из них, кто оказался выброшенным на обочину.[93] Произойдет радикальное изменение самого понятия мощи и могущества. Суверенные государства сохранят власть над собственной территорией, но параллельно национальному суверенитету будет расширяться зона влияния международных организаций. “Сложные глобальные системы - от финансовых до экологических - соединят судьбу различных общин в отдаленных регионах мира... Носители мощи и подчиненные в системе этой мощи будут явственно отделены друг от друга едва ли не океанами. Современный институт территориально ограниченного правления окажется аномалией по сравнению с силами транснациональных организаций”[94]. При этом эволюционисты отрицают революционную, гиперглобалистскую риторику наступления исторического конца государства-нации как института. Их кредо: традиционные концепции государственности изменяются медленно, но постоянно. Суверенность сегодня - “есть нечто меньшее, чем территориально обозначенный барьер, это скорее источник и ресурс отстаивания прав и привилегий в пределах общей политической системы, характеризуемой комплексными транснациональными сетями”[95]. Мировой порядок уже не вращается вокруг оси суверенного государства. Это принуждает правительства суверенных государств вырабатывать новую стратегию в мире, где завершились два с половиной века независимых суверенных государств вестфальской системы. Основная часть теоретиков обоих апологетических направлений полагает, что глобализация нанесет смертельный удар суверенным государствам Очевидно, что растущая глобальная экономическая взаимосвязь, - полагает американский теоретик Р. Фолк, - «совмещенная с влиянием Интернета и мировых средств связи (особенно телевидения), воспевающих консьюмеризм и создающих общее и одновременное восприятие новостей, изменит наше представление о мировом порядке фундаментальным образом. Государство не будет более доминирующей силой на мировой арене. Глобальные рыночные силы в лице многонациональных корпораций и банков излучают сильное и независимое влияние. Они действуют на международной арене с минимальными ограничениями. Усиливается воздействие локальных и транснациональных инициатив отдельных групп граждан по всевозможным вопросам местного значения - от строительства дамб до противодействия правительственным репрессиям. Международный порядок, определяемый этими силами представляет собой переход от мира суверенных территориальных государств к возникающей мировой деревне... В значительной мере социал-демократическая версия сочувствующего гражданам государства заменяется неолиберальным жестоким государством».[96] Мнение американского политолога С. Стрейнджа: «Силы деперсонализированного мирового рынка становятся более влиятельными, чем мощь государств, чьи ослабевающие возможности отражают растущую диффузию государственных институтов и ассоциаций переход власти к локальным и региональным органам»[97]. Cоздаются новые формы социальной организации, заменяющие нации-государства. В новом, разворачивающемся в XXI веке мире «глобальный рынок подтачивает основы суверенности. Рынок медленно сужает сферу деятельности национальных правительств, оставляя им все меньше пространства для маневра. В то же время глобализация подтачивает демократический контроль. Начинают действовать законы свободного рынка. А не национальных парламентов».[98] За утрату суверенитета своих правительств определенные сегменты общества получат материальный бросок вперед. Вследствие глобализации в 2000-2026 гг. наступит фаза ускоренного экономического роста. Наряду с общим улучшением образовательной системы этот рост убедит большинство стран, что их национальным интересам лучше будет служить сотрудничество с глобализирующейся международной системой, а не изоляция от нее или попытка сокрушить эту систему. После завершения эпохи турбулентности, в 2050 - 2080 гг. глобализация доведет общемировую консолидацию до уровня мировой федерализации, которая захватит и ХХII в. Идеологи глобализации представляют государственное планирование, помощь и содействие актами экономического обскурантизма и ретроградства. Даже для терпящих явный экономический крах государств кейнсианство и «Новый курс» президента Рузвельта сегодня табу. «Вашингтонский консенсус» нетерпим относительно даже умеренной степени государственного планирования, дирижизма, защиты собственной промышленности, не говоря уже о социализме даже в самом бледнорозовом его варианте. Третья точка зрения скептична в отношении позитивных черт глобализации. Едва ли можно сомневаться в том, что практически ни одна сфера человеческой деятельности не избежит той или иной степени влияния глобализации. Глобальный охват конкуренции подстегнет производительность труда, поощрит научные разработки, привлечет капитал к зонам социальной стабильности. Но, как у каждого подлинно значимого явления, у глобализации, помимо позитивной, есть огромная негативная сторона - стоит лишь обратиться к примерам Мексики, Таиланда, Индонезии. Глобализация не всегда “провоцируется сверху”, она открывает своего рода простор самым разнообразным оппозиционным силам - защитникам окружающей среды, профсоюзам, фермерским организациям, женскому движению и прочим “малым интернационалам”, все меньше обращающим внимания на национальные границы и начинающим международное противостояние глобализации. Глобализация весьма специфически интегрирует мир. Одни интеграционные усилия ведут к искомому объединительному результату, другие обнажают непримиримые противоречия. Есть все признаки того, что дифференциация мирового сообщества не только сохранится, но получит новые измерения - возможно, с элементами ожесточения. Фиксация неравенства (и, еще важнее, отсутствие обнадеживающей альтернативы) в век массовых коммуникаций может очень быстро разжечь пожар несогласия и противостояния. Самым важным с политической точки зрения является то, что система международного разделения труда, основанная на выделении между развитой индустриальной «основой мира», полупериферией индустриализирующихся экономик и периферией неразвитых стран в условиях глобализации попадает в ситуацию абсолютного доминирования «глобальной триады» Северной Америки, ЕС, и Восточной Азии. Именно на эти регионы приходится рост мировой торговли с 2 трлн долл. в 1986 году до 5, 2 трлн долл. в 1996 году. Общий объем мировой торговли был в 1997 году в 16 раз больше уровня 1950 года (при общем росте мирового производства в пять с половиной раз). Доля экспорта в мировом валовом продукте увеличилась с 7% до 15 %.[99] Здесь размещены главные производительные силы мира и «мегарынки» мировой глобальной экономики, в которой центральную роль играют глобализированные транснациональные корпорации[100]. На двадцать восемь экономик ОЭСР приходится 80 процентов мирового экспорта.[101] Значительно более двух третей торговых и валютных потоков осуществляются между этими тремя центрами, удаляющимися от мировой периферии. На представителей развивающихся стран - азиатских «тигров» плюс Малайзия и Таиланд - две трети экспорта современных товаров всех развивающихся стран. Это страны, облагодетельствованные глобализацией. По прогнозу Всемирного банка к 2020 году на развивающиеся страны будет приходиться лишь 25 процентов мировой торговли и лишь треть мирового валового продукта.[102] Тот, кто не попал в новую систему разделения труда, оказался попросту за пределами мирового развития. «Политический и экономический выбор большинства правительств, - пишет американец Т. Фридмен, - резко ограничен тем, что в мире существует одна сверхдержава и правит в мире капитализм»[103]. Эта новая - жесткая постановка вопроса является важнейшей отличительной чертой глобализации нашего времени. Лишь примерно десяти развивающимся странам (среди них Турция, Китай, Индия, Таиланд, Индонезия - и нет России, большинства Восточной Европы, Латинской Америки, Африки) удалось внедриться в единый глобализированный рынок XXI века. Даже Агентство по развитию ООН приходит к выводу, что «глобализация осуществляется прежде всего ради прибыли динамичных и мощных стран»[104]. Не забудем при этом, что глобализация, формируя острова зажиточности даже в Индии, Китае, Мексике, создает покинутый всеми огромный “четвертый мир”. И финал драмы не предрешен. Он зависит от человечества в его стремлении не только к эффективности, но и к состраданию, мировой солидарности, традиции гуманизма. Критике глобализаторов подвергается Франция, стремящаяся сохранить национальный контроль над важными сферами экономической жизни. В России сторонниками глобализации являются многие из тех, кого называют возрожденным термином олигарх. Беспринципные ловцы доходов была на стадии первоначального накопления практически во всех странах. Скажем, в Соединенных Штатах. Но их бароны-разбойники инвестировали фактически незаконно присвоенное в собственную национальную экономику - чего российские бароны делать не желают, решая тем самым свою судьбу. «России еще предстоит, - пишет Т.Фридмен, - ввести операционные информационные системы и сделать выбор в пользу процветания. Наиболее графически определенной демонстрацией этого было сделанное в октябре 1999 года заявление представителя (московской) фондовой биржи о том, что правительство Ельцина попросту не нуждается во введении законов по защите прав держателей акций в России. Представьте себе, что Артур Левин - глава Комиссии по ценным бумагам уходит со сцены, говоря, что нью-йоркская фондовая биржа и американские коммерческие суды столь погрязли в коррупции, что вам советуют лучше отправиться в Лас Вегас. Поставить там свои деньги на красное или черное, а не инвестировать в рынки. «Мы нуждаемся в полной смене руководства России, - заметил Билл Льюис, возглавляющий консультативную фирму Мак-Кинли... Русские периодически голосуют. Но подлинный вопрос заключается в том, есть ли им за кого голосовать? Есть ли у них политики, понимающие, в чем нуждается Россия? Ответ - нет. В чем Россия нуждается более всего - это их вариант Рузвельта. Они нуждаются в проницательном, честном, знающем человеке, который мог бы привлечь к делу знающих технократов, который возглавил бы демократический процесс, внедрил бы социальную политику и ограниченную регуляцию. Необходимую для экономического роста»[105]. Как пишет Т. Фридман, «страна, выбирающая свободный рынок в сегодняшней мировой экономике и решающая следовать ее правилам, надевает на себя своего рода «золотые оковы». Эти оковы определяют политико-экономические принципы эры глобализма. Холодная война знала френч Мао, китель Неру, русские меха. Глобализация знает лишь золотые оковы. Если ваша страна еще их не одела. Знайте, скоро ей придется их примерить»[106]. Менее радужная сторона Суммируем основные характеристики глобализирующегося мира. 1. Вопреки понижению барьеров на пути торговых потоков, лишь рынок капиталов является подлинно глобальным. Лишь капитал безо всяких препятствий мигрирует в места наиболее выгодного своего приложения. А капитал исходит не из бедных стран Юга, он плывет из сейфов богатых стран Севера. Карты находятся в руках банков, трастовых фирм, консультативных компаний, корпораций северного индустриального полюса. Завися от прямого портфельного инвестирования, глобализация затронула лишь часть мирового сообщества, пройдя мимо огромных регионов, оставляя их на обочине мирового развития. Строго говоря, глобализация - при всем своем всеобъемлющем названии - затронула лишь северную часть полосу развитых стран: 81% прямых капиталов приходится на северные страны высокого жизненного уровня - Соединенные Штаты, Британия, Германия, Канада. И концентрация в этих странах капитала увеличилась за четверть века на 12%.[107] 2. Увы, не каждой стране дается шанс быть частью привилегированной системы. Но практически все государства ставятся под пресс - они должны адаптироваться к вызову глобализации, к уровню наиболее успешных производителей среди частных компаний мира. Глобализацией практически не затронуты Африка, почти вся Латинская Америка, весь Ближний Восток (за исключением Израиля), огромные просторы Азии. (Даже в отдельно взятых странах зона действия сил глобализации ограничена. Например, в Италии в сферу ее действия входит северная часть страны, а Меццоджорно - юг не подвластен ей). В то время как доля азиатских тигров за последнюю четверть века увеличилась весьма значительно, доля 127 развивающихся стран, согласно отчету Программы по Развития Организации Объединенных наций (ЮНДП) «осталась на прежнем уровне или даже уменьшилась», а их «интеграция с мировой экономикой оказалась очень замедленной»[108]. Принципы свободного мирового рынка применяются выборочно. Если бы это было не так, то глобальные рынки неквалифицированной рабочей силы были бы столь же свободными, как и в случае с экспортом капитала из индустриальных стран. «Глобальные переговоры быстро движутся к успеху в области создания свободного мирового рынка в области иностранных инвестиций и услуг. Но что касается продуктов сельского хозяйства и текстиля, препятствия для развивающихся стран остаются высокими. Не обладая необходимой мощью, бедные страны слишком часто видят, как их интересы игнорируются, как ими злоупотребляют... Прилив богатств, казалось бы. Должен одинаково поднять все плавающие средства. Но одни из них оказываются в более привилегированном положении, чем другие. Яхты и океанские лайнеры и в самом деле поднимаются благодаря новым возможностям, но плоты и утлые лодчонки лишь набирают воды - некоторые и просто тонут... На протяжении 1995 - 2001 годов благодаря результатам Уругвайского раунда переговоров в рамках Генерального соглашения по тарифам и торговле будет получен доход в 212 - 510 млрд. долл. - благодаря росту эффективности производства и более высоким прибылям на вложенный капитал... Но потери наименее развитых стран будут огромны - до 600 млн. долл. в год для наименее развитых стран, и 1,2 млрд. долл. в год для стран южнее Сахары»[109]. Глобализация может быть причиной быстрого разорения и ухода на мировую обочину развития вследствие всесокрушающей конкуренции. Под ее влиянием государства становятся объектами резких и быстрых экономических перемен, которые способны в короткие сроки девальвировать легитимность правительств. Подданные своих стран оказываются незащищенными перед набором новых идей, противоположных по значимости главным догмам национальных правительств. Богатство у владельцев технологии и ресурсов возникает буквально на глазах - но столь же быстро опускаются по шкале благосостояния и могущества те, кто «замешкался», кто не посмел пожертвовать собственной идентичностью. Прямые инвестиции многонациональных корпораций вовсе не всегда дают плодотворные результаты. И те, кто настойчиво приглашал могущественных инвеститоров вполне «могут увидеть в этих гигантских корпорациях не необходимых инициаторов экономических перемен, а скорее орудия сохранения неразвитости. МНК создают такие внутренние структуры, которые обостряют внутреннее социальное неравенство, осуществляют производство ненужных данной стране продуктов и ненужной технологии»[110]. Участие в глобальной экономике, - пишут американцы Менон и Вимбуш, - «может увеличить свободу маневра и самоизъявления прежде молчавших национальных меньшинств. Государства, в которых этнические меньшинства размещаются географически концентрированно, теряют рычаги воздействия - их противодействие меньшинствам становится все более дорогостоящим, потому что данное государство теперь уже хорошо просматривается всем внешним миром»[111]. Исключение целых обществ из процесса глобальной модернизации увеличивает риск этно-национальных конфликтов, терроризма, вооруженных конфликтов.[112] 3. Между развитыми странами - странами Организации экономического сотрудничества и развития экспорт растет вдвое быстрее, чем в соседних странах. Доля экспорта в 1960 году составляла в ВНП этих стран в среднем 9,5%, а в 2000 году - 20%.[113] Американские профсоюзы напоминают, что глобализация вовсе не означает повсеместное расширение торговли. К примеру, доля демократических развивающихся стран упала в общем американском импорте с 53,4% в 1989 году до 34,9% в 1998 году. В этом потоке доля промышленных товаров уменьшилась за указанный период на 21,6%[114]. 4. Трудно отрицать, что приток капиталов дает развивающимся странам новые возможности, появляется дополнительный шанс. Скажем, между 1990 и 1997 годами финансовый поток частных средств из развитых стран в развивающиеся увеличился драматически - с 44 млрд. дол до 244 млрд.[115] Примерно половину этих средств составили прямые инвестиции, что, казалось бы, давало странам-получателям шанс. Но вскоре обнаружилось, что грандиозные суммы уходят так же быстро, как и приходят (одним нажатием клавиша на компьютере) как только экономическая ситуация в данной стране начинает терять свою привлекательность (исчезает потенциальная сверхприбыль). В кратчайшее время западные частные деньги покинули в середине 1997 года Таиланд, затем Южную Корею, затем Индонезию, вызвав в каждой из стран шок национального масштаба. Критики многонациональных корпораций указывают на то, что позитивные стороны прямых инвестиций в развивающиеся страны часто более чем уравновешиваются отрицательными последствиями западного экономического вмешательства. «Гигантские корпорации воспринимаются не как необходимые инструменты экономических перемен, а как орудия сохранения неразвитости. Многонациональные компании закрепляют прежние экономические структуры, обостряют внутреннее неравенство, производят вредные товары при помощи вредной технологии»[116]. Надо ли говорить, что терпение жестоко эксплуатируемого - и столь легко становящегося жертвой - незападного мира небеспредельно? В случае с обращенными к глобализации правительствами, основная масса населения может, так сказать, воспротивиться жестокому открытию безжалостной конкурентной борьбе и двинуться в противоположную - обращенную в прошлое сторону. Вспыхивает традиционалистское восстание против чуждых ценностей (подаваемых как универсальные), против страшного разрыва богатства и бедности, против осквернения традиционных святынь и безразличия к потерпевшим. Уже сейчас жертвами подобной глобализации стали осколки Советского Союза и, во многом, азиатские государства - Китай, Пакистан, Афганистан, Индонезия. «Идентичность, основанная на мифе, языке, религии и культуре может оказаться недостаточно крепкой для сохранения целостности этих государств перед лицом глобализации», - приходят к заключению американские исследователи Р. Менон и У. Вимбуш[117] 5. Глобализация требует фактической унификации условий. Но в реальной жизни такого не происходит. Скажем, в период азиатского экономического кризиса 1998-9 годов западноевропейские страны страдали прежде всего от высокого уровня безработицы; Китай шел своим путем, а США били рекорды промышленного роста. Что общего между фантастически быстро растущими сборочными линиями и заводами на мексиканской стороне границы с США и теряющими работу голубыми воротничками Детройта? Можно смело сказать, что американский конгресс - как и американские профсоюзы - никогда не смирятся с переводом американских капиталов в зоны дешевой рабочей силы таким образом, что это, во первых, заденет стратегические позиции США, во-вторых, негативно коснется прямых интересов американских производителей, рабочих их компаний - тех избирателей, которые раз в четыре года видят в президентских выборах альтернативу покорному сползанию к высокой безработице (когда рабочие места в массовом порядке начнут “эмигрировать”. В наиболее индустриально развитом - американском обществе к 2020 г. в производительной сфере США будет занято значительно меньше 10% общего населения. Эта высокооплачиваемая рабочая сила Америки категорически не заинтересована: а) в переводе американских средств и технологий в страны с дешевой рабочей силой; б) в допуске на богатый американский рынок конкурентоспособной продукции из стран, где государство помогает экспортерам и где издержки на производство значительно меньше американских. 6. Идеологи глобализации утверждают, что рынок ныне становится глобальным. В строгом смысле это не подтверждается фактами. Страны крупных экономических параметров остаются на удивление ориентированными на внутренние рынки. Скажем, невовлеченные во внешнюю торговлю и обмен отрасли и сектора американской промышленности являются 82% работающих американцев.[118] В Соединенных Штатах «почти 90% работающих заняты в экономике и в сфере услуг, которые предназначены для собственного потребления». В трех важнейших экономиках современности - США, ЕС и Японии на экспорт идет лишь 12% ВВП.[119] Страны Бенилюкса могут чрезвычайно, критически зависеть от импорта и экспорта, но не гигантские экономические комплексы ведущих промышленных держав. Может ли хвост вращать собакой, может ли мощная - но не преобладающая - сфера ориентированного на экспорт производства навязывать свою волю всему обществу? 7. В политическом плане фактом является то, что торжество глобализма означает прежде всего историческое поражение левой части политического спектра практически в каждой стране. Левые политические партии еще могут побеждать на выборах и делегировать своих представителей в правительства. Но они уже не могут реализовывать левую политико-экономическую программу. В результате они попросту председательствуют при распродаже своих левых ценностей. И этот кризис левых взглядов и сил, судя по всему, надолго. И это при радикализации их традиционного электората. Сотни миллионов трудящихся оказались жертвами глобальных финансовых шоков, непосредственными жертвами современных информационных технологий. Часто попросту жертвами проходящих весьма далеко экономических процессов. При этом зримо видны очевидно отрицательные по значению плоды ускоренной глобализации: растущее неравенство в доходах, отсутствие гарантии долговременной занятости, резко возросшая острота конкурентной борьбы - теперь уже в глобальных масштабах. Чувство беззащитности, ощущение себя жертвами громадных неподконтрольных процессов, озлобление слепой несправедливостью жизни, ощущение сверхэксплуатации - все это делает глобализацию ареной все более ожесточенной борьбы. Массовой радикализации может содействовать многомиллионное перемещение сельскохозяйственного населения в мегаполисы двадцать первого века. «Оскорбленное чувство самоуважения, озлобление, ощущение превращения в жертву складывающихся обстоятельств могут в значительной мере укрепить силы, выступающие против глобализации, которая все больше будет восприниматься как благотворная лишь для США, - пишет бывший директор Международного института международных отношений (Лондон) Ф. Хейзберг. - Фашизм и милитаризм Германии, Италии и Японии - самопровозгласивших себя «нациями-пролетариями», - были во многом отражением популярных и широко распространенных в этих странах чувств, что они (эти страны) не получили всех выгод от экономического развития своего времени - тех выгод, которые поделили между собой другие страны»[120]. Семьдесят лет спустя подобные же чувства снова выходят вперед в весьма мощных странах. 8. Как признают западные исследователи, всемирное открытие барьеров выгодно, прежде всего, сильнейшему. Страной, более других получившей от мировой глобализации, являются Соединенные Штаты. На протяжении 1990-х годов США получили от роста экспорта около трети прироста своего ВНП.[121] Даже когда кризис поразил часть азиатских стран, потоки капитала неустанно стремились на американский финансовый рынок, давая бесценную энергию буму американской индустрии и сельского хозяйства. «Эта экспансия, - пишут идеологи демократической партии, - ныне самая долгая в истории американской нации, низвела уровень безработицы до нижайшего за последние 30 лет уровня, она подняла жизненный уровень всех групп американского общества, включая сюда наиболее квалифицированных специалистов»[122]. Неудивительно, что США намерены выступать наиболее упорным и убежденным сторонником мировой глобализации. «Получая наибольшие блага от глобализации, - указывает американский политолог Э. Басевич, - Соединенные Штаты используют благоприятное стечение обстоятельств, их главная задача - выработка стратегии продления на будущее американской гегемонии»[123]. 9. Недооценивается фактор государственности. Государства не могут позволить, чтобы жизни их граждан попали в огромную и почти необратимую зависимость от глобальных экономических процессов, над которыми у них нет контроля. Эти государства либо возведут барьеры, чтобы защитить себя, либо государства начнут тесно сотрудничать между собой, чтобы не упустить остатки прежнего контроля - видя, что, скажем, финансовый кризис в Восточной Азии в конце ХХ века был вызван во многом открытием восточноазиатских стран своих финансовых рынков. Расходы на образование и медицинское обслуживание в развивающихся странах, которые решат подчиниться глобализационной идеологии, будут вынужденно прекращены - что еще более увеличит рост безработицы в мире высокой технологии. Мексиканские рабочие, скажем, входя в огромную Североамериканскую зону свободной торговли, потеряли после 1994 года более 25% своей покупательной способности.[124] Удержалось ли допустившее это правительство?
|
