Научиться вести диалог

Распылите средство непосредственно на загрязнённый участок сиденья.
Это средство пенного типа, поэтому можно не беспокоиться о том, что брызги попадут на окружающие детали.

3. Протрите загрязнённый участок щёткой на конце флакона.

После распыления, протрите обработанный участок сиденья специальной щёткой, прикреплённой к верхней части флакона. Мягкая щётка не повреждает сиденье и позволяет легко оттереть грязь.

4. Тщательно сотрите грязь и остатки средства.

Сотрите очищающую жидкость, так чтобы на сиденье не осталось никаких следов

Средство содержит натуральные флавоноиды, благодаря которым обладает мощным дезодорирующим и антибактериальным эффектом.

 

Научиться вести диалог

Практика духовных упражнений, скорее всего, коре­нится в традиции, восходящей к незапамятным време­нам ⁷⁸>. Но именно фигура Сократа приподнимает ее в западных умах, ибо эта фигура была и остается живым призывом, пробуждающим нравственное сознание ⁷⁹⁾. Замечательно, что этот призыв прозвучал в форме ди­алога,

В «сократическом» * диалоге вопрос заключается не в том, о чем говорят, а в том, кто говорит: «...кто вступа­ет с Сократом в [отношения] теснее и начинает с ним доверительную беседу, даже если сначала разговор шел о чем-то другом, прекратит эту беседу не раньше чем приведенный к такой необходимости самим рассужде­нием; незаметно для себя самого отчитается в своем образе жизни как в нынешнее, так и в прежнее время. Когда же он оказывается в таком положении, Сократ отпускает его не прежде, чем допросит его обо всем с пристрастием. Я-то <...> не считаю злом, если нам напо­минают, что мы сделали что-то плохо, или продолжа­ем так поступать, но полагаю, что человек, не избегаю­щий таких наставлений и сознательно стремящийся <...> учиться, пока жив, необходимо станет более осмотри­тельным в последующей своей жизни...»⁸¹⁾. В «сократи­ческом» диалоге собеседник Сократа ничего не узнает, а Сократ не притязает преподать ему какой-нибудь урок: он, кстати, повторяет каждому, кто хочет его слу-* Этими кавычками я предполагаю подчеркнуть тот факт, что речь тут не идет о подлинно сократических диалогах, но о литературных композициях, которые более или менее удачно имитируют диалоги Сократа, или в которых появляется фигура Сократа. В этом смысле диалоги Платона являются сократическими. — Примеч. П. Адо.

шать, что единственное, что он знает, это то, что он ничего не знает ⁸²⁾. Но как неутомимый «овод» ^8Э Со­крат изнуряет своих собеседников вопросами, заставля­ющими усомниться, принуждающими их принять на себя заботу ⁸⁴⁾ о них самих: «Ты, лучший из людей, раз ты афинянин, гражданин величайшего города, больше всего прославленного мудростью и могуществом, не стыдно ли тебе заботиться о деньгах, чтобы их у тебя было как можно больше, о славе и о почестях, а о разу­ме (fronesis), об истине (aletheia) и о душе (psychй) своей не заботиться и не помышлять, чтобы она была как мож­но лучше?» ⁸⁵⁾ Миссия Сократа заключается в том, что­бы пригласить своих современников исследовать свое сознание, озаботиться своим внутренним движением вперед: «Я... — говорит Сократ в Апологии Сократа Пла­тона,— пренебрег все тем, о чем заботится большин­ство,— корыстью, домашними дела, военными чинами, речами в Народном собрании, участием в управлении, в заговорах, восстаниях, какие бывают в нашем горо­де... а шел туда, где частным образом мог оказать вся­кому величайшее <...> благодеяние, стараясь убедить каждого из вас не заботиться о своих делах раньше и больше, чем о себе самом и о том, чтобы самому стать как можно лучше и разумнее...» ⁸⁶⁾. Алкивиад из Пира Платона так выражает воздействие на него диалога с Сократом: «А этот (сатир) Марсий приводил меня час­то в такое состояние, что мне казалось — нельзя боль­ше жить так, как я живу.... Ведь он заставит меня при­знать, что при всех моих недостатках я пренебрегаю самим собою и занимаюсь делами афинян» ⁸⁷⁾.

Сократический диалог представляется таким образом как практикуемое совместно духовное упражнение, которое призывает ⁸⁸⁾ к внутреннему духовному упраж­нению, то есть к нравственной самопроверке, к внима­нию к себе, словом, к знаменитому «познай самого себя».

* Если первоначальный смысл этой формулы и трудно воспринять, мы тем не менее понимаем, что она пригла­шает к соотнесению с самим с собой, которым задается основа всякого духовного упражнения. «Познать самого себя» — это либо признать себя, как не-мудреца (то есть не как sophos'a, но K.ax.phih-sopbos'a, то есть ищущего муд­рости), либо познать себя в своем сущностном бытии (то есть отделить то, что не есть мы, от того, что есть мы сами), или нее познать себя в своем настоящем мораль­ном состоянии, то есть проверить свою совесть) ⁸⁹⁾.

Мастер диалога с другими, Сократ — ив изображе­нии Платона, и Аристофана — мастер диалога с самим собой, то есть мастер практики духовных упражнений. Он нам представлен способным на чрезвычайное ум­ственное сосредоточение. Он прибывает с опозданием на пир Агафона, потому что, «предаваясь своим мыс­лям, всю дорогу отставал» ⁹⁰⁾. И Алкивиад рассказыва­ет, что в походе на Потидею «...(Сократ) как-то утром... о чем-то задумался и, погрузившись в свои мысли, за­стыл на месте, и, так как дело у него не шло на лад <...> все стоял и стоял. <...> И оказалось, что он простоял там до рассвета и до восхода солнца...» ⁹¹⁾.

Кажется, что в Облаках Аристофан делает аллюзию именно на эти сократические практики: «Будь моло­дым, будь остряком, / Вывернись весь наружу! / Грызи науку! / Когда будет побеждать отчаянье, / Скачи от­важно / К другим размышленьям...»; «Плащом за­кройся! Основную мысль найди, // Развей ее и расчле­ни по косточкам, / Определи и сопряги.... Когда же в рассуждениях / Заблудишься, оставь их, после вновь вернись, / Накинься, ухвати и осторожно взвесь».... «Сократ: Чрезмерно разум напрягать не должен ты, / Направь свободно мысль свою по воздуху, / Как стре­козу, привязанную за ногу» ⁹²⁾.

Представляется, что такая практика диалога с самим

 

собой, которая выражается в медитации, была в чести у учеников Сократа. Антисфена спросили как-то, какую пользу он извлек из философии: «Умение беседовать с самим собой» ⁹³⁾. Такая сокровенная связь между диало­гом с другими и диалогом с собой имеет глубинное зна­чение. Только тот, кто по-настоящему способен на встре­чу с другим, способен на подлинную встречу с самим со­бой, и наоборот. Диалог будет действительно диалогом лишь в обращении к другому и к себе. С этой точки зре­ния, всякое духовное упражнение является диало­гическим в той мере, в какой оно будет упражнением подлинного присутствия по отношению к себе и к другим ⁹⁴⁾.

Невозможно провести грань между «сократическим» и «платоническим» диалогом. Но платонический диа­лог остается всегда «сократическим» по вдохновению, потому что он является интеллектуальным и, в конеч­ном счете, «духовным» упражнением. Эту характерис­тику платонического диалога нужно обязательно иметь

в виду.

Платонические диалоги представляют собой образцо­вые упражнения, модели, потому что не являются сте­нографией реальных диалогов, но литературными сочи­нениями, в которых отображается идеальный диалог. Это упражнения именно потому, что они являются диа­логами: мы уже смогли приоткрыть по поводу Сократа диалогический характер всякого духовного упражнения. Диалог есть маршрут мысли, дорога для которой про­черчена постоянно поддерживаемым согласием между вопрошающим и отвечающим. Противопоставляя свой метод методу эвристиков, Платон настойчиво подчерки­вает следующее: «Если же собеседники, как мы с тобой сейчас, захотят рассуждать по-дружески, то отвечать сле­дует мягче и в большем соответствии с искусством вести рассуждение. А это искусство состоит не только в том,

чтобы отвечать правду, надо еще исходить из того, что известно вопрошающему, по его собственному призна­нию» ⁹⁵⁾. Соразмерение с собеседником, таким образом, оказывается принципиально важным. Оно препятствует тому, чтобы диалог склонялся к теоретическому и догма­тическому изложению и придает ему форму конкретно­го и практического упражнения, потому что главным здесь является не изложение доктрины, но приведение собеседника к определенной умственной установке: это сражение — дружеское, но реальное. Заметим, что так происходит во всяком духовном упражнении; нужно привести самого себя к изменению точки зрения, уста­новки, убеждения, то есть вступить в диалог с самим со­бой и, соответственно, сразиться с самим собой. Вот по­чему методы платонического диалога представляют в этом аспекте важнейший интерес: «Что бы об этом ни говорили, платоническая мысль нисколько не похожа на легкого голубя, которому ничего не стоит оторваться от земли, чтобы взлететь в чистое пространство утопии... Голубь все время должен отбиваться от души отвечаю­щего, сходной со свинцом. Каждый взлет, каждое возвы­шение завоевывается» ⁹⁶⁾. Чтобы победить в этой борьбе, недостаточно изложить истину и даже доказать ее — нужно убедить, следовательно, использовать психаго-гию, искусство увлечения душ; а кроме того, не только риторику, которая стремится убеждать, если так можно сказать, издалека, продолжительной речью, но прежде всего диалектику, требующую в каждый момент прямо­го согласия собеседника. Диалектика должна умело вы­бирать обходной путь, и даже ряд внешне расходящихся, а по сути, сходящихся путей ⁹⁷⁾, чтобы подвести собесед­ника к пониманию противоречий своей позиции или к допущению непредвиденного вывода. Маршруты, пово­роты, бесконечные разделения, отвлечения, тонкости, сбивающие с толку современного читателя диалогов, предназначены для того, чтобы заставить античного со-

 

беседника и античного читателя преодолеть определен­ную дистанцию. Благодаря всем этим приемам, «лишь с огромным трудом, путем взаимной проверки: имени — определением, видимых образов — ощущениями... мо­жет просиять разум и родиться понимание каждого предмета... только если кто постоянно занимается этим делом и слил с ним всю свою жизнь, у него внезапно, как свет, засиявший от искры огня, возникает в душе это со­знание и само себя питает» ⁹⁸⁾. Итак, не следует усердно упражняться: «Мерой для прослушивания такой беседы <„.> служит у людей разумных вся жизнь» "'. Тут важно не решение частной проблемы, но преодоленное рассто­яние, чтобы прийти к этому решению, дорога, на кото­рой собеседник, ученик, читатель формируют свою мысль и приспосабливают ее для открытия истины («ди­алог нужен для формирования, а не для информирова­ния» ¹⁰°>): «[Чужеземец]. Ну что ж, перейдем теперь к другому рассуждению — относительно того самого, что мы ищем, и обо всех вообще обстоятельствах подобного рода бесед. <...> Если бы кто-нибудь спросил нас относи­тельно беседы, касающейся изучения грамоты: когда за­дается кому-нибудь вопрос, из каких (частей) состоит не­кое имя, ради чего предпринимается это исследование — ради самого предложенного вопроса или ради того, что­бы стать более знающим во всех вопросах, которые мо­гут быть исправлены,— как бы мы на это ответили? — [Сократ мл.] Разумеется, чтобы знать всё. — [Чужезе­мец.] А как же обстоит дело с нашим исследованием по­литика? Предпринимается ли оно ради него самого или же для того, чтобы стать более сведущими в диалектике всего? — [Сократ мл.] Разумеется, ради последнего»¹⁰¹'. Тема диалога менее значима, чем применяемый к ней метод, решение проблемы менее ценно, чем дорога, пройденная вместе, чтобы ее решить. Тут дело не в том, чтобы найти решение первым и как можно быстрее, а чтобы упражняться как можно более эффективным

 

 

способом в претворении метода: «...надо <...> всегда вы- ражать похвалу или порицание тому, что говорится, соответственно, за краткость и за длинноты, причем мы должны судить не на основании сравнения длины одной и другой [речи], но в соответствии с той частью измерительного искусства, которую <...> надо иметь в виду, а именно в соответствии с подобающим.... Однако не в отношении ко всему. Когда речь идет об удоволь­ствии, нам вовсе нет нужды определять подобающую ему продолжительность, разве что мимоходом; когда же речь идет о том, чтобы как можно скорее и легче решить поставленную задачу, разум велит предпочитать второе решение первому» ¹⁰²⁾.

Диалектическое упражнение, платоновский диалог, в точности соответствует духовному упражнению по двум причинам. Прежде всего, он ведет незаметно, скрытно, но реально собеседника (и читателя) к обра­щению, к конверсии. И в самом деле, диалог возмо­жен, только если собеседник действительно хочет его вести, то есть если он хочет реально найти истину, если он искренне желает блага, если принимает необходи­мость подчиняться рациональному Логосу ^103>. Его акт веры должен отвечать акту веры Сократа: «И, веря в истинность этой речи, я хочу вместе с тобой поискать, что такое добродетель» ¹⁰⁴⁾. Диалектическое усилие яв­ляется, на самом деле, совместным восхождением к истине и к благу, «которых всякая душа желает» ¹⁰⁵⁾. С другой стороны, в глазах Платона всякое диалекти­ческое упражнение именно потому, что оно есть подчинение требованиям Логоса, упражнение чистой мысли, отворачивает душу от чувственного и позволяет ей обратиться к добру ¹⁰⁶⁾. Это маршрут ума к боже­ственному.

III