Киники и скептики

Наиболее видные представители школы киников — ученик Со­крата Антисфен (ок. 450 — ок. 360 до н.э.) и Диоген (ок. 400 — ок. 325 до н.э.). Антисфен проповедовал опрощение жизни (чем-то это напоминает Л.Н. Толстого), отказ от каких-либо потребностей. Он общался с простыми людьми, говорил и одевался, как они; проповедовал на улицах и площадях, считая утонченную филосо­фию никчемной. Он призывал к тому, чтобы быть ближе к приро­де. По Антисфену, не должно быть ни правительства, ни частной собственности, ни брака. Его последователи резко осуждали раб­ство. Не будучи полным аскетом, Антисфен презирал роскошь и стремление к наслаждению.

Славу Антисфена превзошел его ученик Диоген. Очень симво­лично предание о том, как Диоген днем с фонарем безуспешно искал честного человека. Он упорно искал добродетели, считал, что моральная свобода заключается в освобождении от желания. Будьте безразличными к благам, которыми одарила вас фортуна, и вы освободитесь от страха, говорил Диоген. Он утверждал, что боги поступили справедливо, так жестоко наказав легендарного Прометея: он принес человеку искусства, породившие запутан­ность и искусственность человеческого бытия (это напоминает мысли Ж.Ж. Руссо и Л.Н. Толстого). Мир плох, поэтому надо на­учиться жить независимыми от него. Блага жизни непрочны: они — дары судьбы и случая, а не честные вознаграждения за наши подлинные заслуги. Для мудреца самое важное — смирение. Воззрения Диогена могли и могут привлекать внимание людей, утомленных невзгодами жизни, у которых разочарование убило естественную активность духа.

Бродячие и невозмутимые киники, по словам Вл. Соловьева, проповедовали верховенство природы и разума, единой сущности всего существующего и ничтожность всех искусственных и исто­рических разделений границ, ратуя за принцип космополитизма. Человек по самой своей природе, следовательно, всякий человек, учили они, имеет высшее достоинство и назначение, состоящее в свободе от внешних привязанностей, заблуждений и страстей — в непоколебимой доблести духа.

Призывы киников к простой жизни, которая сделалась слиш­ком уж простой, не вызывали симпатии. По преданию, один киник сказал рогачу: «Ты даешь щедро, а я принимаю мужественно, не пресмыкаясь, не роняя никогда своего достоинства и не ворча». Что касается того, кто берет взаймы, то киники всячески пре­уменьшали его обязательства по отношению к заимодавцу. (Отсю­да ясно, как слова «циничный», «циник» приобрели свое совре­менное значение.) Популярный цинизм учит, по словам Б. Рассела, не отказу от благ этого мира, а лишь некоторому безразличию к ним.

До нас дошло множество анекдотов из его жизни. Говорили, что он сын ме­нялы, сидевшего в тюрьме за подделку денег, а сам он будто бы мечтал о том, чтобы подделать все деньги, имеющиеся в мире. Он отвергал все условности, ка­сающиеся манер, одежды, жилища, пищи и приличий, например, допуская самые интимные формы общения на виду у всех. Диоген якобы жил в бочке, питался подаянием. Он говорил о своем братстве не только со всем человечеством, но и с животными. Сохранилась легенда, что Александр Македонский, прослышав про такую странную личность, как Диоген, навестил его. Подойдя к бочке, он спросил мудреца, чем может быть ему полезен, не хочет ли он какой-либо милости. Диоген гордо заявил: «Отойди и не заслоняй мне свет Солнца!»

Еще одним философским течением раннего эллинизма является скептицизм (от греч. skeptukos — рассматривающий, исследующий, критикующий). Это течение возникло не на пустом^; месте, а на основе выработанных предшествующими мыслителями идей о постоянной текучести всех событий сущего, противоречиях: между чувственными впечатлениями и мышлением, о принципе относительности всех явлений. К примеру, Демокрит утверждал, что мед ничуть не более сладок, чем горек, и т.д. Софисты усилили идеи текучести всего и вся. Однако ни одно из направлений клас­сической эпохи не было собственно скептическим в полном смысле 1 этого слова.

Основателем скептицизма считают Пиррона (360—270 до н.э.). 1 На его воззрения сильное влияние оказал Демокрит. Быть может участие Пиррона в азиатском походе Александра Македонского и знакомство с индийскими аскетами и сектантами способствовали | формированию такого рода этических воззрений, прежде всего идеи безмятежности (атараксии). Пиррон не писал сочинений, а излагал свои воззрения устно.

В то время интерес к философии и вообще к теоретическим про­блемам резко падал. Философов больше интересовал не столько во­прос о том, что есть и как существует мир, сколько вопрос о том, как надо жить в этом мире, чтобы избежать угрожающих со всех сторон бедствий. Мудрецом следует назвать такого человека, который знает и может помочь понять, как научиться жить; мудрец — это своего рода мастер, но не в научном знании, это умелец в жизни¹? По Пиррону, философ — это тот, кто стремится к счастью, а оно со­стоит в невозмутимости и в отсутствии страданий. Философ обязан ответить на такие вопросы: из чего состоят вещи? Как мы должны относиться к этим вещам? Какую выгоду мы можем получить из та­кого отношения к ним? Согласно Пиррону, на первый вопрос мы не в состоянии получить ответа: всякая вещь «есть это не в большей мере, чем то». Поэтому ничто не должно быть называемо ни пре­красным, ни безобразным, ни справедливым, ни несправедливым. Всякому нашему утверждению о любом предмете может быть с рав­ным правом и равной силой противопоставлено противоречащее ему утверждение. Что же делать? На этот вопрос философ отвечает:

«Следовать принципу воздержания от каких бы то ни было сужде­ний о чем-либо!» Скептицизм Пиррона — это не полный агности­цизм: безусловно достоверны для нас наши чувственные воспри­ятия, когда мы рассматриваем их лишь как явления. Если нечто кажется нам сладким или горьким, следует высказаться так: «Это кажется мне горьким или сладким». Воздержание от категоричес­кого суждения об истинной природе вещей рождает чувство невоз­мутимости, безмятежности. Именно в этом и состоит высшая сте­пень доступного философу истинного счастья.