Воспоминания

Проблема “воспоминания и личность” да­леко не нова; истоки ее мы находим уже у Платона и Аристотеля. После выделения пси­хологии в самостоятельную науку увеличил­ся и поток работ, так или иначе касающихся этой проблемы¹. При всем том, однако, за­дача исследования воспоминаний пока еще недостаточно выкристаллизовалась из более широкой проблемы “память и личность”. В употреблении самого термина “воспомина­ние”, как отмечал П. П. Блонский, долгое время допускался “ряд ошибок, смешений и путаниц”². Кроме того, по ряду причин фе­номен воспоминания оказался в центре вни­мания главным образом у представителей идеалистических направлений в психологии, в частности у фрейдистов. Последние, с од­ной стороны, спекулятивно конструировали свои теории личности, в которых важнейшая роль отводилась мифологическим “родовым воспоминаниям” и вытесненным “за порог сознания” травмирующим воспоминаниям

¹ Обзор публикаций см. в кн.: М. С. Ровоаин. Философские проблемы теории памяти. М., 1986.

² См. П. П.Блонский. Избранные психологи­ческие произведения. М., 1964, стр. 534.

раннего детства, с другой, разрабатывали специальные “методы” выявления последних путем психоанализа.

Здесь нет ни возможности, ни необходи­мости доказывать сомнительность фрейдист­ских интерпретаций проблемы воспоминания, это хорошо сделано другими авторами (Г. Уэллс, Ф. В. Бассин). Глубокому крити­ческому анализу подверглись и более “тон­кие” теории воспоминаний буржуазных пси­хологов, в частности теории Штерна и Гальбвакса (А. А. Смирнов, С. Л. Рубинштейн). Однако и до сих пор в позитивном плане всем этим теориям мы можем противопоста­вить не много конкретных исследований, хо­тя именно советская психология в целом внесла наиболее ценный вклад в разработку общей теории памяти (П. П. Блонский, А. А. Смирнов, А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, Л. В. Занков и другие). Дело в том, что пер­воочередной задачей для молодой советской психологической науки была задача пере­смотра самого понимания памяти в свете ле­нинской теории отражения и трактовки пси­хики как деятельности; разрабатывался со­вершенно новый, конкретный подход к по­знанию закономерностей запоминания и вос­произведения материала. В этих условиях более узкая и порядком “скомпрометирован­ная” проблема роли воспоминаний в жизни личности, к тому же трудно поддающаяся экспериментальному исследованию, не могла временно не отойти на второй план.

Правда, в 30-х годах за исследование про­блемы воспоминаний взялся П. П. Блонский. Но его исследование пошло в мало интерес­ном направлении, ибо он не смог правильно определить сущность воспоминаний, полагая, что главная их особенность состоит в их не­произвольности ¹. Много позднее воспомина­ния стали объектом теоретического анализа С. Л. Рубинштейна, который проник в их суть гораздо глубже. Он охарактеризовал воспоминания не просто иначе, чем Блонский, а принципиально иначе. Блонский пытался усмотреть специфику воспоминаний в способе их актуализации, Рубинштейн — в их особой связи с прошлым и настоящим личности. По мнению последнего, “воспоми­нание — это представление, отнесенное к бо­лее или менее точно определенному моменту в истории нашей жизни”². Такая трактовка помогает осознать ту особую роль, которую играют воспоминания в нашей жизни по сравнению с другими формами отражения опыта. “Эта сторона памяти, — пишет о них С. Л. Рубинштейн, — неразрывно связана со всем процессом формирования личности... Это историческая память, в которой вы­ражается единство нашего личного созна­ния. Это специфическая человеческая па­мять” ³.

С точкой зрения С. Л. Рубинштейна на воспоминания надо полностью согласиться. Подчеркнем только, что воспоминание, как

¹ См. П. П. Блонский. Избранные психологи­ческие произведения, стр. 534.

² С. Л. Рубинштейн, Основы общей психоло­гии, стр. 306.

³ Там же.

правило, это не бесстрастное отдельное пред­ставление, а цепь образов минувшего, как бы проникнутых определенным “страстным” от­ношением к нему. Это — эмоционально окра­шенное воспроизведение в памяти человека событий его жизни, которые имеют для него большую или меньшую личностную значи­мость.

Важной характерной чертой воспомина­ний является и то, что они как бы сближают прошедшее с настоящим, создавая своеоб­разную эмоциональную стереоскопичность, глубинность восприятия действительности.

“Ощущение” того, что “минувшее меня объемлет живо” (А. С. Пушкин), — важней­шая специфическая особенность всякого ис­тинного воспоминания, резко отличающая эту форму воспроизведения от всех других форм.

По своим характеристикам воспоминания могут быть крайне разнообразны: воспоми­нания произвольные и непроизвольные, при­ятные и неприятные, желанные и нежелан­ные, эпизодические и систематические; вос­поминания человека наедине с самим собой и коллективные; воспоминания с преоблада­нием образного или смыслового содержания; воспоминания-воспроизведения и воспомина­ния-узнавания; воспоминания с доминирова­нием осознанных или неосознанных ассоциа­ций.

Из всевозможных воспоминаний мы рас­смотрим здесь только те, к которым человек произвольно и систематически возвращается на протяжении своей жизни. Это воспоминания, которые стали ценностью для личности. Порой они столь дороги для человека, что поэт Ф. И. Тютчев, например, писал о их воз­можной утрате как о самой тяжелой для не­го потере.

Какую же субъективную и объектив­ную роль играют такие воспоминания в жиз­ни человека? Иногда полагают, что воспоми­нания — сомнительная привилегия тех, у ко­го все уже позади. Воспоминания, якобы по­гружая человека в его прошлое, уводят его от борьбы за будущее. Но это неверная точка зрения. Конечно, крайности бывают во всем, бывают поэтому и “издержки воспомина­ний”. Однако в целом воспоминания не толь­ко не препятствуют борьбе за будущее, на­против, именно они часто дают человеку си­лы для такой борьбы.

Чтобы понять, почему это так, подумаем сначала: а что, собственно, человеку бывает дорого в его воспоминаниях?

На первый взгляд может показаться, что вопрос этот — чисто риторического порядка. Ну, ясно же, человеку дорого все то, о чем он вспоминает: люди, природа, события. На са­мом деле это далеко не всегда так. Иной раз человек с удовольствием вспоминает о собы­тиях, повторения которых он отнюдь бы не желал. Так, участники Великой Отечествен­ной войны не без удовольствия вспоминают боевые эпизоды. Но разве они хотели бы, что­бы война повторилась? Конечно же нет. В чем же тогда дело?

К. С. Станиславский считал, что все дело во временной дистанции; время поэтизирует воспоминания¹. Однако есть немало событий, не таких уж и тяжелых, о которых мы тем не менее вспоминать очень не любим. Поэтиза­ция, следовательно, носит избирательный ха­рактер и, значит, “виновато” в ней не одно) только время. Если вдумчиво проанализиро­вать наиболее притягательные для нас воспо­минания, то можно увидеть, что они привле­кают нас не столько отражающимся в них “голым содержанием”, сколько его психоло­гическим, личностным смыслом.

Бывший солдат-фронтовик с удовольстви­ем вспоминает о боевых днях своей молодо­сти не из-за любви к военной “романтике”, а из-за пережитых в то трудное время своих отношений к миру: ведь именно тогда он осо­бенно остро прочувствовал свою любовь к Ро­дине, узнал настоящую цену дружбе, скреп­ленной кровью, понял, чего стоит он сам. И сейчас, оживляя в своей памяти прошлое, он делает это главным образом ради того, чтобы снова и снова испытать эти дорогие для него отношения к миру. Сам он может этого не осознавать, но фактически вся притяга­тельность воспоминаний как раз в этом — в живом воспроизведении, воссоздании прежде пережитых отношений, в переносе их из прошлого в настоящее и проецировании в бу­дущее. Не случайно воспоминания часто пе­реходят в мечты. Не случайно люди нередко обращаются к воспоминаниям тогда, когда настоящее и будущее кажутся им беспро-

¹ См. К. С. Станиславский. Работа актера над собой. М., 1938, стр. 349.

светными. Вспомним Корчагина-Островского в самые тяжелые для него дни жизни, когда он, слепнущий, готов покончить с собой, не в силах вырваться из железного кольца не­умолимой судьбы. Именно тогда он застав­ляет себя вспомнить, “как под Новоград-Во­лынском семнадцать раз в день в атаку ходи­ли и взяли-таки наперекор всему”. И, вспом­нив, говорит себе: “Спрячь револьвер и ни­кому никогда об этом не рассказывай. Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой. Сделай её полезно й”.

Таким образом, воспоминания, которые мы здесь анализируем, не расслабляют, не старят, а цементируют личность. Важнейшая объективная функция таких воспоминаний, повторяем, состоит в том, что при их помощи происходит проецирование отношений, пере­житых человеком в прошлом, на его будущее. А раз так, то воспоминания-ценности, как ни парадоксально это может показаться, явля­ются, по существу, одним из важных факто­ров, конституирующих направленность личности.

Отмеченная выше объективная функция воспоминаний — закрепление отношений, пе­режитых в прошлом, и перенос их в буду­щее — чаще всего осуществляется помимо со­знательных намерений человека. Непосредст­венным же побуждением к воспоминаниям является в большинстве случаев доставляе­мое ими удовольствие¹. “Удивительно... на-

¹ Бывают, разумеется, и тяжелые, мучитель­ные воспоминания, но их рассматривать как вос­поминания-ценности нельзя.

слаждаюсь воспоминаниями не меньше, ино­гда больше, чем наслаждался действительно­стью”, — читаем в дневнике Л. Н. Толстого запись от 6 июня 1905 года.

Воспоминания, таким образом, подобно мечтам и интересам личности, могут высту­пать в качестве специальной формы удовлет­ворения потребности человека в желанных переживаниях.

Анализируя роль воспоминаний в жизни молодых людей, мы, как и при анализе проб­лемы мечты, провели серию экспериментов. Всего опросом было охвачено около 150 сту­дентов и 60 учащихся 8—10 классов. Нас прежде всего интересовало:

1. Какое место, по мнению юношей и де­вушек, занимают в их жизни воспоминания?

2. В какой связи воспоминания молодых лю­дей находятся с их мечтами и интересами?

3. Существует ли связь между характером воспоминаний человека и его эмоциональной направленностью?

Метод исследования был примерно таким же, как и при анализе мечты. Использова­лись письменные рассказы опрашиваемых о себе, как анонимные, так и подписанные. Проводилось дополнительное контрольное интервьюирование. Ответы студентов сопостав­лялись с типом их ОЭН и показателями экстраверсии — интроверсии по Г. Айзенку ¹.

¹ Экстраверсия и интроверсия — свойства лич­ности, противоположные друг другу. Экстраверт непосредственно откликается на внешние впечат­ления. Они в большей степени, чем образы пред­ставления, памяти и воображения, определяют его переживания, действия и реакции. У интро­верта переживания, действия и реакции в боль­шей степени опосредованы событиями внутреннего мира. Для определения степени экстравертирован-ности или интровертированности личности ан­глийский психолог Г. Айзенк разработал специ­альный тест.

Рассмотрим некоторые результаты иссле­дования.

Прежде всего следует заметить, что его данные опровергают бытующее представле­ние, будто к воспоминаниям склонны лишь люди пожилого возраста. На самом деле “ус­лаждать” себя воспроизведением приятных событий прошлого любят уже многие учени­ки и студенты. Вот характерные для них вы­сказывания: “Я очень люблю проводить вре­мя, предаваясь воспоминаниям. Иногда я мо­гу просидеть так часами, особенно если люди и окружающая обстановка соответствуют мо­ему настроению”. “Люблю вспоминать о про­житом, мне это доставляет большое наслаж­дение”. “Должен человек вспоминать! Ведь не обращаясь к прошлому, он обворовывает себя”.

Большинство старшеклассников и студен­тов “тратят” на воспоминания 5—6 часов в неделю. Но некоторые из них бывают погру­жены в воспоминания по нескольку часов в день, причем любовь к воспоминаниям хоро­шо коррелирует с интроверсией, определен­ной по тесту Айзенка.

Наше предположение о том, что непосред­ственно воспоминания чаще всего служат для удовлетворения потребности людей в

положительных эмоциях, подтверждается тем, что, судя по сообщениям наших иссле­дуемых, они к воспоминаниям обычно обра­щаются в минуты скуки или плохого настро­ения: “Я предаюсь воспоминаниям, когда я одна или не в настроении. Осень, зиму, весну живу воспоминаниями. Летом почти ничего не вспоминается, потому что летом мне не бывает скучно”. Очень многие студенты при этом отмечают, что воспоминания у них ча­сто исподволь переходят в мечту.

Таковы некоторые наиболее типичные данные, характеризующие обращение к вос­поминаниям девушек и юношей старшего школьного и студенческого возрастов. На фо­не этих данных особенно интересно прове­рить высказанное нами в предыдущей части работы утверждение, что воспоминания-цен­ности выражают и закрепляют у индивида направленность его личности. В качестве ин­дикатора связи воспоминаний с направлен­ностью личности мы, как и в случае с мечта­ми, взяли лишь один показатель: соответст­вие описаний студентами своих излюблен­ных воспоминаний типу их ОЭН. Последний опять-таки устанавливался не ранее чем за полгода до сбора материала о воспоминани­ях. Оценка соответствия воспоминаний типу ОЭН устанавливалась двумя путями: 1) для двух наиболее многочисленных групп студен­тов, принадлежавших к коммуникативному и праксическому типам ОЭН, — путем подсчета “моментов коммуникативности” в воспомина­ниях той и другой группы; 2) для этих же и других групп с помощью метода независимых экспертов. У нас было два состава экс­пертов по 5 человек каждый. Первый состав экспертов работал следующим образом. Каж­дый из них получал описания воспоминаний студентов, разложенные до типам ОЭН по­следних. Эксперту нужно было “угадать” этот тип по преобладающему характеру объ­единенных таким образом студенческих ра­бот. Эксперты другого состава, имея дело с тем же материалом, действовали иначе. Они не получали никакой предварительной ин­формации о типах ОЭН, а просто должны бы­ли выделить в каждой “стопке” воспомина­ний такое, которое казалось им наиболее ти­пичным для нее. Мы “изобрели” этот прием вместо обычного выделения типичных работ самим исследователем, чтобы избежать не­вольной предвзятости, легко возникающей, когда заранее знаешь, кто эти работы писал, В качестве экспертов во всех случаях высту­пали лица с высшим образованием, главным образом учителя.

Результаты анализа оказались следую­щими:

1. Среди воспоминаний студентов, кото­рых мы отнесли по тест-анкете к коммуника­тивному типу ОЭН, моменты коммуникативности явно преобладали в 60% работ (у 18 студентов из 30). У “праксиков” же преобла­дание элементов коммуникативности наблю­далось лишь в 18% случаев (у 4 из 22). Раз­личие это статистически достаточно надежно

(p<0,01)¹

¹ Величина Р здесь и далее — это математиче­ски рассчитанная вероятность случайного характера обнаруженной статистической связи опреде­ленных явлений. В данном случае эта вероятность менее одного шанса из ста.

2. Первый состав экспертов во всех слу­чаях правильно определил тип ОЭН студен­тов, чьи воспоминания были по группам им представлены, — свидетельство того, что в большинстве работ общая эмоциональная на­правленность их авторов давала себя знать достаточно ясно.

3. Второй состав экспертов в качестве ти­пичных воспоминаний выделил такие, кото­рые явно соответствовали типу ОЭН студен­тов, представивших работы. В качестве при­мера приводим названные типичными воспо­минания студентов из коммуникативной, эс­тетической и пугнической групп. Читатели сами смогут убедиться, насколько эти воспо­минания соответствуют определенному по тест-анкете типу ОЭН их авторов, который для экспертов оставался неизвестным,

I. Студентка Татьяна Н. (комму­никативный тип ОЭН).

“Я часто вспоминаю наш класс, нашу школу. Я вспоминаю ту дружбу, ту сплочен­ность, которая у нас была в классе. Вспоми­наю, как мы весело и хорошо проводили вы­ходные дни и каникулы. Ходили в походы, ходили классом в театр, кино или просто ве­чером гуляли на берегу моря. Вспоминаю мечты своих товарищей, кто кем мечтал стать и кто как осуществил свою мечту. Вспоминаю, как мы переживали друг за дру­га, как помогали друг другу в учебе. Мне всегда приятно от этого воспоминания”.

II. Студентка Людмила Г. (эсте­тический тип ОЭН).

“Когда мне становится больно и трудно в этом мире, я ухожу в мир своего детства. Моя память возвращает мне солнечный мир, и воспоминания кажутся забытой и вновь ус­лышанной когда-то любимой музыкой. Я ча­сто вспоминаю одно и то же. Я, маленькая, стою у клумбы. На ней какие-то большие цветы на длинных стеблях. Я повернула один из них обеими руками к себе и смотрю в не­го. Яркий день, и цветок красный-красный близко у моих глаз. Он закрывает все. Я не вижу ничего, кроме этого цветка. Красный цветок, красный мир, а внутри черные ты­чинки и пыльца. И очень хочется, чтобы он был живым, чтобы он мог рассказать мне свою тайну, похожую на сказку. Но цветы не умеют разговаривать...

Воспоминания о девочке, хотевшей узнать тайну цветка, вызывают легкую грусть. Это время никогда не вернуть. Но и сейчас мне многое кажется необыкновенным и хочется познать это необыкновенное”.

III. Студентка Надежда Н. (пугнический тип ОЭН).

“Часто вспоминаю, люблю вспоминать об играх во дворе — в войну, в лапту, в волей­бол, в охотников. Устраивали военные игры в лесу, привлекала подвижность, азарт игры. Чаще всего вспоминаю о том, как мы заблу­дились однажды, но не было страха. Даже обрадовались; “Вот настоящие партизаны, забрели — не могут выбраться. За каждым деревом видим врага своего”.Оценивая приведенные данные, можно сделать вывод, что предположение о тесней­шей связи воспоминаний с направленностью личности нашло полное подтверждение во всех формах анализа.

Многие из описанных студентами воспо­минаний — это воспоминания о событиях детства. И то, что они совпали с нынешним типом ОЭН молодых людей, свидетельствует, что эти воспоминания сыграли немалую роль в его закреплении.

Хотелось бы обратить внимание читате­лей и еще на одну деталь: насколько заметно отличающимися друг от друга по своему внутреннему миру выступили перед нами студенты, когда мы познакомились с их си­стематическими воспоминаниями. 6 них про­явилась интимная, скрытая, неожиданная сторона натуры девушек и юношей, квинт­эссенция их индивидуальности. Вспомним хотя бы цитировавшуюся выше студентку V курса университета Надежду Н. Уже за­мужняя женщина, “без пяти минут учитель”, одна из лучших студенток на курсе, она, ока­зывается, до сих пор тяготеет к воспоминани­ям о детских играх в войну. Зная студентку, в это даже как-то не веришь. Но не случайно великий знаток человеческой души Л. Н. Тол­стой любил повторять, что несоотвествие переживаний человека его действительно му положению — вернейший признак истины. В приверженности личности к неожиданным для нее воспоминаниям, очевидно, выража­ются ее нереализованные, но стремящиеся к реализации тенденции. С ними нельзя не считаться, если мы хотим по-настоящему понять человека.

Говоря о воспоминаниях, следует выде­лить одну очень специфическую их форму, связанную с посещением “родных” или став­ших “родными” “уголков земли”. Такие вос­поминания, возникающие при встрече с па­мятными объектами, в большой мере вклю­чают в себя актуализацию особого рода не­осознаваемых ассоциаций, образованных в эмоциональной сфере личности в ее преж­нем опыте. Благодаря этому данные воспо­минания отличаются исключительной, неред­ко загадочной эмоциональной насыщенно­стью и притягательностью. В результате у многих людей формируется склонность к по­сещению памятных мест специально ради по­лучаемого от этого удовольствия. В такой склонности интерес и воспоминания уже со­вершенно сплавлены друг с другом.