Глава V 5 страница

— Нет, сюда он не вернулся, — пояснил Весель­чак. — Говорят, он поселился на другой стороне Гремящей тропы. Там, где раньше жил кот по имени Пурди.

— Мы знаем Пурди! — воскликнул Львиносвет, вспомнив старого одиночку, который показал им дорогу во время путешествия в горы.

— Спасибо, вы очень нам помогли! — горячо воскликнул Ежевика. — Мы немедленно отпра­вимся на поиски Сола.

— Сейчас уже слишком поздно, — сказала Джинго. Встав, она легко спрыгнула со своего мягкого камня и устроилась рядом с Гусаром. — Переночуйте здесь, а завтра утром отправитесь на поиски.

— Спасибо, — с благодарностью кивнул Еже­вика.

— Можете поесть с нами, — добавила Джинго. — Пойдем, Гусар, поможешь мне принести еду.

Они вышли и вскоре вернулись со свежей добычей, которую поровну поделили между всеми котами. Спрыгнув со своего мягкого камня, Кра­пинка присоединилась к едокам, да и котята не отставали от матери. Крапинка дала им мышку, и малыши с писком принялись возиться с ней.

— Этому их точно не Сол научил, — шепнул сестре Львиносвет, с аппетитом жуя дрозда. — Пом­нишь, как он говорил котам из племени Теней, что каждый должен заботиться о себе и своем брюхе? Он внушал им, что только слабаки зависят от других, а сильные живут сами по себе.

— А у этих котов есть общая куча, и они охотят­ся для тех, кто слишком стар и слаб, чтобы само­стоятельно себя прокормить, — кивнула Остроли­стая. — Знаешь что? Они больше похожи на племя, чем на стаю одиночек!

— И мне кажется, что без Сола им намного луч­ше, — прошептал Львиносвет, хотя понимал, что многие коты с ним не согласятся. Он и сам от­лично помнил необоримую власть обаяния Сола, его спокойную властность и неколебимую уверен­ность в собственной правоте.

Вздохнув, Львиносвет снова принялся за еду. Дрозд оказался свежим и сочным, однако от него так сильно пахло Гремящей тропой, что не будь Львиносвет так голоден, ему вряд ли удалось про­глотить хотя бы кусочек.

Когда с едой было покончено, Крапинкины ко­тята затеяли шумную возню с опавшим листом. Они с писком носились по палатке, пихались и боролись на полу друг с другом. Наконец, Пры­гун — самый большой и сильный из них — игриво подтолкнул лист Львиносвету.

Тот весело отбросил лист котенку, и вдруг по­чувствовал, как все его тревоги и страхи растаяли сами собой. Он всегда любил играть с котятами, и у себя в лагере никогда не отказывался повозиться с малышами. Крапинкины котята были сильны­ми и крупными, в Грозовом племени им уже скоро пришло бы время становиться оруженосцами.

«Скоро их нужно будет учить драться и охотить­ся. Интересно, смогут ли здешние коты как следу­ет воспитать их?»

Остролистая тоже включилась в игру, и гоня­лась за листом до тех пор, пока обессилевшие и запыхавшиеся котята не вернулись под материн­ский бок.

— Славные малыши, — пропыхтел Львиносвет, растягиваясь на полу рядом с Крапинкой. — Они вырастут в сильных котов!

- Надеюсь, — прошептала Крапинка и накло­нилась, чтобы пригладить взъерошенную шерстку Прыгуна. Потом подняла голову и еле слышно сказала: — Если вы подозреваете Сола в чем-то плохом, то ошибаетесь.

Похолодев, Львиносвет переглянулся с сестрой н увидел изумление, мелькнувшее в ее зеленых глазах.

«Как много знает эта кошка?»

Но Львиносвет был слишком потрясен, чтобы задать этот вопрос. Несколько мгновений все мол­чали, а потом Крапинка сказала:

— Сол ни за что не будет пачкать лапы. Если ему что-то понадобится, это сделает кто-нибудь другой — по наущению Сола или просто из жела­ния угодить ему. Вы никогда не сможете ни в чем обвинить его.

В голосе Крапинки слышалась какая-та затаен­ная тоска, словно она хоть и понимала, какое зло причинил Сол здешним котам, но все равно про­должала грустить о нем.

— Сол отец твоих котят? — спросила Остроли­стая, ласково дотрагиваясь хвостом до бока крап­чатой кошки.

— Нет, — покачала головой Крапинка. — Их отец ушел, когда собаки стали нас донимать. — Она по­молчала, а потом с вызовом добавила: — Я бы хоте­ла, чтобы Сол был их отцом! Я знаю, все считают, будто он нас предал, но ведь мы сами решили сра­жаться с собаками! Он не заставлял нас это делать.

«Нет, но он сделал так, что у вас не осталось дру­гого выбора. И еще он хладнокровно бросил вас, когда вы пошли на смерть».

Вслух Львиносвет ничего этого не сказал. К чему зря тратить слова? Ясно же, что Крапинка по уши влюблена в Сола и не желает знать правду.

Он снова переглянулся с Остролистой. Об Угольке не было сказано ни слова, но Львиносвет и так знал, что смерть серого воителя занимает все мысли Остролистой.

Крапинка снова склонила голову и принялась вылизывать своего котенка. Потом негромко до­бавила:

— Если Сол когда-нибудь вернется, я буду счастлива...

 

Глава XII

 

Воробей беспокойно ворочался на голой земле. Сколько же еще он бу­дет спать без нормальной подстилки? В последнее время Листвичка давала ему столько заданий, что у него просто не было времени на­рвать для себя свежего мха.

— Мне нравится, когда в палатке свежий воз­дух, — сказала она вечером.

Нравится ей! Воробей снова завертелся, пы­таясь загородиться от холодного предрассветного ветра.

И тут он услышал, как кто-то прошел с другой стороны от ежевичного полога. Насторожив уши, Воробей уловил запах Листвички и свежий аромат мха, зажатого у нее в пасти.

«Наконец-то! Не могла меня попросить на­рвать, что ли? — У Воробья даже лапы зачесались от раздражения на Листвичку, которая в последнее время словно назло норовила делать все важные дела без его участия. — Неужели она думает, что я мох не смогу нарвать?»

Но он отлично знал, что спорить нет смысла. Встав с голой земли, Воробей молча помог Листвичке разложить свежий мох возле лужицы с во­дой, где обычно лежали больные коты.

— Еще принести? — сухо спросил он, когда ра­бота была закончена.

Вместо ответа целительница буркнула что-то нечленораздельное, так что Воробей едва удер­жался, чтобы не спросить, какая блоха ее укусила. Спрашивать было бесполезно.

«Она только еще больше разозлится. Един­ственный способ получить ответы — это найти их самому!»

Раскладывая мох, Воробей пытался перенестись в прошлое и добраться до самых ранних своих вос­поминаний. Острый коготь одиночества снова и снова впивался в его сердце.

«Вместе с Львиносветом и Остролистой вспо­минать было бы гораздо проще!»

Он мучительно вспоминал долгое, холодное пу­тешествие, глубокий снег, бесконечный путь сле­дом за материнским запахом...

«За запахом Белки! Она мне никакая не мать».

Застыв над мхом, Воробей попытался перене­стись в тот далекий заснеженный лес. Он тщатель­но просеивал запахи: вот это его собственный, это запахи Львиносвета, Остролистой и Белки... а это чей? Так-так-так, кто тут у нас? Еще одна взрос­лая кошка, большая, теплая, пушистая. Раньше Воробей никогда об этом не вспоминал, но теперь точно знал, что эта кошка все время была вместе с ними, она шла перед Белкой, прокладывая дорогу сквозь снег...

11 о что это была за кошка? Значит, это она по­могла Белке отнести нас в лагерь?

Нужно было срочно расспросить кого-нибудь из котов, кто был в Грозовом племени, когда Бел­ка принесла троих котят в лагерь. Но это должен быть кот, которому его расспросы не покажутся подозрительными, и который никому ничего не расскажет...

Ответ пришел сам собой.

«У нас в лагере не так много котов, которые не любят сплетничать!»

— Схожу, принесу еще мха, — буркнул Воробей п поспешно бросился к выходу, чтобы Листвичка не успела его остановить. Однако выбравшись на поляну, он направился не к выходу, а к раскидистому кусту, где жили старейшины.

— Кисточка! — позвал Воробей, ныряя под вет­кужимолости.

Костлявая бурая кошка мирно дремала под кустом.

— У тебя хвост горит или на лагерь напали лисы? — сердито рявкнула она, подавляя зевок. — Никакого покоя нет, что же это за племя такое...

— Прости, — пробормотал Воробей и сердито выругал себя за неловкость. Нечего сказать, хоро­шее начало для беседы!

— Ничего страшного, — добродушно утешил его Долгохвост. Сидя возле Кисточки, слепой кот вы­лизывал шерсть после сна. — Нашей Кисточке дай только волю, она до вечера проспит! Ей все равно вставать пора.

Кисточка раздраженно зашипела, а потом спро­сила:

— Ну, чего тебе надо?

— Я пришел посмотреть, нет ли у вас блох, — поспешно выпалил Воробей. — Один из оруже­носцев притащил блох из патрулирования, — по­яснил он, надеясь, что старейшины не поделятся этой ложью с другими воинами.

— Я пока не чешусь, — буркнула Кисточка. — Но можешь меня осмотреть, на всякий случай! — Улегшись поудобнее, она подвернула лапы под грудь и проворчала: — Смотри хорошенько, не пропусти! Что-то засиделся ты в учениках, Воро­бей. Сколько можно блох у стариков искать?

Резкий ответ уже готов был сорваться с языка Воробья, но он вовремя вспомнил, для чего при­шел сюда.

— Да уж, — вздохнул он и как бы невзначай спросил: — Я ведь родился в разгар прошлых Го­лых Деревьев, да?

— Ох и холодная же была пора! — вступил в раз­говор Долгохвост. — Сколько живу, не припомню такого лютого холода. А уж снега навалило столь­ко, что пройти нельзя. Помню, все племя ошале­ло, когда Белка явилась в овраг с тремя котятами сразу! Она сказала, что вы родились раньше сро­ка, да это и так было ясно, ведь она даже не успела перебраться в детскую! Да и какая кошка надумает котиться в такую-то стужу!

— Слава Звездному племени, что с ней была Ли­ствичка, — добавила Кисточка, пошевелив уша­ми. — Иначе бы не миновать беды!

«Листвичка!» — Воробей даже перестал переби­рать шерсть на спине Кисточки. Так вот, значит, кем была эта вторая кошка, которую он только что вспомнил! Но почему же Листвичка никогда не рассказывала ему, что она была рядом с Белкой, когда та окотилась?

Заметив валявшуюся на земле ветку, Воробей низко наклонился и с тихим хрустом перекусил ее зубами.

— Ну вот и первая блоха! — объявил он, обра­щаясь к Кисточке. — Больше она тебя не побес­покоит. — Помолчав, он как можно небрежнее просил: — А ты помнишь, как Белка принесла нас в лагерь?

— Да что там помнить-то? — фыркнула старуха. — Было так снежно да холодно, что мы с Долгохвостом почти все время спали у себя в палатке. Но я помню, как все удивлялись, что Бел­ка не почувствовала приближения котят и ушла и лес, да еще в такой-то снегопад. Но ведь твоя мать с детства была шалой, вечно у нее ветер в голове!

— А вы тогда не заметили ничего... странного? — спросил Воробей, снова хрустнув веткой, давая понять, что страшно занят ловлей блох.

— Странного? — переспросила Кисточка. — Да мне в ту пору все казалось странным! Взять хоть снегопады эти...

— Тогда у всех котов головы шли кругом, — под­хватил Долгохвост. — Это ведь тогда Листвичка накормила тебя той странной травой?

Воробей снова насторожил уши.

— Что за странная трава?

— Да откуда мне знать-то, я разве целитель­ница? — пробурчала Кисточка. — Листвичка, как всегда, принесла мне пижму. Сдается мне, она надумала каждые Голые Деревья кормить меня этой пижмой, пока она у меня из ушей не полезет. А вместе с пижмой притащила и эту самую траву.

Легкое покалывание в лапах подсказало Воробью, что это не просто важно, а очень-очень важно.

— Разве Листвичка не сказала тебе, для чего эта трава?

Кисточка потянулась и зевнула.

— Нет. Да я ее и не спрашивала. Когда я пожа­ловалась на вкус, она забрала у меня остатки тра­вы, вот и все. И сказала, что это было не для меня.

— А какая была эта трава? — спросил Воробей, перебирая лапами редкую бурую шерсть старой кошки.

— Странная, но не то чтобы уж очень неприят­ная, — ответила Кисточка. — Ты меня знаешь, я бы Листвичке уши оборвала, вздумай она накормить меня какой-нибудь гадостью! Вкус у этой травы был холодный, словно иней на кошачьей шерсти, хотя сама трава была сухая и пыльная — наверное, Листвичка вытащила ее из самого дальнего угла своей кладовой.

— Странная история, — пробормотал Воробей, переломив очередную веточку. — Листвичка обыч­но помногу раз перекладывает травы, и у нее ни­когда ничего не залеживается.

— Да разве ей тогда до трав было? — фыркну­ла Кисточка. — Она с лап сбилась, помогая Белке ухаживать за котятами! Такой шум подняла, так суетилась, словно Белка первая окотившаяся кош­ка на свете!

— Да уж... — пробормотал Воробей.

Быстро закончив осмотр Долгохвоста — и обна­ружив единственную настоящую блоху, которую тут же раздавил зубами — он попрощался со ста­риками и бросился в лес на поиски мха. Обдирая пушистые зеленые наросты с корней дерева, он думал о таинственной траве, о которой только что рассказала Кисточка.

Странно, что Листвичка не сказала старейшине, что это была за трава и для кого она предназнача­лась! Но еще более странно, что всегда осторожная Листвичка могла совершить такую непроститель­ную оплошность...

«Нужно выяснить, что это была за трава!»

Когда он вернулся в свою палатку, Листвичка уже закончила заниматься подстилками и сердито расхаживала взад-вперед по пещере.

— Где ты был? — набросилась она на Воробья, не успел он переступить порог. — В Речное племя ходил за мхом? Или опять без толку слонялся по лесу?

— Да нет, — ответил Воробей, бросая свою ношу на пол и принимаясь раскладывать мох по под­стилкам. — Просто перед выходом я зашел прове­дать старейшин. — Листвичка промолчала, и тогда он осторожно добавил: — Кстати, Кисточка рас­сказала мне одну очень странную историю. Она сказала, что однажды ты вместе с пижмой дала ей какую-то странную траву...

Искры тревоги так и посыпались со шкуры Листвички, однако она сумела взять себя в лапы.

— Вот как? Что-то не припомню. Когда это было?

— Давно, — ответил Воробей. Что-то подсказало ему не идти напролом, и не выдать целительнице своего интереса к тайне собственного рожде­ния. — Что это было?

— Откуда я знаю? — почти не скрывая бешен­ства зашипела Листвичка. — Ради Звездного пле­мени, что ты ко мне прицепился? У меня что, других дел нет, кроме как отвечать на твои глупые вопросы?!

— Да я просто...

— Явижу, тебе нечем заняться, раз ты ходишь по лагерю и собираешь сплетни о том, что случи­лось в ту пору Голых Деревьев! Не волнуйся, я най­ду тебе занятие! Иди в лес, набери еще мха.

— Уже иду, — кивнул Воробей, которому и са­мому не терпелось поскорее уйти из пещеры.

«Кстати, я не сказал, когда произошла эта исто­рия с травой, но ты сама выдала себя, вспомнив о поре Голых Деревьев. Ты лжешь, Листвичка. Ты знаешь, что это была за трава, и знаешь, что это очень важно. Видимо, я подобрался к правде, а ты почему-то очень не хочешь, чтобы я вытащил ее на свет!»

Глава XIII

Открыв глаза, Остролистая даже заморгала от удивления, увидев над собой вместо веток палатки ровные стены гнезда Двуногих. Потом она вспомнила путешествие на поиски Сола, нападение собак и спасительницу Джинго, которая привела их в это место.

Не успела она сесть, как ее брат открыл глаза и сладко потянулся.

— Не нравится мне здесь, — проворчал он. — Пopa уходить отсюда и идти дальше.

Остролистая молча кивнула. Воины не должны жить под крышей Двуногих, даже если самих Двуногих давно нет поблизости.

Бледный рассвет просачивался в палатку сквозь прямоугольное отверстие в стене. Оглядевшись по сторонам, Остролистая увидела, что Орешница и Березовик еще спят, а Бурый свернулся на узком выступе, где накануне восседал Гусар. Еже­вики нигде не было видно, но миг спустя появи­лась его голова, а потом и сам глашатай вскочил внутрь через проем в стене и уселся рядом с Бу­рым.

— Все спокойно, — негромко сообщил он. — Но вокруг сильно пахнет собаками.

Остролистая пошевелила усами. Мерзкая соба­чья вонь чувствовалась даже здесь, что уж говорить о территории снаружи!

— Пора идти, — поднялся Бурый. — Ты видел Джинго?

Ежевика покачал головой. Крапинка и ее котя­та сладко посапывали на одном из мягких камней, Фриц и Стручок спали на другом. Остальных ко­тов не было видно.

— Должно быть, она где-то неподалеку, — ска­зал Ежевика, спрыгивая на пол. — Этой кошке можно доверять.

Он разбудил Березовика и Орешницу, а когда молодые воины проснулись, Джиго бесшумно во­шла в комнату.

— Готовы? Молодцы! — кивнула она. — Пора идти.

Сквозь дыру в стене она вывела патрульных на территорию Двуногих, и те сгрудились в кучу на мокрой от росы траве, с наслаждением вдыхая сы­рой запах холодного утра.

— Сейчас я проведу вас особым путем, — преду­предила Джинго. — Мы не ступим на землю, пока не окажемся в безопасном месте.

Остролистая озадаченно посмотрела на своих соплеменников, и поняла, что они удивлены ни­чуть не меньше, чем она. Как можно идти, не ка­саясь земли? Неужели Джинго хочет, чтобы они взлетели?

— После битвы с собаками ходить здесь стало опасно, — пояснила Джинго. — Собаки лежат в засаде и ждут только возможности броситься на нас.

Остролистая поежилась и поближе придвинулась к брату.

— Вчера все именно так и произошло, — про­шептала она.

Львиносвет кивнул; его янтарные глаза вновь засверкали огнем битвы, и он выпустил когти, словно ему не терпелось вцепиться в шкуры собак, посмевших обидеть его или его соплеменников.

«Лучше бы обойтись без драки и без твоего геройства!»

— И тогда мы открыли новый способ передвижения по своей территории, — продолжала Джинго, грациозно вскочив на ограду. — Готовы? — обернулась она к воителям.

Ежевика поспешно встал рядом с ней, остальные последовали его примеру. Подобравшись, Джинго лeгко побежала по узкому забору, потом повернула за угол и устремилась к нескольких гнездам Двуногих, стоявшим неподалеку от небольшой Гремящей тропы.

Внезапно дверь одного из гнезд распахнулась, и оттуда выскочила маленькая белая собачонка.

Остролистая вздрогнула и едва не свалилась с забора, услышав заливистый лай противной шавки.

— Все нормально, — успокоила патрульных Джинго. — Это домашняя собака. Понятное дело, она такая же тупая и противная, как и все ее со­родичи, но по крайней мере, не опасная. Она не может выйти за забор.

Патрульным ничего не оставалось, как пове­рить ей на слово. Глядя на то, как мерзкая соба­чонка с лаем кидается на изгородь, мчится вдоль забора и продирается сквозь кусты, Остролистая по достоинству оценила остроумный способ пе­редвижения, придуманный здешними котами. Не хотелось бы ей сейчас очутиться на земле! Не сводя глаз с кончика золотистого хвоста шедшего впереди Львиносвета, она еще крепче вцепилась когтями в узкую полоску дерева и осторожно по­шла дальше.

Забор закончился возле ряда небольших пала­ток с блестящими крышами.

— Это гнезда чудовищ, — пояснила Джинго, перепрыгнув на ближайшую крышу.

— У чудовищ тоже бывают гнезда? — ахнула Орешница.

— Конечно, — кивнула их провожатая и указала хвостом на Двуногого, приближавшегося к краю Гремящей тропы. — Вот, смотрите.

Перепрыгнув на крышу, патрульные во все глаза уставились на Двуногого, который открыл дверь одной из палаток и скрылся внутри. Вско­ре оттуда послышался гортанный рев, а потом и само чудище выскочило из палатки и понеслось по Гремящей тропе, унося Двуногого в своем брюхе.

— Великое Звездное племя! — пробормотал още­тинившийся Березовик. — Так вот где они спят!

— Да, но на крышу они тоже не могут забрать­ся, — мяукнула Джинго. — Идем.

Пробежав по плоским крышам, патрульные вместе со своей провожатой очутились возле еще одной изгороди, за которой начинались новые гнезда Двуногих.

Было уже почти светло, но поднялся сильный ветер. Остролистая с осторожностью переставляла лапы, боясь, как бы ее не сдуло на землю. Теперь онa понимала, что значит путешествовать, «не касаясь земли»! Летать вовсе не обязательно, нужно просто все время оставаться высоко, куда не достанут собаки. Остролистая попыталась представить, если бы они были бы обречены на такую жизнь в родном лесу, и прыгали бы с дерева на дерево, чтобы не быть растерзанными поджидающими внизу хищниками.

«Нет, это не жизнь! Коты не должны превра­щаться в белок!»

За поворотом забор перешел в невысокую стену из ровного красного камня. Стена оказалась на­много толще забора, и идти по ней было гораздо удобнее. Гремящая тропа тут тоже была шире, де­ревья росли по обеим ее сторонам, и чудовищ на ней тоже было больше. Время от времени камен­ная стена прерывалась более низкими участка­ми деревянных изгородей, и котам приходилось, спрыгнув туда, пробегать по узкому дереву, и снова вскакивать на стену.

Шерсть у Остролистой стояла дыбом от страха, она старалась не вспоминать о том, как накануне собака с легкостью перепрыгнула через такую же невысокую оградку. К счастью, по дороге они не встретили ни одной собаки, и благополучно прошли все опасные участки стены.

Внезапно Джинго остановилась. Посмотрев за ее плечо, Остролистая увидела, что одна из дере­вянных оград распахнулась, образовав широкий просвет между двумя участками каменной стены. В тот же миг, словно по сигналу, откуда-то сзади послышалось свирепое тявканье, и ветер донес за­пах сразу нескольких собак.

— Придется перепрыгивать, — решила Джинго. — Отойдите-ка немного назад, мне нужно ме­сто для разбега.

Патрульные попятились назад, и Джинго, раз­бежавшись, одним сильным прыжком перемах­нула через забор и приземлилась на другом конце стены. Патрульные переглянулись, и Остролистая заметила откровенный страх в глазах Орешницы и Березовика.

— Я пойду следующей! — вызвалась она, решив разом покончить с собственным страхом. Разбе­жавшись, она взлетела в воздух, не дав себе време­ни задуматься о ширине пропасти и приближаю­щемся лае собак.

Миг спустя она больно ударились лапами о твердый камень, а Джинго сорвалась с места, что­бы поддержать ее.

— Отличный прыжок! — воскликнула их провожатая. — А теперь отойди в сторонку, чтобы дать место другим.

Остролистая осторожно зашла за спину Джин­го, а когда обернулась, то увидела на стене Буро­го. Березовик прыгнул следом, но плохо рассчитал прыжок и сорвался, вцепившись передними лапа­ми в камень.

Глаза молодого воина стали огромными от страха, когда лай стал еще громче, и из-за угла выскочили сразу две собаки. Но Бурый быстрее молнии кинулся к товарищу, схватил его зубами за шкирку и втянул на стену как раз в тот момент, когда оскаленные собачьи зубы щелкнули в каких- нибудь двух когтях от хвоста Березовика.

— С-спасибо, Бурый, — заикаясь от пережитого ужаса, пробормотал молодой воин. — Я уже думал, мне конец.

Орешница тряслась от страха на другом конце стены. Она смотрела на хрипящих от гавканья со­бак, встающих на задние лапы, чтобы получше об­лаять котов, и не трогалась с места.

— Я не могу, Ежевика, — заплетающимся язы­ком выдавила она. — Не могу, и все. Я упаду. Точно упаду, я знаю.

— Не упадешь, — твердо сказал глашатай. — Ты отлично прыгаешь. У тебя все получится.

— Если упадешь, я спрыгну за тобой и отгоню собак, — пообещал Львиносвет.

Бросив на них полный отчаяния взгляд, Ореш­ница отошла на несколько шагов и побежала к краю стены. Не успела она прыгнуть, как обе со­баки взлетели вверх, но Орешница приземлилась на целый хвост от края стены, и Березовик от из­бытка чувств лизнул ее в ухо.

Львиносвет и Ежевика перепрыгнули послед­ними, и коты снова побежали по стене, а собаки помчались следом, рыча и скуля от злобы на то, что им никак не удается достать лакомый кусочек. Неужели от них никогда не удастся избавиться? Территория Двуногих скоро кончится, рано или поздно им придется спуститься на землю, и тогда голодные псы порвут их в клочки.

— Куда это вы торопитесь? — раздался незнако­мый грубый голос впереди.

Вскинув голову, Остролистая увидела огромно­го серого с голубоватым отливом кота, стоявшего нос к носу с Джинго. Судя по густой, лоснящейся шкуре, кот был домашним, однако загривок у него стоял дыбом, а голубые глаза сверкали злобой.

— Мы просто идем мимо, — спокойно ответила Джинго.

— Ни шагу дальше, — прорычал кот. — Я иду домой, чтобы как следует вздремнуть, и не соби­раюсь выслушивать эту собачью брехню у себя под окнами! Если бы не вы, эти псы никогда сюда не притащились бы. Вы их привели сюда, вы и уводите!

Гнев полыхнул в янтарных глазах Львиносвета, и он начал прокладывать себе дорогу к краю стены, чтобы встать рядом с Джинго. Остролистая взвол­нованно распушилась. Развязывать драку на этом узком пятачке камня было бы настоящим безуми­ем, все кончится тем, что они все свалятся прямо в клацающие собачьи пасти!

Ежевика поднял хвост и остановил Львино­света.

— Стой спокойно, пока этот кот не кинулся в драку, — приказал он. — Пусть Джинго сама раз­берется.

Львиносвет повиновался, однако продолжил свирепо смотреть на наглого ручного кота.

— Ты сам нас задерживаешь здесь, — все так же спокойно ответила Джинго. — Если бы ты не пре­граждал нам путь, мы бы давно прошли, и на твоей территории снова стало тихо.

Серый с голубым отливом кот сердито фыр­кнул, но ничего не сказал. Он просто спрыгнул на свою территорию, промчался к каменному гнезду и скрылся в небольшом отверстии под дверью.

Остролистая расслабилась. В конце концов, у них были дела поважнее, чем преподавать уро­ки хороших манер хамоватым домашним котам! Сопровождаемые неутомимыми собаками, коты продолжили свой путь по стене и вскоре снова свернули за угол.

— Вот здесь мы от них избавимся, — сказала им Джинго. Свернув за угол, она побежала по узкой деревянной ограде между двумя гнездами Двуно­гих. Как ни старались собаки, сюда им путь был закрыт, хотя они отчаянно пытались пролезать под изгородь. Их злобный вой еще долго сопровождал котов на пути к гнезду.

— Теперь сюда... но будьте осторожны! — сказала Джинго, спрыгивая на узкую, плоскую площадку у входа в гнездо Двуногих. Здесь она вцепилась когтями в плети вьющихся растений, ковром укуты­вавших стену гнезда, и полезла вверх, пока не очутилась на крыше. — Это не трудно! — крикнула она, свесив голову вниз и призывно помахивая хвостом.

— Ага, как же! — пробурчал Березовик. — Так же нетрудно, как ежу взлететь орлом!

Но когда дошло до дела, Остролистая быстро поняла, что Джинго была права. У вьющегося растения оказались толстые кривые стебли, за кото­рые было очень легко цепляться, но главное, они оказались достаточно крепкими, чтобы выдержать нес даже таких здоровяков, как Ежевика и Льви­носвет. Однако край крыши был настолько скольз­ким, что Остролистая не сразу смогла за него ухватиться, и всерьез испугалась, что сейчас ее сдует ветром на землю.

— Куда дальше? — пропыхтел Ежевика, вска­рабкавшись на крышу и подходя к Джинго.

Вместо ответа бурая кошка начала взбираться по крутому скату крыши.

— Тут короче, — буркнула она, не оборачи­ваясь.

— Мы ни за что сюда не залезем! — охнула Орешница. — Мы сорвемся!

— Если Джинго может, то и мы сумеем, — твер­до сказал Бурый. — Давай, Орешница, я за тобой. Ничего не бойся!

Цепляясь и оскальзываясь, коты-воители с тру­дом карабкались по гладкой крыше к самому вер­ху, где торчал невысокий каменный пенек, на вер­шине которого сидела Джинго.

— Тут здорово, — улыбнулась она Остролистой, когда та с трудом забралась наверх. — Иногда я специально забираюсь сюда, чтобы посмотреть на мир.

«Хочешь сказать, что приходишь сюда по до­брой воле? Никогда не поверю, что можно быть такой мышеголовой!»

Остролистой казалось, будто от этого жуткого подъема у нее начисто сточились все когти. Навер­ху во все стороны тянулся острый и узкий гребень крыши, на котором едва можно было поставить лапы. Ветер со свистом трепал кошачью шерсть и прижимал усы к мордам.

Однако Остролистой не хотелось показаться трусихой перед Джинго, поэтому она подняла гла­за от своих лап — и забыла о страхе. Отсюда было видно все кругом! За нагромождением крыш про­стиралась плоская, поросшая травой пустошь, ве­дущая к утесам Места-Где-Тонет-Солнце. А там, еще дальше, до самого горизонта вздымались тя­желые серые волны.

— Смотрите! — завопил Львиносвет, балансируя на узком гребне рядом с Остролистой. — Отсюда даже горы видны!

Остролистая осторожно повернулась, чтобы поглядеть в другую сторону. Сразу за краем леса темной тучей высились горы. Она видела их серые склоны, острые скалы и заснеженные вершины, устремленные к самому небу.

— Как ты думаешь, мы сейчас так же высоко, как эти горы? — с восторгом спросила она.

— Нет, конечно, — с усмешкой ответил брат. — Вспомни, как долго мы поднимались к водопаду, и как быстро залезли сюда.

Подумав, Остролистая поняла, что он прав. И все-таки отсюда горы казались гораздо ближе, и легко было представить, что оттолкнувшись от крыши, можно птицей перелететь через лес и приземлиться возле водопада, где живет Клан Падаю­щей Воды.

— Интересно, что-то сейчас поделывают гор­ные коты? — пробормотала себе под нос Остролистая. — И увидим ли мы когда-нибудь Урагана и Речушку?

Никто ей не ответил. Когда остальные патруль­ные влезли на крышу, Джинго вскочила и очень серьезно сказала:

— Теперь вам нужно быть очень осторожными. Помните, что спускаться намного труднее, чем подниматься. Если вы поскользнетесь... короче, лучше вам этого не делать.

Осторожно, лапка за лапкой, Джинго стала спу­скаться с другой стороны крыши. Лапы у Остролистой скользили по гладким камням, здесь не за что было ухватиться, а сразу за краем начиналась пустота. Остролистая была уже на полпути, когда какая-то большая белая птица, громко хлопая крыльями, с диким воплем пронеслась мимо нее. Замерев от страха, Остролистая изо всех сил впилась когтями в крышу и переждала, когда птица пролетит мимо.