Глава 7. Все утро Джереми провел за изучением горы подобранных для него вчера книг и двух только что найденных Лекси статей

 

Все утро Джереми провел за изучением горы подобранных для него вчера книг и двух только что найденных Лекси статей. Одна, написанная в 1958 году профессором-фольклористом из Университета Северной Каролины и опубликованная в «Журнале Юга», являлась, по сути, откликом на интерпретацию легенды, изложенную А. Дж. Моррисоном в своей книге. В статье приводилось несколько цитат из этой работы, обобщались сведения о легенде и подробно излагались наблюдения профессора, сделанные на кладбище в течение недели. За это время ему четыре раза удалось увидеть огни, и он предпринял некоторые шаги для выяснения причины свечения. Профессор подсчитал количество домов поблизости (их оказалось восемнадцать на расстоянии одной мили от кладбища и, что интересно, – ни одного на Райкерс-Хилле), а также попытался установить связь между появлением огней и проезжавшими по дороге автомобилями. Он наблюдал за дорогой в течение двух минут после появления огней: в двух случаях из четырех, причем меньше чем через минуту, мимо кладбища действительно проехали автомобили. Однако в двух других случаях никаких машин на дороге не появилось вообще, и это довольно убедительно опровергало предположение, что источник призрачных огней на кладбище – фары автомобилей.

Вторая статья содержала чуть больше фактической информации. Она была опубликована в 1969 году в небольшом журнале «Прибрежная Каролина». В статье сообщалось, что кладбище Седар-Крик с некоторых пор неуклонно оседает, в результате чего разрушаются надгробия и могильные плиты. Автор статьи пересказал также городскую легенду о Седар-Крике и упомянул о находившемся неподалеку от кладбища холме Райкерс-Хилл. Сам он огней не видел (поскольку приезжал в Бун-Крик летом), и поэтому опираться ему пришлось исключительно на свидетельства других очевидцев. Обобщив все, что удалось выяснить, этот исследователь высказал несколько предположений относительно возможной причины появления огней. Естественно, эти гипотезы не были для Джереми открытием.

Согласно первой, причиной возникновения огней могло быть самовоспламенение болотного газа, образующегося при гниении растительности. Джереми знал, что в этой местности такое вполне возможно. Однако несомненным представлялось и то, что в данном случае эту гипотезу едва ли следовало принимать во внимание, поскольку огни на кладбище появлялись холодными туманными ночами, когда ни о каком самовоспламенении газа не могло быть и речи. По другой версии, вспышки могли быть электрическими разрядами, возникающими при смещении и трении подземных пластов горных пород. И опять же высказывалось предположение насчет автомобильных фар, а также выдвигалась гипотеза о преломлении света звезд и свечении фосфоресцирующих грибов, растущих на гнилом дереве (заодно автор заметил, что способностью фосфоресцировать обладают и морские водоросли). Среди возможных причин в статье даже упоминался «эффект Новой Земли», иногда возникающий при резких различиях температуры в нижних слоях атмосферы. Этот эффект, как известно, заключался в том, что солнечные лучи, попав в холодный приземной слой воздуха и многократно отражаясь от поверхности Земли и более теплого верхнего слоя, распространяются на большие расстояния и создают свечение в месте, значительно удаленном от источника света. В заключение автор статьи предложил последнюю гипотезу, согласно которой необъяснимое свечение могло представлять собой не что иное, как «огни святого Эльма», возникающие на остроконечных предметах в результате электрического разряда в атмосфере.

Иными словами, все это означало, что причиной появления огней на кладбище могло быть что угодно.

Несмотря на то что в этих статьях Джереми не нашел для себя ничего нового, они помогли ему упорядочить информацию. Он все больше склонялся к мысли, что причину огней следовало искать в особенностях местного рельефа. Это была бескрайняя равнина с одиноко возвышавшимся на ней холмом Райкерс-Хилл. Кроме того, кладбище, как известно, оседало, а значит, на этом участке концентрировался наиболее плотный туман, что создавало условия для различных оптических эффектов, возникающих при преломлении или отражении световых лучей.

Оставалось найти источник света, а для этого нужно было выяснить, когда впервые заметили огни на кладбище. Причем важно было установить не приблизительные рамки, а как можно более точную дату, чтобы затем, ориентируясь на нее, узнать, что происходило в городе и его окрестностях в это время. Если тогда здесь проводилось крупное строительство (например новой фабрики) или имело место что-то подобное, то нужно было тщательно проанализировать эти данные и определить, откуда именно мог исходить свет. Если же самому Джереми удалось бы увидеть огни – на что он в общем-то не очень рассчитывал, – то тогда, возможно, все было бы еще проще. После появления огней следовало проверить все возможные версии: в первую очередь – понаблюдать за ближайшей дорогой, чтобы зафиксировать, не проедет ли по ней автомобиль, а если первая гипотеза не подтвердится – обследовать территорию вблизи кладбища и отметить расположение жилых домов, в которых горит свет. Также следовало рассмотреть версию о том, что источником света могли быть фары машин, проезжавших по шоссе, или огни проходивших по реке судов.

Вновь просматривая книги, Джереми выписывал сведения, касавшиеся происходивших в городе изменений – особенно на рубеже девятнадцатого-двадцатого веков.

Список получился довольно внушительный. На начало двадцатого века пришелся бум одноэтажного строительства в Бун-Крике: в этот период – с 1907 по 1914 год – застраивали северную часть города. Старый порт, существовавший здесь с давних времен, впервые был расширен в 1910 году, потом – в 1916-м и последний раз – в 1922-м; в окрестностях города велась активная добыча камня и фосфора. Железная дорога появилась здесь в 1898 году, и строительство железнодорожных веток продолжалось до 1912 года. В 1904 году завершили сооружение эстакады через реку, а в период с 1908 по 1915 год открыли три крупных промышленных предприятия: ткацкую и бумажную фабрики и фосфорный рудник. До настоящего времени продолжала работать только бумажная фабрика: ткацкую закрыли четыре года назад, а рудник – в 1987 году, так что эти два предприятия можно было с уверенностью исключить из числа возможных источников света.

Джереми еще раз просмотрел свои записи, проверил, правильно ли записал даты, и сложил книги в аккуратную стопку, чтобы Лекси удобно было их унести. Он устало откинулся на спинку стула, потянулся и взглянул на часы. Почти полдень. Джереми с удовлетворением подумал о том, что утро прошло не зря, и украдкой посмотрел на открытую дверь.

Лекси так ни разу и не зашла, чтобы узнать, как у него дела. В некотором роде ему даже нравилось, что она вела себя так непредсказуемо и что он никакие мог ее разгадать. Интересно было предположить, как развивались бы события, если бы она жила в Нью-Йорке или где-нибудь недалеко от него. Могли бы между ними завязаться какие-то отношения? Лекси не дала ему поразмышлять на эту тему, внезапно появившись в дверях.

– Ну, как дела? – спросила она. – Как продвигается работа?

Джереми обернулся:

– Все хорошо, спасибо.

– А я собираюсь пойти перекусить, – надевая куртку, сказала Лекси. – Может, и вам что-нибудь принести?

– Вы собираетесь в «Гербс»? – спросил Джереми.

– Нет, что вы, в «Гербсе» слишком шумно. То, что вы видели там утром, – только цветочки, а во время ленча там творится нечто невообразимое. Я обычно хожу в другое кафе… Так вам купить что-нибудь?

Джереми на секунду заколебался: рискнуть или нет?

– А вы не будете против, если я составлю вам компанию? Я все утро, не разгибаясь, корпел над книгами, и теперь мне не помешало бы немного размяться. К тому же я буду рад узнать что-нибудь новое о вашем городе. Может, вы заодно проведете для меня небольшую экскурсию? – Джереми секунду помолчал и добавил: – Ну, если, конечно, вас это не затруднит.

Лекси уже готова была сказать решительное «нет», но тут в ушах у нее снова зазвучали слова Дорис, и она заколебалась. Согласиться или отказаться? Рассудок изо всех сил сопротивлялся, но мнение Дорис в конце концов оказалось решающим.

– Ну что ж, пойдемте, если хотите, – великодушно позволила Лекси. – Только предупреждаю: у меня в распоряжении всего час. Едва ли я успею вам многое показать.

Согласие Лекси было для Джереми не менее неожиданным, чем для нее самой. Он застыл на мгновение и, опомнившись, бросился за ней вслед.

– Немного – тоже хорошо, – бодро заявил он. – Я стараюсь использовать любую возможность получше узнать это место.

– Наш захолустный городок, вы хотите сказать?

– Я не говорил «захолустный городок». Это ваши слова.

– Да, вы так не говорили, но в отличие от меня вы так думаете. А я люблю свой город.

– Я в этом не сомневаюсь, – заметил Джереми. – Иначе что заставило бы вас жить здесь?

– Да, вы правы. И жить в Бун-Крике мне нравится гораздо больше, чем в Нью-Йорке.

– Так вы жили в Нью-Йорке?

– Да, на Манхэттене. На Западной Шестьдесят девятой улице.

Едва не споткнувшись от удивления, Джереми остановился.

– Да ведь это всего в нескольких кварталах от того места, где живу я!

– Видите, как тесен мир, – улыбнулась Лекси и с независимым видом зашагала дальше.

– Вы, наверное, пошутили? – спросил Джереми, догнав ее у лестницы.

– Ничуть. Я жила там почти год со своим бойфрендом. Он работал в банке «Морган Стенли», а я проходила стажировку в библиотеке Нью-Йоркского университета.

– Это просто невероятно…

– Что именно кажется вам невероятным? То, что я жила в Нью-Йорке, а потом уехала? Или что я жила неподалеку от вас? Или что я жила со своим бойфрендом?

– Да нет, все это вполне правдоподобно, – сказал Джереми. – Просто для меня это полная неожиданность.

Ему трудно было представить, что библиотекарша из маленького захолустного городка жила когда-то на Манхэттене неподалеку от его дома. Заметив выражение его лица, Лекси рассмеялась.

– Да, все вы одинаковы, – сказала она.

– Кто это мы?

– Да вы, ньюйоркцы. Вы живете с уверенностью, что в мире нет более замечательного города, чем Нью-Йорк, и вам не приходит в голову в этом усомниться.

– Да, это так, – согласился Джереми. – Но дело в том, что любому другому городу действительно далеко до Нью-Йорка. Это объективная реальность, и доказывать обратное – просто смешно.

Лекси выразительно посмотрела на него, словно говоря: «Надеюсь, вы пошутили и не хотели меня обидеть?»

Джереми уловил ее недовольство и с невинным видом пустился в объяснения:

– Ну, сами посудите – разве можно сравнить, например, «Гринлиф коттеджес» с каким-нибудь из нью-йоркских отелей вроде «Времена года» или «Плаза»? По-моему, это совершенно очевидно. Разве вы не согласны?

Лекси с негодованием посмотрела на Джереми, возмущенная его самоуверенностью, и решительно прибавила шагу, недоумевая, как Дорис, при всей своей проницательности, могла так заблуждаться насчет этого человека.

Джереми, однако, продолжал стоять на своем:

– Ну почему вы не хотите признать этого? Ведь вы же знаете, что я прав.

Они подошли к выходу, и Джереми, открыв дверь, галантно пропустил Лекси вперед. Пожилая женщина, сидевшая за стойкой в вестибюле, проводила их внимательным взглядом. Лекси терпеливо хранила молчание, но как только они вышли на улицу, она повернулась к нему и резко сказала:

– А вам не кажется, что человеческие отношения намного важнее гостиничного комфорта? В нашем городе все знают друг друга, и отношения здесь строятся на взаимном доверии. Дети у нас могут играть на улице до позднего вечера, а родители не боятся, что с ними случится что-то плохое.

Джереми протестующе поднял руку:

– Позвольте, но я не говорил, что комфорт – важнее всего. Я сам вырос в маленьком тихом квартале, где все были знакомы и относились друг к другу по-родственному. Так что не сомневайтесь, я умею ценить добрые человеческие отношения, и все, о чем вы рассказывали, мне понятно. Я согласен, это прекрасно, когда ты можешь доверять соседям и не бояться за своих детей, зная, с кем они дружат и где гуляют. Там, где мы жили, мои родители всегда были за меня спокойны. На улицах нашего квартала за нами, детьми, всегда было кому присмотреть… Так что и в Нью-Йорке есть места, где люди живут посемейному, как у вас в Бун-Крике. Все зависит от района. На Манхэттене, конечно, оседают в основном молодые люди, делающие карьеру. Но пойдите, например, в «Парк-Слоуп» в Бруклине или в «Асторию» в Куинсе – и вы увидите, что дети и подростки преспокойно гуляют там в парках, играют в футбол и баскетбол и, в общем, проводят время ничуть не хуже, чем у вас в Бун-Крике.

– Похоже, вы довольно много размышляли на эту тему, – сказала Лекси, сожалея, что была слишком резка с Джереми. Однако он, казалось, не собирался на нее обижаться.

– Да, – подтвердил он. – И поверьте мне, если бы у меня были дети, я бы не остался на Манхэттене. У меня куча племянников и племянниц, и все они живут в тихих районах Нью-Йорка, где полно детей и где за ними есть кому проследить. И отношения между людьми там во многом такие же, как у вас здесь.

Лекси молчала, размышляя о том, насколько правдивыми были его слова.

– Послушайте, – обратился к ней Джереми. – У меня нет ни малейшего желания спорить. Я просто хочу сказать, что для детей главное – любовь и забота родителей, а где они живут, по большому счету не имеет значения. И по-моему, не стоит идеализировать маленькие города. Я уверен, и там есть дети, которые доставляют родителям немало хлопот. Ведь дети есть дети, где бы они ни жили. – Джереми улыбнулся, давая понять, что ничуть не обиделся на Лекси за ее резкость. – Да, что-то я не совсем понимаю, почему наш разговор перешел на детей. В общем, предлагаю считать тему закрытой. А вы помните, с чего все началось? Я ведь просто выразил удивление тем, что вы жили в Нью-Йорке всего в нескольких кварталах от меня. – Он сделал паузу. – Ну что – мир?

Лекси посмотрела на него и вздохнула. Возможно, он был прав. Нет, он, несомненно, был прав. Это она начала нелепый спор. И все из-за ужасной путаницы в мыслях, которую спровоцировала своими словами Дорис. Нужно было, несмотря ни на что, сохранять спокойствие.

– Мир, – наконец кивнула она. – Но с одним условием.

– С каким же?

– Мы поедем на вашей машине. Я сегодня пришла в библиотеку пешком.

– Отлично, – сказал он, радуясь заключенному миру. – Сейчас только найду ключи.

 

* * *

 

Они были еще не очень голодны, и Лекси привела Джереми в миленький продуктовый магазинчик, где они взяли коробку крекеров, две порции фруктового салата, несколько упаковок сыра и две бутылки «Снэппла».

– Ну так что вам хотелось бы посмотреть? – спросила Лекси, когда они снова сели в машину.

– Райкерс-Хилл. Ведь там есть дорога, ведущая на вершину?

Лекси кивнула:

– Да, есть, если это можно назвать дорогой. Раньше по ней возили лес с холма, а теперь туда забредают разве что охотники на оленей. Дорога очень неровная и каменистая, так что не знаю, захотите ли вы ехать туда на своей машине.

– Ничего страшного, – сказал Джереми. – Машину я взял напрокат. И к тому же я уже привык к вашим дорогам.

– Ну ладно, – пожала плечами Лекси. – Только не говорите потом, что я вас не предупреждала.

В молчании они выехали из города, миновали кладбище Седар-Крик и проехали по маленькому мосту. Дальше дорога тянулась между становившимися все гуще зарослями деревьев. Голубое небо постепенно скрылось за серыми тучами, заставившими Джереми вспомнить зимний полдень в Нью-Йорке. Время от времени в небе появлялись стаи скворцов, которые летели так слаженно, словно их связывали невидимые нити.

Лекси, ощутив неловкость от затянувшегося молчания, стала рассказывать обо всем, мимо чего они проезжали: о затеянных местными властями строительных проектах, но так и не доведенных до конца, о местной флоре, о кладбище Седар-Крик. По левую сторону вырисовывались неясные очертания холма. Окруженный тусклым светом, Райкерс-Хилл казался мрачным и таинственным.

Джереми помнил, что в прошлый раз, когда ехал по этой дороге, он повернул назад где-то тут. Как оказалось, он совсем немного не дотянул до дороги на холм. Подавшись вперед на сиденье, Лекси внимательно осмотрелась и сказала ему:

– Скоро будет поворот. Сбавьте скорость, чтобы не пропустить его.

Джереми поехал медленнее, а она продолжала сосредоточенно смотреть в окно. Кинув на нее быстрый взгляд, он заметил небольшую морщинку между ее слегка нахмуренными бровями.

– Так, так… а вот и поворот, – сказала Лекси, махнув рукой в сторону.

Да, она была права: едва ли это можно было назвать дорогой. Гравий, ухабы и рытвины – все было даже хуже, чем на подъезде к «Гринлифу». Машина тряслась и подпрыгивала, И Джереми вынужден был поехать еще медленнее.

– Райкерс-Хилл – собственность штата? – спросил он. Лекси кивнула:

– Да, штат купил эту землю у какой-то крупной лесопромышленной компании – вроде «Уэйерхаузер» или «Джорджиа пасифик». Точно не знаю – я была тогда совсем маленькой. Этот холм – историческое место, представляющее интерес для краеведения. Однако с тех пор, как его купили, он так и заброшен. Власти даже не разбили там парк.

Дорога сужалась, и кроны высоких сосен смыкались над ней. В то же время, по мере продвижения вверх, поверхность петлявшей зигзагом дороги становилась ровнее. По обе стороны от нее были видны охотничьи тропинки, шедшие в глубь зарослей.

Лес начал редеть, и вверху снова появилось небо. На вершине холма деревья были чахлые, поврежденные бурями и грозами. Многие оказались сломаны ветром и расколоты молниями, и примерно треть из них продолжали стоять, выдерживая натиск стихий. Когда дорога наконец перестала подниматься в гору и они поехали по ровной местности, Лекси сделала Джереми знак остановиться, и они вышли из машины.

Лекси шла, скрестив на груди руки. Здесь, на вершине холма, воздух казался гораздо холоднее, а ветер был резким и пронизывающим. Над холмом кружил краснохвостый сарыч. Облака тут уже не выглядели бесформенными, и можно было легко различить все изгибы и завитки причудливых фигур, проплывавших по небу. Сверху был виден весь город: крыши домов, прижавшихся друг к другу или разбросанных вдоль дорог, одна из которых вела к кладбищу Седар-Крик. Сразу за городом виднелась река, воды которой блестели, как расплавленное железо. Автомобильный мост и живописно возвышавшаяся за ним железнодорожная эстакада тоже были как на ладони. Присмотревшись внимательнее, Джереми разглядел казавшееся крохотным здание библиотеки и даже смог найти то место, где должна быть его гостиница, хотя ее домики затерялись среди их деревьев.

– Какой потрясающий вид, – сказал он наконец.

Лекси указала на одну из окраинных улиц города:

– Видите вон тот маленький домик? Тот, который стоит немного особняком, возле пруда? Вот там я и живу. А чуть дальше, неподалеку – видите? Это дом Дорис, где прошло все мое детство. Порой, когда была маленькой, я смотрела на этот холм и представляла, как было бы здорово увидеть отсюда весь город. – Джереми улыбнулся, и она продолжила: – Подростками, мы с друзьями иногда забирались на этот холм и могли сидеть здесь часами. Летом огни домов сверкают, как звезды. А светлячки!.. Их так много в июне, что кажется, будто в воздухе сияет огнями еще один город. Как ни странно, на этот холм редко кто приходит, хотя все знают, насколько здесь красиво. И мы с друзьями всегда считали это место своим. – Лекси замолчала, чувствуя, что ее охватило необъяснимое волнение. – И однажды мы тут попали в такую историю, – продолжила она. – Ожидалась сильная гроза, и мы с друзьями решили отправиться на холм, чтобы полюбоваться ею с самого верха. У одного из нас был пикап – огромная такая махина, которая могла проехать где угодно. На нем мы сюда и добрались. Нам ужасно хотелось посмотреть, как молнии будут прорезать небо прямо над нашими головами. Мы совсем не думали о том, что будем во время грозы находиться на самом опасном месте в округе. Когда засверкали молнии, мы сначала были в полном восторге. Молнии освещали небо яркими вспышками, и после каждой мы считали вслух, ожидая удара грома – ну, вы понимаете, чтобы узнать, как далеко была молния. Однако вскоре до нас дошло, что мы находимся в самом эпицентре грозы. Подул такой сильный ветер, что наша машина чуть не перевернулась, а дождь так хлестал, что ничего не было видно. А потом молнии стали ударять в окружавшие нас деревья, и их вершины, искрясь, разлетались в щепки. Земля под ногами дрожала.

Пока Лекси говорила, Джереми внимательно смотрел не нее. Она впервые рассказывала о себе, и он пытался представить, какой она была раньше, например, когда училась в школе. Кем она тогда была? Заводилой, лидером? Или наоборот – тихой, задумчивой девочкой, проводившей большую перемену в библиотеке? Но конечно, все это уже далеко в прошлом. Какое сейчас имело значение, какой Лекси была в школе? С тех пор она могла измениться. Но как бы то ни было, слушая ее, он не мог точно сказать, какая она сейчас.

– Могу представить, в каком вы были ужасе, – сказал Джереми. – А кстати, знаете, что температура молнии достигает пятидесяти тысяч градусов? – Он выразительно посмотрел на нее. – Это в десять раз выше температуры поверхности Солнца.

Лекси улыбнулась:

– Нет, этого я не знала. Но нам и так было страшно. Большего ужаса, чем тогда, мне в жизни не приходилось испытывать.

– Ну а что было дальше?

– Гроза закончилась, и, придя в себя, мы поехали домой. Все это время моя подруга Рейчел так сильно стискивала мою руку, что у меня на коже остались следы от ее ногтей.

– Рейчел? Это, случайно, не она работает сейчас официанткой в «Гербсе»?

– Да, это она, – сказала Лекси и, скрестив на груди руки, хитро на него посмотрела: – А что, она настойчиво добивалась вашего внимания, когда вы сегодня там завтракали?

– Нет, – немного замялся Джереми, – я бы так не сказал. Просто у нее… довольно эксцентричная манера поведения – только и всего.

– Да, Рейчел такая, – рассмеялась Лекси. – Я хорошо ее знаю, в школе мы были лучшими подругами, я считала ее почти сестрой. Да и сейчас я к ней очень хорошо отношусь. Но, понимаете, потом, после колледжа, Нью-Йорка… когда я вернулась, все стало по-другому. Мы с ней просто как-то раздружились. Поймите меня правильно: она хорошая, добрая девушка, я не могу сказать о ней ничего плохого, но…

Лекси замолчала, и Джереми пристально взглянул на нее.

– Вы стали смотреть на мир по-другому? – спросил он.

Она вздохнула:

– Да, наверное, дело в этом. – Думаю, такое случается с каждым, когда он взрослеет, – сказал Джереми. – Человек лучше узнает себя, ставит перед собой иные цели, а потом вдруг обнаруживает, что некогда близкие ему люди уже не понимают его, не видят того, что видит он. И хотя в душе человек сохраняет теплое отношение к друзьям детства и юности, он от них отдаляется. Это совершенно нормальное и закономерное явление.

– Я понимаю. Однако в таком маленьком городе, как наш, все обстоит значительно сложнее. У нас не очень много тридцатилетних людей, а тех, кто к этому возрасту не обзавелся семьей, и того меньше. Так что круг общения у нас чрезвычайно узкий.

Джереми понимающе кивнул и внезапно улыбнулся:

– Вы сказали «тридцатилетних»?

Лекси вспомнила, как вчера он пытался угадать ее возраст.

– Ну да, – сказала она, пожав плечами. – Что поделаешь, годы идут.

– Да, идут, но только не для вас, – произнес Джереми. – И себе я люблю повторять то же самое. Когда меня начинают одолевать мысли о том, что молодость уходит, я поступаю так: надеваю широкие штаны, которые едва держатся на бедрах, бейсболку козырьком назад и отправляюсь бродить по центральным улицам, слушая рэп.

Лекси невольно засмеялась, представив его в таком виде. Несмотря на холодный ветер, ей стало тепло от внезапной мысли, что с ним приятно общаться. Она пока не могла понять, нравится ей Джереми или нет, и разобраться в своих чувствах ей никак не удавалось. А это означало, что лучше вообще избегать каких бы то ни было чувств.

– Да, как я уже поняла, вы придаете большое значение стилю одежды, – пошутила она.

– Конечно, это очень важно. Вспомните хотя бы, какое впечатление я вчера произвел тут на всех – в том числе и на вас – своим черным нарядом.

Она рассмеялась и после небольшой паузы спросила:

– Наверное, вам, как журналисту, приходится много ездить?

– Обычно у меня бывает по четыре-пять поездок в год – каждая примерно по две недели.

– Ну и что – вы оказывались когда-нибудь в таком городе, как наш?

– Нет, – признался он, – не оказывался. Я много где побывал, и каждое место запомнилось мне чем-то особенным, но, если честно, такого города, как ваш, я еще не видел. А где бывали вы? Я имею в виду, конечно, кроме Нью-Йорка.

– Я училась в Университете Северной Каролины, в Чепл-Хилле, и довольно долго жила в Роли. И еще я была в Шарлотте, когда училась в школе, в выпускном классе. Футбольная команда Бун-Крика вышла тогда в финал чемпионата штат, и почти весь наш город отправился в Шарлотт болеть за них. Когда мы туда ехали, колонна автомобилей растянулась по шоссе на четыре мили. Представляете? Ну и еще, в начальной школе, нас возили однажды всем классом на экскурсию и Вашингтон. Вот и все. А за границей и тем более за океаном я никогда не была.

Рассказывая, Лекси чувствовала, как мало, по сравнению с Джереми, она видела в своей жизни. Словно прочитав ее мысли, он улыбнулся:

– В Европе вам бы понравилось. Старинные церкви, великолепный сельский пейзаж, городские площади и бистро, спокойный, размеренный образ жизни… я уверен, все это пришлось бы вам по душе.

Лекси задумчиво прикрыла глаза. Это была хорошая мысль, но…

Вот в этом-то и все дело. В этом «но». Всегда было какое-то «но». Жизнь, к сожалению, устроена так, что новые увлекательные возможности открываются крайне редко, да еще и не каждому человеку удается ими воспользоваться. Разве сама Лекси, например, могла бы отправиться путешествовать? На кого она оставила бы Дорис и библиотеку? И зачем Джереми вообще ей это сказал? Чтобы подчеркнуть, насколько больше ее он видел и насколько шире его горизонты? Так Лекси и сама это прекрасно знала, хотя признаваться в этом было не очень приятно.

Однако в то же время внутренний голос говорил ей, что, возможно, Джереми, напротив, хотел польстить ей своими словами Может, он таким образом рассчитывал дать ей понять, что не считал ее провинциальной и, наоборот, был уверен, что она чувствовала бы себя хорошо в любом городе мира.

– Я всегда мечтала путешествовать, – вдруг призналась Лек-си. – Замечательно, когда есть возможность посмотреть мир. – Согласен. Но, поверьте, для меня самое интересное в путешествиях – возможность узнавать новых людей. Вспоминания о поездках, я прежде всего думаю о тех людях, с которыми я познакомился, а не о том, что я видел. – Вы говорите как романтик, – сказала Лекси. О, Джереми Марш умел быть неотразимым. Донжуан и романтик-идеалист в одном лице; журналист, путешествующий по всему миру и с сентиментальной нежностью вспоминающий родной квартал; человек, живущий в огромном мегаполисе и не утративший представления о вечных ценностях. Несомненно, он обладал исключительной способностью располагать к себе людей – и особенно женщин. Подумав об этом, Лекси снова вспомнила, каким он показался ей при первой встрече.

– Может быть, я и в самом деле романтик, – сказал Джереми, бросив на нее быстрый взгляд.

– А знаете, что мне нравилось в Нью-Йорке? – Лекси решила сменить тему разговора.

Он с интересом посмотрел на нее.

– Мне нравилось, что там жизнь бурлит. Все постоянно куда-то спешат – пешком и в такси, по улицам движется нескончаемый поток людей и машин в любое время суток. Там всегда можно куда-то пойти, открыть для себя что-то новое. Для того, кто вырос в маленьком городе, это так необычно. Почти как жизнь на другой планете.

– И почему же вы там не остались?

– Я могла бы остаться, но все же этот город не для меня. Да и изначально это был не мой выбор – я приехала в Нью-Йорк из-за одного человека.

– Понятно, – сказал Джереми.

Она продолжила рассказ:

– Мы начали встречаться в колледже. Он казался мне… даже не знаю, как выразить, – наверное, самим совершенством. До колледжа он жил в Гринсборо. Он был из хорошей семьи, очень умный и необычайно красивый. Любая девушка могла потерять от него голову. И я не устояла, готова была ехать за ним хоть на край света.

– Вот как? – заметил Джереми.

Лекси сдержала улыбку. Ни одному мужчине не нравится, когда женщина при нем с восхищением говорит о другом, особенно если с тем, другим, ее связывали серьезные отношения.

– Первый год у нас все было замечательно. Мы даже планировали пожениться. – Она задумалась, вспоминая прошлое, и глубоко вздохнула. – Я поступила на стажировку в библиотеку Нью-Йоркского университета, Эвери работал на Уолл-стрит. Все было хорошо. Но однажды я застала его в постели с другой женщиной, и это открыло мне на него глаза – я поняла, что он далеко не такой, каким я его себе представляла. В тот же вечер я собрала свои вещи и уехала из Нью-Йорка. Я вернулась в Бун-Крик и больше никогда не видела Эвери.

Усилившийся ветер со свистом взмывал вверх по склонам холма, принося с собой запах земли.

– Вы еще не проголодались? – спросила Лекси, снова желая сменить тему. – Знаете, гулять здесь с вами, конечно, хорошо, но, думаю, не мешало бы и перекусить. Какой может быть разговор на голодный желудок?

– Да, я уже умираю с голоду, – признался Джереми.

Они вернулись к машине и, устроившись на переднем сиденье, принялись за ленч. Джереми открыл коробку крекеров и посмотрел вокруг. Пейзаж за окном не впечатлял. Он завел машину и отъехал в другое место, откуда открывался более живописный вид.

– Итак, вы вернулись сюда и стали работать в библиотеке…

– Да, – сказала Лекси. – Я работаю там уже семь лет. Быстро произведя подсчеты, Джереми пришел к выводу, что ей сейчас примерно тридцать один год.

– Ну а личная жизнь как у вас складывалась с тех пор? – спросил он.

Зажав между колен контейнер с фруктовым салатом, Лекси отломила кусочек сыра и положила на крекер. Она поколебалась, но все же решила, что ничего страшного не случится, если она ответит на вопрос Джереми. Он так или иначе скоро уедет.

– Нормально, – пожала плечами Лекси. – У меня было здесь несколько романов.

Она рассказала ему о юристе, враче и Родни Хоппере, умолчав, однако, о Мистере Ренессансе.

– Ну что ж… похоже, вам не на что жаловаться, – сказал он.

– Это точно, – поспешила согласиться она. – Но наверное, и вас жизнь не обижает?

– Разумеется, нет. Иногда, конечно, бывают и разочарования, но я думаю, это вполне естественно.

– И тогда вы надеваете широкие штаны… и так далее и тому подобное?

– Совершенно верно, – улыбнулся Джереми. Он взял несколько крекеров и, расположив их у себя на коленях, стал раскладывать сверху кусочки сыра. Потом он поднял глаза и серьезно посмотрел на нее: – Вы позволите задать вам деликатный вопрос? Если хотите, можете не отвечать. Я не буду настаивать, просто мне было бы интересно узнать.

– Я уже рассказала вам о своей личной жизни. Что еще более «деликатное» вы хотите узнать?

Джереми немного смущенно пожал плечами, и внезапно Лекси ясно представила, каким он был в детстве: узкое мальчишеское лицо, коротко подстриженная прямая челка, перепачканные джинсы и рубашка.

– Ладно, – великодушно позволила она. – Давайте, спрашивайте.

Джереми упорно смотрел на фруктовый салат, словно не желая встречаться с ней взглядом.

– Когда вы показывали мне панораму города, то упомянули, что выросли в доме своей бабушки.

Лекси кивнула. Она давно ждала этого вопроса.

– Да, я росла у бабушки, – подтвердила она.

– Но почему?

Лекси посмотрела в окно и по привычке стала искать глазами ведущее из города шоссе. Остановив взгляд на нем, она принялась рассказывать:

– Мои родители возвращались домой из Бакстона. Это было их любимое место – там они поженились и туда всегда ездили отдыхать. У них был домик на берегу. Добираться было не очень удобно, но мама считала, что это красивейшее место на свете. Папа даже купил лодку, чтобы можно было переправляться туда, не дожидаясь парома. Этот домик был их райским уголком, куда они сбегали вдвоем от житейской суеты. Там есть красивый маяк, который виден издалека… Иногда я теперь тоже езжу туда, чтобы от всего отдохнуть.

Губы Лекси тронула легкая улыбка, и она немного помолчала.

– Они возвращались домой поздно вечером и устали. Дорога в Бакстон занимает около двух часов – даже если не нужно ждать парома. Вероятно, папа заснул за рулем, и машина упала с моста. Ее обнаружили и вытащили только утром. Вот так погибли мои родители.

Джереми некоторое время сидел молча.

– Это ужасно, – сказал он наконец. – Сколько вам тогда было лет?

– Два года. Той ночью я была у Дорис. Утром бабушка с дедушкой поехали в больницу, а потом объяснили мне, что теперь я всегда буду жить с ними. И знаете, восприятие случившегося было у меня очень странное. Я всегда знала, что произошло с родителями, но никогда не воспринимала это как нечто реальное. Я росла, не чувствуя себя в чем-то обделенной, Бабушка с дедушкой были для меня как родители, только я звала их по именам. – Она улыбнулась. – Кстати, это они просили так их называть. Думаю, хотели, чтобы я воспринимала их не как бабушку с дедушкой, а как родителей, и в то же время знала, что у меня были настоящие мама и папа. – Лекси замолчала и посмотрела на Джереми. – Теперь моя очередь задавать вопросы, – наконец сказала она. – О себе я уже предостаточно рассказала, и, боюсь, вам ужасно наскучило слушать. Я имею в виду, конечно, не историю о моих родителях, я всю мою, так сказать, биографию. Наверное, моя жизнь слишком скучна по сравнению с вашей.

– Ну что вы, ваша жизнь вовсе не кажется мне скучной. Напротив, мне было очень интересно. Это все равно что листать новую книгу, находя на каждой странице что-то неожиданное.

– Очаровательная метафора. – Я не сомневался, что вы ее оцените. – Расскажите теперь что-нибудь о себе. Почему вы, например, решили стать журналистом?

В течение следующих нескольких минут Джереми рассказывал о своей учебе в колледже, о том, как собирался посвятить себя науке и как потом судьбе было угодно изменить его планы.

– Так, вы говорите, у вас пять братьев?

– Пять старших братьев, – кивнул Джереми. – Я был самым младшим в семье.

– Странно. Не могу представить вас с братьями.

– Почему?

– Вы кажетесь человеком, который был единственным ребенком у родителей.

Он покачал головой:

– Выходит, вы не унаследовали способности к ясновидению, которая передается у ваших родных из поколения в поколение. Какая жалость!

Лекси улыбнулась и отвела взгляд. Вдалеке кружил краснохвостый сарыч. Она положила ладонь на стекло и почувствовала его холод.

– Двести сорок семь, – задумчиво произнесла она.

– Что? – удивленно посмотрел на нее Джереми.

– Двести сорок семь женщин посетили Дорис, чтобы узнать, кто у них родится – мальчик или девочка. Когда я была маленькой, то интересом смотрела на беременных женщин, которые приходили к бабушке. Все они были чем-то похожи друг на друга – какой-то особенный блеск в глазах, свежесть кожи, радостное волнение. Недаром говорят, что беременные словно светятся изнутри. Помню, как мечтала, что когда-нибудь и я буду такой же. Дорис уводила пришедшую женщину на кухню, говорила с ней некоторое время, а потом брала за руку и неожиданно замолкала. Через несколько секунд бабушка сообщала женщине пол ее будущего ребенка. – Лекси тихо вздохнула. – И каждый раз она оказывалась права. Как я уже сказа-зала, у нее побывало двести сорок семь женщин, и ее предсказания неизменно сбывались. Дорис всегда записывала имя женщины, дату ее визита и свое предсказание в особую тетрадь. Так что вы можете в этом убедиться, если захотите. Она до сих пор хранит эту тетрадь на кухне.

Джереми невозмутимо