В ГОРОДЕ

 

 

Картина, представшая перед нами в моей квартире, была весьма живописная: заставленный бутылками стол, свеча, вставленная в горлышко одной из них, спящий за столом Николай с недопитым стаканом коньяка в руках, Юрка лежал на диване в объятиях какой-то полуголой девицы.

Я повернулся к Наташе и развел руками. Она только вымученно улыбнулась.

— Сейчас я вас устрою, — пообещал я. — Поскольку эти оболтусы здесь, то их комната свободна.

Однако на Юркиной кровати кто-то спал. Я подошел поближе и вздрогнул от неожиданности. Это был Фантомас, в миру Александр Иванович Паскевич, мой старинный друг и сокурсник, блестящий хирург-травматолог, трижды женатый и трижды разведенный, сложный конгломерат достоинств и пороков. Он лежал в одежде, уткнувшись носом в подушку и мелодично похрапывал. Густой запах перегара заполнил комнату. Наташа-маленькая заплакала.

— Сейчас, сейчас! — Успокоил я ее. — Сейчас ты поспишь, а завтра мы поедем смотреть лебедей.

— А где они? — спросила она, перестав плакать.

— На большом-большом озере! Там ты будешь жить с мамой в домике и к тебе приплывут лебеди.

— А они знают сказки?

— Наверное! Наташа, вам придется устроиться на диване в кабинете.

— Мне все равно. Где-нибудь… я и так уже причинила вам много хлопот…

Устроив маму с дочкой, я прошел в спальню.

Я уже понимал, что Елены нет дома, но какая-то смутная надежда оставалась. Собственно, она была неплохим человеком, если бы не это настойчивое стремление попасть за рубеж.

Огарок почти догорел. В спальне кто-то спал, развалившись поперек кроватей. Это была не Елена, скорее всего, одна из подружек моих племянников.

Я прошел на кухню, так как страшно хотелось пить. Воды в кране, конечно, не было, но я нашел целую батарею бутылок минеральной воды. На столе лежала груда копченых колбас и две головки сыра. В углу стояли три ящика с банками консервов. Грабеж торговли был в полном разгаре.

Сердиться мне или радоваться? Пожалуй, радоваться, так как племянники были живы и, надо надеяться, здоровы.

Я вернулся в спальню, бесцеремонно подвинул девицу на одну из кроватей, отодвинул другую и сбросил свой защитный костюм. Одежда была мокрой от пота.

Я порылся в шкафу, нашел чистое белье и переоделся. Затем лег и мгновенно заснул.

Проснулся я, когда уже взошло солнце. Часы показывали одиннадцать. За дверью спальни слышались голоса и шаги. Одежда моя еще не просохла. Я нашел спортивный костюм, оделся и вышел.

Мои «обормоты» встретили меня опухшими физиономиями. Я взял бутылку коньяка и протянул ее Юрке.

— Иди, слей мне на руки.

Когда я вернулся в гостиную, на столе было прибрано. Обе девицы успели привести себя в порядок и скромно сидели на диване.

— Ну что ж! Будем знакомиться! — я назвал себя.

— Мы уже знаем, — ответила высокая блондинка, бывшая моя соседка по спальне. — Простите нас, что так получилось…

Ее звали Верой, а подругу, коротко стриженную брюнетку, Ириной.

— Так, что здесь произошло? — спросил я. — Где Елена, Александр Иванович?

— Он сейчас придет, — ответил Николай, — а Елена месяца два назад уехала, не сказав куда.

— Она месяц ждала от тебя ответа на письмо, — добавил Юра. — А кто это с тобой?

— Так, случайная попутчица. Кстати, где она?

— Спят еще. Разбудить?

— Нет, пусть спят. Вы мне пока расскажите, что здесь происходит, большая в городе смертность?

— Не знаем. Скорее всего, не очень. Но дело не в ней. Знаешь, когда прекратили работать радио и телевидение, потом и электричество пропало, люди будто с ума посходили. Начали грабить магазины, склады… Мы вот тоже притащили…

— Ну, а милиция?

— Ха! Милиция и начала! — вмешался Юрка.

— Потом пришли солдаты и стали стрелять в милицию. Мы, конечно, заперлись дома. В нашем районе более или менее спокойно. Правда… — он замялся.

— Что?

— Там, — он кивнул в сторону корпусов больницы, — много мертвых.

— Мое письмо получили? Я же написал вам еще месяц назад, чтобы вы немедленно ехали ко мне.

— Письмо мы не получали, а вот вчера пришел Александр Иванович и мы вместе с ним хотели ехать, но пока не раздобыли транспорт.

В это время в дверь трижды стукнули. Юрка пошел открывать. В гостиную вошел Сашка.

— Привет! — спокойно сказал он, будто мы с ним виделись только вчера и полез, как обычно, обниматься.

— Привет! Только объятия, ввиду осадного положения, отменяются!

— Вас понял!

— Ну, что там? — вопросительно взглянул на него Юрка.

— Стоит на месте. Никого нет, но кто его знает… может быть они спрятались… Надо подождать до темноты. Жаль, что нет оружия, кроме моего ружья.

— Оружие есть! — сообщил я. — Но, может быть, вы мне объясните о чем идет речь?

— Мы тут наметили подходящую тачку, но ее трудно взять!

— Ты имеешь в виду транспорт? Я ведь приехал на УАЗе, мы там все поместимся. Сейчас, пожалуй, и поедем.

Сашка снял зачем-то очки, протер и без того чистые стекла и бросил на меня загадочный взгляд. «Сейчас будет распускать павлиний хвост», — подумал я и не ошибся. Что-что, а производить эффект Александр Иванович обожал. Он выдержал паузу, все еще продолжая пристально смотреть на меня. Наконец произнес:

— В твой УАЗ, уважаемый профессор (он всегда в торжественные минуты называл меня так, хотя профессором я так и не стал), мы может быть и поместимся, но нам надо будет кое-что прихватить с собой для будущей жизни. Кроме того, вряд ли мы доедем на твоей машине благополучно, если учитывать, что в городе, да и за городом, полагаю, стреляют.

— Что же ты предлагаешь?

— Не я! Это заслуга нашего юного друга, — Саша церемонно поклонился Юре.

— Ну и что же предлагает наш юный друг?

«Граф» Паскевич начал было выдерживать новую паузу, но его опередил Юрка:

— Бронетранспортер!

Сашка обиженно глянул на него и сокрушенно покачал головой.

— Где же ты его возьмешь? — удивился я.

— Тут, рядом.

— Ты имеешь в виду воинскую часть?

— Угу. Там во дворе стоит эта штука.

— Ведь там охрана!

— Все уже давно разбежались. Кто пьянствует, кто грабит, а кто отправился домой. Может быть с десяток солдат, а то и меньше осталось. Ночью никто мешать не будет. Ворота там такие, что можно сходу сбить.

— Рискнем?! — оживился Николай.

Я задумался. Действительно, в такой ситуации бронетранспортер являлся лучшим видом транспорта. Но риск был велик!

— Мы рискуем большим, если будем возвращаться на УАЗе, — настаивал Юра. — Любой подвыпивший солдат может насквозь прошить его автоматной очередью.

— Но я не умею его водить, — возразил я.

— Не забывай, я служил в армии.

— Тут нечего уметь, я… — открыл было рот Сашка, но я его прервал:

— Я знаю, Саша, что у тебя масса достоинств, но их надо правильно распределять! Ты отлично стреляешь, но, насколько мне известно, ездишь ты только на велосипеде, да и то с риском для жизни окружающих.

Сашка окончательно обиделся, но в это время дверь кабинета открылась и в гостиную вошли Наташа с дочкой.

— Вот мы все и в сборе, — сказал я, познакомив Наталью с собравшимися. — Девочки! Займитесь пока нашими гостями, а мы тут продолжим обсуждение.

Я заметил, что появление Натальи произвело на моего друга впечатление. Он буквально преобразился. В лице появилось что-то орлиное, значительное… Вообще он был красивым мужчиной и прозвище «Фантомас» ему явно не подходило. Скорее оно было дано ему за крайнюю самоуверенность, которую люди, не знающие его так близко, как я, принимали за надменность. Его же павлинье самолюбование меня только забавляло. Сашку надо было принимать таким, каким он был. Я даже делал вид, что верю в его графское происхождение.

Год назад мы с ним поссорились. Я был у него на дне рождения. Жил он в маленькой холостяцкой квартирке на улице Топольной. Гостей пригласил он много и за столом было тесно. Я сидел стиснутый между районным депутатом и заведующим большим гастрономом. Знакомства у Паскевича были обширные и, как он показывал всем своим видом, «значительные». Напротив меня сидел певец не то из филармонии, не то из оперного театра. Он представлялся, но я не запомнил. Вскоре певец начал петь. Пел он так громко, что у меня разболелась голова и, не дождавшись окончания «концерта», я ушел домой. Сашка страшно обиделся. С тех пор мы не виделись.

— Ну, ладно! — продолжил я прерванный разговор. — Уговорили. Сегодня ночью попробуем, но со всеми предосторожностями. План разработаем на месте. Если все пройдет удачно, то мы задержимся в городе на несколько дней. Нужно будет найти еще несколько защитных костюмов… Ну, и посмотреть, что тут и как…

— А что с нами будет?

Я повернулся. В дверях стояли «подружки» моих племянников.

— С вами? Честно говоря, не знаю!

— Возьмите нас с собой!

Я переглянулся со своими ребятами.

— У вас здесь никого нет?

— Мы не местные. Я из Белоруссии, а Ира из Молдавии. Нам теперь не добраться домой. Да и вряд ли… — она замолчала.

 

День прошел относительно спокойно. Со стороны центра временами доносились выстрелы. Из окна были видны столбы черного дыма. В городе начались пожары. У нас же было спокойно. Люди старались обходить это место как можно дальше. Дом стоял отделенный от больничных корпусов густым парком. Деревья уже наполовину сбросили листву. Из окна кабинета можно было разглядеть подъезд большого больничного корпуса. У его крыльца обычно целый день сновали люди в белых халатах. Теперь там было пусто. За больничными корпусами тянулся высокий кирпичный забор, отделяющий больницу от воинской части. Через этот забор нам предстояло ночью проникнуть туда и угнать, если это удастся, бронетранспортер.

По всем канонам государства и права мы готовили особо опасное государственное преступление. Но ведь государства больше не существовало! Вряд ли в обозримое время оно вообще возродится. А раз не существовало государства, то не существовали армия, милиция, суд. Более того, армия и милиция, превратившись в группы вооруженных людей и разжившись как государственные органы, представляли собой особую опасность для безоружного населения. Именно солдаты, милиция и уголовные элементы — бывшие отбросы общества — в условиях отмены социальных законов, при общем экстремальном состоянии человечества, которое можно бы назвать социальным шоком, являлись основными источниками насилия и тех ужасов, которые сейчас разыгрывались в жилых кварталах города.

Поразительно, какой неустойчивой оказалась наша цивилизация! Случись такая эпидемия где-то в XIV — XV веках, человечество имело бы реальный шанс не только выжить, но и относительно быстро справиться с последствиями катастрофы. Чем дальше мы развивались, тем более ранимой оказывалась цивилизация. Чем больше росли мегаполисы, тем чувствительнее становились они к малейшим нарушениям снабжения водой, электричеством, авариям канализации и т. п. Парижу, например, потребовалось всего четыре дня, чтобы погибнуть. Мне вспомнился телерепортаж, запечатлевший дикие сцены трагедии, разыгравшейся на улицах этой столицы мира. Английскому корреспонденту удалось записать на пленку агонию города и передать запись в эфир.

Нарушения в системе управления привели к вспышке волны насилия со стороны вооруженных групп и формирований. В тех странах, где население имело право носить оружие, как ни странно, эти вспышки не имели столь пагубных последствий. Люди сами могли оказать сопротивление бандам насильников. После спада эпидемии небольшие изоляты, образовавшиеся повсеместно, подвергались нападению вооруженных шаек и, как правило, погибали. Выжили только те, кто успел обзавестись оружием.

Встреча с пьяными милиционерами на выезде из Острова рассеяла у меня последние иллюзии. Поэтому предложение Юрия, несмотря на всю рискованность и противозаконность предприятия, казалось мне оптимальным в нашем нынешнем положении.

 

Дождавшись ночи, мы вышли из дома и двинулись к забору воинской части. В котельной инфекционной больницы мы захватили лестницу. Бронетранспортер стоял там, где его раньше видел Юра. Было тихо. Окна казармы были темными. Мы с Николаем выбрали удобное место для прикрытия, взяв на прицел выходы из здания и ворота. Юра осторожно перелез через забор и, упав на землю, замер. Все тихо. Извиваясь ужом, он подполз к люку кабины бронетранспортера, встал и подергал ручку. Было так темно, что я не заметил, как он исчез в кабине машины. Минуты тянулись вечно. Наконец послышался шум двигателя. Бронетранспортер двинулся и, набрав скорость, врезался в ворота. Замки не выдержали и машина стремительно вылетела на улицу. Я думал, что сейчас из казармы выбегут солдаты и начнется пальба. Но во дворе было тихо.

Выехать из города этой ночью так и не пришлось. Убедившись, что казармы покинуты, мы вернулись в часть и основательно обшарили все склады. Замки на многих из них были сбиты. В помещениях царил разгром и беспорядок. В жилых помещениях одной из казарм я обнаружил мертвых. Некоторые из них лежали на лестничной клетке, другие во дворе. Рядом валялись автоматы. Те, которым удалось уйти с этого кладбища, в которое превратилась казарма, не стали даже подбирать оружие. Хорошо, что мы предварительно надели костюмы биозащиты. Иначе эта вылазка закончилась бы для нас так же, как и для хозяев части.

В гараже мы обнаружили несколько машин, в том числе два мощных ЗИЛа с крытыми брезентом кузовами. Из нас четверо могли водить машины, если считать Наталью. Поэтому, кроме бронетранспортера, мы решили захватить и эту пару ЗИЛов.

Кузов одной из них мы загрузили канистрами, оружием, боеприпасами. Самым ценным приобретением стали три десятка костюмов высшей биологической защиты, которые мы обнаружили в глубине одного из складов.

Было уже десять часов утра, когда мы закончили грабеж воинской части. Как говорится, аппетит приходит во время еды, и поэтому мы опорожнили еще несколько продовольственных и промтоварных магазинов. Когда мы ехали по городу, картина со стороны казалась, вероятно, впечатляющей.

Впереди шел бронетранспортер, башня которого угрожающе поворачивалась из стороны в сторону. За ним следовали ЗИЛы. Увидев нас, люди прятались в подъездах и подворотнях. Мы же подъезжали к магазину, сбивали замки, брали то, что считали нужным. К слову сказать, большинство магазинов уже были разграблены. Было много убитых.

Наконец нам посчастливилось найти совсем нетронутый склад и мы в течение трех часов загружали наш караван мукой, сахаром, бочками подсолнечного масла, ящиками с консервами и банками кофе. Наши дамы довольно активно участвовали в грабеже.

Мы уже заканчивали погрузку, как вдруг раздался пронзительный крик. Из-за угла выскочила девушка, а за нею, громыхая тяжелыми ботинками по асфальту и нещадно матерясь, бежали трое мужчин. Один из них уже догонял свою жертву. Я рванул с плеча автомат, но в это время рядом прозвучала очередь. Меня опередил Александр Иванович. Бежавший впереди упал. Двое других остановились на мгновение, а потом стремительно бросились в сторону. Одного пуля настигла на углу, другой успел скрыться. Девушка тоже упала. Я подбежал к ней, думая, что она ранена. Рядом со мной просвистела пуля. Я упал и послал автоматную очередь на звук выстрела. Стреляя из автомата мимо меня пробежал Юра. Через минуту он вернулся, держа в руках пистолет.

Теперь я мог внимательно рассмотреть спасенную. Это была девочка лет шестнадцати-семнадцати. Она не была ранена, но от страха потеряла сознание. Лицо ее было выпачкано, платье впереди разорвано почти до пояса, густые светлые волосы растрепаны, глаза прикрыты длинными темными ресницами. Она была красива той редкой красотой, которая обычно называется классической и с годами не меркнет.

К нам подошла Вера с бутылкой минеральной воды. Я прислонил горлышко бутылки к губам девушки. Она вздохнула и открыла глаза. Увидев склонившуюся над ней зеленую резиновую маску, испуганно вскрикнула. Я откинул шлем:

— Вы сможете подняться?

Она встала, но едва не упала снова. Я подхватил ее на руки и понес к машине. Оставив девушку на попечение женщин, я снова занялся погрузкой. Оставалось захватить соль.

Вскоре ко мне подошла Наталья.

— Какой ужас! Бедная девочка!

— Что с ней произошло?

— К ним в квартиру ворвались бандиты. Мать и отца убили, ее пытались изнасиловать. Она чудом вырвалась. Ее нельзя здесь оставлять!

— Я не против, но…

— Ни с кем в эти дни ни она, ни ее родители не контактировали, — быстро ответила Наталья.

— Ладно! — наконец решил я. — Только вот что! На складе есть несколько ящиков водки. Пусть вымоется ею и наденет защитный костюм. Ехать она будет одна в кузове. Там надо что-нибудь постелить. Пусть поспит, ей сейчас это необходимо.

Вскоре все было готово к отъезду. Евгения, так звали нашу спасенную, одетая в неуклюжий защитный костюм, заняла свое место и я уже хотел дать команду двигаться дальше, как вдруг меня за плечо тронул Николай.

— Посмотри, — он указал стволом автомата на перекресток.

Там, где лежал убитый Александром Ивановичем бандит, собралась свора собак.

— Они лижут кровь! — Николай хотел дать очередь, но его остановил Саша.

— Оставь!

— Нет, я не могу…

Николай дал очередь. Две собаки остались на месте, остальные разбежались.

— Напрасно! — пожал плечами Паскевич. — Чем мы лучше их?

— Что ты имеешь в виду? — повернулся к нему я.

— Ну, этот грабеж магазинов. Мы фактически занимаемся мародерством.

— То есть, грабим труп государства?

— Конечно! Я не вижу особой разницы в морали между ограблением трупа и его пожиранием!

— Что же ты предлагаешь?

— Ничего! Все правильно! Только нам придется выработать новую мораль…

— Мне кажется, что этот выбор сделан! Ладно! Поехали…

Мы посетили еще несколько магазинов, на этот раз промтоварных. В одном из них мы набрали ворох спортивной одежды, в том числе около сотни отличных лыжных костюмов, которые в нашем положении должны стать самой удобной одеждой.

Затем я, несмотря на протест своей команды, зашел в республиканскую библиотеку. Там мы отобрали несколько сот книг, в том числе и художественных, и погрузили все это в кузов.

— Будет ли у нас время читать все это? — скептически бросил Александр Иванович.

— Если не у нас, то у наших внуков! Знаешь, Саша, мне кажется, что эти книги — наиболее ценный груз из всего, что мы взяли… Жаль, что нельзя захватить больше…

Рядом с библиотекой пылало здание главпочтамта. Пожаров было больше в центре города. Горело прекрасное здание университета. В самом центре догорала древняя ратуша, еще две недели назад бывшая мэрией.

Под самый вечер, уже на выезде из города, мы остановились возле большой аптеки и пополнили груз медикаментами.

Если бы меня спросили, испытывал ли я хоть на мгновение угрызения совести, совершая грабежи магазинов и складов, скажу, что нет, ни малейшего. Мораль, как известно, — продукт социального развития и соответствует его уровню. С гибелью социальной организации мораль не гибнет вообще, ибо мораль, хотя и зависит от социального устройства общества, не является все же продуктом интеллекта личности. В сложившихся условиях социальная мораль превращается в протомораль, то есть, возвращается к своей первооснове, где моральным становится все то, что помогает выживанию в новых условиях существования. Если бы наше общество перед началом катастрофы достигло высшего социального и интеллектуального развития, допустим, некоего идеального уровня, возможно, что события не сопровождались бы социальным шоком и волной насилия. К сожалению, общество не однородно, как не однороден уровень протоморали. Многие люди, освобожденные от социальной организации общества, становятся источниками насилия по отношению к другим и дают начало цепной реакции варварства и беззакония, которая завершает катастрофу.

Вспоминая те дни, скажу, что у нас не было желания убивать или совершать насилие, но мы были готовы в любую минуту открыть огонь, если бы почувствовали хоть какую-то малейшую угрозу по отношению к себе. У нас не было выбора. Опоздать на секунду — значило погибнуть. А умирать никто не хотел.

Несмотря на то, что было довольно прохладно, в воздухе ощущался трупный запах. Он задерживался фильтрами защитных костюмов, но в них было так жарко! Синтетическая прорезиненная ткань не пропускала воздуха. Время от времени мы открывали шлемы и, зажимая носы, протирали запотевшие стекла.

Людей в городе не было видно. Мы без помех выехали из города и, остановившись километров через пятьдесят у небольшого леска, впервые за этот день поели.

— Вот уже никогда не думал, что буду мыть руки водкой! — Юра откупорил бутылку «Столичной» и отдал ее Николаю, подставляя руки для умывания.

Александр Иванович тоже вымылся и держал над огнем большой круг копченой колбасы, нацепив его на прут.

— Может, выпьем?

— Я за рулем.

— Вряд ли автоинспекция тебя задержит.

— Просто не хочется. Жарко. Может можно снять эти костюмы?

— Лучше не рисковать. А я все-таки немного выпью!

Паскевич полез в кузов ЗИЛа и вскоре вернулся, держа бутылку армянского коньяка.

— Будешь? — обратился он к Николаю.

— Нет.

Александр Иванович пожал плечами, откупорил бутылку и, слив немного на ладонь, тщательно протер горлышко. Но сделал только пару глотков.

— Что это с вами? Вчера вы так лихо пили. — Коля внимательно посмотрел на Паскевича, а потом неожиданно добавил:

— Знаете, я, наверное, вообще никогда пить не буду!

— Что так?

— Просто так, — ответил тот, не вдаваясь в подробности.

Александр Иванович задумчиво посмотрел на бутылку, затем, размахнувшись, бросил ее в кусты.

— Пожалуй, ты прав.

Небо было покрыто облаками. Только кое-где в их разрыве виднелись звезды. Те же звезды, что светили вчера, месяц, тысячелетия назад. Что нас ждало в будущем? Никто не знал.

Мы потушили костер и поехали дальше.