ВЫДЕРЖИВАЕТ ПРОВЕРКИ

Теории неверифицируемы, однако они могут быть

«подкреплены».

Часто предпринимались попытки описывать теории

не как истинные или ложные, а как более или менее

вероятные. Для этого специально была разработана

индуктивная логика, в рамках которой высказываниям

приписываются не только два значения «истина» и

«ложь», но также и степени вероятности. Логику тако-

го типа стали называть «вероятностной логикой». Со-

гласно мнению представителей вероятностной логики,

степень вероятности некоторого высказывания опреде-

ляется с помощью индукции. А принцип индукции либо

делает несомненным то обстоятельство, что полученное

путем индукции высказывание «вероятно значимо», ли-

бо делает это лишь вероятным, так как принцип индук-

ции в свою очередь сам является только «вероятно зна-

чимым». Однако с моей точки зрения, вся проблема

вероятности гипотез основана на недоразумении. Вме-

сто обсуждения «вероятности» гипотез мы должны по-

пытаться оценить, какие проверки, какие испытания

они выдержали, то есть мы должны установить, в ка-

кой степени гипотеза может доказать свою жизнеспо-

собность, выдерживая проверки. Короче говоря, мы

должны попытаться установить, в какой степени она

«подкреплена» *1

*' Я ввел в эту книгу термины «подкрепление» («corroboration»,

«Bewahrung») и «степень подкрепления» («degree of corroboration»,

«Grad der Bewahrung», «Bewahrungsgrad») потому, что мне нужен

был нейтральный термин для описания того, в какой степени гипотеза

выдерживает строгие проверки и, таким образом, «доказывает свою

устойчивость». Под «нейтральным» я понимаю термин, не связанный

с тем предубеждением, что гипотеза, выдержавшая проверки, стано-

79. Относительно так называемой верификации

гипотез

То, что теории неверифицируемы, часто упускают

из виду. Обычно говорят, что теория верифицирована,

если верифицированы некоторые предсказания, выве-

денные из нее. Можно, конечно, согласиться с -тем, что

такая верификация не вполне безупречна с логической

точки зрения и что высказывание никогда нельзя окон-

чательно обосновать посредством обоснования некото-

рых его следствий. Однако на такие возражения обычно

склонны смотреть как на вызванные излишней щепе-

тильностью. Конечно, верно, говорят нам, и даже три-

виально, что мы не можем достоверно знать, взойдет

ли завтра солнце, но этой недостоверностью можно пре-

небречь. Тот факт, что теории могут не только улуч-

шаться, но и фальсифицироваться новыми эксперимен-

тами, говорит ученым о вполне реальной возможности,

которая в любой момент может стать действитель-

ностью. Вместе с тем еще никогда теория не считалась

вится «более вероятной» в смысле исчисления вероятностей. Другими

словами, термин «степень подкрепления» я ввел главным образом

для получения возможности обсуждать проблему — можно ли «сте-

пень подкрепления» отождествлять с «вероятностью» (например,

в частотном смысле или в смысле Кейнса).

Мой термин «степень подкрепления» («degree of corroboration»,

«Grad der Bewahrung»), который я впервые ввел в дискуссии, прохо-

дившие в Венском кружке, Карнап перевел как «степень подтверж-

дения» («degree of confirmation») (см. [16, с. 427]), и термин «сте-

пень подтверждения» быстро получил широкое распространение. Мне

этот термин не нравится из-за некоторых связанных с ним ассоциа-

ций («делать прочным», «твердо устанавливать», «поставить вне сом-

нений», «доказать», «верифицировать»; термин «подтверждать» боль-

ше соответствует терминам «erharten» («делать твердым») или «bestatigen

» («удостоверять»), чем «bewahren» («оказываться пригод-

ным»)). Поэтому в письме к Карнапу (написанном, как мне кажется,

около 1939 года) я предложил использовать термин «подкрепление»

(«corroboration»). (Этот термин был мне подсказан Партоном.) Од-

нако Карнап отклонил мое предложение, и я принял его термин, счи-

тая, что дело не в словах, которые мы используем. Это объясняет,

почему в течение определенного времени я и сам использовал термин

«подтверждение» («confirmation») в некоторых своих публикациях.

Оказалось, однако, что я ошибался: ассоциации, связанные со

словом «подтверждение», к несчастью, вскоре дали о себе знать. Тер-

мин «степень подтверждения» («degree of confirmation») стал исполь-

зоваться, причем самим же Карнапом, как синоним (или «экспли-

кат») термина «вероятность» («probability»). Поэтому теперь я отка-

зываюсь от него в пользу термина «степень подкрепления» («degree

of corroboration»).

13—913 193

фальсифицированной благодаря внезапному нарушению

хорошо подтвержденного закона. Никогда не случалось

так, чтобы старые эксперименты вдруг давали новые

результаты. Бывали лишь случаи, когда новые экспери-

менты выступали против старой теории. Даже если

старая теория превзойдена, она часто сохраняет свое

значение как некоторый предельный случай новой тео-

рии; она все еще применяется с высокой степенью точ-

ности, по крайней мере в тех случаях, в которых она

успешно применялась ранее. Короче говоря, закономер-

ности, непосредственно проверяемые экспериментом, не

изменяются. Конечно, их изменение мыслимо или логиче-

ски возможно, однако эта возможность не учитывается

эмпирической наукой и не влияет на ее методы. Напро-

тив, научный метод предполагает неизменность естест-

венных процессов, или «принцип единообразия природы».

Можно было бы кое-что сказать по поводу этого

рассуждения, но оно не оказывает влияния на защи-

щаемый мною тезис. Это рассуждение выражает мета-

физическую веру в существование закономерностей в

нашем мире — веру, которую я сам разделяю и без ко-

торой нельзя было бы понять практическую деятель-

ность людей (см. [70, прил. *Х]). Стоящий же перед

нами вопрос, который в контексте нашего анализа при-

дает существенное значение неверифицируемости тео-

рии, имеет совершенно иную природу. В соответствии с

моей позицией по отношению к другим метафизическим

вопросам я и здесь не буду обсуждать аргументы за

или против веры в существование закономерностей в

нашем мире. Вместо этого я попытаюсь показать, что

неверифицируемость теорий имеет большое методологи-

ческое значение. Именно в этом плане я не согласен с

приведенным выше рассуждением.

Поэтому я буду считать относящимся к существу

дела лишь один пункт из этого рассуждения —ссылку

яа так называемый «принцип единообразия природы».

Мне кажется, что этот принцип весьма поверхностно

выражает важное методологическое правило, а также

еще одно правило, которое легко можно вывести из ана-

лиза неверифицируемости теорий*2.

*2 Я имею в виду следующее правило: любая новая система ги-

потез должна содержать или объяснять старые подкрепленные зако-

номерности.

Допустим, что солнце завтра не взойдет (но что мы

тем не менее будем продолжать жить и интересоваться

наукой). Если бы такое событие произошло, наука

должна была бы попытаться объяснить его, то есть вы-

вести его из законов. В этой ситуации существующие

теории, по-видимому, должны коренным образом быть

пересмотрены. Однако исправленные теорий должны

были бы не только объяснить создавшееся положение

дел: наш старый опыт также должен быть выводим из

них. Отсюда ясно, что с методологической точки зре-

ния принцип единообразия природы должен быть за-

менен постулатом инвариантности естественных зако-

нов относительно пространства и времени. Поэтому, я

думаю, было бы ошибочно утверждать, что природные

закономерности не изменяются. (Высказывание такого

типа нельзя ни защитить, ни опровергнуть.) Скорее

можно сказать, что если мы постулируем инвариант-

ность законов относительно пространства и времени, то

это является частью нашего определения закона приро-

ды; то же самое относится к постулату о том, что за-

кон не допускает исключений. Таким образом, с

методологической точки зрения возможность фальсифи-

кации подкрепленного закона отнюдь не лишена смыс-

ла. Она помогает нам выяснить, чего мы требуем и

чего мы ждем от законов природы. Что же касается

«принципа единообразия природы», то его можно рас-

сматривать как метафизическую интерпретацию некото-

рого методологического правила — аналогично тому как

мы сделали это ранее относительно родственного ему

«закона причинности».

Попытка заменить подобные метафизические утверж-

дения методологическими принципами приводит к

«принципу индукции», который, как предполагается,

лежит в основе индуктивного метода и, следовательно,

метода верификации теорий. Однако эта попытка не

приносит успеха, так как принцип индукции сам носит

метафизический характер. Как я показал в разд. 1,

предположение о том, что принцип индукции является

эмпирическим, приводит к регрессу в бесконечность.

Поэтому его можно ввести лишь в качестве исходного

утверждения (постулата или аксиомы). Однако это не

меняет существа дела, так как в любом случае прин-

цип индукции должен рассматриваться как нефальси-

фицируемое высказывание. Действительно, если бы этот.

13· 195

принцип, который, по предположению, предназначен

для обоснования вывода теорий, сам был бы фальси-

фицируемым, то он был бы фальсифицирован первой

же фальсифицированной теорией: такая теория являет-

ся заключением, полученным с помощью принципа ин-

дукции, и этот принцип в качестве посылки фальсифи-

цируется по modus toi lens всегда, когда фальсифици-

рована выведенная из него теория*3. Это означает, что

фальсифицируемый принцип индукции вновь и вновь

подвергался бы фальсификации с каждым новым успе-

хом науки. Поэтому если принимать принцип индукции,

то его необходимо считать нефальсифицируемым, что

равносильно введению ошибочного понятия «синтетиче-

ское высказывание, которое верно a priori», то есть не-

опровержимого высказывания о реальности.

Таким образом, если нашу метафизическую веру в

единообразие природы и в верифицируемость теорий мы

пытаемся превратить в теоретико-познавательную кон-

цепцию, опирающуюся на индуктивную логику, нам

остается выбирать только между регрессом в бесконеч-

ность и априоризмом.

80. Вероятность гипотез и вероятность событий:

критика вероятностной логики

Даже если согласиться с тем, что теории никогда

полностью не верифицируемы, то нельзя ли сделать их

хотя бы более или менее надежными — более или ме-

нее вероятными? В конце концов может оказаться, что

вопрос о вероятности гипотез можно свести, скажем, к

вопросу о вероятности событий и, таким образом, сде-

лать его доступным для математической и логической

обработки*4.

*3 Посылки при выводе теории (согласно обсуждаемой здесь ин-

дуктивистской точке зрения) состоят из принципа индукции и выска-

зываний наблюдения. При этом последние считаются надежными и

воспроизводимыми, так что на них нельзя возложить ответственность

за крушение теории.

*4 Настоящий раздел содержит главным образом критику попыт-

ки Рейхенбаха интерпретировать вероятность гипотез в терминах ча-

стотной теории вероятности событий. Критика подхода Кейнса дана

в разд. 83. ""Следует заметить, что вероятность высказываний или

гипотез (то, что много лет спустя Карнап назвал «вероятностью1»),

Рейхенбах стремится свести к частоте («вероятности2»).

Как и индуктивная логика в целом, теория вероят-

ности гипотез возникла, по-видимому, в результате сме-

шения психологических вопросов с логическими. Можно

предположить, что наше субъективное чувство убежден-

ности имеет разную интенсивность, и степень уверен-

ности, с которой мы ожидаем выполнения предсказа-

ний и дальнейшего подкрепления некоторой-гипотезы,

скорее всего зависит, помимо всего прочего, от того,

как эта гипотеза до сих пор выдерживала проверки, —

от ее прошлого подкрепления. То обстоятельство, что

эти психологические вопросы не относятся к теории по-

знания или к методологии науки, достаточно хорошо

известно даже тем, кто верит в вероятностную логику.

Однако они утверждают, что на основе индуктивист-

ских решений можно приписать степени вероятности

самим гипотезам и что понятие вероятности гипотез

можно свести к понятию вероятности событий.

В большинстве случаев вопрос о вероятности гипо-

тез рассматривается лишь как специальный случай об-

щей проблемы вероятности высказываний, а последняя

в свою очередь считается не чем иным, как проблемой

вероятности событий, выраженной в особой терминоло-

гии. Так, например, у Рейхенбаха мы читаем: «Припи-

сываем ли мы вероятность высказываниям или собы-

тиям— это лишь вопрос терминологии. Если мы рас-

сматриваем вероятность событий, то выпадению одной

из граней игральной кости мы приписываем вероятность

1/6. Однако мы вполне можем сказать, что вероятность

1/6 приписывается высказыванию «выпадет грань с 1»»

[74, с. 171].

Это отождествление вероятности событий с вероят-

ностью высказываний станет еще более понятным, если

вспомнить то, что было сказано в разд. 23. Понятие

«событие» было определено там как класс сингулярных

высказываний. Поэтому вместо того чтобы говорить о

вероятности событий, допустимо говорить о вероятности

высказываний. Это можно рассматривать лишь как из-

менение терминологии: интересующая нас последова-

тельность событий интерпретируется как последова-

тельность высказываний. Если «альтернативы» или,

точнее, их элементы мы мыслим как представляемые

высказываниями, то выпадение орла мы можем описать

посредством высказывания «А есть орел», а выпадение

решки — посредством отрицания этого высказывания.

Следуя этим путем, мы получаем последовательность

высказываний вида р/, pk, pi, рт, рп,..·, в которой вы-

сказывание pi иногда оценивается как «истинное», а

иногда — как «ложное» (в этом случае над ним ста-

вится черта). В результате вероятность некоторой аль-

тернативы может быть интерпретирована как относи-

тельная «частота истинности»5 высказываний в некото-

рой последовательности высказываний (а не как относи-

тельная частота какого-либо свойства).

При желании мы можем назвать трансформирован-

ное таким образом понятие вероятности «вероятностью

высказываний», или «вероятностью суждений». Можно

показать весьма тесную связь этого понятия с понятием

«истина». Если последовательность высказываний ста-

новится все короче и короче и в конце концов сокра-

щается до одного элемента, то есть до одного-единствен-

ного высказывания, то вероятность, или частота истин-

ности, этой последовательности может принять лишь

одно из двух значений 1 и 0 — в зависимости от того,

будет ли это единственное высказывание истинным или

ложным. Таким образом, истинность или ложность не-

которого высказывания можно рассматривать как пре-

дельный случай вероятности, и, наоборот, вероятность

можно считать обобщением понятия истины, поскольку

оно включает в себя понятие истины в качестве пре-

дельного случая. Наконец, операции над частотам«

истинности можно определить так, что обычные истин-

ностные операции классической логики станут пре-

дельными случаями этих операций. Исчисление же та-

ких операций можно назвать «вероятностной логикой»6.

Можем ли мы, однако, действительно отождествить

вероятность гипотез с определенной таким образом

вероятностью высказываний и тем самым — косвенно —

с вероятностью событий? Я считаю, что такое отожде-

ствление является результатом путаницы. Основная

идея при этом состоит в том, что, поскольку вероят-

ность гипотез, очевидно, является некоторой разновид-

5 Согласно утверждению Кейнса [44, с. 101], выражение «часто-

та истинности» восходит к Уайтхеду (см. следующее примечание).

6 Я изложил здесь основные линии построения вероятностной ло-

гики, разработанной Рейхенбахом (см. [76, с. 476 и след.]), который

следует идеям Поста [73, с. 184] и одновременно частотной теории

фон Мизеса. Частотная теория Уайтхеда, обсуждаемая Кейисом [44.

с. 101 и след.], имеет аналогичный характер.

ностью вероятности высказываний, постольку она долж-

на подпасть под понятие «вероятность высказываний»

в только что определенном смысле этого понятия. Но

это заключение необоснованно, и используемая в этом

случае терминология является в высшей степени непод-

ходящей. Поэтому, может быть, лучше вообще·не упо-

треблять выражение «вероятность высказываний», если

мы имеем в виду вероятность событий*7.

Независимо от того, насколько приемлемо это мое

предложение, я настаиваю на том, что вопросы, возни-

кающие в связи с понятием вероятности гипотез, вооб-

ще не затрагиваются, когда мы опираемся на вероят-

ностную логику. И я утверждаю, что если кто-то гово-

рит о гипотезе, что она не истинна, а «вероятна», то

такое высказывание ни при каких обстоятельствах

нельзя перевести в высказывание относительно вероят-

ности событий.

Если идею вероятности гипотез пытаются свести к

идее частоты истинности, которая использует понятие

последовательности высказываний, то сразу же сталки-

ваются с вопросом: относительно какой последователь-

ности высказываний можно приписывать гипотезам ве-

роятностную оценку? Рейхенбах отождествляет «есте-

ственнонаучное высказывание», под которым он под-

разумевает научную гипотезу, с соответствующей по-

следовательностью высказываний. Он говорит, что «есте-

ственнонаучные высказывания никогда не являются син-

гулярными высказываниями, а представляют собой по-

следовательности высказываний, которым, строго гово-

ря, нужно приписывать не степень вероятности 1, а

меньшую вероятностную оценку. Поэтому только вероят-

ностная логика дает логическую форму, способную

адекватно выразить то понятие знания, которое харак-

терно для естественных наук» [76, с. 488]. Попробуем

*7 Я все еще продолжаю считать, что (а) так называемую «ве-

роятность гипотез» нельзя интерпретировать с помощью частоты ис-

тинности; (Ь) вероятность, определяемую посредством относительной

частоты — частоты истинности или частоты события, — более правиль-

№П называть «вероятностью события»; (с) так называемая «вероят-

ность гипотезы» (в смысле ее приемлемости) не является особым

случаем «вероятности высказываний». Теперь же я считаю также

возможным рассматривать «вероятность высказываний» как одну из

интерпретаций (как логическую интерпретацию) формального исчис-

ления вероятностей, а не как частоту истинности (см. [70, при-

лож. *II, *iv, *IX]).

принять предположение о том, что гипотезы являются

последовательностями высказываний. Одна из возмож-

ных интерпретаций этого предположения состоит в том,

чтобы элементами такой последовательности считать

различные сингулярные высказывания, которые могут

противоречить гипотезе или согласоваться с ней. В этом

случае вероятность гипотезы детерминирована частотой

истинности тех высказываний, которые с ней согласуют-

ся. Однако это дало бы гипотезе вероятность, равную

1/2, если бы она опровергалась в среднем каждым вто-

рым сингулярным высказыванием из этой последова-

тельности! Чтобы избежать этого сокрушительного след-

ствия, мы можем прибегнуть к двум приемам*8. Так,

можно приписать гипотезе определенную вероятность,

хотя бы и не очень точно, на основе оценки отношения

всех выдержанных ею проверок ко всем тем проверкам,

которых она еще не прошла. Но этот путь также ни к

чему не приводит. Действительно, с какой бы точ-

ностью ни была вычислена соответствующая оценка,

результат всегда будет одним и тем же: вероятность

гипотезы равна нулю. Можно также попытаться осно-

вывать нашу оценку на отношении тех проверок, кото-

рые приводят к.благоприятному результату, к тем,

которые приводят к нейтральному результату, то есть

не дают ясного решения. (Таким путем действительно

можно получить нечто похожее на меру субъективного

чувства доверия, с которым экспериментатор относится

к своим результатам.) Однако и это не приносит удачи,

даже если пренебречь тем фактом, что, принимая оцен-

ки такого рода, мы далеко отходим от понятия частоты

истинности и от понятия вероятности событий. (Эти по-

нятия опираются на отношение истинных высказываний

к ложным, и мы не должны, конечно, приравнивать

нейтральное высказывание к объективно ложному.)

Причина крушения последней попытки состоит в том,

что такое определение делает вероятность гипотез со-

вершенно субъективной: вероятность гипотез в этом

случае зависит скорее от навыка и искусства экспери-

ментатора, а не от объективно воспроизводимых и про-

веряемых результатов.

*8 Мы принимаем здесь, что в том случае, когда имеется четкая

фальсификация гипотезы, мы должны приписать ей вероятность, рав-

ную нулю. Последующее обсуждение ограничивается теми ситуация-

ми, в которых не получено очевидной фальсификации гипотез.

Я думаю, однако, что вообще нельзя согласиться с

предложением рассматривать гипотезы как последова-

тельности высказываний. Это было бы возможно лишь

в том случае, если бы универсальные высказывания

имели форму: «Для каждого значения k верно, что в

области k происходит то-то и то-то». Если бы универ-

сальные высказывания имели такую форму/ то гогда

базисные высказывания (противоречащие универсаль-

ному высказыванию или согласующиеся с ним) мы мог-

ли бы рассматривать как элементы последовательности

высказываний — последовательности, принимаемой за

универсальное высказывание. Однако, как мы видели

ранее (см. разд. 15 t? 28), универсальные высказывания

не имеют такой формы. Базисные высказывания никог-

да не выводимы только из одного универсального вы-

сказывания*". Поэтому последнее нельзя рассматри-

вать как последовательность базисных высказываний.

Если же все-таки мы попытаемся рассматривать после-

довательность таких отрицаний базисных высказываний,

которые выводимы из универсального высказывания, то

оценка каждой непротиворечивой гипотезы приведет к

одной и той же вероятности, а именно к 1. Действи-

тельно, в этом случае мы должны рассматривать отно-

шение нефальсифицированных отрицаний базисных вы-

сказываний, которые могут быть выведены из гипотезы

{или других выводимых из нее высказываний), к фаль-

сифицированным высказываниям. Это означает, что

вместо частоты истинности мы должны рассматривать

оценку, дополнительную к частоте ложности. Однако

эта оценка будет равна 1, так как и класс выводимых

высказываний, и даже класс выводимых отрицаний ба-

«Ранее в разд. 28, мы объяснили, что те сингулярные высказы-

вания, которые могут быть выведены из теории, - так называемые

«подстановочные высказывания», - не носят характера базисных или

высказываний наблюдения. Если же мы тем не менее в основу на-

шего понятия вероятности решим положить частоту истинности в по-

следовательности таких высказываний, то тогда вероятность всегда

будет равна 1 даже когда теорию можно фальсифицировать. 1чак

<5ыло показано в разд. 28 (прим. *11), практически любая теория

«верифицируема» почти всеми примерами (то есть почти во всех оо-

ластях К). Рассуждение, которое далее следует в тексте, выражает

•очень похожий аргумент, который также опирается на «подстановоч-

ные высказывания» (то есть на отрицания базисных высказывании),

и призван показать, что вероятность гипотезы, если ее вычислять на

основе отрицаний базисных высказываний, всегда будет равна й.

зисных высказываний являются бесконечными. Вместе

с тем не может существовать более чем конечного чис-

ла ^ принятых фальсифицирующих базисных высказыва-

ний. Таким образом, даже если мы абстрагируемся от

того, что универсальные высказывания никогда не яв-

ляются последовательностями высказываний, и попы-

таемся их интерпретировать таким образом, сопостав-

ляя с ними последовательности полностью разрешимых

сингулярных высказываний, то л в этом случае мы не

получим приемлемого результата.

Мы должны теперь рассмотреть еще одну, суще-

ственно иную возможность объяснения вероятности ги-

потез с помощью последовательностей высказываний.

Вспомним, что некоторое данное единичное явление мы

назвали «вероятным» (в смысле «формально сингуляр-

ного вероятностного утверждения»), если оно является

элементом последовательности явлений с определенной

вероятностью. Аналогично этому можно назвать гипо-

тезу «вероятной», если она является элементом после-

довательности гипотез с определенной частотой истин-

ности. Однако и эта попытка терпит неудачу даже не-

зависимо от трудностей задания нужной последователь-

ности (ее можно задать разными способами — см. [70,

разд. 71]). Мы не можем говорить о частоте истинности

в последовательности гипотез просто потому, что мы

никогда не знаем о некоторой гипотезе, истинна она

или нет. А если бы мы могли знать это, то нам едва ли

бы вообще понадобилось понятие вероятности гипотез,

Попытаемся теперь, как мы это делали раньше, взять

в качестве «сходного пункта нашего анализа дополне-

ние к частоте ложности в последовательности гипотез.

Если в этом случае вероятность гипотез мы определяем

с помощью отношения нефальсифицированных к фаль-

сифицированным гипотезамхпоследовательности, то ве-

роятность каждой гипотезы в каждой бесконечной по-

следовательности по-прежнему будет равна 1. Положе-

ние не станет лучше, даже если мы будем рассматри-

вать конечную последовательность. Допустим, что эле-

ментам некоторой (конечной) последовательности гипо-

тез мы в соответствии с указанной процедурой припи-

сываем степень вероятности между 0 и 1, скажем зна-

чение 3/4. (Это можно сделать, если мы получаем ин-

формацию о том, что та или иная гипотеза, принадле-

жащая к последовательности, была фальсифицирована.)

Поскольку эти фальсифицированные гипотезы являются

элементами последовательности, мы должны приписы-

вать им — на основе именно этой информации — значе-

ние не 0, а 3/4. И вообще вероятность некоторой гипо-

тезы в последовательности уменьшается на 1/п в ре-

зультате получения информации о ее ложности, причем

n есть число гипотез в данной последовательности. Все

это явно противоречит программе выражения в терми-

нах «вероятности гипотез» степени надежности, кото-

рую мы должны приписать гипотезе на основе под-

тверждающих или опровергающих ее свидетельств.

Сказанное, как мне кажется, исчерпывает возмож-

ности обоснования понятия вероятности гипотез с по-

мощью понятия частоты истинности высказываний (или

частоты их ложности) и тем самым с помощью частот-

ной теории вероятности событий*10.

*10 Рассмотренные нами попытки придать смысл не вполне яс-

ному утверждению Рейхенбаха о том, что вероятность гипотез сле-

дует измерять посредством частоты истинности, можно резюмировать

•следующим образом (аналогичное резюме, содержащее ряд критиче-

ских замечаний, дано в [70, прил. *1, предпоследний абзац]).

Грубо говоря, мы можем попытаться определить вероятность тео-

рии двумя возможными способами. Во-первых, можно подсчитать

число экспериментально проверяемых высказываний, принадлежащих

теории, и установить относительную частоту тех из них, которые

истинны. Эту относительную частоту можно принять в качестве меры

вероятности теории. Такую вероятность будем называть вероятностью

первого рода. Во-вторых, можно рассматривать теорию как элемент

некоторого класса идеологических явлений, скажем класса теорий,

предложенных другими учеными, и установить относительные часто-

ты в рамках этого класса. Такую вероятность будем называть вероят-

ностью второго рода.

В своем анализе я пытался показать, что каждая из этих двух

•возможностей придания смысла рейхеибаховской идее частоты ис-

тинности приводит к результатам, которые должны быть совершенно

неприемлемы для сторонников вероятностной теории индукции.

В ответе на мою критику Рейхенбах не столько защищал свою

точку зрения, сколько нападал на мои воззрения. В своей статье о мо-

•ей книге [78а, с. 267—2841 он говорит, что «результаты этой книги

•совершенно несостоятельны», объясняя это порочностью принятого

мною «метода» — моей неспособностью «продумать все следствия»

развиваемой мною концептуальной системы.

Раздел 4 его статьи '[с. 274 и след.] посвящен обсуждаемой нами

•сейчас проблеме вероятности гипотез. Он начинается так: «В этой

связи^можно добавить несколько замечаний по поводу вероятности

теорий—замечаний, призванных более полно представить мою точку

зрения по этому вопросу, до сих пор изложенную слишком кратко, и

устранить некоторую неясность, дающую повод для споров». После

этих слов следует отрывок, приведенный во втором абзаце настояще-

Таким образом, я считаю, что стремление отожде-

ствить вероятность гипотез с вероятностью событий

следует рассматривать как потерпевшее окончательное

крушение. Это заключение совершенно не зависит от

того, признаем ли мы рейхенбаховское утверждение о

том, что все гипотезы физики «в действительности» или

«при более тщательной проверке» являются не чем

иным, как вероятностными высказываниями (о некото-

рых средних частотах в последовательностях наблюде-

ний, которые всегда отклоняются от этих средних зна-

чений), или проводим различие между двумя разными

типами законов природы — «детерминистическими», или

«точными», законами, с одной стороны, и «вероятност-

ными законами», или «гипотезами о частоте», — с дру-

гой. Оба эти типа законов являются гипотетическими

предположениями, которые никогда не могут стать «ве-

роятными»: они могут быть лишь подкреплены в том

смысле, что способны «доказать свою устойчивость» под

огнем наших проверок.

Каким образом, однако, можно объяснить тот факт,

что сторонники вероятностной логики пришли к проти-

воположной точке зрения? В чем состоит ошибка, со-

вершенная Джинсом, когда он писал (и с началом его

утверждения я полностью согласен), что «мы ничего

не можем знать... с достоверностью», а затем добавлял:

«В лучшем случае мы имеем дело лишь с вероятностя-

ми. [И] предсказания новой квантовой теории так хо-

рошо согласуются [с наблюдениями], что преимуще-

ства этой схемы, имеющей определенное соответствие

с реальностью, громадны. Действительно, можно сказать

го примечания и начинающийся со слов «грубо говоря» (единствен-

ных слов, которые я добавил к тексту Рейхенбаха).

Рейхенбах умалчивает о том, что его попытка устранить «неяс-

ность, дающую повод для споров», представляет собой краткое и

вместе с тем поверхностное изложение некоторых страниц той самой

книги, которую он критикует. И несмотря на это умолчание, я вправе

расценить как большой комплимент со стороны столь сведущего

знатока теории вероятностей (который ко времени написания своего

отклика на мою книгу уже имел две книги и около дюжины статей

по данному вопросу) тот факт, что он признал результаты моих уси-

лий «продумать следствия» его «слишком краткого» изложения

существа дела. Как мне представляется, этому успеху я обязан пра-

вилу своего «метода»: до того, как приступать к критике, следует по-

стараться как можно больше прояснить и усилить позицию своего оп-

понента, если мы хотим, чтобы наша критика имела какую-нибудь

ценность.

почти достоверно, что данная схема количественно ис-

тинна...»? [37, с. 58]и.

Наиболее распространенная ошибка, без сомнения,

состоит в убеждении, что гипотетические оценки частот,

то есть гипотезы относительно вероятностей, в свою

очередь могут быть лишь вероятными, или, другими

словами, в приписывании гипотезам о вероятности не-

которой степени предполагаемой вероятности гипотез.

Мы можем высказать убедительный аргумент в пользу

этого ошибочного заключения, если вспомним о том, что

гипотезы относительно вероятностей, если речь идет об

их логической форме (и без обращения к нашему мето-

дологическому требованию фальсифицируемости), не-

верифицируемы и нефальсифицируемы (см. [70, разд.

65—68]). Их нельзя верифицировать, потому что они

представляют собой универсальные высказывания, и их

нельзя строго фальсифицировать, потому что они ни-

когда не вступят в противоречие ни с одним базисным

высказыванием. Поэтому они, как говорит Рейхенбах,

полностью неразрешимы1*. Как я пытался показать, они

могут быть лучше или хуже «подтверждены», то есть

в большей или меньшей степени согласоваться с приня-

тыми базисными высказываниями. Именно в этом пунк-

те, как кажется, вероятностная логика становится по-

лезной. Симметрия между верифицируемостью и фаль-

сифшщруемостью, признаваемая классической индук-

тивной логикой, приводит к убеждению, что с «нераз-

решимыми» вероятностными высказываниями можно со-

поставить некоторую шкалу степеней достоверности,

отчасти похожую, говоря словами Рейхенбаха, на «не-

прерывные степени вероятности, недостижимыми верх-

ним и нижним пределами которой являются истина и

ложь» [74, с. 186]. Однако, согласно моей точке зре-

ния, вероятностные высказывания — именно потому,

что они полностью неразрешимы, — являются метафи-

зическими до тех пор, пока мы не решим сделать их

фальсифицируемыми, приняв некоторое методологиче-

ское правило. Результатом их нефальсифицируемости

11 У Джинса курсивом выделены только слова «с достовер-

ностью». 12 См. [74, с. 169], а также ответ Рейхенбаха на мою статью

[57]. Сходные идеи относительно степеней вероятности или достовер-

ности индуктивного знания высказывались довольно часто (см., на-

пример, i[81, с. 225; 82, с. 141, 398]).

Il·!

оказывается не то, что они в большей или меньшей

степени неподкрепляемы, а то, что они вообще не могут

быть эмпирически подкреплены. В противном случае,

учитывая, что они ничего не запрещают и, следователь-

но, совместимы с каждым базисным высказыванием,

они были бы «подкрепляемы» каждым п