- Арчи, меня это совершенно не волнует!
- Но мы не можем…
- Мы? Мы можем всё, Арчи! – громко изъяснялся Ян, стоя посреди приёмной с чашкой чая в руке. А Арчи тряс перед ним какими-то важными бумагами. Ян мимолётом взглянул на Селесту и поднёс чашку к губам. Так и не отпил, увидев выражение её лица. Она побледнела, сошла с лица и сделала всё то, что говорят случаях, когда пугаются. Даже неугомонный Арчи замер, глядя на неё. Она медленно опустила трубку.
- Что, Селеста? – рыкнул Ян, чувствуя, как гулко и тревожно забилось сердце.
- Эва… - она замолчала, а он застыл на месте. Рефлекторно сжал чашку, хотя мышц вообще не чувствовал. – Она попала в аварию… и сейчас в больнице, - почти шёпотом договорила она.
Ничего он так и не почувствовал. Кроме бешеного пульсирования крови в висках, так, что стало больно. И сказать ничего не мог. Так и смотрел на неё, застыв на месте. И Арчи тоже застыл, переводя взгляд с Яна на Селесту. Перестал махать бумажками.
Селеста снова поднесла трубку к уху. Там до сих пор что-то говорили.
- Я убью тебя, Симон! - рявкнула она. – Надо было сказать это с самого начала! - и положила трубку. – С ней всё в порядке. Всё в полном порядке.
Начало отпускать, но говорить он ещё не мог.
- На ней ни царапины, у него кажется ребро сломано.
Арчи предупредительно отодвинулся от Яна. Лицо у него сделалось такое… Будто он хочет разбить чашку даже не об пол, а об кого-нибудь, кто был рядом. И Арчи сомневался, что это будет Селеста.
- Какого… - выдавил он из себя и поставил чашку на её стол.
- Я так поняла, что они куда-то ехали… или приехали, или уехали… - смущённо и неуверенно говорила Селеста. Даже ей стало не по себе от его вида.
- Сидеть здесь! – повернулся он к Арчи. – Я позвоню. Где они? – снова обратился к Селесте.
- Я с тобой, - быстро сказала она. – Давай я поеду с тобой, - смягчила тон, предлагая, хотя собиралась настоять. В таком состоянии, как он был сейчас… Он был способен на всё. А Эва и так была расстроена. Не было сомнений, что будет скандал. При всем умении Яна держать себя в руках, Селеста не сомневалась, что сейчас его терпение и сдержанность его подведут. Причём, основательно подведут. То есть покинут его и не попрощаются.
- Поехали.
Она выдохнула и схватила сумку. Даже не стала убирать бумаги со стола. Всё-таки думала, что он откажет.
Время было до полудня, так что пробок не было и приехали они довольно быстро. Селеста представила, что он сделает с Эвой, потому что и сама занервничала рядом с ним. Он всегда был сдержан и практически невозмутим, тем и привлекал многих. Хотелось залезть ему в душу и покопаться там; вскрыть его броню и увидеть, что он там прячет. И каждая обманывалась, предполагая, что именно она – та самая, кто сделает это.
Кто сможет сделать это.
Но когда нет… Когда он был неспокоен, пробивало всех и каждого, кто находился рядом. Всех, без исключения. Вот и её словно ударяло, хотя по дороге он не сказал ни слова. Но то напряжение, что было… Его, казалось, можно потрогать рукой.
Она бросилась к нему сразу. Спряталась на груди. Он ничего не сказал, что безумно порадовало Селесту. Но, очевидно, что Эва ещё не заметила его настроения. Он постоял так несколько секунд, удерживая её за плечи.
- Где Симон?
- Он был где-то тут… - сказала она и отодвинулась. Но продолжала держаться за него, вцепившись в рукава пиджака. Они так и застыли в проходе посреди коридора. Он сдвинул её в сторону и она наконец, посмотрела ему в глаза. Чуть не вздрогнула. Убрала руки, но он взял её за плечи. Развернул к себе. Пригнулся.
- Ты сейчас поедешь домой, - почти сквозь зубы говорил он. Но это получалось очень резко. Гневно. Свирепо. Угрожающе. – И будешь сидеть… тихо, как мышь. И даже не шелохнёшься, пока я не вернусь. А когда я вернусь, мы поговорим, - сказал он таким тоном, что невольно она содрогнулась.
Он довольно грубо развернул её и направил к выходу, попутно набирая номер Симона, чтобы спросить, где тот шляется. Селеста пошла за ними, отставая на шаг. Так же, вполне бесцеремонно, он затолкал Эву в машину. Невесть откуда появился Симон.
- Садись, - коротко бросил ему Ян, кивая на переднее сиденье.
Селеста молча села рядом с Эвой. Ян влез в машину последним. В двух словах распорядился куда и кого везти.
- Останешься с ней, - сказал Селесте. – Потом я тебе позвоню. Ты мне ещё сегодня нужна.
Селеста согласно кивнула. Симону даже и в голову не пришло подать голос.
Ян оставил Билли дома, чтобы он потом привёз Селесту в офис, сам же сел за руль. Симон без лишних слов скрылся у себя в домике. Ему совсем не хотелось попадаться Яну на глаза, хотя обречённо осознавал, что ответить на пару вопросов ему всё-таки придётся. Если не сейчас, то гораздо позже. Позже он был не против, но сейчас хотелось свалить подальше. Пусть он и не виноват в этой аварии, но он был за рулём. Пусть с Эвой ничего не случилось, но могло бы… И тогда бы его ничего не спасло от гнева Яна. И он был бы очень счастлив, если бы после этого остался в живых.
- Ну как ты? – заботливо спросила Селеста. – Переволновалась?
- Да, - призналась Эва. Выдохнула. – Дело не в этом. А в том, что утром я ему сказала, что никуда не поеду. Он хотел оставить мне Билли, но я сказала, что никуда не поеду. И вот… Теперь я думаю, что вечером меня ждёт хорошая трёпка.
Они прошли на кухню. Селеста кинула свой пиджачок на стул.
- Думаю, Эва, трёпка это даже слабо сказано. Это будет что-то большее. Ты не видела его в момент, когда я ему сообщила о звонке Симона. Сейчас, можно сказать, что он успокоился.
- Успокоился? – переспросила Эва, вспомнив перекошенное гневом лицо Яна. Выражение её лица стало совсем кислым. – Что там пьют в таких случаях? Ромашковый чай? Или ещё какую-нибудь хрень для успокоения?
- Я бы посоветовала тебе пару бокалов коньяка, но тебе нельзя пить.
- Жаль. Наверное, сейчас я бы не отказалась от этого.
- Тогда точно ромашковый чай, - усмехнулась Селеста.
- Думаешь у меня в доме есть ромашковый чай? – саркастически усмехнулась Эва.
- Ну хоть какой-нибудь…
- «Хоть какой-нибудь» есть, - кивнула Эва. Набрала воды и включила чайник. Забралась на стул рядом с Селестой. Поставила локти на стол, закрыла лицо руками и простонала:
- О, Господи…
- Ну, что ты… Не переживай, - Сел обняла её за плечи. –Ну, он же не монстр. Сейчас оторвётся на Арчи или на любом другом, кто попадётся ему на пути и приедет домой спокойный как удав.
- Нет… - Эва покачала головой. Не испытывала ни малейшей уверенности в словах Сел. – Не в этот раз. Точно не в этот раз. - Сел, мне даже не с кем поговорить… обо всём…
Чайник уже давно закипел. И Эва щёлкнула кнопочку ещё раз и насыпала в большой чайник заварки. Достала чашки.
- Думаю, нам надо пообедать, - сказала Эва, взглянув на часы. Селеста пропускала свой обед. И потом, когда Ян вызовет её обратно, вряд ли он предоставит ей возможность восполнить рацион.
- Я не откажусь, - кивнула Сел. – Давай я тебе помогу.
- И мы сделаем с тобой салат. Я не буду тебя кормить варёной курицей. У меня есть нормальная еда. Надеюсь, ты не против острой кухни.
- Совсем нет. Разве тебе такое можно?
- Можно. Кажется, сегодняшнего перца мне на всю жизнь хватит, так что это уже не имеет значение, - она вздохнула, сбросив свой унылый вид.
Чему быть, того не миновать, как говорится. До вечера ещё далеко, и может быть, он и вправду успокоится. Хотя бы чуть-чуть…
- Эва… Если хочешь… давай поговорим.
- Я хочу… Я так устала…
Селеста пробыла у неё на удивление долго. И они поговорили. О многом. О части из этого откровенно. И немного посмеялись. И пошутили. И поговорили о её малыше. Хорошо провели время и Эва немного успокоилась.
Она проводила Селесту. Всё-таки иметь женщину в подругах очень хорошо. Есть то, что может понять только женщина. Альфи прекрасный друг, но всё же… А Селеста её поняла, но осталось такое чувство, что сказала она не всё, что думает. Главное, что они выяснили отношения между собой и Эва попыталась объяснить причины своего агрессивного поведения при их последней встрече. Не той, когда они втроём обедали. А той из «прошлой» жизни.
Она поспала. Отдохнула. Но к вечеру собственное напряжение начало снова нарастать. Как ни пыталась взять себя в руки, нервничала все равно. Не знала чем себя занять и с минуты на минуту ждала его появления. Ждала грома и молнии. И этого она тоже ждала. По-другому быть не могло. Совсем не верилось, что он успокоится. Самое обидное, что сегодня она совсем не собиралась злить его. Совсем не хотела творить глупости, но это вышло именно так. Так глупо.
Она ходила по дому как неприкаянная. Чем дольше его не было, тем больше она нервничала. Может так он уже начал свою инквизицию? Начал испытывать её терпение и нервы? Вполне возможно… С него станется…
Её снова привлекли «величественные» фикусы. Но сегодня она не могла ими заняться, потому что её травмированная рука этого не позволяла. Потом увидела, как к дому подъехала машина. Кажется, сердце подпрыгнуло. Она замерла у барной стойки. Но он не зашёл на кухню. Пошёл в спальню. Может думал, что она там? Вряд ли… Не мог не заметить, что она на кухне.
Так… Хорошо… Несколько минут у неё есть…
Она залезла в холодильник…
Он встал под струи воды. Надо же… Сколько часов прошло, а он всё никак не мог остыть, будто всё это произошло пять минут назад. Да и не пытался он успокоится. Чувствовал, что его всё это конкретно достало. И сдерживаться он не собирался. Задержался в офисе допоздна и устал. Но поговорить с ней желание не пропало. Наоборот, оно усилилось стократ. Сколько можно щадить её чувства и позволять творить всё это? Если бы только она не переходила рамок, но она и не думала о каких бы то ни было границах.
Немного расслабился под водой. Почувствовал себя лучше. Когда вытирался посмотрел на себя в зеркало – на шрамы. Они ещё не были гладкими и розовыми, выглядели не совсем приятно. Он надел удобные спортивные брюки, в которых предпочитал ходить дома. Потом порылся в шкафу и нашёл футболку без рукавов с нарочито обтрёпанными краями.
«Началось…» - невольно подумала она, когда услышала его шаги.
Даже походка выдавала его раздражение.
Или она просто зациклилась на этом.
Нет.
Не было сомнений в его паршивом настроении. Захотелось провалиться сквозь землю. Но эта только мечта, которой не суждено было сбыться.
Он замер перед ней и на его лице не отражалось ни одной положительной эмоции. Она так и видела, как он сделал глубокий вздох…
- Нет. Не кричи на меня. Я вижу, что ты зол. На меня нельзя кричать. Мне нельзя волноваться, - скороговоркой проговорила она. И отошла чуть в сторонку. Старалась не смотреть на него.
- Нет, ты выслушаешь меня. Именно в том тоне, в каком хочу я, - у него даже получилось спокойно это сказать. На удивление.
- Ты голоден?
- Нет.
- Я сделала твои любимые сэндвичи…
- Я не голоден!
- Ты пока поешь. Я пойду прогуляюсь по берегу, - она будто не слышала его. Поставила перед ним тарелку с бутербродами с перепелиными яйцами и жареными колбасками, и исчезла.
- Иди сюда! А-ну, иди сюда! Эва, я сказал иди сюда! – крикнул он ей вслед, но это было бесполезно, она проворно скрылась на террасе. – И я не голоден, - прошипел он и взял с тарелки сэндвич.
Она вышла, почти выбежала, на террасу и вдохнула влажный тёплый воздух. Не останавливаясь, быстро пошла по мощёной дорожке, ведущей к пирсу. Ветер взметнул подол её лёгкого белого сарафана. Она пошла ещё быстрее. Боялась, что он пойдёт следом. Она действительно боялась его. Сейчас она чётко различила эту эмоцию. Она боялась его крика, его гнева, который он собирался на неё излить. Она не была готова внимать всё это. Слишком сильно это было. Понимала, что от разговора не уйти, и её теперешняя попытка скрыться выглядит по меньшей мере глупо. Но может быть он всё-таки возьмёт себя в руки. И хотя бы не будет на неё орать. Да и берег долго не сможет её спасать. Прогулка будет короткой, потому что уже смеркалось. И гулять одной тоже не очень благодарное занятие.
Она сняла босоножки и пошла босиком, зарываясь ступнями в тёплый песок. Встала перед бушующим океаном. Пенистые волны накатывали на берег, вылизывая его. Она подошла ближе. Ноги утопали в вязкой мокрой прохладе песка цвета слоновой кости. Бурлящая вода захлёстывала, приливая и вновь отливая. Ветер рвал на ней платье, растрепал волосы. Она помогла ему, вытащив китайскую шпильку и позволить волосам совсем растрепаться. Но словно в противовес, на душе становилось спокойнее. Она десять раз прокрутила в голове разговор с Селестой. Её фразы, наполненный двойным смыслом, никак не давали Эве покоя.
Что-то не давало ей покоя...
Даже интонация, с которой Сел говорила. Потом она поняла что волнует её. От этого осознания стало жарко.
Ревность. Именно ревность она ощутила.
Что-то в выражении… В нескольких предложения, сказанных, казалось, обычным тоном. Но пара ярких ноток не укрылись от Эвы. Парочка ярких штрихов. Они очень выделялись и их нельзя было не заметить. Она уловила это. Прочитала между строк.
И это колючее чувство… Будто Селеста знает про него больше чем она сама. Будто между ними есть что-то… Какая то особая близость… Понимание...
Эва не хотела этого. Даже этого. Не хотела делить его с кем-то. И не важно, что она была уверена в отсутствии между ними интимных отношений. При мысли об этом она готова была упасть в обморок или забиться в истерике. Точно бы перебила всю посуду в доме. И ей бы не ограничилась. В доме было полно панорамных окон и стеклянных стен. Она отвергала эту мысль, потому что даже мысли вытерпеть не могла.
У него не должно быть никакого понимания ни с кем кроме неё. Никакой душевной близости. Никакого особого отношения ни к одной из женщин. Кроме разве что матери.
Она разозлила себя. Своими мыслями она привела себя в совершенно другое состояние. Превратила из испуганной нежной лани в фурию.
Пора заканчивать прогулку. Уже совсем стемнело. Эва обернулась и бросила взгляд на дом. Только фонари горели на территории, света в окнах не увидела. По крайней мере, на той стороне дома, какая была представлена её взору. Она заметила, что фонари были расположены так, что свет их не бил в окна.
Нет, она не собиралась ругаться с ним. Совсем нет.
Вернувшись на пирс, Эва быстро сполоснула ноги в воде и надела босоножки.
- Нагулялась?
Она вздрогнула всем телом. Не думала, что он спит, но не ожидала, что он будет поджидать её тут в гостиной. Глаза ещё не привыкли к темноте комнаты.
- Да, - не знала нужен ли ему ответ, судя по интонации. Но подтвердила его слова.
Потянулась и отстегнула ремешки босоножек. Скинула их. Не очень приятно находиться в мокрой обуви.
- Прекрасно, - сказал он язвительно и встал с дивана.
Лучше бы он сидел. Поднявшись, он сразу перепрыгнул несколько стадий их разговора, выдал свою агрессию, принимая позицию доминирования и подавляя её.
- Почему..? – спросил. Остановился перед ней. В нескольких шагах.
Если он так разговаривал с подчинёнными, то она понимала, почему они то бледнели, то краснели. Сама чувствовала себя так же. Он сказал только слово, но от одного его тона начало потряхивать. Сразу вспомнился разговор в Нью-Йорке.
- Что почему? – сразу выбило из колеи. Его манера вести разговор… Выдаёт незаконченные предложения, а дальше сама догадайся, что именно он хотел узнать, ещё и оправдайся перед ним. Знакомо. Она не хотела реагировать, но не могла справиться с собой.
- Почему, чтобы вызвать у тебя хоть каплю смирения мне обязательно нужно наорать на тебя, Эва?
Ну, вот… Наконец он поднял тон. И очень поднял. Пусть уж сразу проорётся.
Она прошла мимо него. Ступни коснулись ковра: приятное тёплое ощущение после мокрых босоножек. Она села на подлокотник дивана и пошевелила ногами, скользя ногами по мягкому ворсу. А таком положении всё же лучше, чем стоять перед ним. А коленки и так подрагивают. Совершенно дурацкое состояние. И желудок свело в неприятном предчувствии.
- Я спросил тебя утром, собираешься ли ты сегодня куда-нибудь, - говорил он с нажимом. - Ты сказала, что нет! Ты сказала, чётко и ясно, что никуда сегодня не собираешься!
- У меня изменились планы. Мне понадобилось уехать.
Хорошо, что он не может толком разглядеть её. Она с трудом владела собой. Не хотела чтобы голос дрожал, поэтому говорила с паузами, чётко выговаривая слова. И наверное, хорошо, что и она не совсем различает его лицо. Включить свет ей не приходило в голову. Так намного лучше. Темнота скрадывает его свирепое выражение, придаёт мягкость чертам. Она и так прекрасно их помнит и лишнего напоминания ей не нужно.
- Неужели трудно было позвонить и сказать, что ты куда-то собираешься? Я послал бы Билли! Он бы тебя целый день катал по всему Майами! – продолжал он в том же тоне.
- Я… Я не хотела тревожить тебя… - она сказала правду. Не хотела тревожить его из-за такого пустяка. Он мог даже не узнать, что она куда-то уезжала. Он и не должен был знать об этом.
- Тревожить? – переспросил он. - Тревожить, Эва? – ещё раз издевательски. - А потом ты меня не потревожила?!
- Не кричи! – она не могла его выдержать. - Так вышло. И Симон не виноват. Не его вина в этой аварии, - будто приросла в месту, где сидела. Хотела нормально поговорить и всё сказать ему, но слова куда-то пропали. Она вообще с трудом находилась, что ответить.
- И что? Эва, мать твою! Ну, что ты творишь? Я могу купить тебе целый автосалон и водителей на каждый день недели! На все семь дней! Но ты носишься по городу с этим… - он замолчал. Прервался, чтобы не произносить вслух это неблаговидное слово. - …с Симоном!
- Я не хотела! Ну, я же не специально всё это устроила! – отчаянно выкрикнула она, чувствуя, что голос задрожал.
- Нет. Если бы ты устроила это специально, я бы сам тебя прибил, не дожидаясь, пока ты погибнешь в аварии или ещё куда-нибудь вляпаешься!
- Что ты такое говоришь… - выдохнула.
Попыталась взять себя в руки. Ведь она хотела сказать ему совсем не то. Совсем другое. И о другом думала на берегу. Но он взял всю партию на себя, и она могла лишь вставлять пару слов. И даже чувствовала, что и этого не нужно. Он всё решил. Просто высказывался. Ставил её в курс дела и не собирался внимать её оправданиям.
- А что мне сказать, чтобы до тебя дошло? – он немного отступил. Совсем немного, - Ты меня сегодня чуть до инфаркта не довела, Эва.
Почему-то стало приятно, хотя и ничего хорошего он не сказал. Но так огорчённо это прозвучало. Так искренне.
- Прости, пожалуйста. Я знаю, что ты волновался. И переживал… Я знаю… Я не хотела… Правда… - если бы он только смягчился. Но вся его поза выдавала недовольство и напряжение. Она побоялась двинуться с места. Не стала к нему подходить. Только следила за его малейшими движениями.
- Знаешь? – снова издевательски переспросил он. - А мне кажется, что ты ни черта не знаешь. Даже не догадываешься. Ты думаешь, я ради развлечения таскался с тобой в больницу и выслушивал весь этот бред?
- Я… Почему бред?
- Да потому что и половины не понимаю, что мне сказали! Но мне это нужно! Мне это, действительно, нужно! Потому что я не знаю, как реагировать на тебя! Ты то плачешь, то смеёшься… то орёшь, то из тебя и слова не вытянешь. А я просто не знаю, как на это реагировать! Иногда мне кажется, что ты специально выводишь меня из себя! Старательно идёшь к своей цели!
Она почувствовала свою вину, потому что во многом был прав.
- Да, я бываю неправа. Я признаю… И не оправдываю себя
- Ничего хорошего в этом нет. И никаких оправданий мне не нужно. Мне другое нужно, Эва. Другое, - последнее слово произнёс по складам.
Она молчала. С замиранием сердца следила за его движениями. Улавливала малейшие изменения интонации. Отслеживала, как меняется его настроение.
- Если ты ещё не поняла, то я могу тебе помочь. Могу объяснить, что такое семья, состоящая из двух человек. Пока из двух, хочу напомнить. Я понимаю, ты росла в неполноценной семье. Ты просто не знаешь, каково это… отношения между мужем и женой… мамой и папой. Я же, наоборот, рос в полной семье… рос в любви и счастье. И совсем не идиот, не хотеть того же для себя в своей собственной. Я совсем не идиот, Эва... И будучи единственным ребёнком достаточно эгоистичен, чтобы не позволить такого к себе отношения, какое позволяешь себе ты, - он уже не кричал, но говорил резко. Очень резко. Словно бил словами. Эффект ничуть не меньший, как если бы он орал на неё.
- У меня есть отец, если ты забыл, - упрямо вставила она.
- Твой отец… - он выделил слово «отец», - …после смерти матери, должен был забрать тебя к себе, а не предоставлять самой себе. Понятно? Отец которого видишь раз в две недели…
- Где-то я это уже слышала, - вспомнились слова Альфи. – Не надо читать мне нотаций по поводу моих отношений с отцом.
- Если ты не имеешь представления, как вести себя, я тебя научу, Эва. Я выбью из твоей головы всю эту дурь, что ты там себе насобирала.
Она промолчала. Занервничала и встала. Он шагнул к ней.
- В моей семье всё будет по-моему. В моей семье будет так, как я хочу. Так как я скажу. Ты принимаешь меня за полного кретина?
- Нет, конечно нет…
- Тогда почему? Почему ты продолжаешь так себя вести?
Она упрямо сжала губы и приподняла подбородок.
- Послушай меня. Все эти твои выходки… Твоё упрямство… Для меня не имеют ни малейшего значения… Для меня это капля в море. Это мелочь… но я думаю, что ты с трудом это понимаешь, потому что для тебя вот это становится смыслом жизни. Ты питаешься этим… живёшь. Но если тебе так легче… мне не трудно… я понимаю, почему ты делаешь это… и если тебе так легче, то мне не трудно потешить тебя таким образом.
Она почувствовала себя полной дурой. Так словно ты хранишь секрет, о котором все знают и он, собственно, уже не секрет, и только ты по-идиотски считаешь что это так.
- Я позволял тебе развлекаться вот так. Позволял, потому что надеялся, что это пройдёт. Лакированные туфли, Эва? Да, хоть набедренная повязка! Овсяная каша на обед? Ради Бога… Что там ещё у нас было? Дефиле в чём мать родила? Давай, дорогая! А потом я надеру тебе твой милый задик так, что ты сидеть не сможешь! Я надеялся и был уверен, что ты успокоишься! Сама! Но если ты не можешь, я помогу! – вдалбливал он в неё эти слова.
- Не думай, что мне доставляет всё это удовольствие, - неприятно было слушать о своих «подвигах» в таком ракурсе.
- Да? А мне кажется, что да.
- Нет.
- Нет? Однако ты продолжаешь разочаровывать меня… всем своим видом показываешь мне своё равнодушие… пренебрежение…
- Это не так.
Упоминание о его разочарование задело до боли. Но с горечью она сознавала, что так оно и есть. Он так разговаривал, давал ей понять о своём разочаровании в ней, и это оказалось очень больно. Она не хотела этого.
- Так. Ты стараешься показать то, что ты мне сказала… что вышла за меня только из-за ребёнка… да? Только вот, когда что-то случается, Эва… ты орёшь на весь дом «Ян!»… и я нужен тебе, когда ты плачешь и тебе плохо… когда ты порезала руку, я тоже тебе нужен… Даже когда ты просто спалила платье, я тоже оказался тебе нужен!
- Нет… это не так! Не только! – она думала, что высказавшись он успокоится, но он заводился ещё больше. Она хотела бы объяснить ему всё, но его открытая агрессия путала все мысли. Его ярость просто сбивала с ног.
- Где это «не только»? Я не хочу видеть такое выражение лица, как у тебя сейчас. Мне это не нужно! Я пришёл усталый и злой! Мне не нужна дома война! Мне нужна женщина! Ты для меня женщина. И только. Моя женщина, которая мне тоже должна! Тоже должна, заметь! У меня есть, на ком испытать себя. У меня есть, с кем бороться. Ты мне для этого не нужна! И тебе всё равно не справиться со мной. Никогда.
Она уже неровно дышала. Её начало потряхивать. Она не хотела даже прикасаться к нему в таком состоянии. Словно боялась обжечься. Не хотела быть рядом с ним. Хотела уйти подальше. Устала слушать то, что он говорил. Он замолчал. Она всё ещё стояла. Отступила назад и оперлась на спинку дивана.
- Подойди, - глухо, но резко. - Подойди ко мне, Эва. Мне надоели эти игры. Это могло бы продолжаться и дальше, но ты переходишь все границы. Ты рискуешь собой. И если тебе на себя наплевать, то мне нет. И я тебе не позволю это, как и всё остальное тоже.
- Я чувствую себя провинившимся ребёнком…
- Ты и ведёшь себя соответствующе. Но ты не ребёнок, ты моя женщина… моя жена… И я тебя хочу, так что раздевайся. Сама. Я больше не буду тебя обхаживать и соблазнять… Теперь ты сама.
Она была готова дать ему то, что он требовал. Она очень хотела дать ему то, что он просил. Готова, потому что устала сопротивляться, но его жёсткий тон развеивал всё томление и романтичность, какие могут быть в такой момент. Она не хотела делать это так. Это было унизительно. Он унижал её своим тоном. Пренебрежительным. Оскорбительным.
- Подойди ко мне.
Внутри всё протестовало. Всё взволновалось и заколотилось, но она подошла. Нужно было сделать всего пару шагов. И она их сделала.
- Раздевайся.
Он подцепил пальцем завязку на лифе сарафана. Теперь в такой близи она видела как сжаты его челюсти. И видела выражение его лица. Она рванула от него в сторону. Хотела уйти в спальню. Чувствовала, что разревётся как дура. А этих слёз она не хотела ему показывать. Это были другие слёзы. Он ухватил её за локоть. Вцепился, что стало больно. Она скривилась, но не пискнула.
- Если ты дёрнешься, я буду тебя останавливать… если я буду тебя останавливать, мне придётся приложить усилия… если мне придётся приложить усилия, мне будет больно… если мне будет больно, то я буду нервничать… а если я буду нервничать, то будет больно тебе… Раздевайся, - снова резанул он ей по нервам. Его хватка не ослабла.
Она упрямо поджала губы, но потом сказала:
- Я не могу сама. У меня болит рука, - он потянул её и она подступила к нему ближе. Душа её сопротивлялась такому Яну. Ладони стали ледяные, пальцы занемели. Сейчас она даже при всём желании не смогла бы расстегнуть молнию. Утром ей понадобилось очень много времени, чтобы справиться с молнией на спине.
- Убери волосы.
В руке у неё была зажата китайская шпилька. Она собрала волосы в хвост, потом скрутила в узел и сколола их. Даже такие нехитрые действия потребовали усилий. Выходило неловко, но она справилась. Руки дрожали. Большой палец левой руки и вовсе двигался плохо и доставлял боль. Пару локонов она всё же не удержала. Опустила руки и тронула пластырь на левой.
Он взял её за лицо и поцеловал. Быстро приник. Крепко. Даже грубо.
Едва он отпустил её она развернулась спиной.
- Снимай… - дрожащим голосом. И грудь тяжело вздымалась от сбившегося дыхания. Но то было не от нетерпения. Не от желания. Не от того желания, что пульсирует в каждой клеточке тела радугой удовольствия.
Желание быстрее всё закончить если он собирается просто грубо её взять. Она не собиралась останавливать его на этот раз. Но этот его поцелуй не нашёл в ней отклик, какой обычно.
Он сжал её плечи в кольце рук и чуть встряхнул. Не потянулся к молнии. И не притронулся. Пригнулся к уху.
- Где моя любимая разумная девочка? Где моя солнечная девочка? Почему у меня в доме поселилась бестолковая девка?
Она могла ощущать каждую его напряжённую мышцу. Но тон его был другой. Такой, что так и хотелось ему сказать…
- Потому что ты бросил свою солнечную девочку, - сказала. Хотела твёрдо, но получилось обиженно и разочарованно. - Ты её бросил, когда она перестала быть тебе нужна. Ты её бросил, а потом пришёл и женился на бестолковой девке.
- Я не хотел. Как ты не понимаешь, чего мне это стоило?
- Но я думала другое! Я жила с этим! Жила с тем, что оказалась в один прекрасный день тебе не нужна! Я осталась одна… беременная… и ненужная… Ты унизил меня… Я до сих пор помню, что ты мне сказал... И как ты это сказал... Так бездушно… Ян… так бессердечно… Я до сих пор помню… - ещё слово и она заплачет. Замолчала и сглотнула.
- Я знаю. Знаю. Я не прошу прощения. Но не потому что не хочу. Потому что…
- Потому что это слово глупое… и ничего не выражает? - закончила она.
Улыбнулся? Да. Стало легче. И по-другому. И его дыхание у щеки.
- Ты нужна мне любая. Любая. Но я скучаю по той Эве. Забудь это. Забудь. Сотри из своей памяти. Пожалуйста.
- И я…
- Что?
- И я хочу того Яна… - прошептала.
- Я с тобой. Я всегда с тобой.
- Я постараюсь. Я обещаю, - грудь сдавило. От недосказанности. От всех этих белых пятен в их истории. Так трудно было заговорить, но она сделала. Сказала и выдохнула. И снова задрожала. Пережитые и ещё не пережитые эмоции, встряхивали её. Он ничего не ответил. Кажется, что ослабил объятья, но прижал крепче. Хотелось ещё крепче. Чтобы согреться. Потому что начало поколачивать. И жутко захотелось коньяка. Так, что хоть вой…
Он начал целовать её. Шею. Сзади. Спускаясь вниз. Потом плечо. Она хотела развернуться. Или повернуться, чтобы ответить, но застыла. Была как деревянная. Положила ладони на его предплечья.
- Боже, у тебя руки ледяные… - сжал её ладони. Вернее только правую. Левую не так сильно.
- Я… - боялась, что зубы застучат, - …я замёрзла. – И ужасно хочу коньяка. У нас есть коньяк?
- Есть. Но тебе нельзя.
- Пожалуйста. Я так замёрзла. Я ничего не чувствую, - просила она.
- Пойдём.
Он отпустил её. Взял за руку и потащил на кухню. Или повёл?
Она просто переставляла босые ступни. Как хорошо, что пол был тёплый. Забралась на стул и развернулась к нему лицом, обхватила себя за плечи, потёрла руки. Замёрзла. Вся покрылась мурашками. Кажа стала «гусиной».
- Коньяк я тебе не налью. Это очень крепко.
- Я хочу коньяк.
- Тебя вырвет. Когда ты ела последний раз?
- Не помню, - он повернулся к ней и выразительно посмотрел. – Не говори, что я дура. Сама знаю, - грозно предупредила она и получила в ответ смешок.
Он поставил перед ней тарелку, на которой ещё остались бутерброды.
- Ешь.
- Они холодные. Я не хочу холодные.
- Ешь холодные, - продолжая шарить по шкафам.
Как ни странно, она не стала спорить, взяла с тарелки сэндвич. Откусила кусочек и облизнула палец.
- И так вкусно. Оказывается. Что ты ищешь?
- Вино.
- Вон там, - она указала на верхний шкафчик, с аппетитом прожёвывая кусочек поджаренной колбаски.
- Понятно. Эва уже навела порядки. Странно, что я смог найти кофе в этом доме.
- Ты спрашивай, я тебе буду подсказывать, что и где лежит… - довольно улыбнулась она и замолчала. Даже перестала жевать. Уставилась в окно. И Ян тоже.
Послышались оглушительные раскаты грома, сопровождающиеся яркими вспышками молний. Дождя ещё не было. Пара секунд затишья, а потом снова громыхнуло и небо озарилось.
- Я давно не видела такой грозы, - прошептала она, заворожённо глядя на открытую взгляду панораму. На улице было совсем темно и только яркие молнии разрезали мглу над океаном. – Были тучки, но я не думала, что будет так сильно.
- Наверное, будет ливень, - предположил Ян, открывая бутылку.
Эва вспомнила, что ела бутерброд и продолжила своё занятие.
- Я люблю грозу и люблю дождь. Почему-то в такие моменты хочется подумать. Но, конечно, только когда лежишь на диване, а не мокнешь под дождём.
- Тебе нельзя думать. Тебе вредно, - съехидничал он, не улыбался, а сосредоточенно отмерял ей «дозу» красного вина. Налил полбокала, потом подумал и долил ещё.
- Какого ты обо мне низкого мнения… - обиженно отозвалась она на его слова. Притворно обиженно.
- Нет, я о тебе очень высокого мнения. Просто твой мозг иногда выдаёт очень своеобразные идеи.
- Это да-а-а, - согласно протянула она.
- Вот и я говорю…
- Ты хочешь его подогреть? – спросила она, когда увидела, что он открыл дверцу микроволновки.
- Да.
- Тогда добавь ещё корицы.
- Чего?
- Корицы говорю, - повторила она и указала пальчиком на шкафчик.
- Прям «рождественский» чай…
- Да. Хватит, - остановила она. – И немножко сахара.
- Сахар… - повторил он и добавил чайную ложечку сахара. Размешал. – Ещё что?
- Всё, - она выдала ему довольную очаровательную улыбку.
Он сунул бокал в микроволновку.
- Надеюсь это не хрусталь, - задумчиво проговорила она.
- Конечно нет.
Редкие капли дождя застучали по стеклу. Свет был приглушён. Только несколько точечных светильников горело над барной стойкой. Не было видно стекающих капель дождя, только стук, который становился всё чаще. Ветер усиливался. А капли всё стучали и стучали. И этот редкий перестук постепенно переходил в монотонный шум, льющейся воды. Они молча смотрели в окно, в котором ничего невозможно было разглядеть, за исключением тех моментов, когда молния озаряла всё вокруг.
Пикающий звук отвлёк их. Ян достал бокал с вином и поставил на стол.
- Горячий, - сказала она и одёрнула руку.
- Пусть чуть-чуть остынет.
- А ты? Я не буду пить в одиночестве, - она покачала головой.
Поболтала ножками, глядя как он достал себе бокал и налил вина. Отпил. Не стал греть, как ей. Встал, оперевшись на мраморную столешницу, скрестил руки на груди, внимательно глядя на неё. Она тронула свой. Он был ещё горячим, но терпимо. Можно было взять в руки. Она взяла и немножко отпила. Стекло нагрелось больше, чем само вино. Вино было приятно горячее. Сладкое и ароматное. Пряность корицы в тёплом вине… С первого же глотка по телу медленно стало разливаться тепло.
От его взгляда хотелось поёрзать, что она и сделала. Поёрзала на высоком стуле, уселась поудобнее и принялась разглядывать вино в бокале. Снова поболтала ножками. Отпивала по глотку, растягивая удовольствие.
На всю кухню пахло корицей. Он улыбнулся, наблюдая за ней.
- Хочешь попробовать? – она поднесла бокал к носу, вдохнула исходящий аромат. Тёплое вино усиливало запах корицы. – Это очень вкусно.
Он покачал головой.
- Ну, попробуй, - уговаривала она. Захотелось поделиться с ним этим вкусом. Но он снова покачал головой. И отпил своё холодное вино. – Я всё выпью и тебе не достанется…
- Пей, - просто сказал он. – Согрелась?
- Да, - она кивнула.
Согрелась. В желудке стало приятно тепло. И в груди. И даже в кончиках пальцев ног. И рук. Горячо. Ещё четверть бокала удовольствия.
Он отставил свой пустой в сторону. Шагнул к ней.
- Я даже не заметил, что ты надела её, - он взял в руки подвеску.
- Да, сегодня, - она опустила взгляд на переливающийся розовый камень у него на ладони. Даже в таком тусклом свете при лёгком шевелении грани искрились и сверкали.
- А кольцо?
- Кольцо не стала.
- Почему?
- Ты же мне не купил охранника, - она хихикнула. – Страшно… украдут меня вместе с этими дорогими побрякушками.
Она взяла его за левую руку. Рассмотрела кольцо и пошевелила его ладонью. Так странно видеть на его руке кольцо.
- Так необычно…
- Что?
- Кольцо на мужской руке… особенно с камушками…
- Да. Твой Альфи сказал бы «гламурненько».
- О, да, он бы точно так и сказал, - она улыбнулась. – Так и откажешься? У меня остался последний глоток.
- Значит, раздеваться у тебя рука болит. А одеваться не болит. И подвеску нацепить тоже не болит.
- Я два часа утром на это потратила!
- М-мм… - он посмотрел на её руки. На розовый лак на ногтях. Этот розовый не такой противный, как та кофточка. Этот приятного оттенка и матовый. Он задрал сарафан обнажая колени. – Это что? – тронул маленький синячок. Крошечный. На правом колене.
- Не знаю я откуда это. Стукнулась где-то.
- В чём ты была сегодня? В этом платье?
- Нет. В другом. А что? Я переоделась.
Она переодела цветной сарафанчик. Надела это платье, хоть и снова пришлось помучиться с молнией на спине. Струящееся из лёгкой белой ткани, с обтягивающим лифом. Чёрные узкие бретельки переходили в окантовку декольте и завязывались бантиком.
- Просто я даже не помню, в чём ты была. Вообще.
- Ты был злой.
- Нет, я был просто в шоке.
Они помолчали. Кроме шума дождя ничего не нарушало этой тишины. Она допила вино, но так и продолжала держать пустой бокал в ладонях. Подняла на него глаза. Стало совсем тепло. Жарко. Смотрела ему в глаза и уже перестала слышать шум дождя.
Он взял её за лицо. Пригнулся. Она сразу отставила бокал в сторону. Не почувствовала теплоту его рук. Потому что щёки горели от выпитого вина. Сомкнула руки на его запястьях.
- Согрелась… - он сказал. Ладошки её были горячими.
И губы тоже. И сладкие. И от неё пахло корицей. Целуя её он попробовал.
- Это очень вкусно… - от этого тона её пробрало. Всегда пробирало. Всегда возбуждало.
Эти его словечки... Сказанные таким тоном…
Вся многозначительность интонации и обещание в одном слове…
Сейчас это было намного острее.
Так соскучилась... Так сильно…
Он снова поцеловал её. Не напористо, но терпеливо. И всё-таки с жадностью.
Так соскучился… Так сильно…
Это был уже другой поцелуй. Её мягкие слегка приоткрытые губы. Податливые. И дерзкий язычок. Острый. Остро, потому что
