ИЗДЕРЖКИ РЕМЕСЛА

 

…В сем бренном мире будет так, как совершалось встарь, – добычу в вечной беготне любая ищет тварь…

Абу Абдаллах Рудаки

 

– А кто вообще такой? – начальник заставы – молоденький старлей с птичьим пухом на давно не мытой шее, с любопытством рассматривал Ахмеда, словно надеясь взглядом проникнуть под черную вязаную шапочку, натянутую пленнику до скотча. – Из известных, нет? По телевизору его показывали?

– Не знаю, как по телевизору… Но нашему ИЦ[28]он точно известен. И давненько уже, – Северу, выступавшему в роли старшего группы, любопытство старлея явно не нравилось. Пленный как пленный. Руки крепко связаны за спиной, штаны спущены до колен, без обувки – в шерстяных носках. Скотч на шее? Ну да, гранатка скотчем примотана. Скотч пропущен под спусковой рычаг, усики предохранительной чеки разогнуты, если что – дернул за колечко, и прощай пленник. Эта придумка, взятая на вооружение членами команды, запатентована Джо. Иногда нет лучше средства, чтобы остеречь находящихся под надзором субъектов от непродуманных шагов. Человек с крепко примотанной к шее гранаткой становится удивительно покладистым и исполнительным.

– А это зачем? – старлей таки просунул голову дальше, чем нужно, и узрел гранату. – Ну ни хрена себе! Вот вы выдумщики! Надо будет взять на вооружение…

– Братишка, на обратном пути мы заедем к тебе с шашлыками и все обстоятельно расскажем, – не выдержал Север. – А сейчас – давай побыстрее, ладно? Не будем обострять. Ты нам сорвешь операцию, мы, естественно, в долгу не останемся – подпортим тебе карьеру. Ты скажи, чего конкретно тебе не нравится?

– Да не, все нормально, – старлей вернул Северу липовые «ксивы», еще раз зацепился взглядом за «вездеход», приклеенный скотчем с внутренней стороны к лобовому стеклу, и утопал в сторону погребенной в безразмерном окопе кашээмки, по-журавлиному выдирая из грязи ресапы, явно большие на пару номеров, чем требуется.

– И кто додумался таких детей на войну посылать? – сердито пробормотал Антон, глядя вслед старлею. – У нас что – демографический кризис?

– Мало платят, – флегматично заметил сидевший за рулем Мо. – Все здоровые и умные давно убежали туда, где можно заработать нормальные деньги.

– Что там у нас, Сало? – поинтересовался Антон.

– Ты видел, он пописать пошел, как подъехали? Затарил в кустиках и включил, – успокоил стоявший снаружи Север. Сало, вместе с Ментом составлявший экипаж Севера, сидел в переднем «УАЗе». Антон, сосредоточившись на старлее, не обратил внимания, как боевой брат отлучился. Сало имел при себе закамуфлированный под «Спидолу» средней мощности генератор помех направленного действия, который должен был убить на время все рабочие частоты основной действующей радиостанции КШМ – Р-130.

– Ну и ладушки, – с нарочитой беззаботностью резюмировал Антон, напряженно наблюдая за старлеем. Запрос по радио – самый шаткий пункт первого этапа акции. Липовые удостоверения Хабаровского СОБРа по-прежнему работали безотказно. Классически исполненное предписание и постановление военного прокурора старлей даже смотреть не стал – не его кафедра. «Вездеходы» на обе машины – спецпропуска, подписанные лично командующим объединенной группировкой, – также сомнений не вызывали. К вящему неудовольствию федеральных особистов, следует заметить, что таковые «вездеходы» воспроизвести в натуральном виде – проще пареной репы. Подойди поближе к одной из машин, стоящих в Моздок у бара «Дарьял», сделай скрытно снимок цифровой камерой. забей в компьютер, подретушируй сообразно реквизитам нового владельца – и на лазерный принтер. Надо только бумажку поплоше вставить, в штабе объединенной группировки мелованной импортной бумаги, как правило, не держат.

В принципе не будь у них на руках пресловутого Ахмеда, пропустили бы и без запроса. Но на этот случай на каждой заставе имеется специальный циркуляр: если плененного нохчу везут туда – обязательно проверять по инстанции. Есть, знаете ли, умельцы народные, что за деньги вывозят раненых и пленных боевиков на их историческую родину. Оттуда к нам – сколько угодно. А туда – извините…

– Долина – Десятому! – заголосил из приоткрытой двери дежурного отсека радист. КШМ расположена в пятнадцати метрах от КПП, слышно все до последнего слова. – Долина, Долина, я – Десятый!

– Тьфу, зараза, – расстроился Антон. – Ну встаньте еще в центре Черноводска, соберите всех чичей, вручите им таблицу радиоданных, цифровые коды… И кто же вас, таких, на войну посылает?

– Ага, лучше бы здесь торчал спецназ ГРУ, – саркастически хмыкнул Север. – И мы бы уже давно стояли раком под стволами во-он у того бункерка…

Минут через пять старлей вернулся, виновато разводя руками.

– Опять помехи – никак дозвониться не можем…

– Та-а-ак! – грозно нахмурился Север. – И что ж теперь – нам тут ночевать прикажете? Ну давай – на тебе постановление, бери этого ублюдка, езжай сам, проводи операцию. Давай, давай! – тут Север выхватил из своей легкомысленной папочки пачку заполненных бланков и принялся совать их старлею в руки.

– Это… Ну, это… – старлей отступил назад и скон-фуженно шмыгнул носом. – А вы его обратно привезете?

– А мы его шлепнем сразу за поворотом, – ядовито буркнул Север. – Ну что за вопросы, братишка?! Ну, конечно же, привезем! Если повезет, еще пару-тройку таких же прихватим. Время, братишка, время – давай думай!

– Ладно, езжайте, – махнул рукой начальник заставы и, оборотясь к праздно торчавшей из-за обложенного рваными мешками бруствера КПП веснушчатой физиономии, начальственно крикнул:

– Подымай давай – чего уставился? Номера запиши! Ходют тут как вареные…

Завернув за первый же бугорок и потеряв КПП из вида, встали. Отсюда хорошо просматривались санаторные корпуса Черноводска. До окраины километра три, не более, дальше путешествовать в «федеральном» обличье уже как-то неприлично. Быстро поменяли хабаровские номера на местные, перестроились – теперь спереди будет двигаться экипаж Антона. Ахмеда разлучили с вязаной шапочкой, пересадили на переднее место рядом с водителем, развязали руки, торжественно вручили его «разгрузку» и «Кипарис» с вареными патронами.

– Гранат нэ хочиш убират? – напомнил Ахмед, без энтузиазма кладя оружие на колени – он знал, что патроны предварительно сварили. – С гранатам сабсэм ни-харашо!

– Спереди не видно, – успокоил Север. – А сзади командир сидит – он неприхотливый. Пусть себе висит. Напрасно беспокоишься – тебе очень даже идет.

Ахмед обеспокоенно шевельнул раненой рукой, с надеждой обернулся к Антону:

– Исрапи встричат будит – гранат увидит. Что скажит?

– Скажешь ему, что теперь в вашем тейпе такая мода, – ласково улыбаясь, посоветовал вредный Север. – Глядишь, ему понравится, он себе тоже такую штуковину заведет…

– Отмотай, – невольно усмехнувшись, распорядился Антон. – А то правда – понравится Исрапи, начнет приставать, чтобы ему тоже гранатку дали. Мо, с этой минуты ты отвечаешь за него. Если тебе что-то покажется странным, действуй по своему усмотрению.

– Есть, командир, – Мо ободряюще похлопал пленника по колену. – Оно слышало, что сказал командир? Теперь оно – мое. Я буду с нетерпением ждать, когда оно попытается сделать глупость…

Ахмед зябко поежился и отвернулся к окну. С Мо он уже общался в ходе допросов – на каком-то этапе полковнику показалось, что пленник исчерпал весь запас искренности и пытается всучить ему дезу…

На сравнительно небольшом отрезке пути от заставы к «Горячему ключу» наши парни четырежды разминулись с местными авто. Разминки эти прошли вполне благополучно: один водитель трижды протяжно просигналил, двое других, завидев Ахмеда Сатуева, вообще высовывали головы через окна, чтобы помахать руками и крикнуть что-то приветственное. И лишь последнее встречное авто – красная «Нива» – проскочило мимо без каких-либо поползновений к выказыванию приязни. Ахмеда здесь знали. Вернее, не столько Ахмеда, сколько его легендарного брата, почитание которого косвенно распространялось на всех представителей его тейпа.

– А чего этот, на «Ниве», не приветствует тебя? – выдержав паузу, спросил Антон на чеченском.

Ахмед вздрогнул, медленно обернулся, изумленно вытаращившись на Антона. Наш парень лучился в обворожительной улыбке – нравились ему такие моменты. Почему-то все нохчи, имевшие с ним дело, страшно удивлялись, узнав, что этот обычный с виду вражина владеет их языком. Эка невидаль-то!

– Сидеть смирно, – по-чеченски же поправил пленника Мо. – Смотреть прямо!

У Ахмеда вырвался какой-то нечленораздельный возглас, он сел прямо и покачал годовой.

– Ты не ответил на мой вопрос, – напомнил Антон.

– Это люди из тейпа Гулаевых, – Ахмед перешел на родное наречие. – После того как я обидел Арзу, они меня не любят. Плохо тоже не скажут – побоятся ссоры, но и целоваться не станут. Надо будет как-нибудь собраться, прощения попросить…

Не доезжая километра полтора до Черноводска, свернули направо. Здесь, в уединенном глухом местечке, посреди рощи пирамидальных тополей, притаилось весьма непритязательное на вид заведение с сомнительной надписью на проржавевшей доске, прибитой над покосившимися воротами: «Гарячий Ключь». Ветхий забор из штакетника, небольшой кирпичный дом, отдельно стоящее кирпичное же строение с двумя входами, вместо окон под ржавой железной крышей – стеклоблоки. За строением – покрытое обильным слоем пара грязевое озерцо, питаемое двумя забранными в бетон горячими серными источниками.

Встречать выскочил хромоногий рыжий дядек в тюбетейке, за спиной которого маячил долговязый подросток – такой же рыжий и удивительно похожий ликом на рыжего старшего.

– Исрапи, – буркнул Ахмед, открывая дверь «уазика». – И его внук – Али. Сына нет – убили.

– Смотри, я тебя предупредил, – остерег по-чеченски Антон, также выходя из машины.

Обнялись по обычаю, похлопали друг друга по спинам. Исрапи спросил, как дела. Ахмед, деланно улыбаясь, вскользь упомянул о ранении, пожаловался на ревматизм, коварно наскочивший на его могучую спину немногим более недели назад.

– У тебя как?

– Нормально. До вечера пусто – никого не бывает. Заходи, я все сделаю.

– Хорошо, – Ахмед, как было условлено, помахал «кипарисом» высунувшемуся из двери второго «уазика» Менту (физиономию Севера показывать сочли нецелесообразной, больно уж белобрыс да курнос. Это на федеральных заставах он хорошо смотрится в роли старшего, а тут наверняка удивились бы, откуда такое чудо!). – Поезжайте, мы тут задержимся…

Экипаж Севера незамедлительно укатил – второй раз просить не пришлось. Разделить группу было решено не только по оперативно-тактическим соображениям, но и ввиду местных особенностей. Если Сыч вполне сносно мог общаться по-чеченски, а Мо практически все понимал и знал довольно много обиходных фраз, то остальные, увы, владели великоичкерским наречием в объеме: «стоять», «лежать», «давай» и «стой, стрелять буду».

– Все будете греться? – поинтересовался Исрапи.

– Да, все, – кивнул Ахмед, не заручившись поддержкой «соратников».

– Али, сделай три! – крикнул Исрапи вслед ломанувшемуся к кирпичному строению внуку. – Идите, я сейчас простыни принесу, – и усеменил в дом.

– Оно много себе позволяет, – отмороженным голосом заметил Мо, на ходу неуловимым движением достав из спинки «разгрузки» один из своих боевых ножей с тяжеленной ручкой, залитой свинцом, подбросив его на три оборота, поймав за ручку и так же ловко упрятав обратно.

– Я всегда заказывал ванны на всех, кто приезжал со мной сюда, – поспешил пояснить Ахмед, обращаясь к Антону – на Мо он старался не смотреть. – Тут всегда безопасно, охрану выставлять не надо…

– Сказал так сказал, – невозмутимо пожал плечами Антон и напомнил Мо:

– Говори по-чеченски. Или вообще молчи.

– Есть, командир, – буркнул Мо по-русски и тотчас же обратился по-чеченски к Ахмеду:

– Как здоровье родителей? Как перезимовал ваш скот? Не попробовать ли нам шашлык?

Ахмед затравленно втянул голову в плечи, опасливо покосился на Мо и выдавил:

– Насчет шашлыка – не знаю… Это, наверно, долго…

– Шутит, – успокоил его Антон. – Не обращай внимания…

Внутри строения оказалось неожиданно чисто и аккуратно. Два помещения, отделанные кафелем. То, что поменьше, – своеобразный предбанник: вешалка, шкафчики для одежды, стол, две дубовые скамьи. Большее помещение – зал с десятком ванн и средних размеров бассейном посреди. Единственный, пожалуй, недостаток – мрачновато здесь было. Лучей скудного зимнего солнца, проникавших через стеклоблоки, расположенные под самой крышей, было явно недостаточно, чтобы полноценно осветить просторное помещение. Дизель же, судя по отсутствию характерного гудения, был для Исрапи непозволительной роскошью.

«А пожалуй, на морг похоже, – подумал Антон. – Только столов нету и трупиками не пахнет…»

Пока раздевались, Али набрал три стоящие рядом ванны из пожарной кишки, подведенной к источникам. Помогли Ахмеду усесться в среднюю ванну, раненую руку заботливо укутали в пластиковый пакет, осторожно уложили на бортик, затем сами забрались в исходящую вонючей серой воду. Все чинно-благородно: посередке – вождь, верные телохранители по бокам. Голый Ахмед заметно комплексовал: на фоне поджарых санитаров ЗОНЫ, обвитых игривыми змеями тренированных мышц, откормленный абрек выглядел рыхлым барчуком, привыкшим жрать сверх меры и давненько забывшим, что такое суточный пеший переход.

– Простыни на вешалке, – возник из серных клубов Исрапи. – Ну, как вам?

– Все нормально, – ответил Ахмед. – Покушать что-нибудь сделай. Ты знаешь – я как посижу, потом аппетит как у волка.

– Хорошо-хорошо, – Исрапи заторопился к выходу. – Вы сидите, не спешите, сейчас Айна мясо приготовит…

– Пусто, – доложил Мо через минуту после того, как за хозяином закрылась дверь. – В раздевалке никого нет.

– Очень хорошо, – Антон привык безоговорочно полагаться на феноменальный слух младшего боевого брата. – Рация. Ствол.

Мо метнулся в предбанник, притащил Антонов «Кенвуд», замаскированный во флаконе из-под шампуня, ПСС[29], упрятанный в соответствующим образом разрезанную губку, и два своих ножа. Отдав командиру губку с пистолетом и рацию, уселся обратно в ванну и, пристроив клинки на груди, блаженно зажмурил глаза.

Ахмед, оживленно сверкнувший было глазами при виде ножей, заметно поскучнел. Плохо нохче без ножа да совсем голому. Особенно когда знает нохча, что очень скоро придет брат по вере, чтобы персонально с ним, голым нохчей, разделаться. Нож – хорошее оружие в умелых руках.

– Оно воображало, что мы ему дадим нож, – не размыкая глаз, заметил Мо. – Оно не хочет умирать безоружным. Оно не знает, что оно – уже труп…

– Какой злой человек, – еле слышно пробормотал Ахмед, адресуясь к Сычу. – Совсем больной…

– По-чеченски, – напомнил Антон, пристраивая губку под голову на край ванны и проверяя, удобно ли будет доставать ПСС.

– Как перезимовал ваш скот? – спохватился Мо, переходя на чеченский. – Стой, стрелять буду! Лежать! Сопротивление бесполезно! Мне нравится твоя сестра. Она печет замечательные лепешки. Этой осенью мы приглашаем весь ваш аул на нашу свадьбу… Ахмед отвернулся и скрипнул зубами.

– Говорливый ты наш, – недовольно сказал Антон. – Прекрати нервировать нашего друга. Отдыхайте, пока есть возможность…

…Идея насчет прокатиться утречком через заставу, сами понимаете, принадлежала полковнику Шведову. Полковник с Барином накануне проехались по предстоящему маршруту под личиной прокурорских: липовые ксивы, холеные лица, никаких проблем. Посмотрели, подтвердили топосъемку полугодовой давности (полгода назад команда работала в этом районе), провели подробную рекогносцировку.

– Не получится пешком, – отверг предложение Антона полковник. – Кто даст гарантию, что они будут ходячие? Если все получится не так, как хотели, вы что – на себе их потащите? Знаю, знаю, нехорошо через КПП – с пленным. Но у нас очень мало времени…

Первоначально затея с Арзу гляделась слабенькой в силу причин чисто технического характера. Нет, весь объем необходимых данных наличествовал. Ахмед подробно объяснил, где проживает тейп Гулаевых, показал на плане города наиболее удобные маршруты подходов к усадьбе, дал примерный численный состав тейпа – он пару раз бывал у Гулаевых в гостях, кое-что запомнил. Но вот тут все приятные подробности заканчивались и начинались непроходимые трудности.

Черноводск – большущее село, именуемое склонными к преувеличениям нохчами городом. Здесь с незапамятных времен располагаются несколько санаториев, здравниц и частных лечебниц типа «Гарячего Ключьа» Исрапи. В этих здравницах в первую чеченскую, да и в настоящее время успешно лечатся и отдыхают раненые «духи» чуть ли не со всей Ичкерии. В селе проживают несколько больших тейпов с примыкающим к ним людом, имеется своя администрация и разрешенный федеральным командованием здоровенный отряд самообороны, из бойцов которого регулярно формируется так называемая «чеченская милиция» – те же «духи», только вроде бы раскаявшиеся и легализовавшиеся. Не город – «пятая колонна» в тылу федеральных войск, ударно пестующая бойцов для действующих полевых командиров и легально формирующая подразделения «правоохранительных органов» Ичкерии – читай, новую армию, с которой нам предстоит воевать в недалеком будущем.

Тут самое время для несведущего читателя коротенько пояснить, отчего командование федеральное терпит такое положение дел и не пресекает всю эту трихомундию на корню. Пока наши хлопцы нежатся в воняющих серой ваннах, у нас есть несколько минут.

Вся суть в патологической несопоставимости мента-итетов.

Командование наше мыслит цивилизованными нормами, оно родилось и выросло в социалистическом псевдогуманном мире, полном братской любви и интернационализма, и настойчиво пропагандирует нерушимый постулат: «Мы с народом не воюем. Мы вообще не воюем. Мы проводим контртеррористическую операцию против отдельно взятых бандитов».

Ему, командованию, так положено – иначе нельзя. Иначе на Старой площади и в Европе не поймут.

А нохчи мыслят своими категориями. Категории у них просты донельзя: есть родовичи из тейпа – это хорошие, и есть другие нохчи – не родовичи, к которым следует относиться с известной долей настороженности, но вполне дружелюбно. Существует также небольшой конгломерат не нохчей, во всем нохчей поддерживающий. Абхазы-мусульмане, например, арабы-спонсоры, которые нохчами активно и беззастенчиво пользуются, и ряд других господ. Остальные – чужие.

Чужие могут быть либо врагами, либо рабами – это закон. Если враг слаб, его нужно либо убить, либо пленить и обратить в раба. Третьего не дано. Ни один нормальный нохча не потерпит, чтобы слабый враг спокойно разгуливал у него под носом и занимался своими делами. Либо труп, либо раб – вот истина.

Если же враг силен и убиению, равно как и пленению, вот так запросто не подлежит, его нужно обмануть, ввести в заблуждение, перехитрить любыми доступными способами, чтобы в конечном итоге максимально ослабить или загнать в такую ситуацию, в которой он будет стеснен либо бессилен. А когда он ослабнет, опять же – обратите внимание – убить либо пленить.

Нохчам на цивилизованные нормы, гуманизм и подобное пиплолюбие глубоко плевать, у них это в генотипе заложено, они так воспитаны и в этом совсем не виноваты. Это просто совершенно другой менталитет, коренным образом отличный от нашего, с этим нужно считаться и ни в коем случае нельзя даже пытаться подтягивать этот их менталитет к нашему, ничего хорошего из этого не выйдет. Ну-ка, попробуйте заставить лемура и пиранью существовать в одном жизненном пространстве и по единому распорядку! С удовольствием посмотрю, как это у вас выйдет!

Исходя из принципов своего менталитета, нохчи уважают только силу и к любому проявлению милосердия со стороны врага относятся как к некоему необъяснимому недоразумению, свидетельствующему о его, врага, слабости.

Теперь представьте себе, что мы выступаем в роли нашего командования. Хорошо брать большой город – не в плане сокращения количества потерь, а сугубо в морально-этическом аспекте. Там население, ввиду урбанизации, разрозненности и жилищной оторванности от тейпов, не представляет собой единой нерушимой общности и достаточно легко поддается обработке. Посредством агитации и по большей части прямого нажима мы «вымываем» основную массу населения из квартир, пропускаем через фильтры и предупреждаем оставшихся через мегафоны в последний раз. Затем со спокойной совестью начинаем долбить оставшихся: «духов» и тех несчастных, кто не смог уйти по разным причинам, – пока не получим руины, по сравнению с которыми Колизей выглядит одной из химкинских новостроек. У нас в данном случае железные оправдания случайных жертв и необоснованных разрушений: время предоставили, агитацию оформили в полном объеме, обеспечили вывод жителей в безопасную зону, переговоры с «духами» провели. Кто не спрятался, я не виноват!

А вот перед нами большущее село типа Черноводска. Мы твердо знаем, что здесь живут несколько многочисленных тейпов, которые традиционно занимаются работорговлей и бандитизмом, и каждый тейп содержит свой хорошо вооруженный отряд. То есть «духи» сюда заскочили вовсе не случайно, обшибшись адресом или заплутав, – выгонять их нелицеприятно никто не станет. Они тут живут.

Мы вызываем старейшин на переговоры, даем время на выпроваживание боевиков. Село окружено тройным кольцом (наши СМИ всегда нас уверяют – обязательно тройным!), мы этих боевиков поймаем на околице, зажмем в огневые клещи и аннулируем. Просто все.

Старейшины нас внимательно слушают и кивают. Обещают – выпроводим.

Далее все происходит по той самой схеме, с которой мы с вами уже знакомы. По истечении указанного срока старейшины заявляют – «духов» нет, все ушли в горы. Давайте проведем совместно «мягкую зачистку» – сами убедитесь.

У нас тут есть два варианта развития событий: поверить старейшинам и согласиться на «мягкую зачистку» – совместную проверку паспортного режима по их плану или не поверить и настаивать на своем. С первым мы знакомы, поэтому опустим его. Переходим сразу ко второму: мы старейшинам не верим, объявляем их наглыми лгунами и даем время на вывод мирного населения. Как выведете – начнем долбить.

Можете мне поверить на слово – никто из села выходить не будет. Не оставят рачительные хозяева свое добро для артиллерийской забавы. Не бросят мирные жители своих мужей, сыновей и братьев на растерзание – как уже говорилось выше, это не случайно заскочивший в село отряд чужих «духов», от которых можно безболезненно отказаться, а родная кровинушка. А по истечении указанного срока к вам опять припрутся старейшины и будут клятвенно заверять, что «духов» в селе нет – ушли в горы. Мало ли что вы окружили село тройным кольцом и никаких перемещений не заметили! Да у вас просто со зрением не все в порядке! Или спите больше, чем положено…

Вот тут у вас опять есть два варианта. Обратили внимание? Никто пас в тупик не загоняет, всегда есть альтернатива. Вы можете объявить всех жителей села врагами и приступить к методичной артподготовке, а затем и штурмовать село по всем правилам военного искусства., Нов этом случае вы можете быть уверены на двести процентов, что каждый двор обратится в крепость, каждая семья станет боевой ячейкой и будет биться с вами до последней капли крови. Вы наложите кучу трупов, с которыми потом ни одна еврокомиссия не разберется, потеряете немерено своих бойцов, руки ваши будут по локоть в крови, и станете вы военным преступником. А село, вообще говоря, придется сносить к известной матери. Некоторые любители экзотики из штаба группировки называют это – «лунный ландшафт».

А теперь задумайтесь, не дрогнет ли у вас, цивилизованного дитяти своего гуманного общества, сердечко, когда вы будете отдавать такой приказ? Хотя тут и задумываться не стоит: обязательно дрогнет, я вас уверяю.

Нет, вы знаете, что все они гады, знаете! Но! Ваше Суперэго, взлелеянное на незыблемых постулатах гуманизма, чутко караулит самые искренние порывы вашего страстно желающего озвереть Ид. Проще говоря, в глубине своей ожесточившейся военной души вы, сами того не желая, продолжаете верить, что в селе подавляющее большинство – мирные люди, непричастные к преступлениям бандитов. И ничего такого вы не отдадите. Вы же не зверь какой, чтобы «мочить» мирных жителей!

Вот тут безотказно срабатывает наш менталитет. Менталитет, безусловно, постулирующий, что с любым врагом можно договориться и оставить этому врагу жизнь, не порабощая его, но принуждая жить по нашим законам. Вы просто вынуждены скрепя сердце согласиться на вариант, предложенный старейшинами.

А дальше – все по старому, накатанному сценарию. Совместная проверка паспортного режима. Поручительство старейшин за тех, кто вам показался подозрительным. Сдача какого-то там оружия. Преимущественно бердан и трехлинеек времен Первой мировой. Обещание железного порядка в районе. Ваше всемилостивейшее одобрение скоропалительно назначенной местной администрации. Скоропалительное же создание отряда самообороны. Торжественная выдача бойцам этого отряда оружия – из числа того, что изъяли при зачистках в других районах. Торжественный митинг, посвященный присоединению к Федерации новой вотчины, на время отошедшей было по недомыслию под сень тотального бандитизма.

– Хватит воевать! Устали уже воевать! Работать надо! Хлеб растить! Скот пасти! Учиться надо! – вот так вы вещаете. Искренность брызжет из ваших пылающих уст. Вы даже где-то чувствуете себя героем и вершителем судеб, вы испытываете эйфорию и эмоциональный подъем. Шутка ли – обратить аборигенов в свою веру!

– Ао-о-о-о! – податливо ревет толпа на площади. – Оа-а-а-а!

Они с вами согласны. Нет, не насчет воевать. Работать, безусловно, кому-то надо – скот пасти, хлеб растить. Вот вы уйдете, и будут у них работать русские рабы – как искони заведено. Те самые рабы, которых вы не заметили во время «мягкой зачистки» – нохчи умеют их прятать так же, как боевиков и оружие.

Что, не уходите? Остаетесь здесь навсегда, на постоянной основе? Да нет, уходите вы, уходите. Отводите войска, ставите, в трех километрах на трех направлениях свои заставы. Позже, разумеется, в селе будет создана комендатура – если все потечет по прежним избитым методикам прошлых локальных войн. В состав этой комендатуры войдут все те же бойцы так называемой «чеченской милиции» и уважаемые люди села.

А вы – не ближе трех километров. По совету все тех же старейшин. Солдаты у вас больно шебутные: могут водочки выпить, к девчонкам приставать, стрельбу учинить несанкционированную, в мечеть в грязных сапогах зайти… Да мало ли! Вам же спокойнее – если подальше. И вы соглашаетесь. Потому что вам в обмен на ваше отстранение клятвенно обещают железный порядок в районе: тишь, благодать, на колонны никто не нападает, фугасы на колонных путях не ставят, снайпера не балуют…

И будет у вас относительный порядок. В своем районе, сами понимаете, ни один дурак ставить фугасы и бомбить колонны не станет – для этого достаточно прокатиться за пару десятков километров в какой-нибудь ничейный сектор.

Таким образом вы приходите к неожиданному консенсусу. Опорные постулаты наших несопоставимых менталитетов каким-то странным образом и на какое-то время совпадают. Вы получаете иллюзию приручения покоренного народа и относительный порядок в отдельно взятом районе, ваши руки чисты – кровь проливать не пришлось, Старая площадь и Европа вам одобрительно кивают, а цивилизованные народы аплодируют, признавая ваш талант миротворца и мудрого стратега. Иными словами, вы довольны.

И нохчи довольны. Остались при своем: сохранили нажитое добро, прежний статус, своих «духов», несколько реорганизованных в иные структуры, заручились вашей поддержкой. Иными словами, перехитрили сильного врага, которого нельзя убить либо обратить в рабство. Заставили врага поступить так, как им этого хотелось…

…Итак, утащить из центра Черноводска Арзу и пару его людишек не представлялось возможным по чисто техническим причинам. Для этого пришлось бы организовать особым образом оснащенную и громоздкую операцию, на подготовку и проведение которой у наших санитаров не было ни времени, ни средств.

Решение проблемы неожиданно подсказал Ахмед. Желая организовать наблюдение за Черноводском, полковник поинтересовался, нет ли у пленника хороших знакомых, проживающих неподалеку от этого населенного пункта. Ахмед не без гордости сообщил, что в Чер-новодске и окрестностях его чуть ли не каждая кавказская овчарка знает. А помимо всего прочего, там есть Исрапи, у которого «Гарячий Ключь». Этот Исрапи еще за первую чеченскую Ахмеду по уши обязан – были, знаете ли, там кое-какие пикантные эпизоды. В былые времена Ахмед с хлопцами частенько заскакивал к этому Исрапи – простату попарить, почками попотеть.

– Замечательно, – рассеянно отметил полковник, чиркая что-то в своем блокноте.

А ничего замечательного, опроверг Ахмед. Этот Исрапи – какой-то там родственник Гулаевых по материнской линии. И с Арзу – в исключительно хороших отношениях. После инцидента между Арзу и Ахмедом к нему в гости ходить как-то несподручно. Сдать может. С потрохами.

– Так – может или сдаст? – неуловимо напрягся Шведов, туманно озаряясь предчувствием оперативной идеи. – А как же насчет «по уши обязан»?

– Наверно, сдаст, – угрюмо резюмировал Ахмед. – Долг долгом, а родственные узы – сами понимаете…

Расчет полковника, хорошо знавшего нравы ичкерийцев, был прост и опирался целиком на ожидаемое проявление самых низменных чувств со стороны гордого горного орла по имени Арзу. Этот птенчик, согласно неписаной табели о рангах, в своем тейпе в принципе никто. А уж тем более – в Ичкерии. Молод еще, неизвестен, ни заслуг, ни регалий, нашуметь не успел.

Другое дело – Ахмед Сатуев. Сам вояка еще тот да вдобавок – брат самого Беслана, о котором ичкерские барды слагают легенды. Из-за побитого, но вполне живого и дееспособного Арзу никто не станет ссориться с кланом Сатуевых. Проучили, как мальчишку, впредь не будет лезть куда не надо.

Сам Арзу – достойный сын своей родины – прекрасно это осознает. И, несмотря на красноречивые угрозы и обещания, никогда не осмелится навлечь на свой род тяжкую кровную месть, открыто подняв руку на Ахмеда, – тот хоть сейчас может вдоль и поперек кататься по Черноводску. Но память о страшном личном оскорблении, безответно перенесенном гордым горным орлом, память эта ведь никуда не улетучилась! Она едкой кислотой жрет душу молодого воина, причиняя ему невыносимые нравственные страдания…

Вот так размышлял полковник Шведов. Надеялся полковник, что добрый друг Ахмеда – Исрапи – обязательно сдаст своего нежданного гостя родственнику. А Арзу ни в коем случае не упустит шанс втихаря отомстить своему поругателю. Не верил полковник в чистые и благородные мотивы, каковые, как гласят народные ичкерские легенды, движут детьми гор в их повседневной жизнедеятельности во благо своего племени. За последние пять лет как-то не представилось случая убедиться в правдивости этих легенд…

…Флакон из-под шампуня застенчиво пискнул три раза. Антон вытащил отвод, вставил микроскопический наушник в ухо, надавил на верхнюю часть флакона, посылая ответный тон.

– Из ворот вышел пацан с мопедом, – доложил Север. – Дотолкал до нашего поворота, завел, погнал в Черноводск. Как понял?

– Понял, спасибо, – негромко ответил Антон, ставя флакон рядом с ванной.

Да, дорогие мои, экипаж Севера далеко не уехал. Завернули за тот самый поворот, до которого Али вероломно толкал мопед, привычно замаскировали «уазик» в тополиной роще, а сами вернулись к усадьбе Исрапи и заняли наиболее удобные позиции для огневого контроля прилегающей территории.

– Али поехал в Черноводск, – сообщил Антон специально для Ахмеда. Абрек, и без того пребывавший не в самом благоприятном расположении духа, мрачно нахмурился. Увы, худшие его опасения подтвердились.

– Может, за овощами послали, – выдвинул наивное предположение Антон, желая ободрить Ахмеда. В таком настроении пленник ему совсем не нравился – может спугнуть Исрапи и завалить операцию еще до ее начала. – За зеленью. Салат сделать…

– Он не спросил, что у нас случилось с Арзу, – глухо пробурчал Ахмед на родном наречии. – Значит – предал…

Антон пожал плечами, не найдя, что возразить. Зная нравы тутошнего люда, нетрудно просчитать модель поведения практически любого из субъектов, с которыми приходится иметь дело. Между родственником и другом Исрапи произошел тяжелый конфликт. На первой же минуте встречи с другом Исрапи должен был выразить свое недоумение произошедшим и дотошно интересоваться, каким образом Ахмед собирается из этой щекотливой ситуации выбираться. Ругать его, укорять, советовать что-то дельное…

А Исрапи – ни полслова….

Минут через десять пришел Исрапи: пошумел посудой, накрывая в предбаннике (женщине нельзя – чужие голые мужики, сами понимаете), заглянул, сообщил, склонившись подобострастно:

– Я накрыл. Закуски, водка. Минут через двадцать мясо будет, – и скрылся.

Через некоторое время вновь запищал флакон – Север доложил:

– Хозяин с двумя бабами в подвал полез. Как принял?

– Принял, до связи, – Антон многозначительно посмотрел на Мо. – Информация к размышлению: хозяева затарились в подвал.

– Подставил Арзу родственника, – покачал головой Ахмед. – Если нас здесь убьют, с ним поступят очень плохо. Исрапи будет виноват.

– Необязательно, – флегматично заметил Мо, повернувшись к Ахмеду. – Она закопают поглубже – и никто никогда не узнает, где гниет его мясо. И без обряда погребения. Оно будет закопано как неверный. Как кяфир.

– Вас са мной закапаит, – пробурчал Ахмед, стараясь не смотреть на Мо. – Ми сичас в адной упражки.

– По-чеченски! – раздраженно напомнил Антон. – Сколько можно предупреждать? Кто слово по-русски скажет до начала акции – сразу в дыню. Мо?

– Понял, командир, – смиренно склонил голову Мо и, обернувшись к пленнику, улыбчиво выдал дежурное:

– Как перезимовал ваш скот? Дома никого нет. Твоя сестра мне очень нравится!

Ахмед крепко зажмурился, сжал кулак здоровой руки, но высказываться не посмел – слишком свежи были впечатления от плотного общения с Мо на последних допросах.

– Если все получится хорошо и ты нас не подведешь, я тебя отпущу, – пообещал Антон, желая несколько разрядить обстановку. Пленник на обещание не отреагировал никак. С точки зрения любого нормального нохчи, Антон сморозил несусветную дикость. Такого информированного врага, как Ахмед, отпускать нельзя ни в коем случае. Использовать на полную катушку – и ликвидировать. Больше вариантов нет…

Флакон запищал длинным тревожным тоном. Экстренный вызов.

– «Нива». Четверо, – торопливо доложил Север. – Трое пошли к вам, один остался у ворот.

– Как войдут – уберите его, – буркнул Антон, чувствуя, как привычно забухало сердце о грудную клетку, разгоняя боевую машину для работы. – Полное радиомолчание – до моего вызова. Как понял?

– Понял, – возбужденно сапнул Север. – Они уже подходят. До связи.

– Трое, – сообщил Антон, еще раз проверяя положение спрятанного в губке ПСС. – Все, что справа от середины, – твое. Мо?

– Понял, – как всегда, флегматично ответил Мо, перемещая ножи за спину и прижимая их к поверхности ванны так, чтобы можно было легко выхватить сверху из-за головы.

Этот вроде бы вполне приемлемый ответ Антону не понравился. Мо не добавил «командир». Это значит, что парень слегка нервничает и жаждет крови. В общем-то, среди членов команды чинопочитание как таковое отсутствует – одно слово, боевые братья. Любой из соратников до наступления определенного момента – того самого пресловутого времени «Ч»[30], может яростно спорить, огрызаться, посылать во все известные места и так далее. Но только не Мо. Для него Сыч всегда оставался первым командиром и не