Желанию встать на путь духовной жизни и молитвы обычно предшествует чтение житий святых и творений святых отцов ("Добротолюбие").

Это чтение воспламеняет ревность, дает назидания и указует на то, к чему должны стремиться мы, грешные. Но великая польза от этого чтения может быть обращена врагом и во вред нам. Не злом, главным образом, соблазняет человека дьявол, а видимостью добра. Все доброе и полезное для души он может обратить в злое и вредное; то, что должно служить ко спасению, может превратить в гибель.

Чтение творений подвижников и описание их подвигов, пользуясь нашей духовной немощью, враг направляет на наше обольщение.

Оно состоит в следующем: при сердечном расположении к духовной жизни чтение святых отцов и описание их подвигов производит на душу впечатление необычайное. Открывается как бы новый мир, столь отличный от окружающего и столь прекрасный, что человеку не хочется отрываться от него и вновь погружаться в грубую, жестокую, грязную мирскую жизнь. Но для того, чтобы остаться там, в этом другом мире среди подвижников, надо самому встать на тот же путь: надо идти в монахи, в затворники, в пустынники.

Но такой жизненный переворот требует исключительной ревности о спасении.

Чаще начинают мечтать о духовной жизни в миру, а иногда, не порывая с мирской жизнью, делают попытку от слов перейти к делу.

Но сразу постигает полное разочарование. То, что так прекрасно в книге, то, что при чтении так легко переносит душу на недосягаемые высоты, при попытке попробовать самому вначале не дает ничего, кроме огорчений.

Вот поразило человека описание ночных молитвенных подвигов.

Решает: попробую вставать молиться ночью.

С непривычки трудно встать в неурочный час. Все тело точно чужое. Холодно в комнате. Глаза режет зажженный свет. Встает на молитву, поглощенный этими физическими ощущениями. Рассеянные мысли бегут в разные стороны. Заставляет себя преодолеть все это. Не удается. Через полчаса сильная усталость клонит лечь. Пытается еще некоторое время удержать себя на молитве, но скоро видит всю бесполезность усилий и бросает.

Как это не похоже на то, что он читал, на то, что в чтении переживал так ясно, как будто бы сам участвовал в подвигах.

Мысли: "Я не созрел еще для духовной жизни. Буду пока продолжать чтение. А там, когда немного вырасту духовно, начну.

Успокоенный такою отсрочкою, начинает чтение уже без всяких попыток самому, на деле, идти тем же путем.

При такой оторванности от жизни чтение подвижнических книг скоро создает самообман, что "духовное возрастание" началось.

Все читаемое так захватывает душу, кажется таким близким, точно сам читающий участвует в нем. Душою он вместе. Это он, читающий, простаивает часами на ночной молитве. Это он, читающий, отказался от своей суетной жизни и ушел в непроходимый лес. Это он питается одними кореньями и сухой травой. Это он освободился от мучительных страстей, отдал себя на служение Богу и достиг высоты духовных созерцаний.

Духовная жизнь незаметно подменяется воображением. Воображение, раздуваемое бесовскою силою, до того приближает все к действительности и тем заменяет ее, что пропадает грань между своими состояниями духа, которые есть на самом деле, и теми, о которых читается в книгах.

Когда такая подмена действительности воображением совершилась, человеку трудно встать на путь духовной жизни.

Между пережитым в воображении и сделанным на самом деле - целая пропасть.

И если человек не перейдет эту пропасть в начале - чем дальше будет идти, тем шире она будет становиться. Не замечая, он дойдет до такой оторванности от действительности, что перейти к ней будет уже невозможно, не возвращаясь назад.

Вот почему чтение духовных книг, чтобы не привести к бесовскому самоуслаждению, должно всегда сопровождаться твердым решением не только читать о духовной жизни, но и начать ею жить. И решение это не должно откладываться на неопределенное время под видом должного смирения: " Я еще не созрел для духовной жизни". Ты не созрел для высоких подвигов, но начинать жить духовной жизнью и подвизаться человек должен быть готов всегда, не откладывая, ибо откладывание не есть подготовление, а лишь увеличение трудностей и скорбей на этом пути. Начинать же надо, памятуя всегда подвижническое правило:

"Если демоны будут склонять сердце твое к подвигу, превышающему силы твои, не слушай их: ибо это их обычное коварство - возбуждать человека к тому, чего совершить не может, дабы впал он в руки их, и они возрадовались об нем" (авва Исайя).

Начинать надо с малого, но обязательно начинать. Чтобы подвижнический путь не переживался только в воображении, но осуществлялся на деле - разумеется, с самых первых его ступеней.

Если человек решает идти этим путем и действительно встает на него - тогда чтение великих творений подвижнических не будет отрывать его от действительности, а будет научать его, как идти по пути духовного совершенствования, будет воспламенять в нем желание идти дальше и давать силу в трудах и утешение в скорбях, столь неизбежных на этом пути. Лишь бы человек не откладывал переход свой от чтения к жизни.

Все это относится и к подвигу молитвенному, и в особенности - к молитве Иисусовой.

Нигде так не опасна замена действительности воображением, как в молитве, потому что нигде так трудно не бывает заметить подделку.

Когда, читая о постничестве и восхищаясь состоянием бесстрастия, человек много ест и живет чувственной жизнью, разница для него самого виднее, чем когда он, восхищаясь описанием молитвенных подвигов, не молится сам, ибо эти описания дают ощущение почти молитвенное, они касаются внутренних состояний и делаются почти достоянием читающего.

Зато и вернуться от воображаемой молитвенности к действительной - труднее всего. Если человек решает поститься не только в мечтах своих, но и на самом деле, он может с малого начинать всегда, и пост у него удастся. Начать молиться, отравив себя воображаемой молитвенностью, можно только после многого времени и больших трудов.

Вторая трудность на пути духовной жизни - "двоящиеся мысли";

Апостол Иаков говорит: "Человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих" (Иак. 1,8).

Мирская жизнь, построенная на угождении страстям, лишает человека цельности. Страсти тянут его в разные стороны и разрывают душу его на части.

"Как на весах колеблется помысл предающегося сластолюбию", - говорит Марк Подвижник.

В миру эта расколотость души, создающая в человеке постоянное единоборство самых противоположных мыслей, желаний, настроений, считается почти достоинством.

Это именуют "сложностью натуры". Этим хвастаются, это выставляют напоказ. Считают неизбежным свойством " натур одаренных".

Вступающий на путь духовной жизни сразу видит, какую тяжелую болезнь выносит он из жизни мирской - именно в виде этой восхваляемой миром "сложности".

Большая часть усилий его идет на то, чтобы освободиться от "двоящихся мыслей", от этой "сложности" и стать простым, т. е. "цельным", ибо где духовность, там простота и цельность.

Именно об этой простоте говорит святой Григорий Богослов: "Я упражняюсь в приобретении простоты сердечной, от которой зависит спасение".

Двоящиеся мысли никогда так не страшны, как на молитве.

Здесь они дают себя знать со всею силою и являются труднейшею преградою на молитвенном пути. На первой ступени эта раздвоенность как бы вытекает из самой природы нашей. Это не раздвоенность души, а раздвоенность, проистекающая от равной силы в нас воли плотской и воли духовной.

В "Слове о прении схоластика" Марк Подвижник говорит: "Схоластик спросил: а разве тело имеет волю без мысли?

Ответ подвижника: Имеет, как говорит Апостол: Мы все жили некогда по нашим плотским похотям, исполняя желания плоти (Еф. 2,3); и еще: плоть желает противного духу, а дух - противного плоти (Гал. 5, 17). Значит, плоть имеет и похоть, и волю, чего многие не знают; ибо не внимают своим помыслам и соглашаются с ними".

С первых же шагов молитвы эту раздвоенность свою и почувствует каждый.

Кто-то начнет в душе молящегося как бы смотреть со стороны на его внешние при молитве действия.

Читает молитву. Крестится, кладет поклоны. Перебирает четки. Это один человек.

Другой - наблюдает, точно совершенно посторонний, откуда-то изнутри. Наблюдает холодно. В молитве не участвует. Молится лишь " внешне" - "внутреннее" безучастно.

Пусть первый, читающий молитвы, старается делать свое дело, не обращая внимания на второго.

А второй пусть сдерживается и, если сам не участвует в молитве, пусть не мешает первому своим наблюдением со стороны.

Первому надо говорить: "Всякая молитва начинается с внешнего. Буду делать положенное - и Господь пошлет молитву внутреннюю".

А второму надо говорить: "Если ты холоден и молиться не можешь, не мешай пока молиться молитвою внешнею".

Когда преодолеет молящийся этот соблазн, работа его еще только начинается. Раздвоенность не уничтожена, она уходила внутрь. Там она в скрытом убежище. Ее труднее заметить и труднее победить.

Наблюдавший ранее за внешними действиями во время молитвы начинает теперь так же со стороны относиться к внутренним состояниям души. А другой, крестившийся, клавший поклоны, читавший молитвы и чувствовавший наблюдение за своими внешними молитвенными действиями, чувствует его в своих молитвенных переживаниях. Оба они уже не безмолвны. Внутреннее разделение начинает выражаться в словах, мысленно произносимых. В душе начинаются споры, как бы между разными людьми. "Смотрящий" делает свои замечания, мешает другому, молящемуся.

Враг зорко стережет состояние раздвоенности и сейчас же старается овладеть "наблюдающим". Не имея цельности, человек не имеет силы сразу защититься от врага. Молитва постоянно в опасности. Чем слабее молитва, тем сильнее враг, который иной раз настолько овладевает душой, что заставляет наблюдающего, вопреки его воле, смеяться над молящимся, делать кощунственные замечания или просто обсуждать вопросы, ничего общего с молитвой не имеющие. Молитва становится ареной мучительной борьбы, от которой душа в смятении и не знает, куда укрыться.

Но бывает еще более опасное состояние раздвоенности. Это тогда, когда враг овладевает "наблюдающим" не для того, чтобы вооружить его на "молящегося", а для того, чтобы прельстить кажущейся его высотой. Если пагубно для души молиться "напоказ" перед людьми, то вдвойне пагубно молиться "напоказ" перед самим собою, перед этим внутренним зрителем.

Каждое молитвенное движение тогда отравляется ложью. И слезы, и воздыхания, и все самые высокие движения души - все не настоящее. Сделанные напоказ перед внутренним зрителем, они лишь кажущиеся, они не имеют цены в действительности достигнутого.

А враг при этом обольщает "быстрым успехом". Молитва делается напряженной, сопровождается иногда явлениями необычайными, но, как и всякое обольщение, не питает душу, не просветляет, не подымает ее, а умерщвляет медленной и незаметной смертью. "Двоящиеся мысли" в большей или меньшей степени болезнь всеобщая, и лишь большими усилиями и терпением, путем молитвенного и общежизненного подвига, по милости Божией, достигается то единство, та "простота", которая сложные две воли в человеке превращает в одну "простую", отданную водительству Духа Святаго.

Эту опасность надо помнить всегда и не надо ставить себе непосильной задачи сразу усилиями воли избавиться от нее.

Подвизающийся молитвою Иисусовой должен знать то, что именно ему особенно угрожает эта опасность. И пусть он не приходит в уныние, заметив в себе болезнь.

Раздвоенность наша коренится в общем нашем духовно-нравственном состоянии, и освобождение от нее - дело всей жизни человека. Но поскольку молитва способствует ее развитию или, напротив, содействует уничтожению, можно блюсти молитву свою от этой опасности.

Раздвоенность души не может не дать себя знать на молитве, но можно отдать свою душу во власть ее и можно, напротив, молитву сделать одним из сильнейших орудий в борьбе с ней.

Подвизающийся должен терпеливо идти своим путем, зная, что "единство" придет к нему как желанный результат долгого, может быть, многолетнего труда. Это решение терпеливо идти намеченным путем - лучшая защита против опасности.

Когда "наблюдающий", встревоженный этим решением, спросит внутренне: "Сколько же времени?" - отвечай спокойно: "Может быть, всю жизнь - как поможет Господь".

Старайся внести в молитву больше спокойствия, изгнать всякую нервную напряженность. Нервная напряженность всегда от врага, от внутренне показной молитвы.

Если молишься ночью, брось временно ночную молитву, ибо ночью раздвоенность особенно угрожает молитве. И снова приступи к ночной молитве, когда немного справишься с собою. Если трудно будет справиться, молись чаще, но короче, ибо раздвоенность при долгой молитве угрожает сильней, чем при короткой. И, главное, никогда не торопись.