В ЖИЗНИ ВСЁ БЫВАЕТ
Крейцер приехал вместе с толстым человеком, водил его по колонии, все показывал, а больше всего показывал пацанов и говорил: - А вот этот... Вы такого видели? Кирюшка, а ну иди сюда... как живешь? Кирюшка мог бы кое-что рассказать о своей жизни, но посмотрел на толстяка, и охота у него пропала. У толстяка было бритое, выразительное лицо, только в данный момент оно ничего не выражало, кроме брезгливости, да и то сдержанной. - Вы ещё, дорогой, ничего не понимаете, - сказал Крейцер. Толстяк ответил стариковским басом: - Я - инженер, Михаил Осипович, и не обязан понимать всякую романтику. - Хэ, - коротко засмеялся Крейцер, – ты, Кирюша, оказывается, существо романтическое. Кирюша моргнул в знак согласия и убежал. Володя трубил "совет бригадиров", а потом спросил у Кирилла: - Чего он тебе говорил, старый? - Непонятное что-то! Говорит - я инженер! В комнате совета бригадиров еле-еле поместились. Каким-то ветром разнелось по колонии, что приехавший инженер будет говорить о новом заводе. И Ваня Гальченко одним из первых занял место на диване. Было много и взрослых: пришли учителя, мастера, даже Волончук залез в угол и оттуда поглядывал скучно и недоверчиво. Крейцер прищуренным глзаом оглядел колонистов, перемигнулся с Захаровым и сказал: - Так вот, ребята. Дело у нас начинается. Познакомьтесь – это инженер Петр Петрович Воргунов. Насчет нового завода у нас с ним есть план, интересный план, очень интересный, у нас, тами, в городе, этот план понравился, будем делать такой завод - завод электроинструмента. Петр Петрович, пожалуйста. Инженер Воргунов занял весь стол Вити Торского. Он не посмотрел на колонистов, не ответил взглядом Крейцеру; вид у него был тяжеловато-хмурый. Большая голова с редкими серыми волосами поворачивалась медленно. Он открыл небольшой чемоданчик и достал из него хитрую блестящую машинку, похожую на большой револьвер. С некоторым трудом он взвесил её на руках и начал говорить голосом негромким, отчужденным, видно, что по обязанности. - Это - електросверлилка, значит, работает электричеством. Вот шнур, включается в обыкновенный штепсель... Он включил, сверлилка в его руках вдруг зажужжала, но движение вследствие быстроты не было видно и лишь угадывалось. - Как видите, она работает прямо в руках, и это очень удобно, можно сверлить дырки в любом направлении. Чрезвычайно важный инструмент, в особенности при постройке аэропланов, в саперных работах, в кораблестроении. Но она может работать и как стационар, на штативе, штатива я с собой не привез. Если вы немного понимаете в электричестве, вы догадаетесь, что внутри неё должен быть электроякорь, я потом его покажу. Бывают и другие электроинструменты, которые тоже нужно делать на будущем заводе... э... в этой колонии: электрошлифовалки, электропилы, электрорубанки. До сих пор электроинструмент у нас в Союзе не делался, приходилось покупать в Австрии или в Америке. У меня в руках австрийская. Потом Воргунов очень легко, как будто даже без усилий, разобрал электросверлилку и показал отдельные её части, коротко перечислил станки, на которых эти части нужно делать, и названия станков были все новые, среди них упоминались и токарные. Закончил так: - Цехи будут: литейный, механический, сборочный и инструментальный. Если что-нибудь непонятно, задавайте вопросы. Он опустил сверлилку на стол, на сверлилку опустил глаза и терпеливо ждал вопросов. Сделанное им сообщение было слишкоми ошеломительным, слишком захватило дух у присутствующих, трудно было задавать ещё какие-либо вопросы. Однако Воленко спросил: - Наша литейная не годится? Вопрос этот имел характер совершенно неприличный, все присутствующие укоризненно посмотрели на Воленко. Воргунов, не подымая глаз, ответил: - Нет! Зырянского это не смутило: - Вот вы сказали... точность... точность при обработке. Какая точность? - Одна сотая миллиметра. Зырянский сел на место и приложил руку к щеке: - Ой-ой-ой! Все засмеялись, даже Захаров, даже Волончук, не засмеялся только один Воргунов, он начал укладывать сверлилку в чемоданчик. - А мы... сможем... это сделать? Воргунов сжал губы, посмотрел куда-то через головы и ответил сухо: - Не знаю. Глаза у колонистов странно закосили, неловко было смотреть друг на друга. Но встал Захаров, сделал шаг вперед - и тоже опустил глаза: видно было, что он зол. - А я знаю! И товарищ Крейцер знает! И вы знаете, колонисты. Эти сверлилки нужны нашей стране, нашей Красной Армии, нашему Воздушному Флоту. Товарищ Воргунов, какой выпуск запроектирован? - Норма - пятьдесят штук в день. - Значит, мы будем делать сто штук в день. И будем делать лучше австрийцев. Он с вызывающим лицом повернулся к инженеру, но инженер по-прежнему холодно смотрел на свой чемоданчик. Чей-то звонкий голос раздался из самой гущи, расположенной у дверей: - Будем делать! Михаил Гонтарь сделал лицо добродетельное, серьезное, какое бывает у мудро поживших стариков: - Я читал недавно в одной книжке: люди такое придумали – по телеграфной проволоке будут портреты посылать. А сверлилку, наверное, легчые все-таки сделать. Или, скажем, комбайн и то делают, я сам видел в Ростове. И я так думаю: если хорошо взяться, так почему не сделать? Конечно, чтобы литейная была хорошая. На Воргунове все эти правильные мысли никак не отразились. Витя Торский, удивленно разглядывая его, закрыл совет. Через несколько минут Воргунов стояли посреди кабинета Захарова, наклонив голову, точно бодаться собирался: - Я не понимаю этих нежностей. Я не ангел и не институтка, и никакие дети меня не умиляют, раз дело идет о производстве. Нет, не умиляют. Я говорю прямо: стройте завод - дело хорошее, а только рабочих придется искать. Крейцер удивленно округлил глаза: - Да постойте, Петр Петрович. А эти... ребята... по-вашему... Воргунов пожал плечами: - Михаил Осипович! Портачей и без них довольно. Соломон Давидович протянул возмущенные руки: - Вы их ещё не знаете! Они работают... как звери, работают! - Ну, вот видите: как звери! Мне нужны не звери, а знающие люди. Он надел на голову шапку, взял в руки чемодан: - Так я воспользуюсь вашей машиной, Михаил Осипович. До свиданья. – И вышел. Все смотрели ему вслед. Крейцер сказал с увлечением. - Вы видите? Это же прелесть! Замечательный человек! Но Соломон Давидович Блюм, кажется, не заметил этого восхищения: - Как вам это нравится? Он зверей не любит. Вы видели что-нибудь подобное? Захаров смеялся громко, как мальчик. А в это время в спальне четвертой бригады большинство ребят уже спали. Только Зырянский читал в постели книгу да Володя и Ваня на соседних кроватях посматривали ещё друг на друга. Ваня вдруг приподнялся на локте: – Одна сотая миллиметра! Володька! Это не может быть, правда? Володя ответил задумчиво: – В жизни все бывает. Зырянский повернул к ним лицо: – Пацаны, спать! Пацаны, балуясь, заснули.
|
