Студопедия — Тайна дочери пророка – 2
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Тайна дочери пророка – 2






Франциска Вульф Рука Фатимы

 

 

Посвящается моей семье

 

I

 

Доктор Беатриче Хельмер вместе с коллегами из травматологического отделения находилась в небольшом, затемненном плотными шторами помещении. Яркий белесый свет лампы величиной с огромный ящик освещал головы врачей. В мертвой тишине хирурги сидели вплотную друг к другу, почти плечом к плечу, и боролись со сном. А ведь неудобные пластиковые стулья ерзали по полу, и совсем не располагали ко сну. Врачи собрались на ежедневное обсуждение рентгеновских снимков. При одной мысли о посещении этого кабинета одолевает зевота.

Беатриче вытянула ноги, пытаясь принять в этой тесноте удобную позу. Сейчас больше пяти вечера, а официально ее рабочий день кончился полчаса назад. Она очень устала – силы на исходе, болят ноги, ноет поясница. Сегодня в травматологии выдался на редкость тяжелый день. С семи утра она металась между больничными койками, носилками и разными кабинетами, поправляла повязки, зашивала раны, ощупывала животы, успокаивала родственников…

В такие дни каждому врачу приходится нелегко, а она к тому же на седьмом месяце беременности. И это неумолимо дает о себе знать. Больших нагрузок она уже не выдерживает, к тому же ее замучил зверский аппетит…

Беатриче с трудом подавляла зевоту. Прийти бы наконец домой! Принять ванну, поесть, включить телевизор. Устроиться на диване, ни о чем не думая, посмотреть какой-нибудь легкий фильм и лечь спать. А тут сиди и рассматривай снимки… Да они ей вовсе неинтересны. «Рентгеновские визиты» только отнимают время отдыха после тяжелого дня. Для всех врачей это пытка. Особенно для коллег, которым предстоит ночное дежурство. Совещания полностью ломают им день, и теперь, чтобы сконцентрироваться на работе, надо выпить не одну чашку крепкого кофе.

Среди более чем двух десятков присутствующих здесь врачей это мероприятие доставляло истинное удовольствие, пожалуй, одному-единственному – самому рентгенологу. Толстячок небольшого роста – реденький венчик седых волос на голове, очки в массивной оправе – обращался с рентгеновскими снимками так, словно это бесценные произведения искусства.

Бережно, педантично вывешивает он один снимок за другим, терпеливо ожидая комментариев из истории болезни. Потом дает подробное, до мельчайших деталей, описание снимка, подчеркивая технические тонкости рентгеноскопии. Если снимки особенно удачные – тем более, когда удается продемонстрировать сделанные на магниторезонансном томографе, – буквально впадает в экстаз. Из глаз за очками с толстенными стеклами прямо искры летят, вращающееся кресло под ним ходит ходуном, а обычно нудный голос становится восторженным – каковы успехи современной медицины.

Однако его восторга не разделяет ни одна душа вокруг. Хирургам нет никакого дела до технических деталей, у них начисто отсутствует преклонение перед рентгенографическими тонкостями. Их устроили бы простые, краткие ответы – они всегда предпочитают услышать то, что помогает решить, стоит ли оперировать больного. На пространные комментарии Фотографа – так прозвали рентгенолога – у них просто-напросто нет времени.

А в его глазах хирурги – грубые мясники, темные знахари, которые мало отличаются от средневековых костоправов. Справедливости ради надо заметить, что хирурги тоже не относятся к коллегам-рентгенологам с пиететом.

 

Любой визит в рентгеновский кабинет, даже самый долгий, когда-нибудь кончается. Услышав наконец: «Желаю вам приятного вечера!», хирурги покинули скучное, но неизбежное регулярное совещание.

Поднялась с места и Беатриче – тяжело, словно ноги налились свинцом.

– Наконец-то! – вздохнула она, обращаясь к сидевшему рядом с ней Франку.

Студент-практикант, он с этой недели работал в травматологическом отделении.

– А что-о, – протянул тот, – не так все и плохо. Какая интересная магниторезонансная томограмма… Это коленный сустав.

– Ты находишь? – Беатриче устало откинула прядь волос со лба. – Что-то не припоминаю, чтобы там виднелись отклонения.

– Ну как же – небольшое утолщение в переднем диске правого мениска.

– Ладно, – прервала Беатриче, не давая ему пуститься в подробности.

Любому практиканту предстоит четыре месяца отработать в терапии, столько же – в хирургии и еще четыре – в отделении по выбранной специальности. Только после этого он допускается к последнему госэкзамену. Франк, Беатриче это знала, решил специализироваться в рентгенологии, отсюда и его интерес к рентгеновским снимкам. Вполне естественно, что он горой стоит за выбранную специальность и вообще имеет более основательные познания в методах медицинских исследований, чем она в свое время. Но именно сейчас она слышать не может ни о чем таком – ведь только что закончилось донельзя надоевшее совещание.

– Разве рентгенодиагностика проливает свет на истинную картину болезни? Думаю, нет. Чтобы понять, есть ли тут повреждение мениска, молодому человеку необходимо сделать артроскопию, – все же выразила она свое мнение.

– Но ведь нельзя исключить, что четко выявились бы имеющиеся нарушения, – возразил Франк.

– Конечно, все возможно… но я сужу по своему опыту. Спинномозговых нарушений можно ожидать, если мениск разорван или даже при отсутствии всяких нарушений. Тогда наблюдаются соответствующие клинические признаки, а они видны любому при обычном осмотре. Вот так-то!

Помолчала немного – говорить не хотелось совершенно. Но нашла нужным закончить:

– Всем врачам бы правильно проводить обследование больного и составлять детальный анамнез. Это верный способ избежать многочисленных дорогостоящих исследований.

– Ого! Сама додумалась? – хитро улыбнулся Франк.

В какой-то момент Беатриче показалось, что он просто издевается над ней.

– Нет, не я, профессор Линдхардт. К сожалению, он сейчас на пенсии. Он был… – И остановилась, раздраженно тряхнув головой.

Зачем она вообще пустилась с ним в дискуссию? Франк, безусловно, из тех студентов, кто не представляет медицины без аппаратуры и лабораторий. Не верит, что врач в состоянии распознать любую болезнь, полагаясь только на свои пять чувств.

 

Мысли ее невольно устремились к Али аль-Хусейну ибн-Абдале ибн-Сине, знаменитому средневековому арабскому целителю, известному позднее под именем Авиценна.[1]В последний период она занималась изучением его жизни и трудов. В те времена Али аль-Хусейн практически не имел в своем распоряжении средств диагностики. И, несмотря на это, был выдающимся врачом, в значительной мере повлиявшим на развитие средневековой медицины. Беатриче восхищалась им и глубоко преклонялась перед его талантом.

Размышляя о нем, она почему-то видела перед собой не пожилого, убеленного сединами ученого мужа – таким его изображали художники той эпохи, – а молодого человека, одержимого стремлением достичь своей цели. Ему это удалось: он стал самым знаменитым врачом Востока. Али аль-Хусейн… При мысли о нем у нее щемило сердце. Пришлось встряхнуться, чтобы прогнать из головы образ чудо-целителя. Когда-нибудь она все-таки доберется до дома…

Оказавшись у себя в отделении, Беатриче встретила Генриха в сопровождении четырех медсестер. Их вид говорил: «Мы в полной боевой готовности». Лица сосредоточенные; резиновые перчатки, фартуки из тонкого пластика поверх белых халатов…

Беатриче поникла – от предвкушения скорого отдыха не осталось и следа. Она бросила отчаянный взгляд на красный телефон – его нельзя не заметить: словно пятно крови на стене. Звонит – стало быть, на подходе очередная машина «скорой помощи». Он возвещает об экстренных случаях – травмах, ранах, полученных в перестрелках и поножовщинах.

– Ну наконец-то! – с явным облегчением воскликнул Генрих, увидев Беатриче с Франком. – А я уж думал, вы сегодня не вернетесь.

– Что случилось? – спросила Беатриче.

– За последние полчаса принято десять больных, а пять минут назад сообщили, что на подходе еще две «скорые», – пояснил Генрих. – Не могли бы вы выручить меня?

Она мысленно застонала – передышка откладывается на неопределенный срок. Даже в спокойные дни здесь всегда сутолока, если в отделении дежурит всего один врач.

Франк опередил ее:

– Очень сожалею, Генрих, но у меня важная встреча, – и взглянул на часы. – Надо было уйти пятнадцать минут назад – в половине седьмого меня ждут в «Альтоне». – Он повернулся и быстрой походкой, удивительной при его массивной, вялой фигуре, весело насвистывая, направился в раздевалку.

Беатриче вдруг поняла, почему недолюбливает Франка. Конечно, всегда тяжело привыкать к новому человеку. Но на своем веку она не встречала – во всяком случае, не могла припомнить – такого студента. Столько времени проводит в ординаторской, устроившись на старенькой софе, потягивает кофе, жует печенье. Не упускает, однако, шанса сделать глубокомысленный комментарий или дать «умный» совет. Охотнее всего, вероятно, отсиживался бы в приемном отделении – чтобы не выполнять настоящую работу.

– Не верю своим ушам… – выдавил из себя Генрих; лицо его побагровело от гнева. – Что этот парень себе позволяет?! Нет, я заставлю его вернуться, так просто он от меня не отделается!

Беатриче положила ему руку на плечо.

– Оставь его, не стоит. Зачем нам кто-то, за кем нужен глаз да глаз? Будем надеяться, скоро прибудет ночная смена.

– Слава богу, что его практика в хирургии подходит к концу! – прошипел Генрих. – Жаль только, что не могу накатать на него отзыв, который учли бы при выдаче диплома! Уж я бы там написал…

Она спрятала улыбку. Ничего удивительного, что Генрих так разозлился, – он полная цротивоположность Франку. Никогда не пришло бы ему в голову в подобной ситуации так вот просто развернуться и уйти, бросив коллег. Даже во времена своей студенческой практики он часто задерживался в больнице или добровольно приходил на работу пораньше – выручить коллег, да и самому набраться опыта. И сейчас, уже практикующий врач, Генрих работает, будто за двойную ставку заведующего отделением. А получает нищенскую зарплату – тысячу евро в месяц, – как все начинающие врачи. Генрих такой работяга, что ей иногда стыдно за себя. По сравнению с ним она чувствует себя клушей и лентяйкой.

– Все, успокойся! Считай, что, кроме нас, здесь никого нет. – Беатриче стала надевать пластиковый фартук и резиновые перчатки. – Ты уже предупредил анестезиологов?

И, когда он кивнул, задала еще один необходимый вопрос:

– Ладно. Что мы имеем и чего можем ожидать?

– Мужчина бросился на рельсы подземки на Центральном вокзале, по-видимому, попытка самоубийства. Один из пассажиров пытался его вытащить, но задел провод под высоким напряжением, а ток не отключили.

– Боже мой! – воскликнула Беатриче. – Множественные переломы и тяжелые ожоги… Почему обоих привезли именно к нам?! Есть же другие больницы…

– Может быть, потому, что мы оказались ближе всего к месту аварии и у нас есть ожоговые койки. А кроме того, в других больницах начальство похитрее. Не хватает персонала – попросту закрывают приемное отделение «скорой помощи».

Да, это настоящая проблема – врачи вечно ее обсуждают друг с другом. А лучше бы выразить свое мнение руководству больницы. Однако хирурги почти никогда не принимают участия в больничных собраниях, у терапевтов тоже не хватает времени. На этих собраниях вместо них сидят рентгенологи, врачи из лабораторий и патологоанатомы.

– Ты сказал, поступили еще десять больных. Что у них?

– Состояние стабильное, угрозы для жизни нет: ссадины, два перелома Они ждут рентгена. Один случай – подозрение на аппендицит, другой – почечная колика. А вот есть пациент, который вызывает у меня тревогу: семидесятилетний мужчина, перелом правого шестого ребра после падения; крайне возбужден, жалуется на одышку. Не считая болей, других симптомов нет. Пневмоторакса не выявлено, перелом без смещения. Но жена его сказала – больное сердце: «ангина пекторис». Сестра Сюзанна как раз снимает ЭКГ. С минуты на минуту придет терапевт для консультации. Надеюсь, его заберут в терапию. В остальном… – И развел руками.

В приемном отделении вдруг воцарилась странная тишина – такая напряженная, что, казалось, в воздухе что-то потрескивает. Спокойная тишина, как во время медитации, когда слышно только: бьется сердце, и ты дышишь… Состоянием этим Беатриче всегда наслаждалась. То же ощущали и ее коллеги, дружно молчавшие. Лишь в другом конце коридора о чем-то шептались пациенты.

Беатриче бросила взгляд на большие настенные часы, что висели над красным телефоном. Расстояние от гамбургского Центрального вокзала до больницы невелико. Обе машины должны прибыть с минуты на минуту.

В ту же секунду в стеклянных дверях засветилась голубая мигалка подъезжающей кареты «скорой помощи», а вслед за ней и другая. Медсестры распахнули широкие двери, чтобы пропустить санитаров и врачей. Идет дождь, с улицы тянет ночной сыростью…

В такие моменты трудно представить, что где-то идет другая, нормальная жизнь: люди сидят в ресторанах, кино и театрах, отдыхают дома у телевизоров… Для врачей «скорой помощи» и хирургов-травматологов беззаботная жизнь несбыточна, как поиски чаши Грааля. Многие из них давно распростились со всеми мечтами. Для них более привычны разводы, алкоголь и одиночество. Беатриче закрыла глаза и глубоко вздохнула. В этот миг внесли первые носилки.

 

Через час все кончилось. Беатриче тяжело опустилась на потрепанный диван в ординаторской и с благодарностью взяла кружку кофе, которую протянул ей Генрих. С тех пор как забеременела, она старалась ради будущего ребенка не пить кофе, но иногда ей необходим этот черный эликсир жизни, чтобы взбодриться. Адреналин поддерживает ее тело и дух, придает силы организму.

А сейчас уровень гормонов стресса в крови начинает падать, наступают усталость, измождение и опустошенность. После всего сделанного она испытывала неудовлетворенность, комплексовала.

Беатриче действовала автоматически, полностью сконцентрировавшись на пациенте; контролировала каждое свое движение. Все ли правильно, не допустила ли ошибки, чего-то, что повредило бы больному? Об этом она думала, рассматривая клочья окровавленной одежды, срезанные ею с тяжелораненого, раздробленные кости, разорванные мышцы.

Иногда трудно определить, к чему относятся различные фрагменты тела. Они с Генрихом собрали все осколки костей, сложили их в восемь стерильных пакетов с этикетками – так во время операции быстрее найдешь нужный осколок. Вместе с анестезиологом подвешивали к стойке все новые пакеты с донорской кровью. Наконец состояние пострадавшего стабилизировалось. Сейчас ему предстоит операция: одну ногу придется ампутировать. Можно ли спасти вторую, покажут ближайшие несколько дней – если он вообще выживет.

Мужчина, неудачно пытавшийся оказать ему помощь, уже в палате интенсивной терапии. Внешне его раны кажутся незначительными. Ожоги в двух местах, где произошло соприкосновение с электрическим проводом, составляют не больше десяти процентов кожного покрова.

Но внутренние повреждения страшные. Электрический ток, пройдя по телу, выжег на своем пути все ткани, превратив их в кашу, вызвав шок, инфаркт миокарда, отек легких. Несчастного пришлось трижды реанимировать: ток высокого напряжения сказался на работе сердца. Благодаря слаженным действиям хирургов, анестезиологов и медсестер больного удалось спасти. Однако исход операции все еще неясен.

Генрих плюхнулся в другой угол дивана и закурил сигарету, глубоко затянулся, выдохнул дым в потолок. Он сейчас выглядит так, будто в отцы ей годится, а ведь ему нет и тридцати.

– С тобой все в порядке? – сочувственно поинтересовалась Беатриче.

Она работает в хирургии уже шесть лет, такие ситуации хорошо ей хорошо знакомы, но она никак не может к ним привыкнуть. Больничные ужасы часто преследуют ее в снах. Наверное, по-настоящему так никогда и не привыкнет – все время ее терзают боль и страдание. А Генрих в этой мясорубке совсем недавно.

– Все нормально, – тихо промолвил он, – правда, не представляю, сумею ли когда-нибудь…

– Привет, коллеги! Какой занятный вечерок! Да тут материала на три сценария хватит! – Доктор Томас Брайтенрайтер, только что вернувшийся с дежурства, устроился на табурете. – Какие еще дела, Беа? Тебе давно пора быть дома и отдыхать, вытянув ноги.

Беатриче прикрыла глаза – только его и не хватало. Он первоклассный хирург – компетентный, способный. Многие даже считают его одаренным. Он настолько вжился в хирургию, что никогда не пропускает ни одного дежурства, всегда готов подменить других. Даже проводит отпуска в горячих точках.

Пока Беатриче и Генрих возились с тяжелоранеными, Томас присматривал за всеми остальными пациентами и, видимо, испытывал при этом только удовольствие – как всегда.

Чем сильнее стрессы – тем больше он чувствует себя в своей тарелке. Вообще-то он никогда не позволяет себе никаких злобных выпадов и колкостей. Но с тех пор как беременность ее перестала быть тайной, Беатриче все чаще оказывалась объектом его насмешек. В таких случаях обычно она не лезла в карман за словом, одергивала его. Но сейчас у нее нет сил на перепалку, слишком устала.

– Может, хотя бы сегодня оставишь свои шуточки при себе…

Томас удивленно повел бровями.

– Я только беспокоюсь о тебе и твоем малыше. Денек сегодня, прямо скажем, не легкий. Ты, должно быть, очень устала. В конце концов, надо же думать о защите материнства и детства.

Залепить бы ему пощечину… С тех пор как забеременела, она и сама испытывала угрызения совести – ведь у нее есть законное право отказаться от ночных дежурств. Но тогда другие врачи должны выполнять ее работу. Она и сама прекрасно знает, что вредит себе. Зачем лишний раз напоминать об этом…

– Томас прав, – поддержал его Генрих, опередив ответ Беатриче. – Твой рабочий день давно кончился. В твоем положении не грех подумать и о себе. В нашей запарке мы иногда об этом забываем. А тебе и правда давно пора домой.

Она устало улыбнулась – Генрих искренне ей сочувствует.

– Послушайся коллег, Беа, – мягко подхватил Томас, – и не волнуйся, мы справимся и без тебя. Нам все равно пора привыкать к мысли, что ты скоро выпадешь из нашей компании на три года.

Ну вот, Томаса понесло – жаждет, как видно, ухватить все дополнительные дежурства.

– Что ж, хотите от меня избавиться – пеняйте на себя! – Она поднялась, поставила чашку в мойку. Там уже скопилось немало грязной посуды – кому-то сегодня ночью придется ее мыть. – Удачного вам дежурства! – И скрылась в раздевалке.

 

Беатриче припарковала машину, когда часы показывали больше половины восьмого. В гамбургском квартале Винтерхуде, рядом с Альстером, где она жила, узкие улочки были застроены в девятнадцатом столетии. Тогда еще не думали об автомобилях и гаражах – и сейчас места для парковки нарасхват, за них идет ожесточенная борьба.

По вечерам, возвращаясь с работы, Беатриче по нескольку раз объезжала близлежащие кварталы в поисках необходимого кусочка асфальта хотя бы в двух улицах от своего дома – здания в стиле «модерн». Здесь, на четвертом этаже, у нее собственная просторная квартира. Сегодня повезло: прямо у подъезда – свободное пространство, будто специально для нее зарезервировали.

Может быть, это как раз ее день, а она не знает… Взяла сумку с соседнего сиденья и выбралась из машины. Не успела от нее отойти, как заметила в освещенном проеме лестничной клетки мужскую фигуру. Лица не видела, но сразу узнала – Маркус!

В панике Беатриче стала судорожно соображать, не сесть ли обратно в машину: возможно, он ее не заметил… Нет, слишком поздно, уже машет ей рукой. В нерешительности она обошла автомобиль, пересекла узкий тротуар и медленно поднялась по ступенькам к входной двери.

– Привет, Беатриче! – Маркус взял ее за руку и расцеловал в обе щеки.

Ему часто приходилось бывать по делам во Франции, вот он и привез оттуда такую манеру приветствовать друзей. Ей она не очень нравилась – казалась какой-то фальшивой.

– Добрый вечер! Мы разве договаривались о встрече? – И сделала гримаску.

Что-то она не припоминает, чтобы они уславливались на сегодня, а ведь память у нее хорошая.

– Да ты не мучайся угрызениями совести, не стоит. Я ненадолго, решил заглянуть просто так – узнать, как у тебя дела. – Он провел рукой по светлым, мягким, негустым волосам, переминаясь с ноги на ногу. – Но если ты против…

– Нет-нет, заходи, я рада.

И в тот же момент разозлилась на себя: почему бы не сказать как есть – она жутко устала и не хочет никого видеть. Маркус не обиделся бы – ведь он не воображал, что в любое время дня и ночи является для нее желанным гостем.

– Как поздно ты возвращаешься с работы! – Он поднимался вслед за ней на четвертый этаж. – Твоя смена ведь заканчивается в половине пятого…

– Вообще-то да. – Пока что она довольно легко поднимается по крутым ступеням, но через несколько недель наверняка будет иначе. – Совещание в рентгенологии затянулось. Потом еще два срочных больных на «скорой». Не подводить же коллег.

Она открыла дверь, сбросила туфли, небрежно швырнула пальто на спинку стула. Ну а Маркус аккуратно свернул плащ, спокойно положил поверх пальто Беатриче и тоже снял обувь. Он всегда носил дорогую итальянскую обувь и умудрялся сохранять ее в такой чистоте, будто она никогда не соприкасалась с гамбургским асфальтом. Но Беатриче-то знала – он тщательно ухаживает за своими ботинками, ежедневно полирует до зеркального блеска.

– Ты ужинал? – поинтересовалась она уже с кухни.

Говорила через плечо, стараясь не замечать, как педантично он устанавливает ее туфли рядом со своими – носок к носку. Маркус вечно убирал за ней, в том числе и поэтому год назад она порвала с ним. Конечно, все произошло мирно. Маркус – перфекционист до мозга костей, спорить с ним бесполезно.

– Пока нет. – Он тоже вошел на кухню.

Ну и беспорядок тут! На обеденном столе не убранная после завтрака посуда; на рабочем со вчерашнего дня скопились немытые стаканы, кастрюльки, открытый пакет с хрустящими хлебцами… Возвращаясь с работы, Беатриче так уставала, что не было никаких сил сделать даже самое необходимое по дому. Такая картина, она знала, претит Маркусу, и он не преминул ее прокомментировать.

– Я только что с переговоров, – сообщил он.

Беатриче намеренно не замечала складки, пролегшей у него между бровями. Заглянув в холодильник, она задумалась: что предложить человеку, который на закуску предпочитает «кростини» с кремом из трюфелей, а в пентхаусе держит специальный термошкаф, где хранит до неприличия дорогие вина…

У нее же в холодильнике бутерброды с сыром, йогурт и банка черри-коки – все, что она оставила себе на ужин. Вряд ли такой набор придется ему по вкусу. Быстро сварганить салат с лапшой? Еще есть помидоры, несколько маслин и вареная ветчина. Или все-таки позвонить в сервис на дому…

– Не ломай голову, Беа, я кое-что принес. – Улыбаясь, достал из сумки две пластиковые коробки и две термобанки с этикеткой одного из лучших гамбургских суши-баров. – Вот здесь суп-мисо, рулетики-маки с гарнелями и икрой, нигри-суши с семгой и сашими. Тебе сейчас нужны белки.

Беатриче с трудом подавила злость. Ладно, будем считать, что Маркус проявил заботу и внимание, хотел сделать ей приятное, как, впрочем, всегда делал. А то, что она не выносит сырой рыбы, видимо, просто забыл.

– Спасибо. – И попыталась мысленно переключиться на милую желудку свинину в кисло-сладком соусе или курицу по-индонезийски под острым соусом карри.

– Будь добр, поставь на стол, а я достану палочки.

– Да, но… там полно грязной посуды.

– Если тебя не затруднит, сдвинь в сторону или сложи в мойку! – раздраженно бросила она. – У моей служанки сегодня отгул.

Маркус только хмыкнул в ответ.

– Мне очень жаль, прости! – Беатриче вздохнула, устало откинув прядь со лба. – Я пошутила… Просто валюсь с ног от усталости, сегодня был жуткий день.

Он понимающе кивнул.

– Иди сюда, съешь вот это – тебе сразу полегчает. – И подвинул ей стул, ожидая, когда она удобно усядется. Сел рядом, пожелав приятного аппетита. – Как себя чувствуешь?

– Вполне прилично. – Она вылавливала палочкой кусочек тофу из супа-мисо. – Мой гинеколог говорит, все хорошо, ребенок развивается нормально. Пока никаких осложнений. Чего мне еще желать…

– Да? – Он приложил к губам салфетку. – Ты слишком много работаешь, перенапрягаешься. В твоем положении надо быть благоразумнее.

– Но я и правда чувствую себя неплохо, поверь. А работу свою, ты знаешь, люблю, не мыслю жизни без нее. Да, иногда задерживаюсь. Но не оставлять же свою долю на коллег, особенно когда аврал, в коридорах толпятся больные.

Маркус молчал…

Беатриче вздохнула. Да, он совсем не понимает ее.

– Послушай, вот ты готовишь проект… Не убегаешь ведь, как только прозвенит звонок, а сидишь, пока все не закончишь. У нас то же самое, с одной лишь разницей: речь о жизни людей, а не о какой-то паршивой рекламе.

Маркус недовольно сморщил лоб.

– Позволь мне воздержаться от ответа.

– Что ты имеешь в виду?

Он отложил в сторону палочки. Беатриче огорчилась – поняла, что невольно задела его.

– Ты, наверное, сама не замечаешь, что с самой первой нашей встречи в штыки воспринимаешь все, что я говорю и делаю.

– Извини, честное слово, сожалею. Очень устала. Сегодня меня способен вывести из себя самый миролюбивый человек на свете… к примеру, далай-лама. Пожалуйста, не принимай на свой счет.

Она сознавала, конечно, что говорит неправду. Раздражение у нее вызвал именно он, Маркус, только на него направлена ее агрессивность. На его нежданное появление, чрезмерную страсть к порядку, на его перфекционизм и… суши. До нее дошло: ведь он и впрямь с самого начала раздражал ее. И как только она умудрялась три года выносить его и обманывать себя.

– Ты только посмотри вокруг, Беатриче! – как ни в чем не бывало вновь зарокотал он, обводя рукой кухню. – Ну на все это… Сама сознаешь: грязь, беспорядок… А ты ведь совсем другая, я знаю тебя! Как можно жить в такой обстановке? – Он укоризненно покачал головой. – Думаю, одной тебе не справиться.

О боже, кажется, у нее дыбом встают волосы на затылке…

– Отлично справлюсь. Конечно, мой дом не идет ни в какое сравнение с твоими стерильными апартаментами. Но здесь не операционная, а жилые помещения.

Он вздохнул и обмакнул кусочек сырой рыбы в васаби, зеленую пасту. Этот японский хрен – вид безобидный, но запросто прожжет насквозь слизистую оболочку рта и дыхательные пути…

– Ладно, не будем об этом. У тебя, по-видимому, совершенно притуплен слух на конструктивные замечания. А отец ребенка… он хоть немного заботится о тебе? Я имею в виду – помогает ли деньгами, навещает тебя, справляется о здоровье?

Беатриче нахмурилась – какое ему дело?

– Нет, вряд ли он мог бы навещать меня. Кроме того…

– Но ты по крайней мере знаешь, кто он?

Некоторое время она собиралась с духом, сдерживаясь.

– Послушай, за кого ты меня принимаешь? Ты что, серьезно думаешь, что я…

– Спокойно, Беатриче! – Он положил ей руку на плечо. – Знаешь, ведь я не хотел тебя обидеть. Но ты нуждаешься в помощи. А отец ребенка, по-видимому, не готов…

– Дело не в этом, Маркус, – перебила она, отдергивая плечо.

На какое-то мгновение захотелось рассказать все, посвятить его в свою загадочную историю… поведать ему об Али аль-Хусейне. Велико искушение наконец довериться кому-то. Но Маркус… тот ли он человек, кому стоит выложить все? Едва ли – фантазии у него не больше, чем у авторов новостных программ. Желание поделиться с ним так же быстро улетучилось, как появилось. И все-таки она решилась на укороченную версию.

– Отец моего ребенка не может навещать меня потому, что его нет в живых.

Он густо покраснел и ничего не ответил. В этот миг она получила истинное наслаждение. Он всегда ведь твердил, что никогда не попадет впросак, – и вот сел в лужу.

– Что же… – Он закашлялся, стараясь овладеть собой. – Тем легче тебе, видимо, подумать и принять предложение, которое я намерен сделать. Как ты смотришь на то, чтобы нам пожениться?

Беатриче, подносившая ко рту горшочек с супом «мизо», поперхнулась и закашлялась.

– Конечно, я понимаю: мое предложение для тебя полная неожиданность. И все-таки… попробуй со всей серьезностью подойти к нему. Послушай… – Он скрестил руки на груди, сосредоточился, даже наклонился над столом, словно убеждая делового партнера в преимуществах новой рекламной стратегии. – Тебе нужен мужчина, который заботился бы о тебе, а ребенку – отец, который даст ему имя.

– Думаешь, моего имени недостаточно?! – взвилась Беатриче. – Не знаю, в каком мире ты живешь! В наше время нет ничего зазорного в том, чтобы ребенок носил имя матери!

– Может быть, в некоторых кругах это и так, – признал Маркус с улыбочкой. Вот она-то окончательно и вывела ее из себя. На лице его написаны одновременно высокомерие и сочувствие. – Разве ты не желаешь, чтобы твой отпрыск жил в нормальной семье, чтобы в будущем перед ним открывались все двери? Ты станешь моей женой – и я гарантирую ребенку отличный старт в жизни. Вы – он и ты – будете материально обеспечены, тебе не придется больше работать, ты полностью посвятишь себя воспитанию ребенка, дому… мне, наконец!

– Как тебе пришла в голову такая безумная идея?!

– Принимая во внимание нашу многолетнюю дружбу, мою любовь, считаю своим долгом сделать тебе предложение. Честно говоря, меня удивляет, что ты так пренебрежительно отнеслась к этому. Это вовсе не безумная, а вполне разумная идея.

В полном замешательстве она молчала, качая машинально головой.

Уж не почудилось ли ей все это? Неужто она снова погрузилась в Средневековье?! Не может ведь наяву мужчина в две тысячи втором году всерьез сделать такое предложение! Он руководит рекламным агентством, считает себя образцом прогрессивности и либеральности… Это, должно быть, шутка… Но стоп! Маркусу юмор не свойствен.

– Я уже говорил с родителями. Мама в восторге от моей идеи. Ты знаешь, она всегда тебя любила. А отец свяжется с нашим семейным адвокатом и подготовит все необходимые документы. Малыш, как только родится, будет носить мое имя! – Он улыбнулся. – Представляешь, отец даже обещал считать его своим внуком и выделить ему соответствующую долю наследства. Вот твой ребенок, мальчик или девочка, уже совершеннолетний – и он абсолютно независим в материальном отношении. А тетя Сильвия готова стать крестной матерью. Что ты на это скажешь?

«Ничего не скажу», – подумала Беатриче. Ей действительно нечего сказать. Но что-то в голове вертится, нашептывает ей на ухо…

– Али аль-Хусейн! – громко и четко произнесла она. – Звучит неплохо. Что касается крестин – ничего не выйдет!

Маркус побледнел.

– Что ты сказала? Что это за имя?!

– Так я назову ребенка, если родится мальчик. Так звали его отца. А поскольку он был мусульманином, я воспитаю его сына в мусульманской вере.

– Мусульманином?! Ты…

Беатриче наслаждалась своим триумфом: несколькими фразами она внесла замешательство в узенький мирок Маркуса Вебера. Опомнившись, положила палочки, уперлась локтями в стол и, прищурившись, устремила на неожиданного жениха насмешливый взор. Впрочем, не стоит так проявлять свои эмоции. Взяла себя в руки и спокойно продолжила:

– Может быть, прежде чем созывать гостей на свадьбу, тебе и твоей семье стоит побольше узнать об отце ребенка? Так вот… Он араб.

– Господи помилуй… Надеюсь, он не…

Он не успел закончить – она повелительно промолвила:

– Лучше ничего не говори!

Маркус пробормотал что-то невнятное, разглядывая свои руки. Но сделал над собой усилие и продолжил:

– Слава богу, что не чернокожий. Надеюсь, мне удастся убедить отца…

– Довольно, Маркус, спасибо. Разговор наш окончен!

– Думаю, несмотря ни на что, я выполню свою миссию. Конечно, это нелегко, но…

– Маркус, довольно! – вскрикнула она. – Я не нуждаюсь в твоем великодушии и не принимаю твою жертву! Я твердо решила воспитывать ребенка одна и сделаю это. Я не выйду за тебя замуж.

– Прошу тебя, Беатриче, все хорошо обдумать.

Она отрицательно покачала головой.

– А что тут думать? Посмотри на меня: похожа я на женщину, которая добровольно отдастся в лапы твоего до тошноты добропорядочного семейства?

– Как ты смеешь так говорить о моей семье?!

– Разве я не права? Представляю, сколько сил потратила бы твоя мать, чтобы сделать из меня то, что называется «женщина из хорошего общества»! Наверное, разнесла бы по всему Гамбургу, какой подвиг совершила, приютив меня и моего бедного ребенка в своем доме. А твой отец постоянно давал бы почувствовать, что только его великодушие спасло меня от пропасти – ведь благодаря ему я оказалась на Олимпе ганзейской аристократии. – Она перевела дух. – Нет уж, спасибо! Я отказываюсь от такой чести!

– Беатриче, ты должна…

– Нет, Маркус, ты точно такой же, как они. Все знаешь лучше меня – что мне можно, что нельзя. Стал бы все решать за меня, контролировать каждый мой шаг… Задохнусь я от такой жизни.

– Но три года, проведенные со мной, ты выдержала успешно. И, вижу, эти три года пошли тебе только на пользу. Кроме того, не я ведь так осложнил твою жизнь.

Она яростно замотала головой – ее трясло от возмущения.

– Что ты себе позволяешь?! Мою жизнь никто не осложнил! Тебе, по-видимому, не дано понять: я любила отца своего ребенка! Единственное, о чем сожалею, – что нам не суждено быть вместе!

– Ты меня разочаровала, Беатриче! – торжественно заявил Маркус. – Нашла себе какого-то верблюда…

– Сто-о-п! – прервала она его и решительно поднялась. – Уходи сейчас же, прежде чем скажешь еще хоть слово! Не убивай остатки нашей дружбы.

– Возможно, ты и права. – Он тоже поднялся. – Не обижайся, Беатриче, но ты сильно изменилась.

Они вышли в прихожую. Маркус надел пальто, взял ботинки, любовно погладил…

– В этом доме найдется рожок для обуви? Не царапать же мне итальянские туфли…

Ну и вопрос, и в такой момент! Чаша ее терпения переполнилась. Резким движением она схватила ботинки – ручная работа, цена каждого превышает стоимость недельного отдыха в Турции, – рванула входную дверь и вышвырнула их один за другим на лестницу.

– Вот так! Надевай на улице! А теперь… исчезни! Не хочу тебя больше видеть!

Маркус застыл на месте, но потом быстро пришел в себя.

– Неряха! – закричал он и опрометью в одних носках бросился вниз по лестнице.

Так спасают жизнь, а не пару ботинок.

Беатриче с треском захлопнула за ним дверь и вернулась на кухню. Стойкий запах дорогого лосьона после бритья, которым он пользовался, ударил в нос, почти лишил рассудка. Влажная зеленая плесень… ох!.. Еще хотя бы секунду будет вдыхать этот запах – задохнется!

Она настежь распахнула окно… Убрала со стола, вышвырнула остатки суши в мусорный бак. Выбрасывает на помойку пятьдесят евро – пусть! Она готова выкинуть из квартиры все, что напоминает ей о Маркусе Вебере. Закончив уборку, Беатриче прошла по длинному коридору в свою спальню и плюхнулась на софу. Гнев еще не улегся – бьет дрожь; горят щеки… Схватить бы первый попавшийся под руку предмет и расколоть на мелкие кусочки! Как она устала… И вдруг остро почувствовала – противные тянущие боли в животе мутят сознание…

Беатриче закрыла глаза и положила руки на живот: ребенок толкается внутри, недавняя ссора не прошла для него бесследно. Она провела рукой по животу, как бы успокаивая маленькое существо. Боль не прекращается… О, живот стал твердым, как доска.

Это схватки! Хотя… для них слишком рано – идет всего тридцатая неделя. Мысли стали путаться. Что ей делать, что?.. Надо… надо носить бандаж! Это она подумала уже четко. Тяжело поднялась и еле-еле побрела в ванную комнату.

Мышцы болят, будто она только что сошла с боксерского ринга… Беатриче наполнила ванну теплой водой и добавила туда несколько капель эфирных масел: мелисс







Дата добавления: 2015-08-30; просмотров: 327. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения...

Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Конституционно-правовые нормы, их особенности и виды Характеристика отрасли права немыслима без уяснения особенностей составляющих ее норм...

Толкование Конституции Российской Федерации: виды, способы, юридическое значение Толкование права – это специальный вид юридической деятельности по раскрытию смыслового содержания правовых норм, необходимый в процессе как законотворчества, так и реализации права...

Значення творчості Г.Сковороди для розвитку української культури Важливий внесок в історію всієї духовної культури українського народу та її барокової літературно-філософської традиції зробив, зокрема, Григорій Савич Сковорода (1722—1794 pp...

Этические проблемы проведения экспериментов на человеке и животных В настоящее время четко определены новые подходы и требования к биомедицинским исследованиям...

Классификация потерь населения в очагах поражения в военное время Ядерное, химическое и бактериологическое (биологическое) оружие является оружием массового поражения...

Факторы, влияющие на степень электролитической диссоциации Степень диссоциации зависит от природы электролита и растворителя, концентрации раствора, температуры, присутствия одноименного иона и других факторов...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.013 сек.) русская версия | украинская версия