Великопольская хроника 5 страница

Во время этих переговоров сироты из крепости Познань вместе с немногими, но опытными в оружии [воинами] упрямо идут на врагов. А другие выходят из убежища, неожиданно нападают на лагерь Владислава, голодные обрушиваются.на пирующих, неистово устремляются на полчища врагов, храбро поражают их мечом, избивают и убивают. Так все это произошло, что две речки Цибина и Гловна, возле которых происходило сражение, переполненные кровью убитых, наполнили реку Варту настолько, что она вышла из берегов.

Владислав же, положившись всецело на многочисленность своего войска, упорно отказываясь от отеческих увещеваний архиепископа, презрел острие анафемы и, попав в затруднительное положение возле Познани в году от Р.Х. 1142, вернулся в Краков безутешным и до глубины души опечаленным. Болеслав Кудрявый, Мешко и Генрих уже не как малолетние [дети], но как светлейшие князья, собрав многочисленные отряды своих верных и храбрых людей, немного передохнув после тягот войны, смело устремляются на него. Владислав, не осмеливаясь ждать их прихода, бежит в Венгрию и затем ко двору императора Конрада, на сестре которого он был женат, умоляя о помощи. Жену же его, страшнейшую ведьму, [девери] Болеслав и Мешко, вынуждая следовать за мужем вместе с двумя сыновьями - Болеславом и Мешко, изгоняют из Кракова в Алеманию. И таким образом ту погибель, которую она желала деверям, из-за превратности судьбы по заслугам получила она сама.

Пусть знает, что наказание возвращается на того, кто его назначил.

Глава 33. О Болеславе IV по прозвищу Кудрявый

Итак, Болеслав по прозвищу Кудрявый, первенец от второй жены Болеслава, рожденный после Владислава второго, наследовал ему в королевстве. Он, разумно отвергая всякие поводы к проявлению алчности, помня о своем достоинстве, не только предоставил братьям то, что им надлежало выделить согласно закону о наследовании и о правах, но с великим радушием предоставил им [еще] те владения, которые Мешко и Генриху не предназначались. Он и Казимира, еще юношу, приказывает воспитать как сына не для того, чтобы совершенно не допустить к участию в управлении, но чтобы нежную поросль виноградной лозы не предоставить ветру легкомыслия. В самом деле, обычно свобода дает юноше то, что пламени масло. Итак, Владислав, [не] помня о себе, находясь, однако, в очень укрепленном городе Рацибуж, старается уговорить его Императорское Величество [помочь ему], полагаясь на родство с ним своей жены и сыновей. А также он уговаривает князей Богемии и Руси, опять-таки используя узы родства, чтобы они милостиво помогли ему в его несчастье. Император под влиянием таких настойчивых просьб и слез сестры и внуков увещевает Болеслава через послов, чтобы он хотя бы часть отцовского наследства передал брату, не возвышая его до управления королевством. И чем упорнее отказывался Болеслав следовать его внушениям, тем более вызывал он этим гнев императора. Вся сила империи обрушивается на Болеслава. Возникают отряд всех против Болеслава и отряд Болеслава против всех. Следующая дилемма встает перед Болеславом: либо уйти из королевства, либо вступить в вооруженный конфликт. Но преславный муж, уклоняясь от того и другого, не дает возможности врагам искать себе пропитание. Эта непобедимая мощь легионов приходит в упадок от болезней и голода. Так Бо­леслав без вооруженного столкновения сражается с врагом и без сражения преславно побеждает.

Наконец, Владислав Жестокий на третий год своего изгнания, после смерти жены, похороненной в Альтен бурге, был вызван братьями на переговоры в Плоцк. Там во время этих переговоров он тяжко занемог и скончался. Он первым из польских князей был похоронен в кафедральном соборе перед главным алтарем.

 

После его смерти император Конрад просит Болеслава, отнюдь не угрожая оружием, чтобы он сжалился над сиротами Владислава и уделил им равные части земель. Болеслав хотя не мог быть побежденным императором, однако счел должным повиноваться империи и дружелюбно отозвал из изгнания сыновей брата. За жестокость он платит приязнью и дарует им Силезию с добавлением княжества Опольского. Из них первородный назывался Болеслав Высокий, второй - Мешко Лорипед, третий - Конрад первый. И эти трое с течением времени поделили между собой земли таким образом: Болеслав Высокий, поскольку он был перворожденный, получил город Вроцлав с его окрестностями, а Мешко Лорипед - только Ополе с его окрестностями; из-за этого неравного разделения между Мешко и Болеславом в течение многих лет происходили распри. Молодого Конрада император Конрад, его дед, отдал, как говорят, на воспитание вальденскому аббату.

По свершению всего этого Болеслав Кудрявый замыслил бесстрашно опустошить земли пруссов. Известно, что они враги не только людям, но и душам христиан. После того как он покорил некоторых из них в результате неудачных для них сражений, он огласил такой эдикт: тот, кто решил признать себя сторонником христианской веры, пусть радуется полной свободе и ни­какого да не потерпит материального ущерба. А тот, кто не отвергнет языческого обряда, да понесет наказание - смертную казнь с конфискацией имущества. Но принятая ими [пруссами] религия тем менее сохранялась, чем более их принуждали. Как только Болеслав вернулся домой, они тотчас впадают в бездну отступничества, вновь возвращаясь к почитанию идолов. Они отправляют к Болеславу послов с просьбой удовольствоваться их послушанием и выплатой податей, но чтобы их не вынуждали покинуть отцовские обряды и позволили их придерживаться. Болеслав же так рассудил: достаточно ему, если князю будут платить то, что достойно князя, хотя бы Богу было отказано в том, что достойно Бога. И не будет кары за отступничество, если сохраняется исправная выплата регулярных податей. По этой причине с соизволения божьего они не только один за другим отказываются, но занимают соседние с королевством земли, грабят их и награбленное растаскивают, как волки. И так получилось, что Болеслав, которого рвение к Богу не подвигнуло на борьбу за расширение христианской веры, по крайней мере побудило к этому тяжкое зрелище жестокого избиения. Тогда Болеслав, собрав огромное множество опытнейших поляков, сурово нападает на готов, стремясь не только обратить их в бегство, но совершенно уничтожить. Области их не были укреплены, но они были неприступны по своему природному местоположению. У самого входа [в их земли] есть лесные дебри, отовсюду окруженные болотом, где под зелеными ветвями скрывается бездна илистой смолы. Какие-то геты, то ли пруссы, люди близкие к Болеславу, а на самом деле презренные предатели, соблазненные дарами пруссов, утверждают, что они могут провести отряды благородных лехитов этой дорогой, якобы безопасной и спокойной; но тут же, вступив на узкую тропу, первые ряды войска падают. Ведь из засады внезапно появляются враги, мечут копья и поляков, стиснутых как бы в давильне, без сражения топчут, поскольку лехиты словно вепри [сами] нарываются на острие копий, а некоторых, обремененных оружием, поглощают глубины бездны. Их несчастную гибель в течение долгого времени различными способами оплакивала Польша. И с этого времени оставили Болеслава военные триумфы, и он вскоре в зрелом возрасте скончался в 1173 г. от Р.Х., оставив сыну Лешке княжества Мазовецкое и Куявское на том условии, что, если он умрет без потомства, тогда его брат [Болеслава] Казимир, не имеющий никаких земель, будет наследовать и в Мазовии и в Куя-вии.

Глава 34. Об императоре Конраде

В году 1147 от Р. X. император Конрад вступил в Польшу и вместе с многочисленными князьями направился в Иерусалим, намереваясь вновь отвоевать гроб господен. Болеслав Кудрявый принял его с почетом и устроил ему пышное угощение.

Глава 35. О Мешко, сыне Болеслава Кривоустого

После кончины Болеслава Кудрявого его место занял Мешко, третий его брат, который был ближайшим к брату Болеславу как по рождению, так и по наследованию в королевстве. Все прилегающие провинции были к нему почтительны, отовсюду с отдаленных провинций прибывали князья для оказания ему послушания, слава всяких достоинств улыбалась ему, во всех будущих его успехах вся красота судьбы была к нему ласкова. У него не было недостатка в военных триумфах, и сверх всяких желаний счастливых [людей] еще более счастливым был он в своем многочисленном потомстве того и другого пола. Мужское его потомство все уважали, женское - всем было приятно. По-видимому, у него было все, что можно считать человеческим счастьем, хотя никто не является настолько счастливым, чтобы к счастью не примешивалась какая-то горечь.

Этот Мешко из-за суровости нравов был прозван Старым. Он в году 1145, еще будучи в молодом возрасте, основал и обеспечил из своих средств аббатство цистерцианского ордена в Лёнде. В Калише основал и оборудовал костел в честь св. Павла из тесаного камня, в котором основал препозитуру и несколько пребенд. Приказал он также верхнюю часть гнезненского костела покрыть свинцом.

У него было пять сыновей. Двух из них, а именно Одона и Стефана, он имел от дочери короля венгров, остальных троих-от родственницы императора Фридриха, римского короля. Благодаря родственным связям сыновей и дочерей он в лице князей различных провинций имел своих друзей. Князь чехов Болеслав [и] вождь (dux) Саксонии - его зятья, князь Руси - тесть одного из сыновей, а князь Ругии - другого. Стефан же, Болеслав и Мешко умерли неженатыми. Чего же больше? Ведь часто наивысшее благо порождает высшее несчастье, чем выше вершина славы, тем легче скользит она в пропасть. Ибо Мешко, возвышенный такими почестями, о горе! побежденный излишней беспечностью, неожиданно впадает в полное бездействие, не замечая, что на вершине никакое спокойствие в своей безопасности не возвещает подчас приближения бури, грозящей гибелью. [В самом деле] сын Соломона, присвоив себе гордость Робоама, осмелился сказать знатным людям королевства (optimatibus regni), насколько меньший его мизинец толще чресл отца его, и прибавил, что если отец мой наказывал вас бичами, то я буду наказывать вас скорпионами. По этой причине распалось царство Израиля, и навсегда оно было у него отнято.

Вследствие этого Гедко, краковский епископ, старался частыми напоминаниями убедить его [Мешко], чтобы он прекратил относиться жестоко к жителям королевства, чтобы он любовно, как сын мать, а не как пасынок (primogenitus), окружил вниманием свою страну. Пасынком, врагом станет тот, кто не горюет о материнском несчастье. Кроме того, он [епископ] убеждает его утихомирить своих хищных чиновников (officiales), которые по его приказанию, пренебрегая всеми нормами правосудия, бесчинствуют над народом королевства. Кажется, будто только истребив все стадо, они насытятся его кровью. А князь из-за этого разгорается еще большей ненавистью по отношению к епископу, утверждая, что он урезонивает его не в порыве благочестия, но только из ненависти. Даже легчайшее прикосновение к нарыву вызывает боль и зуд. И он принимает решение мстить не только священнику, но и некоторым знатным (proceribus) Краковской земли старшим по рождению (natu maioribus). Епископу он тайно замышляет изгнание, других обрекает на смерть или на увечье. Но решение князя не осталось втайне от священника. Он ревностно противостоит его махинациям и поучает других, как им их избежать. Знатные (proceres) люди Краковской земли вместе с Гедкой, своим епископом, тайно обсуждают положение дел. «Позорно, - сказал он, - людям знатного происхождения прислуживать и безропотно переносить столько бедствий».

Среди них некий знатный (insignis) муж дал им такой совет: «Я полагаю, от вас не укрылась добрая слава доблестей сандомирского князя Казимира и хотя все о ней знают, но почему-то никто ее не признает. В его тени следует нам искать дуновения покоя, чтобы с помощью целительного масла набухшая боль нашей печали понемногу утихла».

Под влиянием его увещеваний как священник, так и знатные в единодушном порыве с опаской идут к Казимиру, просят его смиренно, чтобы он, если уж не думает о возвеличивании королевского достоинства и не стремится царствовать, то, по крайней мере, не отказался снизойти к их смиренным просьбам. А он им:

«Есть у вас древняя и укоренившаяся привычка, и не могло уйти из вашей памяти то обстоятельство, каким образом первые из князей, а именно Якса и Святослав, а также почти все знатные (proceres) тянули меня к этой власти, хотя я и сопротивлялся, для того, чтобы, изгнав храброго князя, брата моего Болеслава, тем безопаснее правил бы я королевством. А я предпочел объятия брата всякой власти. И так как тогда в стремлении к чистой невинности я обмыл ноги свои, теперь каким образом я оскверню их кровью брата. О, как прокляты эти шаги к власти, из-за которых чрезмерное безрассудство само по себе ведет к убийству, затем к убийству брата, и в братоубийстве к убийству отца! В самом деле, каким образом, как я могу решиться на гибель того, кто относится ко мне больше, чем с отцовской приязнью, кого я почитаю больше, чем сын почитает отца, и никогда не переставал почитать? Ибо несправедливо и, как показывают примеры, гибельно благоденствовать при отношениях, не основанных на справедливости».

А те ему говорят: «О светлейший князь! Поистине нужно будет пощадить добросердечность, ведь тогда не возникнет необходимость защищать честность и только будет слышен ропот партии против него. Здесь иной расчет улучшает договор. Ведь их всех вынуждает крайняя необходимость, и, если ты не поспешишь им на помощь со своей снисходительностью, им должно погибнуть, так как нет у них никакой возможности переселения».

Под влиянием настойчивых просьб епископа Гедки и знатных (procerum) лиц, а также под влиянием советов своих друзей он [Казимир] с немногими отправляется в Краков для того, чтобы не казалось, будто бы он занял его насильно, а не по добровольному согласию как знатных, так и простых людей. Выбегают навстречу неисчислимые ряды войска, толпой собирается народ, все радуются и ликуют и провозглашают его спасителем. Все жители Кракова стремятся его обнять. Всякий возраст, всякое сословие почитает его; дают священную клятву в любой момент умереть за него. Все сторонники Мешко покидают его и твердо переходят на сторону Казимира. Среди них познаньский князь Одон, его [Мешко] первенец, оказавшийся ему же ожесточенным врагом, стремившимся с корнем вырвать собственную ветвь, и это для того, чтобы отстранить от королевства сыновей мачехи, которым отец обещал после себя наследование в королевстве.

Итак, князь Мешко был отстранен скорее из-за преследования и вероломства своих, нежели оружием брата. Он в году 1179 от Р. X., покинутый всеми, бежит в городок Рацибуж, оставляя родину и королевство вместе с женою и тремя сыновьями. На него обрушивается ряд неприятностей. В самом деле, зять его Болеслав, чешский князь, подобным же образом отстраняется от королевства. Другие его зятья, князь Саксонии и князь Баварии, отовсюду подвергаются нападению врагов. И таким образом, те, от кого он мог ожидать помощи, сами терпят тяжкие невзгоды и ему никак помочь не могут. Все наместники морских про­винций и префекты не только отказывают ему в повиновении, но даже враждебно хватаются за оружие. Все рады подчиниться власти Казимира, Пока все города всех провинций и все муниципии открывались перед ним без военных действий, один Мешко, первенец Владислава Изгнанника, удалив [своего] родного брата Болеслава, как оказалось, восстал против него вместе с силезской провинцией. Его Казимир старается привлечь на свою сторону не угрозами и оружием, но проявлением дружеских чувств. Он, возвратив Болеславу Вроцлав с его окрестностями, вышеупомянутому Мешко из-за его рвения щедро выделяет некоторые города. Также их брата Конрада, которого мать до этого времени содержала в Альтенбурге в Саксонии, назначил в глоговскую марку. Как было сказано выше, этим трем братьям, сыновьям Изгнанника Владислава, после смерти его Болеслав Кудрявый по согласованию со своими братьями, а именно с Мешко, Генрихом и Казимиром, отдал силезскую провинцию на правах наследства. Между ними, то есть между Мешко и Болеславом [Владиславичами], при разделе этой провинции возникло разногласие. При этом Мешко принудил своего брата Болеслава покинуть город Вроцлав. Но Казимир, светлейший князь, как было сказано выше, призвал их к согласию и Мешко, первородному [сыну] своего брата Изгнанника [Владислава], отдал княжество Опольское, Болеславу - Вроцлавское, Конраду - Глоговское, Мешко, опольскому князю, когда [тот] крестил сына, которого назвал его именем Казимир, он [Казимир] к упомянутому княжеству с радостью присоединил также княжества Бытомское и Освенцимское со всеми прилегающими окрестностями. Опекунство над Лешком, юным сыном своего брата Болеслава Кудрявого, он доверил некоему знатному (nobili) по имени Жирон, мужу, одаренному всякого рода добродетелями, присоединив управление и землями Мазовии и Куявии. Племяннику этого упомянутого Жирона по имени Самбор он дал префектуру в Верхнем Поморье, главным городом которого является Гданьск. Некоего Богуслава из рода Грыфитов сделал князем Поморья Нижнего. Гнезненскую же провинцию, которая является метрополией лехитов и началом [других] провинций, с некоторыми русскими землями, а именно Перемышльской, Владимирской, Берестейской и Дорогиченской, с замками, крепостями, муниципиями и их окрестностями взял на себя в управление.

Таким образом, Казимир делается единовластным правителем всей Польши (Lechie). И власть четырех братьев, а именно Владислава Изгнанника. Болеслава Кудрявого, Мешко Старого и Генриха Первого, благодаря счастливым обстоятельствам переходит в руки одного Казимира, как это предсказывал задолго до этого его отец Болеслав Кривоустый, находясь на смертном одре. Этот Казимир тотчас стал рвать путы неволи. Он перестает взимать подати и поборы, уменьшает налоги, ослабляет бремя, обещая уничтожить повинности (angarias et perangarias).

Глава 36. О некоторых обычаях Польского королевства

Было в Польском королевстве некое право, одобренное авторитетом древнего установления, чтобы любой знатный (quisquis potentum), отправившись торжественно в путь, насильственно разграбив амбары и житницы бедняков, отбирал бы у них продовольствие для того, чтобы кормить своих лошадей. Было еще и другое право, не менее безрассудное, издавна укоренившееся, а именно всякий раз, как посланцы князей выполняли посольство, у наследников (heredum) тех, которые находились в их поместьях, они забирали коней. На них в короткое время преодолевали быстрым галопом неисчислимые тысячи стадий. Этот обычай, названный «подводой», для многих был в высшей степени опасен и пагубен, так как кони некоторых были совершенно истощены, [другие] просто погибали, а иные, приглянувшиеся, были уведены безвозвратно. Был и другой ужасный греховный обычай, а именно имущество умерших епископов переходило в руки князей.

И, чтобы такое не случалось в будущем, Казимир, олицетворение справедливости, приказывает гнезненскому архиепископу, чтобы он, созвав синод своих суффраганов, позаботился воспрепятствовать этому под угрозой отлучения.

Глава 37. Здесь устанавливаются польские права

Итак, Здислав, архиепископ святого гнезненского костела, созвав синод епископов, принадлежавших к той же провинции своего диоцеза, одетых в понтификальные одежды, в присутствии князя Казимира, добивается того, что они единогласно принимают решение: каждый, кто осмелится хитростью или насилием взять или отнять у бедняка продовольствие или прикажет взять или отнять, будет предан анафеме. Равным образом, если кто-либо под прикрытием чьего-либо поручения (legacionis accione) возьмет что-либо из живности у бедняка или его наследника или прикажет его использовать на работе, даже если это будет сам князь, пусть он будет предан анафеме. За исключением того случая, когда поступит сообщение, что враг угрожает какой-либо провинции. По-видимому, не является несправедливым заботиться о благе родины, даже если при этом кто-либо терпит ущерб. Опять таки, кто будет претендовать на имущество покойного епископа или его похитит или кто прикажет, чтобы это имущество было захвачено, будь это князь или какая другая важная персона, или какое-либо официальное лицо, без всякого лицеприятия любой, кто осмелится на такое, подлежит анафеме. Подобное суждение, я полагаю, относится к рыцарям, обладающим правом патроната, которые после смерти духовного лица осмеливаются грабить имущество, оставленное этим лицом. Равным образом, кто примет епископство, таким образом ограбленное, без полного возвращения унесенного или без твердого обещания все возвратить и кто примет участие в таком святотатстве, также пусть будет подвергнут отлучению. Все одобряют эти решения и уверяют, что эти святейшие установления всем по душе. Они были затем навечно утверждены папою Александром III.

Глава 38. Как Мешко умоляет Казимира, чтобы он соблаговолил вернуть его на родину

Итак, князь Мешко, измученный изгнанием, слезно просит Казимира, чтобы он соблаговолил вернуть его по крайней мере на родину, если уж нельзя возвратить ему верховную власть (principatui). Уверяет, что менее тяжко сносить узы домашнего порабощения, нежели погибать в бедствиях изгнания, и насколько безопаснее и почетнее видеть послушание и помощь со стороны внуков, чем быть окруженным интригами изменников. Кроме того, дрожа, перед его глазами являет старческую немощь, указывает на горестные вопли своей невестки, на плачевные сетования внуков, на их непрерывные рыдания. Им почетнее умереть от меча, чем погибнуть в муках голода. Просит его вспомнить, с какой нежностью он относился к нему в его молодые годы, с каким старанием и доброжелательностью прививал ему знания в юности.

Услышав это, Казимир, не имея сил сдержать слезы, говорит знатным: «Я признаюсь, - сказал он, - и всегда хотел бы признавать, что я обязан моему брату и моей невестке за многие благодеяния, оказанные мне, и всегда должен помнить об этом, и никогда они не изгладятся из моей памяти. И вполне справедливым является его требование, и очевидно, что речь идет только о восстановлении того, что причитается ему по наследству» (patrimonii restitucionem debitam).

Тотчас поднимаются среди знатных (proceres) ропот и немалое смятение. И говорят они: «Вот и случилось то, чего мы опасались. В самом деле, редко ворон клюет глаз у ворона. Редко брат с корнем уничтожает брата. Здесь, очевидно, и возни­кает угроза нам. Возвращение Мешко - это наша гибель. Когда наступит подходящее время, он жестоко отомстит нам. Что же далее, о мужи? - следует той же самой мотыгой отсечь поросль этого же кустарника. В самом деле, напрасно уничтожается чертополох, если корень остается в глубине».

Казимир же, понимая, что все гибельные последствия этого возмущения падут на него, созвав знатных (proceribus), уверяет их: «Эти слова вовсе не означают моего намерения вернуть брата, но я просто хотел знать ваше мнение. И мне в высшей степени приятно видеть вашу стойкую приязнь в отношении меня».

А Мешко, видя, что брат не помышляет о его возвращении, направляется к Фридриху с просьбой о помощи. Когда же он увидел, что и здесь у него ничего не выйдет, то обратился к некоему Богуславу, когда-то казначею на Поморье, которого Казимир уже поставил князем в Нижнем Поморье. Соединяет свою дочь брачным союзом с его сыном и с его помощью доби­вается не только покорности, но и приязни и дружбы приморского народа.

Итак, Мешко в году 1181 от Р. X., скрытно получив помощь, ночью тихо входит в Гнезно, предрассветной порой неожиданно занимает все владения, доставшиеся по наследству от отца, поскольку его брат Казимир предоставляет ему втайне эту возможность. Но так как часто с получением малого возникает надежда на большое, полагает он вновь приобрести у брата княжество, и долго они спорят между собой и воюют друг с другом. Но так как Мешко был слабее силами, [он] больше прибегает к изобретательности и уловкам.

Глава 39. Каким образом Казимир побеждает русских

Случилось так, что город Руси Берестье, отказавшись от повиновения Казимиру, перестал выплачивать обычные подати и стал готовить оружие для сопротивления Казимиру. Последний, собрав отряд храбрых воинов, в году от Р. X. 1182 пошел против него и его князя и внезапно мужественно его [город] атаковал и захватил. После того как он так неожиданно его захва­тил и поставил в нем своего человека начальником, он двинулся лагерем в направлении к Галичу, намереваясь восстановить в Галицком королевстве сына своей сестры, некогда изгнанного вместе с отцом. Всеволод, белзский князь, вместе с князем владимирским и галицкой знатью (primatibus), а также с многочисленными отрядами избранных тибианцев и парфян хотя и не осмелился объявить и начать войну, однако храбро на него нападает, полагаясь более на великое множество своих [воинов], нежели на их боеспособность. Первые ряды Казимир стремительно рушит, наподобие молнии сечет мечами, врагов косит наземь, подобно сену на поле. И тут произошло событие, вызывающее и недоверие и удивление, так как столь сильный натиск многочисленных тысяч храбрых врагов не сокрушил ни его, ни его воинов, и удары мечей не поразили их, и не пронзили их густые тучи стрел, так что даже они сами гневно обрушиваются на врагов и поражают их мечами подобно молнии. И наконец, неутомленные победами, они слышат доносящиеся к ним вопли врагов, которых как бы давят и сжимают утесы. И таким образом вся сила врагов совершенно сникла.

Стих:

Победит в столкновении камень;

При ударе горшок разобьется.

Невредима скала остается,

Но горшочек она разбивает.

Если в бой он с утесом вступает,

Скорлупа от горшка погибает.

Враги же, завидя знак орла-победителя [на знаменах], тем хуже сражаются, чем яснее обнаруживается победоносный триумф Казимира. Множество вражеских воинов было повергнуто ниц, а некоторые князья ускользнули [только] благодаря быстроте своих ног. Остальных или уничтожил сытый меч или их, бегущих, похитила всепоглощающая волна, или победитель взял в оковы. Итак, Казимир, прославленный победитель русских, восстановил у галичан князем первенца своей сестры, некогда изгнанного из королевства, о чем было сказано выше. Он после отъезда Казимира, своего дяди, был своими же отравлен ядовитым питьем. Ему в Галицком королевстве наследовал Владимир, брат его по матери, сестре Казимира.

Говорят и так написано в некоторых хрониках, что вышеупомянутая сестра Казимира, дочь Болеслава Кривоустого, вначале была замужем за сыном короля паннонцев. От него она родила этого восстановленного правителя прежде, чем муж ее был изгнан из королевства. После смерти сына короля Паннонии, ее мужа, Болеслав Кудрявый отдал ее в жены некоему князю русских. Правя в Галиче, от нее он имел много сыновей. А когда ее первенец, внук короля паннонцев, пожелал, чтобы братья и отчим вернули Галицкое королевство, на которое он, будучи первенцем, претендовал как на отцовское наследство, мать его, руководствуясь приказом мужа, как полагают, отрицала, что это ее сын, утверждая, что он был [ей] подброшен, чтобы угодить ее первому мужу. Вследствие этого в наследовании Галицким королевством ему было отказано. Упомянутый же Казимир, его дядя, не доверяя сестре, позаботился вернуть королевство племяннику. Вот из-за этого и разгорелась, как говорят, вышеупо­мянутая война.

Глава 40. Как Казимир, обратив в бегство Владимира, установил Романа князем галицким

Итак, Казимир с большой силой вступив на русские земли, принудил Владимира покинуть Галицкое королевство. После удаления Владимира он назначил галицким князем Романа, сына своей сестры рожденного от ее второго мужа, а сам, усмирив Русь, счастливо вернулся домой. Владимир просит короля венгров помочь ему вернуться на трон. А последний, отнюдь не из сочувствия к нему, а скорее домогаясь Галицкого королевства, вытесняет Романа, занимает Галицкое королевство и там устанавливает собственного сына. Изгнанника же [Владимира], чтобы он не причинил вреда его сыну, помещает связанным в тюрьму. Последний, измученный тяготами тюрьмы, обещает тюремным стражам дары и таким образом ускользает из плена. Затем он находится в русских землях, довольствуясь только отцовским наследством. Под влиянием дерзкой отваги нападает с какими-то разбойниками на границы Польского королевства в день Вознесения Св. Девы, совершив нечестивое побоище и похитив жен знатных людей, увозит их в отдаленные владения варваров. Вышеуказанный виновник преступления за все эти действия был лишен Казимиром отцовского имущества и отправлен в изгнание.

Глава 41. Как Владимир добивается прощения и милости Казимира

Хотя он [Владимир] должен был бояться сурового негодования Казимира, величие которого он осмелился оскорбить своим безрассудством, однако поскольку он в отчаянии искал покровительства благочестивого Казимира, то достиг в этом успеха. Он не только добился прощения за свой безрассудный поступок, но даже получает у святого княжеского оракула еще большую милость. Ведь тот самый прославленный Николай, назначенный его светлостью первым сановником при дворе (что всем из восточных районов казалось невероятным), совместно с могущественными силами паннонцев храбро одерживает победу над сыном короля венгров и изгоняет его, изгнанника же Владимира восстанавливает в Галицком королевстве. Так одна и та же рука нанесла и рану и принесла помощь. И вот поэтому все восточные королевства обуял такой страх, что все они трепетали перед волею Казимира сильнее, нежели дрожащий листочек.

Во время [правления] этого Казимира мутинским епископом Эгидием были перенесены в Краков останки св. Флориана, и они были приняты епископом Гедкой с почтением и набожностью. Этот епископ на следующий год закончил свой последний день. Ему в епископстве краковском наследовал на основании канонического избрания Пелка. Также Лешек, князь Мазовии и Куявии, сын покойного Болеслава Кудрявого, на следующий год переселился ко Господу. Ему наследовал в управлении страной князь Казимир краковский.

Глава 42. Каким образом жители Кракова, пренебрегши Казимиром, вновь принимают своим господином Старого Мешко