КАРТИНА
Андрею Корольчуку
Не из мелкой корысти, Не из страха суда и стыда — Легким росчерком кисти На холсте оживает вода.
Будто вся атмосфера Переполнена, смята дождем, И утрачена мера Пониманья — чего же мы ждем,
Замерев у картины Или глядя ей мысленно вслед… Дождь, устав от рутины, Опрокинул и землю, и свет.
И неистова тяга Испытать этот тайный полет. Нет мучительней блага, Чем фантазий и замыслов плод.
Пусть уводит аллея В нежно-охристой дымке к реке. Мы, о чем-то жалея, Обретаем друг друга в тоске.
А героем творенья — На музейный ли, будничный час? — Изменив угол зренья, Может сделаться каждый из нас. * * *
В эту тихую осень дожди удивительно редки. Сад, озябший от ветра, тревожится, как никогда. У моей одинокой, широкой, открытой беседки От былого величья земли — только горечь плода.
На промерзшей дороге застыли следы увяданья. Замирает, как в землю врастает, задумчивый дом. А природа и вправду не знает нужды и страданья: Всё естественно в ней, всё в ней гаснет своим чередом.
Тлеют угли в печи, и тепло, поднимаясь от пола, Согревает весь дом, и уютно сидеть за столом. И живого огня мелодичное, яркое соло Отражается в дымке вечерней за тонким стеклом.
Люблю смотреть в тепло осеннего заката. И вглядываться в свет, и вслушиваться в гул Машин и поездов. В ушах такая вата, Что кто-нибудь иной и сидя бы уснул.
Меня не клонит в сон — мне дороги минуты Домашней тишины, когда ничто уже Не отвлекает слух и взгляд от легкой смуты В природе городской на новом вираже.
Вот-вот зажгут фонарь на лестнице у дома. Он осветит крыльцо подъезда, край окна. Его уютный свет, как желтая солома. Всё спит, и за стеной одно дыханье — сна… * * *
Брату
Ты путешествуешь по миру — Я путешествую во сне. Ты мчишь к Эльбрусу иль к Памиру — Я сплю при лампочке-луне.
Мне снятся наши расставанья, Твоя далекая страна. Ты выбираешь расстоянья — Я выбираю времена…
Два брата — два неявных друга. Ты холоден, умен, суров. В твоей душе сомнений вьюга, И ты не ищешь дом и кров.
Я счастлив жизнью в каждом звуке, В движеньях прост и неуклюж, Покой предпочитаю скуке, Горам предпочитаю глушь.
Провинциальные просторы Дороже мне земных высот. Далекие взирают горы На мой унылый небосвод! * * *
Люблю осенний дождь, когда смолкают птицы, Когда размыты сна и времени границы, И падает последний яркий лист. И робкие часы, смущенные закатом, Стучат в сыром углу на столике покатом, А в окна или в уши — ветра свист.
Я чувствую шаги твои, твое дыханье, Медлительных цветов ловлю благоуханье И думаю неведомо о чем. И вот уже просвет в косом и тонком небе, Мечтают облака о радости и неге, И меркнет луч, скрываясь за лучом.
Не то чтобы светло, но свет ложится в щели Веранды нежилой, и очевидной цели Как будто нет у света и дождя. Семья в разъездах, дом отчаянно пустует И против тишины и мрака протестует, А день в ответ яснеет, уходя.
Деревья за окном, холодным и квадратным, О чем-то говорят, пусть языком невнятным, — Понять бы эту тайну языка! И записать бы суть на чуткую бумагу, Впитавшую часы, лучи, тревогу, влагу. Но, обрываясь, рушится строка… * * *
В каждом шаге осень отдается. Лучший друг уехал в Ереван. Улетает в Африку, смеется Уток перелетных караван.
От рассказов о земле, о море, Виденных не мной, а кем-нибудь, Тесно в дачном, солнечном просторе, И одна мечта тревожит: «В путь…»
Как себя представлю пассажиром Дальних рейсов на восток и юг, Сразу пахнет в комнатах инжиром, И цветет загадочный урюк.
А тоска по людям, тем, что где-то, На другом конце большой земли, Отмечают зиму или лето, Нарастает ото всех вдали,
И среди холмов — высоких, низких — Мне подарок самый дорогой, Если кто-то из друзей и близких Навестит меня на час-другой.
В день белесый, зыбкий, акварельный Каждая минута хороша. Я не одинокий, не бесцельный — В тонком теле замкнута душа.
Лишь потребность быть хоть с кем-то вместе В добром слове прожитого дня На одном, уже привычном месте Делает счастливее меня. ВОРОНУ
Я откладываю в сторону Книгу, начатую мной, И дарю скупому ворону За окном и жар, и зной.
Ворон, ворон, пролетающий Гордо в скучной вышине, Сам с собой легко болтающий В напряженной тишине!
Что мне, друг, в твоем презрении? — Ты понять меня сумей. Гость мой в черном оперении, Зреет боль в груди моей.
Жалок я — неси тревожные Сны мои, раздумья прочь, Страхи, мнимые и ложные, За порог — и прямо в ночь.
Ворон, ворон, мной замеченный, Хочешь — смейся и картавь! …День, простудой искалеченный, Поскорей меня оставь.
|