Х ГОДОВ 11 страница

Какая же сила поведет к этой гармонии? Луначарский, говоря о повести Горького и отвечая на этот вопрос, писал, что это, конечно, пролетариат. Горький считал, что народ – «бог-народушка». Богостроительские идеи Горького были попыткой найти пути обновления жизни в единении рабочих и широких народных масс в «радости духовного единства всех людей».

Вскоре Горький, однако, отходит от философской концепции «Исповеди». Богостроительские увлечения писателя не были органич­ны для материалистического понимания им мира. И в 1909 г. он пишет повесть «Лето», произведение ярко выраженной тенденции. В ее образах, сюжетных ситуациях ощутимы отголоски идей и ситуаций романа «Мать». Горький изображает борьбу передовых людей уже в деревне, сельской молодежи, которая начинает осознавать, что путь к освобождению лежит только через революционное действие.

Повесть как бы завершила крестьянскую тему в творчестве Горь­кого. Предельное обострение социальных противоречий, процесс ре­шительного классового размежевания деревни в эпоху реакции – все это получает в ней свое художественное воплощение. «...Содомит деревня, стонет, борется – ходит по телу ее острая пила и режет надвое»,– говорит один из героев повести. Все больше появляется в деревне новых людей, стремящихся понять социальную правду жизни. В рождении нового человека не только в городе, но и на селе видит писатель знаменательную черту русской действительности.

В повести Горький развил и тему единства интересов рабочих и крестьян в борьбе за освобождение. Пропагандист Трофимов выступает в повести как бы связующим звеном между городским революционным подпольем и деревенскими революционерами. Жизнь идет к револю­ции, старого страха крестьянства перед силами прошлого уже не существует. Эту социально-психологическую атмосферу русской поре­волюционной деревни передают слова стражника Семена, олицетво­ряющего в повести политическое и нравственное черносотенство: «Коли страху нету больше,– все кончено!»

Повесть была написана в самые трудные годы реакции, но она, как и роман «Мать», проникнута «радостным настроением», основанным на вере писателя в творческие силы русского народа.

Одновременно с повестью «Лето» Горький пишет пьесы «Послед­ние» (1908), «Васса Железнова» (1910), повесть «Жизнь ненужного человека» (1907–1908), произведения «окуровского» цикла. Огромное значение в борьбе с литературным «распадом» времени имели публи­цистические статьи писателя.

А написанная в те годы повесть «Жизнь ненужного человека» (первоначальное название «Шпион») воспроизводит нравы царской охранки. Сюжетной основой повести является жизнь Евсея Климкова, человека мелкой городской среды, ставшего из страха перед открыв­шимся ему злом мира шпионом, провокатором, братоубийцей. В эпоху реакции Горький, уже на ином материале, возвратился к своим прежним темам о человеке, о месте в жизни правды и лжи. В его произведениях опять зазвучал спор с моралистическими идеями Толстого и Достоевского, получившими в те годы новую жизнь в сочинениях литераторов, которые пытались философски оправдать полити­ческое ренегатство, идейное отступничество, нравственную беспринципность. Характеристику основной идеи повести дал сам Горький в статье «Разрушение личности», когда писал о социальных, идеологических и психологических процессах эпохи: «Современный изолированный и стремящийся к изоляции человек–это существо более несчастное, чем Мармеладов, ибо поистине некуда ему идти и никому он не нужен! Опьяненный ощущением своей слабости, в страхе перед гибелью своей, какую ценность представляет он для жизни, в чем его красота, где человеческое в этом полумертвом теле с разру­шенной нервной системой, с бессильным мозгом, в этом маленьком вместилище болезней духа, болезней воли, только болезней?»[120]. Но одновременно Горький говорил о том, что «эти люди с убитой волей, без надежд, без желаний» – «элемент, крайне опасный для жизни». Историю жизни такого человека и рассказал Горький в повести. Страх Климкова перед жизнью, которая потребовала от него социального и психологического самоопределения, побуждает его изолироваться, спрятаться от всего и ото всех. У него даже возникло желание стать невидимкой. По мере того как рвались связи Климкова с людьми, в его сознании смещались все нравственные представления. Из тишины монастырской кельи Климков попадает в агенты охранки, становится провокатором, предателем. От пассивности к предательству товарищей и предательству собственной души – таковы ступени «разрушения личности» Климкова. На новом материале, имевшем политически актуальное значение, Горький развивает тему, намеченную в повести «Трое» в связи с образом «непротивленца» Якова Филимонова. Мысль Горького о сопряженности непротивления и насилия находит выраже­ние в финальной сцене повести. Из страха перед жизнью Евсей идет на самоубийство; но в последний момент из того же страха и перед жизнью, и перед смертью он готов подчиниться и служить каждому, кто сильнее его.

Разоблачению самодержавно-полицейского строя и его жизненной философии посвящена написанная в эти же годы пьеса «Последние». Это одна из самых сценически сильных пьес Горького, обозначившая новый этап развития его драматургического искусства. В основе сюжета – история разложения дворянской семьи Коломийцева, в прошлом Помещика, служащего теперь в полиции. Символично название пьесы. Над Коломийцевыми веет дух исторической обреченности. Они пыта­ются еще направить ход жизни, с ожесточением цепляются за власть, хвастаются силой, но исторически уже бессильны. Образы Ивана

Коломийцева, его сына Александра, Леща строятся на противоречии социального бессилия и претензий на общественную власть. Бутафор, ский характер их общественных усилий отчетливо обнаруживается, когда «последние» сталкиваются с жизнеспособной нравственной си­лой, которую олицетворяет мать арестованного революционера. Рево­люционеры на сцене не показаны, но отголоски революционного движения, дыхание революционного времени непосредственно ощу­тимы в пьесе.

«Последние» – трагикомедия о людях, пытающихся, но неспособ­ных делать историю. Эта мысль Горького связана прежде всего с гротескным образом Ивана Коломийцева, который под маской исто­рического деятеля стремится скрыть отсутствие идеи, двигающей его поступками. Более того, Коломийцев уже не осознает античеловече­ского смысла своих поступков. В его сознании мера вещей и нравст­венных понятий утрачена. Горький говорит здесь о всей системе общественных отношений, которая разложила человеческое сознание. Отравляющее влияние «последних» на жизнь, на молодые силы ее раскрывается в семейных отношениях Коломийцевых. Иван нравст­венно разложил семью, развратил Александра и Надежду, в младших детях сломил веру в добро и справедливость. Он губит все, к чему прикасается. В этом смысле образ Ивана –трагический. Это тот вид трагического, о котором говорил Чернышевский в «Эстетических отношениях искусства к действительности»: «Если необходимо нужно в трагическом страдание, и необходимо, чтобы трагическое возбуждало сострадание, печаль, то страдающим лицом в трагическом злого явля­ется наше общество и нравственный закон; печаль и сострадание к обществу, оскверненному, зараженному личностью и пагубным на­правлением...»[121].

Коломийцев страшен для общества, ибо сила, стоящая за ним, переживает агонию бессилия, которое проявляется в бессмысленной жестокости борьбы за призраки власти. Образ Ивана Коломийцева часто сопоставлялся в критике с образом Иудушки Головлева из «Господ Головлевых» Салтыкова-Щедрина. Но, в отличие от Салты­кова-Щедрина, Горький ставит акцент не на губительном влиянии «последних», а на их исторической слабости, обреченности.

Печать исторической обреченности лежит и на других членах семьи Коломийцевых. Софья и Яков, в отличие от Ивана, люди мягкие и совестливые, но они пассивны в жизни. Психология их – это психо­логия «маленьких, трусливых людей», которые хотят «уклониться от суровых требований действительности в тихую область мечтаний», стремятся примирить мучителя и мученика[122].

Пьеса «Последние», как и ранние пьесы Горького, строится внешне на бытовом конфликте. Но это – социальная драма большого обоб­щающего смысла. Осмысление исторического положения целого клас­са, уходящего из жизни под напором революционной волны, заключено в словах Любови Коломийцевой: «Мы лежим на дороге людей, как обломки какого-то старого тяжелого здания, может быть – тюрьмы... мы валяемся в пыли разрушения и мешаем людям идти...» «Последние» знаменовали новые тенденции развития горьковской драматургии. Пьеса строится на интриге классического типа, что не было свойственно ранним драмам Горького. Интрига введена здесь Горьким не случайно. Построение на интриге заостряло основной социально-политический конфликт пьесы и помогало передать атмос­феру духовного распада в доме Коломийцевых. По принципам постро­ения образов, характеру сценического конфликта «Последние» ближе не к чеховской, а к щедринской драматургической традиции и традиции Сухово-Кобылина. Однако производные конфликты – внутрисемей­ные, морально-психологические, вытекающие из основного конфлик­та,– разрешались Горьким средствами, свойственными социально-психологической драме чеховского типа.

Если в «Последних» Горький показал социальное разложение и духовную опустошенность уходящего дворянского мирка, то в пьесе «Васса Железнова» (1910) изображена обреченность буржуазного ми­ропорядка, сложившегося в России. Центральной в этой пьесе стано­вится идея об извращающей все человеческое силе собственничества. В «Вассе Железновой» отчетливо сказалась ориентация писателя на драматургическую традицию Салтыкова-Щедрина, который, как гово­рил тогда Горький, «ожил весь» и который показывал, как рушились нравственные представления не только в крепостническом мире, но и в пришедшем ему на смену обществе буржуазных отношений. На эту тему была написана Щедриным широко известная в конце XIX– начале XX в. комедия «Смерть Пазухина»[123].

«Васса Железнова», как и «Последние», внешне построена на семейном бытовом конфликте. Сюжет ее – борьба за наследство в семье Железновых. Но это не бытовая драма. Речь идет о судьбах всего собственнического мира, в котором превращается в порок материнское чувство Вассы, искажается чувство любви к женщине, извращены родственные отношения. Железновы, как и Коломийцевы,– «послед­ние», продолжателей их дела нет. Дети Вассы уже лишены созидатель­ных начал жизни. На них, как и на «последних», лежит печать социального и биологического вырождения. Чтобы сохранить «дело», Васса, преодолевая материнские чувства, устраняет детей от наследства. Она внешне торжествует. Но пьеса передает атмосферу исторического заката целого общественного миропорядка. Пьеса строится на том же гротеске, что и «Последние»,– на сочетании привычного, бытового с неожиданно-чудовищным и преступным, что вросло в быт «хозяев», вытекает из него и уже не воспринимается ими как нечто необычное. Особое место в творчестве Горького этого периода занимают повести «окуровского цикла» – «Городок Окуров», «Жизнь Матвея Кожемякина», «Записки доктора Ряхина» и незаконченная заключи­тельная поверть «Большая любовь». Тема их – революция и мещан­ство, в котором Горький видит один из общественных оплотов царского самодержавия, а в умонастроении его –социальную почву реакцион­ных антидемократических идей. Говоря о мещанстве, Горький имел в виду мелкособственнический слой населения уездной России. На почве социальной пассивности, общественного равнодушия возникают в этой среде различные фаталистические теории; этому миру органиче­ски близки настроения непротивления. Живут в Окурове свои фило­софы и мыслители, «учителя жизни» вроде старца Иоанна, своеобразные носители идей непротивленчества, как Маркуша. И все стремятся внушить миру свою «правду жизни», смысл которой – общественная пассивность. «Окуровские» повести, написанные в годы реакции, имели актуальное политическое и идеологическое значение. О восприимчивости мещанства к моралистическим теориям Толстого и Достоевского Горький писал в 1905 г. в «Заметках о мещанстве»; в годы реакции – в статьях «Разрушение личности», «О цинизме»; писатель говорил об этом и в лекциях по истории русской литературы, которые читал на Капри для рабочих.

Настроения общественной пассивности в годы реакции захватили неустойчивую часть русской интеллигенции, которая после поражения революции отказывалась от революционных идеалов, склонялась к теориям личного совершенствования, видя «лучший подвиг» в терпе­нии. Именно такую эволюцию переживает под влиянием окуровского быта постоялка Матвея Кожемякина – ссыльная революционерка Ев­гения Мансурова. Сломлены «окуровщиной» и доктор Ряхин, и инс­пектор Жуков, и многие другие окуровские интеллигенты. Непротивление становится основной идеей жизненного поведения Ряхина. «Сидите смирно,– говорит он,– читайте Льва Толстого, и больше ничего не нужно! Главное Толстой: он знает, в чем смысл жизни – ничего не делай, все сделается само собой, к счастью твоему и радости твоей». Так вульгаризировалось мещанами учение Толстого. По мысли Ряхина, Толстой – «необходимейший философ для уездных жителей». Однако тишина, неподвижность, благолепие и благочестивость лишь внешняя сторона окуровского бытия; за нею, показывает Горь­кий, скрывается мир зверской жестокости, насилия над человеческой личностью. Летописцем этого мира выступает Матвей Кожемякин («Жизнь Матвея Кожемякина»). Отголоски революционных событий, происходящих в России, достигают городка Окурова. В «тихой» ме­щанской среде обнаруживаются реакционные тенденции. Горький видел в этом проявление у мещанина страха перед революцией, напуганности близким разрушением привычного уклада жизни. В этом смысле типичным представителем окуровского мира предстает в «Го­родке Окурове» Вавила Бурмистров, в котором раскрываются все особенности мещанского социального мироощущения. Он осуждает «смуту» и «смутьянов», доносит на Тиунова и любуется «сложностью своей натуры, ее порывами». Анархически понимая «свободу» личности и возможности ее социального проявления, Бурмистров в дни рево­люции убивает окуровского «смиренника» Симу Девушкина. Его ме­тания используют «хозяева» города, чтобы показать пагубность воздействия революции на человека, неприемлемость для человеческой природы идеалов свободы. Играя на покаянных настроениях Бурмистрова, они делают его провокатором, орудием «черной сотни».

«Я ли, братцы, –свободе не любовник был? –кричит в толпу в приступе покаяния Бурмистров.–Убил я и свободен? Украл и свобо­ден» <...>

– Верно! –крикнул Кулугуров...– Слушай, народ!

– Видали? – кричит Базунов.– Вот она свобода!»
Некоторые образы «Городка Окурова» написаны в непосредствен­ной полемике с образами «Бедных людей», «Идиота», «Братьев Кара­мазовых» Ф.М. Достоевского. Полемическая направленность была подчеркнута эпиграфом к повести «Городок Окуров»: «Уездная звери­ная глушь. Федор Достоевский». Горький как бы обнажал социальную природу психологии героев Достоевского. Полемика с Достоевским и «достоевщиной» была отражением самих фактов идеологической и политической жизни России того времени, идейной борьбы, в которой реакция широко пользовалась именем Достоевского, вульгаризируя его
идеи. Критическое изображение мещанства, его идеологии и социальной психологии, метаний между анархическим бунтом и смирением было важнейшей задачей времени, считал Горький.

В последующие годы отклики этого спора Горького с реакционны­ми интерпретаторами Толстого и Достоевского зазвучат в пьесах «Старик», «Зыковы».

В «Городке Окурове» Горький показал закономерность поворота мещан к реакции в период революции. Особого внимания заслуживает образ окуровского «философа» Тиунова, который в критике оценивался по-разному. Тиунов обличает мещан, критикует общественный строй, говорит о вреде религии, всякого утешительства. В уста Тиунова Гррький вложил свои мысли о поэтической натуре русского народа. Но этот характер предельно противоречив. Его социальные искания развиваются в конечном счете в сторону реакции. Его социальная психология типично окуровская.

Если в повести «Городок Окуров» Горький изобразил жизнь про­винции накануне и в дни революции, то в «Жизни Матвея Кожемя­кина» дана предыстория событий от 60-х годов до 1905 г. Горький показывает, что и в этом окуровском мире растут «микробы мысли», которые вызывают в нем брожение. В повести изображен процесс такого брожения. По форме повесть –жизнеописание, история о том, как окуровский быт, мещанская психология губят в человеке высокие чувства и мысли. Матвей Кожемякин в детстве и юности пытался робко, несмело бороться с бытовой и духовной окуровщиной. Но нет у него ни сильного характера, ни жизненной идеи, и он терпит в этой тоскливой борьбе поражение. Искренние, человечески простые чувства и мысли вспыхивают в нем, когда он встречается с людьми, жизнь которых освещена большой целью,– Марком, Мансуровой. Но уст­рашенный окуровщиной, он не способен сопротивляться и пытается только спрятаться от ее ужасов. У Матвея нет своей правды, которую он мог бы противопоставить нравственной неправоте окуровцев. Лишь смутно чувствует он, что правду жизни знают Марк, Люба. Когда в городке возникает вокруг Марка кружок передовых интеллигентов, затем кружок молодежи Матушкиной, Матвей душой тянется к ним. Но их правда остается для него закрытой. Горький показывает, как меняется за это время социальная психология людей народной среды, которые окружают Матвея. Кожемякин начинает с удивлением и тревогой чувствовать, что думают и живут люди теперь как-то по-ино­му.

Даже в этом темном царстве окуровщины, говорит Горький, растут новые жизнеспособные силы. И это сообщает повести, при ее внешне мрачном бытовом колорите, оптимистическую настроенность. В этом смысле характерна символическая концовка: Кожемякин умирает на рассвете весеннего ликующего дня.

Однако, анализируя «окуровский» цикл Горького, надо учитывать, что писатель, верно оценивая реакционность роли мещанства и ме­щанской идеологии в революции, подчас преувеличивал силу этой среды.

Новый период творческого развития Горького наступает в 1910-е годы. Он пишет «русские» и «итальянские» сказки, рассказы о людях народной России, вошедшие в сборник «По Руси», создает крупнейшие свои произведения дооктябрьского времени –две повести автобиог­рафической трилогии «Детство», «В людях», в которых с большой силой проявились особенности горьковского творческого метода.

«Русские сказки», рассказы сборника «По Руси» и «Сказки об Италии» образуют своеобразно единый цикл произведений писателя. После Октября, в 1933 г., Горький, как бы обобщая свой творческий опыт, сказал о творчестве одного западного писателя, что пролетарский литератор – это сатирик в отношении к прошлому, беспощадный реалист в настоящем и революционный романтик в предвидении и оценке будущего. Таким синтетическим явлением было творчество самого Горького.

В «Русских сказках» он предстал перед читателем прежде всего как сатирик. При разнообразии тематики «Русские сказки» объединены единством идейного содержания. Внешне они близки между собой сказочными «зачинами», иногда общим местом действия, одним иро­ническим названием. «Русские сказки» сконцентрировали многие темы сатирического творчества дооктябрьского периода Горького и явились итогом поисков им своей сатирической формы. Писатель своеобразно трансформировал жанр политической сказки Салтыкова-Щедрина. «Полагаю,– писал он в 1934 г. в письме Н.В. Яковлеву,–что влияние Салтыкова в моих сказках вполне ощутимо»[124]. Но сам Горький отметил и новаторский характер своих сатирических произведений, поставив в прямую связь «Русские сказки» и «Сказки об Италии» по их «социаль­но-педагогическому» значению. Позднее в статье «Об искусстве» Горь­кий писал: «Искусство ставит своей целью преувеличивать хорошее, чтобы оно стало еще лучше, преувеличивать плохое–враждебное человеку, уродующее его,– чтобы оно возбуждало отвращение, зажи­гало волю уничтожать постыдные мерзости жизни... В основе своей искусство есть борьба за или против...»[125].

Разоблачая ренегатов в политике, философии и литературе, сатира Горького «зажигала волю уничтожать» эти «постыдные мерзости жиз­ни» во имя того идеала жизни, который раскрывался в «Сказках об Италии».

«Русские сказки» были посвящены самым актуальным вопросам времени. Горький разоблачал в них политику либералов, упадочниче­скую идеологию. Ярко раскрывала сущность либерализма сказка о либеральном барине, который от революционных речей о свободе, конституции, обоснованных текстами из истории аграрного движения в Европе и даже из Евангелия, переходит к «заветам» «живой истории» – традициям крепостнических времен, как только мужики, наслушав­шись его речей и поверив им, потребовали земли и «сожгли стог сена».

Выступления Горького-сатирика против литературного распада вновь сопрягаются с критикой им мещанства. В статье «Разрушение личности» он писал, что в период реакции мещане бросились в мистику, в идеализм, прагматизм. А «писатели наших дней услужливо следуют за мещанами в их суете и тоже мечутся из стороны в сторону сменяя лозунги и идеи...»[126]. Ужас мещанства перед силами революции наложил отпечаток на всю эту литературу, вызвал расцвет пессимисти­ческих идей, эротики, цинизма, что пагубно сказалось на социальной психике молодежи. «Подумайте...– обращался Горький в статье «о современности» к литераторам, проповедовавшим такие идеи,–, сколько юных убили вы вашей распутной и разнузданной болтовней о бесцельности бытия,– болтовней невежественною, но злорадною точно крик больного, который хочет, чтобы весь мир заболел вместе с ним!»[127]. Выступая против пессимистических настроений творчества Андреева, Арцыбашева, Сологуба, Горький говорил, что к жизни, к работе, а не к смерти надо звать. Таким образом, не только против Сологуба была направлена известная горьковская сказка о Смертяшкине. Горький выступал против всей суммы идей, составивших содер­жание упадочной литературы.

С критикой мещанства и буржуазного индивидуализма переклика­лись выступления писателя против толстовской моральной теории (сказка о «непротивленцах»). Резкость выступления Горького против идей непротивления опять-таки была обусловлена общеполитической и идеологической борьбой в стране.

В области формы сказки Горького опирались на народную тради­цию. Форма сказки, ее «наивность» помогали писателю достичь наи­большего сатирического эффекта, предельной наглядности мысли, способствовали обнажению внутреннего существа внешне запутанных социальных явлений. Фантастика горьковских сказок также опиралась на традиции фольклора, мотивы народных сказок и небылиц. В то же время «Русские сказки» развивали и традиции щедринской политиче­ской сатиры. Но по сравнению со сказками Салтыкова-Щедрина в горьковских сказках более отчетливо выступает политический смысл их.

«Сказки об Италии» создавались в те же годы. Их основная тема – пролетариат и социализм, единение трудового народа в борьбе за социалистические идеалы. «Сказки об Италии» рассказывают об италь­янском народе, радостях и горестях его жизни. Разработка «итальян­ской темы» в творчестве Горького решительно отличалась от ее трактовки в современной ему литературе, где обычно Италия сущест­вовала только в памятниках прошлого, в ее истории, культуре, искус­стве; современная Италия изображалась лишь в беглых зарисовках народной жизни.

Внимание Горького в «Сказках об Италии» привлекает прежде всего человек из народа, его социальная психология, красота духовного облика. В этом смысле «итальянская тема» была органической темой творчества Горького. Он пишет о наследии прошлого, о деятельной любви простого человека к родине, о побеждающей силе труда, кол­лективизме рабочих людей, об отношениях личности и коллектива, рассказ-сказка Горького этого цикла приобретал новые качества – романтика его проистекала из предвидения социальной и нравственной гармонии общества будущего. В то время Горький не раз говорил о необходимости новых художественных форм для воплощения новых тем, новых идей, отображения складывающейся новой психологии трудового человека. Он настойчиво подчеркивал мысль о необходимо­сти соответствия форм искусства героике самой действительности, оптимистическому, активному, «романтическому» отношению к миру рабочего-революционера. Новое миропонимание требовало, по мысли писателя, для своего воплощения в искусстве нового стиля и художе­ственного метода, который, как писал он в одном из писем 1912 г., «и не реализм, и не романтизм, а какой-то синтез их обоих»[128]. Эти творческие искания Горького воплотились в «Сказках об Италии».

«Сказки» на новом материале развивали одну из основных идей романа «Мать»–о народности социалистического учения, которое, проникая в массу, войдя в ее «быт», становится движущей силой истории. Этой мысли подчинена вся тематика «Сказок». Общность труда, социальных идеалов сплачивает трудовых людей, делает их волю непобедимой. Об этом рассказывается в сказках о забастовке в Неаполе, о Симплонском туннеле, о трудящихся Пармы. В чувстве коллекти­визма раскрываются лучшие черты человеческой личности. В процессе социального единения складывается новая этика (сказка о Чекко). Наряду с темой труда и социального единения рабочих людей большое место в «Сказках» занимает тема красоты личности и человеческого чувства, освобожденного от рабства собственнической морали (сказка о Карлоне Гальяри). В «Сказках» Горький выступает против индиви­дуализма, эгоцентрических настроений. Такова сказка, в которой рассказывается об опустошении душ людей, ненавидящих друг друга и весь мир: они «кружатся по земному шару туда и сюда, точно ослепленные птицы, бессмысленно и безрадостно смотрят на все и нигде ничего не видят, кроме самих себя». Эта тема с особой силой прозвучала в цикле самаркандских легенд о Тимур-Ленге, в которых обличается общественный и духовный деспотизм индивидуалиста, человека-хищника.

В «Сказках» Горький не ставил перед собой задачу воспроизвести быт, этнографические черты итальянской жизни. Он искал в характере итальянца-труженика те черты, которые были свойственны вообще человеку труда, жаждущему свободы, осознавшему реальность новых идеалов, познавшемурадость борьбы заосвобождение.

Жизнеутверждающий оптимистический пафос «Сказок об Италии» определял романтический колорит их пейзажа, стилистики, языковые средства. Как и в Романтических произведениях раннего периода Горький вновь обращается к легендарным образам народного творчества, фольклорным мотивам. Но романтика «Сказок» имеет уже прин­ципиально новое качество, опирается на героику самой дейст­вительности. Эту реалистическую основу романтического пафоса ска­зок Горький подчеркнул сам, сделав эпиграфом к сборнику известные слова Андерсена: «Нет сказок лучше тех, которые создает сама жизнь». Понятие «сказочности» и «сказки» наполнялось новым смыслом: в движении самой жизни раскроются все творческие возможности человеческого духа и вся красота окружающего мира.

В 1912–1917 гг. Горький пишет рассказы, собранные впоследствии в сборнике «По Руси». Рассказы, при всей самостоятельности каждого из них, представляют как бы отдельные главы единой в своей концеп­ции книги о Росси, о русском народе. Горький в одном из писем в 1912 г. писал, что он хотел в них очертить «некоторые свойства русской психики и наиболее типичные настроения русских людей»[129].

Оба цикла – «Сказки об Италии» и рассказы сборника «По Руси» – объединены общими социальными и философскими идеями. Это произведения об огромных потенциальных возможностях человека труда, его социальных и этических исканиях. Утверждение бытия как творческого деяния, созидательной любви матери, целомудренной чистоты чувств,перед которыми бессильна смерть, – общие темы сборников.

Рассказы книги «По Руси» повествуют о творческих силах народа, мощи его духа, преодолевающего «свинцовые мерзости» русской дей­ствительности. Сказочно-прекрасное видится писателю в Осипе с его мечтой о высокой человеческой душе, в целомудренности Татьяны, в душевной чистоте Алексея Калинина, в неиссякаемо радостном восп­риятии мира русскими женщинами. Образ народа как носителя духов­ных богатств мира в книге «По Руси» является центральным. В этом ее отличие от повестей «окуровского» цикла, в которых на первый план выступала критика косных социально-нравственных сил в жизни. Горький в период новогообщественного подъема 1910-х годов писал в статье «Еще о "карамазовщине'», что теперь особенно «необходима проповедь бодрости, необходимо духовное здоровье, деяние... возврат к источнику энергии – к демократии, к народу...»[130].

Во главе цикла писатель ставит рассказ с символическим названием «рождение человека»: рождение на Руси нового поколения людей, которое преодолеет страшные невзгоды прошлого, – определившим пафос всего сборника.

Все рассказы цикла связывает образ рассказчика. В его речах, размышлениях о жизни и человеке звучат раздумья самого автора о судьбах Родины и русского человека, оптимистическое ощущение мира; в них глубочайшая вера Горького в народные силы, открытое отрицание «окуровщины», неприятие всякого пессимизма, социально­го и психологического примиренчества. Эти лирические размышления автора сообщают книге жизнеутверждающий характер: «С каждым днем все более неисчислимы нити, связующие мое сердце с миром, и сердце копит что-то, отчего все растет в нем чувство любви к жизни....»

Наряду с «Рождением человека» ключевым рассказом цикла, вскрывающим основную творческую мысль художника, был рассказ «Ледоход», о котором много писалось и в дооктябрьской, и в советской критике о Горьком. Содержание рассказа, основные образы, сюжетные ситуации, образ рассказчика – «проходящего» – сближают его с рас­сказом Короленко «Река играет». Но, подхватив тему Короленко, Горький разработал ее в новом ключе. В образе Осипа, который непосредственно может быть сопоставлен с образом короленковского Тюлина, он подчеркнул не только «фантастическую талантливость» русского народа, но прежде всего готовность его к деянию и подвигу.