Экономические последствия мира

Парижский мир, как стали называть послевоенное урегулиро­вание, вместо решения серьезных экономических проблем, воз­никших в результате войны, фактически обострил их. Миротвор­цы отнюдь не имели в виду достижение такого результата (за ис­ключением их политики в отношении Германии); они просто не смогли учесть экономические реалии. Две главные группы эконо­мических затруднений, возникших в результате заключения мир­ных договоров, — это рост экономического национализма, а также денежные и финансовые проблемы. Ни в одной из этих проблем нельзя винить мирные договоры, однако фактически эти договоры усугубили указанные проблемы вместо того, чтобы спо­собствовать их решению.

 

Рассматриваемые договоры получили свои наименования по названиям предместий Парижа, где они были подписаны. Самым важным из них был Версальский договор с Германией. Он вернул франции Эльзас и Лотарингию и разрешил французам на 15 лет оккупировать богатый углем Саарский бассейн. Он отдал боль­шую часть Западной Пруссии и часть богатой минеральными ре­сурсами Верхней Силезии воссозданной Польше. С учетом дру­гих, менее значительных изменений границ он отторг от Герма­нии 13% ее довоенной территории и сократил численность ее населения на 10% по сравнению с 1910 г. Германия потеряла почти 15% пахотных земель, около трех четвертей запасов желез­ной руды, большую часть залежей цинковой руды и четверть за­пасов угля. Разумеется, все немецкие колонии в Африке и на Тихом океане уже были оккупированы союзниками (включая Японию), чьи права на соответствующие территории были под­тверждены.

Кроме того, Германия была вынуждена передать союзникам свой военный флот, огромные запасы вооружений и военного сна­ряжения, большую часть своего торгового флота, 5000 локомоти­вов, 150 тыс. железнодорожных вагонов, 5000 грузовиков и мно­жество других товаров. Она также вынуждена была смириться с ограничениями на размер вооруженных сил, оккупацией союзни­ками Рейнской области сроком на 15 лет, а также рядом других разрушительных и просто унизительных условий. Наиболее уни­зительным было знаменитое положение о «вине за разжигание войны» — статья 231 Версальского договора, которая провозгла­шала «ответственность Германии и ее союзников за все потери и разрушения... ставшие последствиями войны...». Это положение было призвано оправдать претензии союзников на денежные репа­рации, однако сами союзники настолько серьезно расходились во мнениях по вопросам о характере и объеме репараций, что они не смогли договориться к моменту подписания договора и были вы­нуждены назначить Репарационную комиссию, которая должна была представить свой отчет к 1 мая 1921 г. Джон Мейнард Кейнс, экономический советник британской делегации на мирной конференции, был столь неприятно поражен решениями по данно­му вопросу, что подал в отставку со своего поста и написал став­шую бестселлером книгу «Экономические последствия Версаль­ского мирного договора», в которой он предсказывал ужасные пос­ледствия не только для Германии, но и для всей Европы, избежать которых можно, лишь пересмотрев решения по репарациям. Хотя против доводов Кейнса был выдвинут ряд возражений, последую­щий ход событий во многом подтвердил его предсказания.

Распад Австро-Венгерской империи в последние недели войны привел к появлению двух новых государств, Австрии и Венгрии, каждое из которых было намного меньше, чем те регионы, кото­рые раньше носили те же названия. Чехословакия, созданная путем объединения бывших австрийских и венгерских провинций,

и Польша, воссозданная на бывших землях Австрии, Германии и (главным образом) России, тоже стали независимыми националь­ными государствами. Сербия приобрела южно-славянские провин­ции Австрб-Венгрии и объединилась с Черногорией, что привело в созданию единой Югославии. Румыния как союзница западных держав получила большую территорию, ранее принадлежавшую Венгрии, в то время как побежденная Болгария, воевавшая про­тив них, лишилась части земель в пользу Греции, Румынии и Югославии. Италия получила Триест, Трентино, и немецкоязыч­ный Южный Тироль, входившие ранее в состав Австрии, Древняя Османская империя потеряла фактически все свои территории в Европе, за исключением земель, непосредственно примыкающих к Стамбулу, а также лишилась арабских провинций на Ближнем Востоке. В 1922 г. в результате революции на месте Османской империи была создана национальная Турецкая республика.

Довоенная Австро-Венгерская империя, хотя и сохраняла ана­хроничный политический режим, выполняла важную экономичес­кую функцию, поддерживая режим свободной торговли в бассей­не Дуная. Новые государства, появившиеся в результате распада империи, с ревностью смотрели на соседей и опасались попасть под влияние какой-либо из великих держав. Поэтому они стреми­лись отстаивать свой суверенитет в экономической сфере, пытаясь добиться экономического самообеспечения. Хотя полное самообес­печение было очевидным образом невозможно ввиду малого раз­мера и отсталости их экономик, эти попытки задерживали эконо­мическое восстановление всего региона и усиливали его неста­бильность. Вершины абсурда ситуация достигла в результате рас­пада транспортной системы. Непосредственно после войны в усло­виях непрерывных споров вокруг неурегулированных границ и стычек на спорных территориях каждая страна просто запретила поездам покидать свои пределы. На время торговля почти полнос­тью замерла. В конечном итоге были заключены соглашения, пре­одолевшие эти крайние проявления экономического национализ­ма, но другие виды ограничений сохранялись.

Экономический национализм не ограничивался новыми госу­дарствами, появившимися после распада империй. Россия в пери­од Гражданской войны просто исчезла со сцены международной экономики. Когда она вновь появилась в ней после победы совет­ского режима, характер ее внешнеэкономических связей оказался радикально отличным от довоенного. Государство стало единст­венным продавцом и покупателем в международной торговле. Оно покупало и продавало только то, что его политические руководи­тели считали стратегически необходимым или целесообразным.

На Западе страны, которые раньше были в высокой степени зависимы от международной торговли, прибегли к широкому кругу ограничений, включая не только протекционистские пошли­ны, но такие жесткие меры, как импортные квоты и запреты. В то же время они искали способы стимулирования своего собствен-

ного экспорта путем предоставления экспортных субсидий и реа­лизации других мер. Великобритания, бывшая в прошлом лиде­ром свободной международной торговли, в период войны ввела тарифы с целью финансирования военных расходов и сохранения рынка судоперевозок. После окончания войны они были сохране­ны (и даже повышены с одновременным расширением сферы их применения), — сначала на «временной» основе, а после 1932 г. в рамках официальной протекционистской политики. Кроме того, Великобритания заключила большое количество двусторонних торговых договоров, в которых она отказалась от принципа наи­большего благоприятствования, который столь значительно спо­собствовал расширению торговли в XIX в.

Соединенные Штаты, в которых тарифы и до войны были до­статочно высоки, подняли их до невиданного ранее уровня. Закон о чрезвычайном тарифе 1921 г. наложил полный запрет на им­порт немецких красителей. (Производство красителей отсутство­вало в США до войны и начало развиваться после конфискации немецких патентных прав в период войны.) Введенный в 1922 г. тариф Фордни — МакКамбера установил самые высокие тарифные ставки за всю историю американской таможенной политики, но даже они были превзойдены в 1930 г. тарифным законом Смута— Хоули, который президент Гувер подписал, несмотря на протесты более тысячи экономистов.

Губительные последствия политики неомеркантилизма, как она стала называться, не ограничились периодом непосредственно после принятия соответствующих законов. Каждая новая ограни­чительная мера провоцировала ответные меры других государств, чьи интересы она задевала. Например, после принятия тарифа Смута —Хоули десятки других стран немедленно ответили по­вышением пошлин на американскую продукцию. В то время как совокупный оборот мировой торговли более чем удвоился в тече­ние двух десятилетий до войны, он едва достиг довоенного уровня за два десятилетия после нее. За тот же период внешняя торговля европейских стран, которая также удвоилась за два довоенных де­сятилетия, достигла довоенного уровня лишь один раз — в 1929 г. В 1932 и 1933 гг. она была ниже, чем в 1900 г. Неумерен­ный экономический национализм привел к результату, обратному тому, который намеревались достичь его инициаторы: уровень производства и доходов снизился, а не возрос.

Хаос в денежно-кредитной и финансовой сферах, вызванный войной и усугубленный мирными договорами, привел к фактичес­ки полному распаду мировой экономики. Проблема репараций была главной причиной указанного хаоса, однако «репарационная путаница» являлась в действительности комплексом проблем, за­трагивавшим взаимные военные долги союзников и весь механизм международных финансов. Упорное стремление союзников, осо­бенно американцев, рассматривать каждый из упомянутых вопро-

сов отдельно, вместо признания их взаимосвязи, было главным фактором последовавшего краха.

До 1917 г. Великобритания являлась главным финансистом военных действий союзников. К этому году она одолжила союзни­кам около 4 млрд долл. Когда США вступили в войну, они пере­няли от Великобритании роль главного кредитора, поскольку фи­нансовые ресурсы Великобритании были почти полностью истоще­ны. В целом к концу войны взаимные долги союзников составля­ли более 20 млрд долл., причем около половины этой суммы при­ходились на займы, предоставленные правительством США. (Из них 2 млрд долл. представляли собой займы, предоставленные Американской администрацией помощи (American Relief Agency) за период с декабря 1918 г. по 1920 г.) Великобритания ссудила союзникам более 7,5 млрд, примерно вдвое больше, чем получила от США, а Франция — около 2,5 млрд, примерно столько же, сколько заняла. Среди европейских союзников займы были тако­выми только по названию; они намеревались аннулировать их по окончании войны. Точно так же европейские союзники восприни­мали и американские займы, тем более что США последними вступили в войну и внесли меньший вклад живой силой и техни­кой, а их экономический ущерб от военных действий был ничто­жен. Однако Соединенные Штаты воспринимали военные займы как чисто коммерческие. Хотя они согласились после войны со­кратить ставки процента и продлить период выплаты, они настаи­вали на полном погашении основной суммы предоставленных кре­дитов.

Именно в данном аспекте вопрос о союзнических долгах ос­ложнил проблему репараций. Франция и Великобритания настаи­вали, чтобы Германия возместила не только потери гражданских лиц (репарации как таковые), но и все издержки союзных прави­тельств, связанные с ведением войны (компенсация). Президент Вильсон не выдвинул претензий со стороны Соединенных Штатов и пытался отговорить других от давления по данному вопросу; од­нако выдвинутые им аргументы не были убедительны ввиду его настоятельных требований к союзникам погасить свои военные долги. Французы хотели, чтобы США аннулировали военные долги, но настаивали на выплате репараций. Ллойд Джордж, бри­танский премьер-министр, предложил аннулировать и репарации, и военные долги, но американцы упрямо отказывались признавать какую-либо связь между ними. Отношение к вопросу американцев можно суммировать замечанием, впоследствии сделанным прези­дентом Кулиджем: «Они заняли деньги, разве не так?». Оконча­тельный компромисс потребовал от Германии выплатить столько, сколько, по мнению союзников, из нее можно было выжать, но из уважения к Вильсону вся сумма была названа «репарациями».

Тем временем немцы начали осуществлять платежи в счет ре­параций и наличными, и товарами (углем, химикатами и т.д.) еще в августе 1919 г., — даже еще до того, как был подписан мирный

договор, и задолго до того, как стала известна окончательная сумма репараций. Эти выплаты должны были быть зачтены при определении фактической суммы к погашению. Наконец, в конце апреля 1921 г., всего за несколько дней до предельного срока — 1 мая, Репарационная комиссия уведомила немцев, что общая сумма репараций составляет 132 млрд золотых марок (около 33 млрд долл.), т.е. в 2 раза превышает национальный доход Гер­мании.

Реально при общей слабости хозяйственных систем европей­ских стран и шатком положении мировой экономики Франция, Великобритания и другие союзники могли погасить военные долги перед США только в том случае, если бы они получили эквива­лентную сумму в виде репараций. Но возможность Германии пла­тить репарации полностью зависела от ее способности экспортиро­вать больше, чем импортировать, для получения иностранной ва­люты или золота, в которых должны были совершаться репараци­онные платежи. Однако экономические ограничения, наложенные на нее союзниками, сделали для Германии невозможным обеспе­чить активное сальдо торгового баланса, необходимое для совер­шения ежегодных платежей. В конце лета 1922 г. стоимость гер­манской марки начала стремительно снижаться под прессом репа­рационных платежей (а также в результате действий спекулян­тов). К концу года бремя репараций стало настолько тяжелым, что Германия совсем прекратила платежи.

В январе 1923 г. французские и бельгийские войска оккупиро­вали Рур, захватили рудники и железные дороги и пытались за­ставить немецких шахтеров и рабочих начать поставки угля. Немцы ответили пассивным сопротивлением. Правительство печа­тало огромные массы бумажных денег для выплаты компенсаций рабочим Рура, запустив волну неконтролируемой инфляции. В 1914 г. курс германской золотой марки составлял 4,2 марок за 1 доллар. В конце войны 1 доллар стоил 14 бумажных марок, к июлю 1922 г. ее курс упал до 493 за 1 доллар, а к январю 1923 г. — до 17,792 за 1 доллар. Затем обвальное падение стои­мости марки продолжалось со все нарастающей скоростью до 15 ноября 1923 г., когда была зафиксирована последняя офици­альная сделка, при которой обменный курс составил 4,2 триллио­на (4200000000000) марок за 1 доллар! Марка была буквально де­шевле, чем бумага, на которой она была напечатана. В этот мо-

^мент германские власти демонетизировали марку и заменили ее новой денежной единицей, рентенмаркой (rentenmark), по стои­мости равной 1 триллиону старых марок.

Пагубные последствия инфляции не могли быть ограничены Германией. Все вновь возникшие на месте бывшей империи Габс-

_; бургов государства, а также Болгария, Греция и Польша пережи­ли схожую галопирующую инфляцию. До войны паритет австрий­ской кроны составлял 5 крон за доллар; к августу 1922 г. (когда Лига Наций начала спонсировать стабилизационную программу,

 

которая успешно закончилась в 1926 г. введением новой денежной единицы, шиллинга) она обесценилась до 83600 крон за доллар. Пострадал даже французский франк: до войны золотой франк об­менивался по курсу пять франков за один доллар, но к 1919 г. он упал более чем вдвое, до 11 франков за доллар. В период фран­цузской оккупации Рура он сначала вырос, а затем стремительно упал, когда стало ясно, что оккупация не достигает своих целей. После того, как курс франка упал до 40 франков за доллар, пра­вительство наконец смогло стабилизировать курс на уровне 25,5 франков за доллар в 1926 г.

Как и предсказывал Кейнс, международная экономика столк­нулась с жестоким кризисом. Французы вывели свои войска из Рура в конце 1923 г., так и не сумев добиться своей цели — возобновления Германией репарационных выплат. Поспешно со­званная международная комиссия под председательством амери­канского банкира Чарльза Д. Дауэса рекомендовала сократить объем ежегодных репарационных выплат, реорганизовать немец­кий Рейхсбанк и предоставить Германии международный заем в размере 800 млн марок (около 200 млн долл.). Так называемый заем Дауэса, большую часть которого предоставили Соединенные Штаты, дал возможность Германии возобновить репарационные платежи и вернуться в 1924 г. к золотому стандарту. За этим последовал дальнейший приток американского капитала в немец­кую экономику в форме частных кредитов немецким муниципа­литетам и корпорациям, которые активно привлекали заемные средства в США и использовали их для модернизации и «ра­ционализации» своей деятельности. При этом германское прави­тельство получило иностранную валюту, необходимую для вы­платы репараций.

Катастрофическая инфляция оказала глубокое влияние на не­мецкое общество. Неравномерное воздействие инфляции на насе­ление привело к значительному перераспределению доходов и бо­гатства. В то время как небольшое число удачливых спекулянтов приобрели огромные состояния, большинство граждан, особенно представители «нижнего среднего класса» и лица, получающие фиксированный доход (пенсионеры, держатели облигаций, многие служащие), обнаружили, что их скромные сбережения исчезли в течение месяцев и недель, и испытали резкое снижение уровня жизни. Это сделало их восприимчивыми к призывам политиков экстремистского толка. Знаменательно, что как коммунисты, так и националисты значительно увеличили свое представительство в Рейхстаге за счет умеренных демократических партий во время выборов 1924 г.

В послевоенной Великобритании экономические проблемы также приняли угрожающие размеры. Еще до войны необычайно высокая зависимость Великобритании от международной торговли н чрезмерная доля быстроустаревавших отраслей в экономике га-

 

рантировали, что в XX в. Великобритания столкнется с трудным периодом реорганизации. В ходе войны англичане потеряли ино­странные рынки, зарубежные инвестиции, значительную часть своего торгового флота и другие источники доходов, поступаю­щих из-за рубежа. Однако они как никогда ранее зависели от им­порта продовольствия и сырья, и в то же время ответственность Великобритании в международной системе даже возросла, по­скольку Великобритания была наиболее мощной из европейских стран-победительниц, которая к тому же приняла под свое управ­ление новые заморские территории. Великобритания должна была увеличить экспорт, однако фабрики и рудники не работали, а без­работица росла. В 1921 г. более 1 млн рабочих — около 1/7 всей рабочей силы — не имели работы. В 1920-е гг. уровень безрабо­тицы редко падал ниже 10%, а в худшие годы депрессии он пре­вышал 25%.

Меры правительства, направленные на решение экономичес­ких проблем, были робкими, незатейливыми и неэффективными. Единственным инструментом решения проблемы безработицы была выдача пособий — система, которая совершенно не отвечала задаче поддержки семей безработных и в то же время возлагала тяжелое бремя на и без того напряженный бюджет. В остальном экономическая политика правительства предусматривала глав­ным образом максимальное сокращение бюджетных расходов; таким образом, она делала невозможным решение таких неот­ложных задач, стоящих перед страной, как расширение и мо­дернизация сети школ, больниц, дорог и осуществление других общественных работ. Единственная радикальная инициатива, реализованная правительством в экономической сфере, привела к катастрофе.

Великобритания отказалась от золотого стандарта в 1914 г., что было продиктовано необходимостью перестройки денежной системы в соответствии с задачей финансирования войны. С уче­том того, что до войны Лондон занимал положение неоспоримого центра мировых финансовых рынков, после войны проявилось на­стойчивое стремление к быстрому возврату к золотому стандарту для предотвращения дальнейшей эрозии его лидирующего финан­сового статуса, начавшейся во время войны. Главными нерешен­ными вопросами были: 1) как скоро можно к нему вернуться? и 2) при каком паритете фунта стерлингов? Ответ на первый вопрос зависел от накопления золотого запаса Английским банком. По общему мнению, он достиг необходимых размеров в середине 1920-х гг. Ответ на второй вопрос был менее однозначным. До войны фунт стерлингов был равен 4,86 долл., но Соединенные Штаты сохраняли золотой стандарт в течение всей войны. Вели­кобритания испытала более высокий уровень инфляции, чем США. Возвращение к золотому стандарту при восстановлении до­военного паритета поставило бы британскую промышленность в

 

невыгодное конкурентное положение относительно Соединенных Штатов и других стран, которые сохраняли паритет своей валюты к доллару или даже девальвировали ее. С другой стороны, бри­танцы всегда демонстрировали сильное желание поддерживать традиции, особенно в такой важной сфере, как финансовая. Более того, коль скоро подавляющая часть британских зарубежных ин­вестиций была номинирована в золоте или фунтах стерлингов, возврат к золотому стандарту при более низком курсе означал бы потери для инвесторов. В 1925 г. канцлер казначейства Уинстон Черчилль, который ранее перешел из стана либералов к консерва­торам, принял решение вернуть Великобританию к золотому стан­дарту при довоенном паритете. Для сохранения конкурентоспо­собности британской промышленности это требовало снижения цен примерно на 10%, которое, в свою очередь, требовало эквива­лентного падения заработной платы. Общий эффект состоял в перераспределении доходов от рабочих в пользу рантье.

Одной из отраслей, наиболее сильно пострадавших от потери иностранных рынков и роста издержек, была угольная промыш­ленность. Шахтеры относились к числу самых радикальных групп рабочего класса и уже провели несколько больших забастовок в первые послевоенные годы. Столкнувшись с сокращением зара­ботной платы в результате возврата к золотому стандарту, шахте­ры объявили забастовку 1 мая 1926 г. и убедили ряд других профсоюзов присоединиться к ним для того, чтобы забастовка стала всеобщей. В забастовке участвовали порядка 40% членов британских профсоюзов, в основном работавших на предприятиях коммунального хозяйства и в близких отраслях. Однако забастов­ка продолжалась только 10 дней и закончилась поражением проф­союзов. Добровольцы из среднего класса выполняли необходимую работу, и лидеры профсоюзов предпочли скорее сдаться, чем пойти на риск гражданской войны ввиду сильной оппозиции пра­вительства. Хотя всеобщая забастовка была короткой, она остави­ла тяжелый осадок классового раскола и ненависти, которые сде­лали еще более трудными согласованные действия нации для ре­шения как внутренних, так и международных проблем.

Несмотря на проблемы, испытываемые Великобританией, большая часть Европы в конце 1920-х гг. переживала период эко­номического процветания. В течение пяти лет, с 1924 г. по 1929 г., казалось, что ситуация полностью нормализовалась. Вос­становление материальных разрушений было в основном законче­но; самые насущные и срочные послевоенные проблемы были ре­шены; создание Лиги Наций, как представлялось, ознаменовало начало новой эры международных отношений. Большинство стран, особенно США, Германия и Франция переживали период процветания. Однако фундамент этого процветания был хрупким: оно зависело от продолжения добровольного притока капиталов из Америки в Германию.