Падение Пэкче и Когурё

(Из «Саньгочжи»)

 

В шестое лето, 655, синьлосцы принесли жалобу, что Гаоли и Мохэ отняли у них тридцать шесть городов, и они единственно от сына неба ожидают помощи Указано главноначаль-ствующему в Ин-чжеу Чен Мин-чжень и военачальнику Дин-фан идти для усмирения Гаоли. По прибытии в Синь-чен они разбили гаолиское войско, выжгли предместия и селения и пошли в обратный путь В третье лето правления Хянь-цин, 658, еще посланы Чен Мин-чжень и Сие Жень-гуй, но они не имели успехов. По прошествии двух лет, 660, сын неба покорил Бо-цзи.

В следующем году, 667, в первый месяц, Ли Цзи расположился под Синь-чен и в совете с прочими полководцами сказал: Синь-чен составляет западную границу неприятелей, и если не взять сей город прежде, то нелегко будет брать прочие города. Почему и окопались на юго-западных горах поблизости города Городские жители, связав своих начальников, вышли из города и покорились. Ли Цзи взял 16 городов. Го Дай-фын с флотом переплыл море и пошеп на Пьхин-сян. В третие лето, 668, во второй луне Ли Цзи и Сие Жень-гуй приступом взяли город Фуюй Тридцать прочих городов добровольно покорились. Пхаи Тхун-шань и Гао Кхань охраняли Синь-чен. Наньгянь¹ нечаянно напал на них. Сие Жень-гуй пришел на помощь к Гао Кхань, дал сражение при горе Гинь-шань, но не имел успеха. Гаоли открыто пошли вперед- с необыкновенным жаром. Сие Жень-гуй ударил на них с бока и одержал совершенную победу. Гаоли лишились 50 тыс человек убитыми. Сие Жень-гуй приступом взял города Нань-су, Му-ди и Цан-янь и, пошед далее занимать земли, соединился с Ли Цзи. Сановник Гя Ян-чжун возвратился из армии с отчетом по делам. Император спросил его, что говорят в армии? Непременно победят, отвечал Ян-чжун, покойный государь предпринял поход для наказания виновных; и не успел в своем предприятии, потому что тогда неприятели не имели несогласия между собой. В войне без обдуманной цели с половины пути воротился. Ныне Наньшен² с своими братьями в сильной ссоре и служит вожаком для нас. Неприятели лукавы, я очень хорошо знаю их; и потому я сказал: неприменно победим Сверх сего в Гаоли в тайных записках сказано, не доходя до девятисот лет, восьмидесятилетний полководец уничтожит. Дом Гао [окончательно с 37 г. до н. э.] еще при династии Хань получил престол; тому ныне минуло девятьсот лет. Ли Цзи имеет 80 лет от роду. Впрочем, у неприятелей теперь неурожай Люди хватают друг друга и продают. Земля расседается от землетрясения. Волки и лисицы входят в города. Кроты роют норы в воротах. Люди пугаются чего-то. Этот поход более не повторится. Наньгянь с 50 тыс. войска неожиданно напал на Фуюй. Ли Цзи разбил его при реке Саха; порубил 5 тыс. и 30 тыс. взял в плен; в добычу получил соразмерное сему количество оружия, быков и лошадей; потом приступом взял город Дахин-чен. Лю Жень-юань должен был соединиться с Ли Цзи, но опоздат, почему вызван был и приговорен к смерти, но прощен и сослан в Яо-чжеу. Киби Хэли соединился с корпусом Ли Цзи при Ялу. Они приступом взяли город Жу-и-чен и со всеми силами облегли Пьхин-сян. В девятой луне Цан³ отправил Наньчаня⁴ с сотнею высших офицеров выставить простой флаг и покориться; сверх сего просил дозволения явиться к Двору. Ли Цзи церемониально принял его. Но Наньгянь еще твердо защищался, несколько разделал вылазки. Главнокомандующий буддийский монах Син-чен прислал шпиона условиться о внутреннем соответствии. Через пять дней отворили ворота; войска с криком вошли в город. Зажгли городские ворота, и густой дым распространился во все стороны. Наньгянь при последней крайности закололся, но не смертельно. Цан и Наньгянь взяты были От них принято пять поколений, сто семьдесят шесть городов, шестьсот девяносто тысяч семейств.

 

¹ В корейском чтении Намгон – один из сыновей Кэсомуна. Сам Кэсомун к этому времени уже умер.

² В корейском чтении Намсэн – сын Кэсомуна.

³ Последний ван Когурё; в корейских источниках называется ваном Почжан.

⁴ В корейском чтении Намсан – третий из сыновей Кэсомуна.

 

Из письма силланского вана танскому полководцу Сюе Жень-гую (671 г.)

(Из сочинений Ким Бусика)

 

В третьем году Цзяньфэн (668) тэгам¹ Ким Бога, посланный морем [в Ляодун], чтобы узнать о местонахождении [войск] князя Инь, получил распоряжение о том, чтобы сил-ланские войска направились в Пхеньян В пятом месяце [того года] с прибытием [танского] министра правой руки Лю [Жень-гуя] вместе [с его войсками] силланские войска были отправлены в Пхеньян, а некто (я) также направился в область Хансончжу, чтобы произвести смотр войск. В то время, когда союзные (киданьские) и ханьские (танские) армии стояли вместе в Сасу, а Намгон (первый министр в Когурё) вывел свои войска, чтобы дать решающее сражение, стоявшие в авангарде силланские войска одни первыми [напали и] разгромили главные позиции [когурёских войск] и вызвали упадок духа и растерянность в Пхеньяне. Затем князь Инь, взяв пятьсот человек быстрой силланской конницы, ворвался первым в ворота крепости и добился падения Пхеньяна, чем завоевал великие заслуги. Тогда воины Силла говорили: «Прошло уже девять лет с начала войны, которая истощила человеческие силы, но в конце концов усмирены оба государства, и теперь свершились, наконец, долгие чаяния многих поколений, поэтому [наше] государство обязательно должно быть облагодетельствовано за свою верность до конца, а люди должны быть награждены соответственно их заслугам». [Однако] князь Инь проговорился, сказав, что «то, что прежде Силла нарушала свои военные обязательства, тоже должно быть принято в расчет». После того как воины Силла услышали эти слова, среди них еще больше росла встревожен-ность. А когда известные своими подвигами силланские военачальники по особому предписанию явились в императорскую столицу, им сказали, что в Силла нет ни одного человека, у которого были бы заслуги. С возвращением этих военачальников еще больше возросло волнение народа. А крепость Пирёль, которая искони являлась силланской, но была захвачена [государством] Ко[гу]рё, Силла вернула себе спустя тридцать с лишним лет и, переселив туда народ, установила чиновников для управления и охраны ее, но [император] отнял ее у нас и передал Ко[гу]рё. От усмирения Пэкче до покорения Ко[гу]рё Силла сохраняла верность и прилагала все усилия, чтобы усердно служить [тайскому] государству, поэтому мы не знали, вследствие какой [нашей] вины оно покидает [нас] так внезапно Несмотря на подобную незаслуженную обиду, мы ни в коем случае не имели даже помысла о мятеже или непокорности. В первом году Цзунчжан (668) Пэкче переставило отметки и изменило границы, обусловленные договором, захватывало наши поля, заманивало и уводило наших ноби и подданных, которых скрывали во внутренних районах и отказывались возвращать, несмотря на неоднократные [наши] настойчивые требования. Ходят также слухи о том, что [Танское] государство подготавливает корабли под предлогом организации похода в Японию, а в действительности имея намерение ударить по Силла. Народ, который слышит об этом, охвачен тревожным беспокойством И затем [танские представители в Унчжине²] собирались выдать пэк-ческую девушку замуж за силланского правителя (тодок) в Хансоне Пак Тою, чтобы в сговоре с ним украсть силланское вооружение и напасть на земли этой области, но этот заговор не удался, потому что вовремя раскрыли дело и отрубили голову Тою.

В первом году Сяньхэн (670), когда в шестом месяце поднялся мятеж Ко[гу]рё и были перебиты все ханьские чиновники, Силла тотчас же решила послать войска, но предварительно известила Унчжин в [следующих] словах: «Ко[гу]рё восстало, поэтому нельзя не подавлять [его], и мы (т.е. Силла и Пэкче), одинаково являющиеся слугами императора, должны покарать этих злонамеренных разбойников. А вопрос об отправке войск нуждается в обсуждении и посему просим прислать к нам чиновника, с которым можно было бы обсудить [наши] планы». Прибывший сюда пэкческий сыма Мигун во время переговоров заявил, что с отправкой войск можно опасаться возникновения взаимных подозрений друг к другу, поэтому необходимо повелеть чиновникам обеих сто рон обменяться заложниками. Так, посланный в [Административный] город [силланский чиновник] Ким Юдун и пэкческий чубусу из города [Унчжин] Ми Чжангви обсудили вопрос об обмене заложниками, и Пэкче согласилось обменяться заложниками, но, несмотря на это, собрав войска в крепости [Унчжин], [люди Пэкче] по ночам стали выходить из крепости и нападать на прибывшие сюда [наши] войска. В седьмом месяце [того же года] вернувшийся из поездки ко двору [императора] посол Ким Хымсун [привез повеление] о необходимости произвести разграничение земель [обоих государств], согласно показаниям карт, и полностью возвратить Пэкче все его бывшие владения. Хуанхэ еще не стала [узкой], как пояс, а Тайшань маленькой, как точильный камень, но, [изменив слову], в какие-нибудь три-четыре года, то дают нам, то отнимают у нас, поэтому народ Силла, утратив свои прежние [радужные] надежды, стал говорить: «Силла и Пэкче в течение многих поколений являются смертельными врагами, и если теперь посмотреть на положение Пэкче, то оно ничем не отличается от [возникшего здесь] отдельного государства, а через сотню лет поглощенные им наши потомки могут совершенно исчезнуть». Силла уже является областью (провинцией) [Танского] государства, поэтому нельзя [допустить] разделения ее на два государства, и во избежание плохих последствий в будущем она хочет долго пребывать в составе одного государства [Тан]. В девятом месяце прошлого года нами был отправлен посол, чтобы довести до [императора] письмо, в котором подробно излагались эти обстоятельства, но застигнутый бурным течением [на море] [посол] вернулся с дороги. Еще раз был снаряжен посол, но и он также не смог достичь цели. А после этого нельзя было никяк оповестить императора из-за [установившихся на море] холодных ветров и быстрых волн. А Пэкче в своем донесении императору сообщило ложь о том, что будто Силла подняла мятеж. Утратившая сначала репутацию верного слуги, а затем оклеветанная Пэкче в измене, Силла, увы, не имела возможности выразить свою преданность, так как до священного слуха императора ежедневно доходила всякая клевета, но ни разу до сих пор не могли дойти [изъявления] нашей неизменной верности. С прибытием посланца Имюна я получил ваше письмо и узнал, что вы, командующий (цунгуан), совершили к нам длительное морское путешествие, подвергая себя опасностям ветров и волн. Порядок требовал того, чтобы навстречу был выслан наш посланец, а также были доставлены [для войск] вино и мясо, но, живя в отдаленном захолустье, мы не смогли соблюсти всех приличий и упустили время для [торжественной] встречи, поэтому просим [извинить нас] и не считать, что это было сделано с умыслом. По прочтении присланного [танским] командующим письма, в котором Силла от начала до конца обвиняется в измене, нас глубоко потрясло то, что все эти обвинения не соответствуют истине, и, хотя мы боимся упреков за грех перечисления своих собственных заслуг, но, считая также несчастьем брать на себя вину с закрытым ртом, решили здесь в кратком изложении отвергнуть все несправедливые обвинения и заверить в том, что мы не являемся бунтовщиками. Увы! [как не сожалеть о том, что] государство [Тан] вместо того, чтобы отправить одного посла, который мог бы выяснить все положение дел, прислало десятки тысяч людей, которые готовы перевернуть все до основания, а его башенные [военные] корабли, покрывшие все синее море, стоят, сгрудившись у устья реки, что они, опираясь на этот [пэкческий] Унчжин, готовы покорить нашу Силла. Пока не были умиротворены оба государства [Когурё и Пэкче], мы постоянно несли все тяготы труда [в борьбе с ними], но теперь, когда искоренены дикие звери, взамен видим притеснения и насилия от того, кто нас должен бы кормить. Вражеский осколок (остаток) - Пэкче удостаивается награды Юнчи, а принесшая жертвы Китаю (Хань) Силла встретила смерть Дингуна³. Даже тогда, когда солнечный свет не обращает своих лучей, подсолнух и соевые листья своими помыслами как будто тянутся к светилу. Поэтому неужели [тан-ский] командующий, который обладает выдающимися качествами героя и воплощает в себе высокие добродетели полководца и государственного мужа (министра), совмещая в себе все семь добродетелей⁴ и обнимая все девять познаний⁵, совершая справедливое небесное правосудие, будет понапрасну наказывать безвинных. Надеясь, что небесные войска не выступят в бой прежде, чем не будет выяснена истина, настоящим письмом мы стремимся заверить, что мы не бунтуем, и просим, чтобы командующий лично обследовал действительное положение и подробно изложил в докладе императору.

Сказал... правитель и военачальник области Керим, главнокомандующий (дачжанцзюнь) левой гвардией, кайфу итун саньсы, старший столп государства (шан чжуго), ван Силла Ким Попмин».

 

¹ Тэгам – должностное звание в Силла.

² После падения государства Пэкче (в 660 г.) для управления его землями Танская империя учредила свою администрацию с центром в городе Унчжин. В ее состав были включены представители местной знати, являвшиеся исполнителями воли завоевателей.

³ Юнчи и Дингун – имена полководцев древнего Китая. Несмотря на измену ханьскому императору Гаоцзу, он из политических соображений с наградами принял Юнчи, когда тот вернулся на службу к нему. Дингун же, оказавший услуги Гаоцзу, был казнен неблагодарным императором.

⁴ Семью добродетелями полководца считались: запрещение жестокостей, сдерживание солдат, сохранение величия, правильное определение заслуг, успокоение населения, доброжелательность к армии и щедрость.

⁵ Знание учений девяти философских школ древнего Китая.

 

Из завещания Вана Мунму (681 г.)

(Из сочинений Ким Бусика)

 

...[Оставленное] ваном завещание гласило: «Недостойный человек (я), кому достались беспокойная судьба и смутное время, заполненное войнами, вынужден был то совершать походы на запад, то идти с мечом на север, чтобы твердо обеспечить границы [своего] государства, то подавлять мятежников, то склонять к себе покорных, чтобы умиротворить и дальние и ближние пределы, следуя в этом заветам наших отдаленных предков и отплачивая за недавние обиды, нанесенные отцу и сыну (т.е. Мунму и его отцу). Щедро наградил живых и мертвых, равномерно распределил чины в столице и по провинциям, вернул простому народу мир и долголетие, переплавив в земледельческие орудия солдатские копья, сократил и облегчил налоги и повинности, чтобы в домах люди увидели достаток, вернул народу спокойствие и установил порядок по [всей] стране, сложил высокие, как горы, закрома с запасами зерна, [опустошил] все тюрьмы, дав зарасти травой, поэтому могу считать, что мне не совестно ни за то, что не умел различать светлое (хорошее) и темное (плохое), ни за то, что не исполнил долга перед воинами, потому что не щадил себя ни в бурю, ни в морозы, и в утомительном труде по управлению страной обрел тяжелые недуги и неизлечимые болезни. Однако жизнь уходит, а имя остается – таков вечный закон, действительный и для прошлого и для настоящего. Могу ли я сожалеть о чем-либо теперь, когда внезапно возвращаюсь к вечной ночи (умираю)?..».