Ключ к новому телу

На самом деле, искомое решение было тут же, под рукой, только мы о нем не знали. Оно содержалось в самой трудности. Переход от минералов к растительной (пока еще статичной) жизни по необходимости вел через чудовищное раздробление каменной клетки; следующим головокружительным рывком стал переход от растительного мира к миру животных, обладающих способностью двигаться, а дальше? Легко представить себе сверхчеловека, а нечто иное? На что будет похоже то, чему не свойственно ни животное движение, ни неподвижность камня?.. Противоречия животной жизни, умирающей, чтобы возродиться неизвестно в каком виде, становились все острее. «Иногда тело ощущает такую силищу, что могло бы сделать... все что угодно, силу... Силу иного рода, но значительно большую, чем раньше. А бывают моменты, когда оно не может удержаться на ногах по причинам... не физического свойства. Его больше нет, оно уже не подчиняется тем законам, которые позволяют нам стоять на ногах, и тогда?.. И еще: любопытный опыт. Это любопытный опыт. Тело чувствует, что старый способ существования невозможен, а на новый оно еще не перешло и... Оно уже не смертно, но еще не бессмертно. Это чрезвычайно любопытно. Очень любопытно. Иногда случается переходить от самой страшной боли к... Чуду. Чтобы получилось что-то сделать, мне нужно быть постоянно собранной, собранной [Мать как бы подгребла к «себе» нечто распыленное во все стороны]. Иногда у меня в голове полное молчание, пустота. Иногда же я вижу и слышу, что происходит вокруг... Приходится следить за собой на людях, а то они подумают, что я схожу с ума! В самом деле, забавно. Одновременно полная беспомощность и невероятная мощь. И в тоже время иногда я не могу даже есть!» Мы задали Матери вопрос: «Можно ли узнать точно, почему перетягивает то одна, то другая сторона?..» — «Да! Видимо, это и дается узнать телу, и оно вдруг... освобождается от всех привычек, всех действий, реакций, причин и следствий, и так далее, И тут приходит... волшебство. Потом оно кончается. Это так ново для материального сознания, что всякий раз ощущаешь себя... на краю пропасти. Сознание на минуту затмевается. Дело в том, что с самого начала во мне сидит какой-то неискоренимый здравый смысл, который отказывается включать воображение, говоря: не хочу воображать себе то, не хочу это...» Спустя девяносто лет Мать оценила по достоинству качества Матильды. «Сознание воспринимает только совершенно конкретные вещи. Сам посуди, очень легко начать домысливать и... не то. Совершенно практические и конкретные вещи. Поэтому я уверена, что у меня нет склонности к мистике, ничего подобного, в этом теле нет ничего мистического! Ничего, боже упаси!» Тут мы сказали Матери: «Если бы вдруг благодаря ускорению эволюции гусеница получила человеческое зрение...» — «Да!» — воскликнула Она. — «Это свело бы ее с ума». — «Вот именно».

Так и было.

Тем временем что-то новое зарождалось или проявлялось, как водяной знак; но, находясь внутри, не знаешь и не видишь, что с тобой происходит. Заметно уходящее; а приходящее настолько ново, что остается почти невидимым. Чтобы увидеть, глазам нужно привыкнуть к новому способу зрения — как себе представляет человека стрекоза? Вообще, существует ли он для нее? Пыльцы на нем нет, он не блестит, как ручей. Наши глаза устроены очень функционально, и если у нас пропадает какая-то функция, например, эстетическая, что получается? «Сознание меняется медленно, и вся предыдущая жизнь начинает казаться чужой. Кажется, что это было чужое сознание, чужая жизнь. Меняется, если можно так сказать, его "место" в мире. Прошлого как будто не было; знаешь, мы все такие: устремлены вперед, а позади пустота. Странное чувство. Странное ощущение начала при полном отсутствии прошлого. Любопытное ощущение — что-то начинается. Все незнакомо, неожиданно... Любопытно. Мне кажется, что вещи стали другими, и у меня появились новые отношения с ними. Тело чувствует по-новому, реагирует по-новому... Очень интересно». И «невыразимая боль» пронизывает при каждом движении и каждом шаге; по сотне раз в день ты выходишь из клетки в новое; для тебя раскрывается чудо, а потом возвращаешься обратно, — может, затем, чтобы набраться сил и прыгнуть еще дальше? Мы не ценим препятствий, а они служат нам пружиной! «Как правило, с приходом боли тело впадает в прострацию, как бы говоря: если это смерть, пусть, да будет воля Твоя. Понимаешь, полная прострация. Иногда, когда прострация... более или менее полностью охватывает тело, — об этом мне ничего не известно, — приходит ясность, понимание, отчетливое видение мира». Мы задавались вопросом, может ли новое, не минеральное, не растительное и не животное царство, иной непостижимый способ бытия, будущая жизнь стать бесконечно множественной? Может она не замыкаться в какой-то скорлупе или чьем-то кожном покрове, в оболочке камня, дерева или человека, а стать бесчисленным бегущим множеством, явственным в своей бесчисленности? Состояние очевидности. Для нас ничто не очевидно: нам нужно догонять вещи, а потом, поймав их, еще и «рассмотреть». А там ты внутри, во всем, все очевидно. Но какому телу это под силу? Мы ведь говорим о теле, а не только о путешествии сознания. «Поистине замечательное состояние. Но недолгое. Разрушается от малейшего пустяка. Я знаю, тело чувствует, что при полном самозабвении, при отказе от независимого состояния, от личных усилий и личной воли, все будет хорошо».

Да, полное самозабвение: как переродиться, находясь в зависимости хотя бы от самой совершенной физиологии прошлого?

Полное самозабвение для тела означает принятие смерти. Физиологическое принятие... Звучит это очень мило, а каково ощущать, что прерывается дыхание?

Между тем, мы все ближе к овладению ключом или рычагом. Невыразимые страдания, переживаемые телом, как бы возвращающимся к смерти (наступает удушье: тело задыхается, оказываясь у порога смерти), сопутствуют появлению нового, это совершается очень просто, автоматически и всегда одинаково, и повторяется тысячи и миллионы раз, ведь дни и ночи состоят из множества секунд (86400): «Напряженное ожидание в теле». Проще не бывает. Не остается ничего, а между тем нужно за что-то держаться. Это и есть движение первого в мире вздоха, которому суждено было стать стремлением. Удушье небытия, жаждущего стать бытием. Глубинное биение жизни, любой жизни. Первый пласт вокруг ядра. Всеобщая тайная молитва. Имя, неизвестное всему сущему. Это здесь, в самой глубине; но обычно, пройдя сквозь наслоения оно творит лишь привычку. Это первый крик Материи, жажда жизни, и, возможно, любви; то, что лежит в основе любого вида и любой вещи, и растет вместе с каждым видом, с каждым шагом на этом долгом пути, и иногда, прорвавшись сквозь все слои, бьет из глубины тела. Ожог. Жгучее тепло, похожее на любовь, нечто совершенно неподвижное, собранная, сжатая, почти бьющая через край мощь, — чреватый взрывом переизбыток нежности и в то же время совершенной невыносимости. Это заключено в теле: можно сказать, оно поднимается одновременно отовсюду. Оно не имеет ничего общего с чувствами: скорее, огненный вихрь. И оно обладает, что любопытно, способностью любить. Ощущение такое, будто тебя изнутри распирает сильнейшая тревога, а вместе с тем ты чувствуешь самую невыносимую, почти болезненную пустоту и что-то еще, что должно в первый раз явить себя в мире. Все остальное обращается в прах, но это пребывает и торжествует. Нет ничего, кроме этого. Моменты смерти обращаются триумфом жизни, которой пока нет названия. И двадцать лет спустя они излучают золотой свет, будто навечно запечатлевшись в теле. Однажды мы спросили у Матери, что за напряженное ожидание иногда охватывало тело: «Я думаю, то, что мы называем напряженным ожиданием, является супраментальной вибрацией». Вот что идет из глубины тела — всех тел, — первая вибрация, породившая формы жизни, закосневшая и отвердевшая в этих формах, но стоит чуть изменить или сломать привычную схему, возникает это. Оно появляется моментально, это суть любого существа, которое движется, спит, ест и убивает и забывает, полностью забывает о том, чем оно является. «Во всем присутствует светящаяся, золотая, повелительная и неотвратимо всемогущая вибрация».

Теперь у нас в руках находится ключ к новому телу, подходящий ко всем телам, когда-либо появившимся на этой планете. Это первая Материя мира, истинная Материя.

Подобная самой необычной из волн.