Два состояния материи

Пробоина очевидным образом нарушает всю логику и привычный ход событий. Мать понятия не имела о том, куда Она идет, не знали этого и мы. Поэтому самое лучшее, что можно было сделать — это продолжать «клинические наблюдения» в надежде, что позже удастся вывести какую-нибудь кривую. После тех ужасных дней проявилось нечто новое, но что это было — «об этом ничего нельзя сказать», — чем было зерно лотоса, понимаешь, только увидав цветок. Будущий мир поймет Мать. «В этом состоянии ничего не понять. Знаешь, единственное, что мне остается — это предаться божественной воле... Быть Тобой, это все. Делай со мной все, что Ты хочешь... Чувствуешь себя как над пропастью, один неверный шаг — и ты летишь вниз. Все кажется иным, все видится иначе. Меняется природа отношений, меняется природа всех вещей, но как, каким образом? Будто стоишь на грани... Или балансируешь между огромной силой (огромной, я это ощущала) и полным бессилием. Знаешь, будто находишься в подвешенном состоянии между самым чудесным и самым, отвратительным. Примерно так. Не знаю, лучше бы об этом не говорить. Я даже не знаю, куда иду — к трансформации или к концу». Этого Она так и не узнает. «Мне ничего не говорят». И что такое трансформация? Сначала отвратительное прежнее состояние, а потом... Пустота меж двух миров. Или что-то настолько новое, что невозможно распознать — иначе оно не было бы новым! Вечно одно и то же: на узнавание требуется много времени. «В обычных условиях телу присуща некая стабильность, благодаря которой оно чувствует себя комфортно, может заниматься чем угодно, и его как будто нет: мы не ощущаем тело, нам не надо специально поддерживать его в... скажем так, благополучном состоянии. Это инструмент, работающий автоматически. Но в моем нынешнем состоянии тело, едва оно перестает ощущать опору в божественном, становится жалким. Теряя АКТИВНУЮ концентрацию, оно чувствует себя самым плачевным, образам. Это становится ужасным...» «Божественное» — вот иное состояние, иной автоматический режим, чудесным образом поддерживающий это тело, заставляющий его двигаться, дышать; но едва тело покидает Божественное, моментально наступает удушье, и это вполне естественно, поскольку старые законы утратили силу. При возвращении в клетку в действие вступали законы смерти. А Мать была одновременно там... и не там. И в старом, и в новом мире. Шаг в одну сторону, шаг в другую. Мучение и блаженство. Жизнь и смерть. «Не знаю, насколько это характерно, но атмосфера насыщена самыми абсурдными внушениями [повсюду, всегда и везде мысли о катастрофе], и они исчезают, только когда в теле появляется АКТИВНАЯ концентрация...» Отравленный воздух, угольный пласт. Удушье и легкий воздух; жизнь и смерть в каждом вздохе. Как это понять? Каждую минуту, каждую секунду приходилось преобразовывать воздух, привычный старому виду, в атмосферу будущего; или умереть или действительно отправиться в блаженство, уйти прочь из этой дурацкой истории "... Не знаю, то ли это присуще только одному телу, то ли так будет со всеми. Оно, естественно, сознает, что это период трансформации, но... это очень тяжело». Мать, задыхаясь, создавала новую воздушную среду для всех, кому тоже стал невыносим старый воздух. «...Время от времени на несколько секунд проявляется... "пример" того, что должно быть, что будет (когда — не знаю), но лишь на несколько секунд. Это замечательно, но... Забавное ощущение: кажется, что вступаешь... на окраину, но чего — неизвестно».

Все менялось. Дело не только в том, что тело не дышало по-старому, не подчинялось привычным законам движения, колеблясь между двумя способами дыхания и существования, каждый из которых, впрочем, был вполне физическим, поскольку речь шла о теле: физический способ, ведущий к смерти, и другой, физический же, способ, о котором не было известно ничего, кроме того, что это было подлинное дыхание, свежий воздух и автоматизм, обуславливающий точное и бесперебойное функционирование, «оно», благодаря которому «это продолжается», — изменилось даже Ее восприятие мира. Со стороны казалось, что Мать живет в другом мире, но тут-то и была загадка: тот мир был физическим не в меньшей мере, чем физические законы. Она видела тот же физический мир, но жила в нем иначе; там как будто действовали другие физические законы, дающие другое видение и другое существование, заключенное в этом. Может, сквозь оболочку старого вида проглядывали новый вид и новый мир? Как бабочка в куколке — вот бабочка, а вот куколка, и оба состояния вполне материальны. «Любопытно: на вид одно и то же, а так по-разному, — говорила Она. — Я ем, и вдруг все, что окружает меня, исчезает из сознания. Спустя немало времени я замечаю, что по-прежнему сижу с ложкой в руке!.. Непрактично!» — «А что происходит, когда ты отсутствуешь?» — спрашивали мы. — «О! Это интересно. Только я не "отсутствую", это не... Я не вхожу ни в какой транс: я бодрствую, вижу, действую, слышу других... Все время. И забываю, забываю, что такое "материальная жизнь". Тут вдруг мне о ней напоминают. Я не выхожу из нее, но... Она проявляется по-другому». Мать задумчиво посмотрела на нас: «Я и правда думаю, что физический мир меняется. Наверное, это станет заметно через несколько сотен лет, потому что видимые для обычного сознания перемены наступят не скоро. Но контакт [Мать ощупала воздух вокруг себя] как будто... создается чем-то иным». Уже проявляется мир бабочки, воздух будущего вида; быть может, он и послужит образованию будущего вида, мы вдыхаем его, и он исподтишка приучает наши клетки к новому способу существования, дыхания, видения. Медленно и незаметно идет трансформация. Мать с улыбкой добавила: «Время от времени что-то говорит мне: молчи! Мне приходится сдерживаться, иначе окружающие подумают, что я схожу с ума». А мы настаивали: «То есть меняется не видение физического мира, а качество субстанции?» — «Ну конечно! Дело не в манере видения. Не знаю... Это странно. Самое удивительное то, что все остается ФИЗИЧЕСКИМ! Раньше я постоянно выходила во внешние состояния (они все мне известны, у линя был опыт, опыт сознательной жизни), но теперь с этим покончено. Сейчас... Физическое как будто раздваивается».

Два мира, один в другом.

Второй этаж физической реальности.

Можно задаться вопросом, кто или что обладает этим видением или ощущением иной физической реальности, поскольку не исключено, что речь идет просто об ином «способе видения», присущем «ясновидящим», ведь бабочка видит иначе, чем гусеница. Но в нашем случае самое интересное то, что бабочка сидит в теле гусеницы. Это не было зрением нового вида или специфическим зрением Матери: видело тело, клетки, материальное сознание видело Материю, но иначе, и жило в ней тоже иначе. Не за пределами Материи, не в Материи другого рода: Материя осталась той же самой. Однажды Мать сделала замечание, объяснившее для нас очень многое: «Телесному сознанию, бодрствующему во время сна тела, мир как таковой (внешний мир) всегда представляется грязным и мрачным. Это вечные сумерки — поскольку плохо видно — и грязь. Это не мнение и не ощущение: это материальный факт. Следовательно, телесное сознание уже осознает мир... подчиняющийся иным законам». Сознание Материи, тела, не забитое догмами Разума и внешними органами чувств, подчиняющимися законам Разума — сознание, не покидающее тело, когда засыпает все остальное, когда все остальные органы восприятия отключаются, становятся слепы и глухи; сознание, которое можно сравнить разве что с сознанием мертвеца, — видит и ощущает мир иначе, и не только видит иначе, но и подчиняется иным физическим законам, доступным для нас разве что под гипнозом или в других аномальных состояниях, потому что разумная суперструктура прячет их. Мать перешла на уровень клеток и в результате иначе увидела материальный мир, а тело, страдающее от тяжести лет, сердечных приступов и наплыва людей, подпало под власть удивительных законов.

Физическое как будто «раздваивается» на старую субстанцию мира разума с ментальным видением и ментальными законами и иное. Теперь мы начинаем понимать странности Ее постоянных колебаний от уровня поверхности, где Ее ждало удушье и смерть, к иному, клеточному уровню: «Каждую минуту: хочешь жизнь — хочешь смерть, хочешь жизнь — хочешь смерть... Каждую минуту тело оказывается на грани смерти, а потом чудесным образом приходит спасение. Это необыкновенно. Необыкновенно. И при этом постоянное ощущение всего, что происходит в мире, как будто все... связано».

Универсальный клеточный уровень.

Два состояния Материи.

Нам не терпелось узнать про иное состояние: каково оно, как все происходило? Мать отвечала нам с расстановкой, медленным, тихим, спокойным голосом; слова словно сочились сквозь толщу горы и собирались в капельки на конце сталактита: «Когда я успокаиваюсь... Через некоторое время образуется, организуется целый мир, но это реальность другого рода, она... более конкретна. Почему более конкретна? Не знаю. По сравнению с ней материя кажется... непрочной. Непрочной, темной и невосприимчивой. И это нечто...» Мать рассмеялась. «А самое смешное, что люди думают, будто я сплю!.. Я уже почти не принадлежу старому миру; поэтому они говорят: "Она тронулась". Мне это совершенно безразлично!» Она рассмеялась, потом достала небольшую цветочную гирлянду, которую носила на запястье и называла «терпением»: «Вот терпение, тебе нужно терпение?» Она повесила ее нам на запястье: «Мне вечно говорят: терпение, терпение... Но окружающим оно тоже не помешало бы».

«Я уже почти не принадлежу старому миру...»

Что произойдет в промежутке между этими двумя состояниями? Большая иллюзия Материи и... неведомая реальность.