Отмирание старого способа

Надо сказать, что Мать потерпела неудачу не в большей мере, чем эволюция. Осталась только одна непонятная нам пока вещь, одно неизвестное условие. Может быть, она еще не проявилась, не проклюнулась, как цыпленок в скорлупе. Или как гусеница в коконе. Как человеку, никогда не видавшему, как вылупляется из яйца цыпленок, представить себе, что в оболочке из кальция сидит птица? До сих пор мы едва прошли путь от неандертальцев до пещерных людей, от голого скалистого утеса до первого цветочка лаванды. Секрет в том, чтобы разгадать, что спрятала эволюция там, в этом яйце. Неизвестное заключается там, в последних годах жизни Матери. Это мы и хотим разгадать. Ведь, по сути, это секрет не Матери, а наш — секрет вида, который движется к... тому, что искала Мать.

«Странное состояние», — говорила Она. Нам остается только вести «клиническое наблюдение» за развитием феномена и ловить, не донесется ли случайно шепот из грядущего. По результатам медицинского обследования Ее признали бы слепой и глухой: недоступный мир, непроницаемая скорлупа Материи. Для любого из нас такое тело стало бы живой могилой, а Она слышала любое наше слово и лучше нас замечала мельчайшую вибрацию нашего существа или окружающих предметов, сообщавших Ей о своем местонахождении; Она уже почти не ходила, но при этом путешествовала по всей земле; Ей была знакома боль каждого тела и известно все происходящее в мире и его окрестностях. Она перестала спать, как спим мы, с трудом принимала пищу, но все же вокруг Нее витала огромная энергия; со стороны казалось, что Она находится в старческом забытьи, но Она с кристальной ясностью видела все, понимала все, улыбалась, закрыв глаза, всем нашим глупостям или чистому проблеску огня; лишившись памяти, Мать тем не менее безошибочно совершала каждое действие, четко различала в каждом искренность и лицемерие, знала все обо всем каждую минуту. Замкнутая в себе, ничтожная, истаявшая до толщины скорлупы Материя являла собой парадокс сознания, видения и широты восприятия. Торжество сознания над Материей, а может, конечный продукт долгого эволюционного процесса; казалось бы, остается только вылететь из кокона и развернуть крылья бессмертного сознания, обнимающего всю землю и пространство вокруг нее — кого в этой ситуации может волновать судьба пищеварительного тракта? Кто станет терпеть бесчисленные немощи тела, скрюченного до такой степени, что ему трудно даже вытянуться на кровати, тогда как достаточно одного вздоха, чтобы прервать связь: Она прекрасно умела «умирать» по собственной воле. «Любой на твоем месте уже сто раз ушел бы, — сказали мы Ей однажды, — а ты остаешься здесь и терпишь». Бесспорно, это был совершенно нечеловеческий поступок. И все из-за какой-то скорлупки. «Скорлупа» — наша земная оболочка — была ставкой в эволюционной борьбе: торжество сознания над Материей или торжество сознания в Материи?

Мать подошла к последнему, минеральному или атомному слою, первоистоку скорлупы и вообще любой оболочки: Она увидела зарождение мира, повторившееся в Ее теле, ощутила, как впервые отвердевает Материя; тоненькая шкурка плыла в потоке бешеной и будто неподвижной Энергии, впитывая ее. Это «проникновение» на вид и по ощущению было сравнимо разве что с растиранием в порошок, истолчением в ступе, разложением заживо; возможно, нечто подобное происходит в наших циклотронах, и вынести его помогало лишь своего рода «растворение» телесного сознания, расширившегося до размеров вселенной. Расслабиться на секунду, хоть на миг провалиться в то, что Она определяла как «дыру» — в самосознание тела с его «я двигаюсь», «я ем», «я говорю» — было равнозначно падению в ад и разложению заживо. Больше не существовало непроницаемых слоев бессознательного, защищающих от «натиска воздуха и огня» [18], если воспользоваться словами Шри Ауробиндо: только чистое, не спрятанное за крепостной стеной тело, возможно, само игравшее роль последней стены в процессе трансмутации. С другой стороны — физическое универсальное сознание, иное состояние, невыразимый способ существования, над которым не властны законы могилы, которому не нужны ни глаза, ни уши, ни память, ни даже само тело, для которого телесная боль утрачивает реальность — можно назвать это другим временем, «подвижной вечностью», скрытой внутри атомной оболочки или за ней: это иное состояние материи под отвердевшей коркой. С одной стороны — дыра, где таятся смерть и боль, с другой — универсальная жизнь, где боль невозможна. «Странная жизнь», физически протекающая одновременно на двух уровнях, парадоксальное раздвоение: «Жизнь этого тела — просто чудо, — говорила Она в апреле 1970 после ряда сердечных приступов. — Понимаешь, будь все иначе, любой бы умер. Если 6 ты только знал, какие странности происходят! Ставшее сознательным тело говорит: "По правде, разница будет только для других" [если Мать "умрет"]. Для меня же... Они верят в иллюзию смерти только потому, что оно [тело] исчезает; и даже это [тело] перестает понимать, что истинно! Для него истина должна заключаться в материи, но даже тело до конца не знает, что это такое! Есть и другой образ существования. Тело думает... Оно подозревает, что старый способ уже не годится, и задается вопросом, как существовать дальше. Забавно: иногда налетает, как ветер, а потом опять пропадает. Открывается новое зрение, новое осязание, новый слух. Что-то приближается, а потом пропадает». Новый способ функционирования начал проявляться уже давно, но для Матери каждый раз он становился открытием. «Тело испытывает страдания, причем очень странные страдания: оно стонет, буквально стонет, будто от невыносимой боли, и при этом говорит: "Ах! Вот оно, блаженство! " И стонет! Понимаешь, все вместе. Все зависит от небольшого... как будто усилия воли, только не воли. Я правда не знаю, это что-то новое». «Что-то» уводило от одного состояния к другому, из одного времени в другое. «Тело стонет, говоря, что страдает, но от чего-то боль исчезает; "блаженства " в нашем понимании нет — это состояние нам не знакомо, оно другое. Другое. Необыкновенное. Новое, совершенно новое...» Новое состояние Материи. «Очевидно, это уже не то телесное сознание, что прежде. Не то: иная взаимосвязь, иная речь, иной слух... И это еще не, о!.. Это еще далеко не все, мы лишь стоим на пути. Божественное присутствие — совершенно замечательная вещь, потому что, насколько я понимаю этот опыт, если бы мне время от времени не открывался настоящий смысл происходящего, жизнь превратилась бы в непрерывную агонию — отмирание старого способа существования. Естественно, существует опыт йоги, но тело... Это непрекращающееся чудо. Выносить такое состояние можно было бы не больше нескольких минут. А оно тянется и тянется...»

И протянется еще три года.

Три года непрерывной агонии, в которой постепенно и незаметно, хотя и непреодолимо, рождалось новое состояние Материи — уже не жизнь в нашем понимании и не смерть в нашем представлении; не время в нашем исчислении, не вечность сна; не страдание, способное лишить чувств, и не блаженство мудрецов, избавляющее от чувств другим способом; не Материя, смерть которой может произойти от сердечного приступа, и не ее отсутствие, не плавание в запредельном... Другое. Совершенно новое состояние.

Оболочка оказалась меж двух миров или в двух мирах одновременно. Мать произнесла еще несколько загадочных слов: «Мы считаем, что это [тело], внешняя оболочка важнее всего. Так считает обычное сознание. Очевидно, тело изменится в последнюю очередь. И обычному сознанию представляется, что так произойдет потому, что оболочка важнее всего: ее изменение станет последним доказательством! На самом деле, это совсем не так! Не так. Гораздо важнее изменение сознания [смена позиции во времени]. Отсюда проистекает все остальное. Ну а мы скажем: "Вот! Дело сделано", — когда в нем [теле] произойдут видимые изменения. Это неправильно: дело уже сделано. Это [тело] — лишь второстепенное следствие».

Нас переполняли вопросы. Что в новом состоянии играет настолько решающую роль, что изменение оболочки отступает на второй план? Неужели внешняя трансформация — то есть трансформация земной видимой Материи — теряет смысл по сравнению с новой данностью? Разве «трансформация» — это не... другое?

«Если б знать, что это такое, — говорила Мать за десять лет до этого, — дело уже было бы сделано!» — возможно, теперь Она подходила к стадии, на которой становилось понятно, что это такое.

Что же касается нас, то мы ничего не понимали.

Может, Она согласится дать нам ключ к последней тайне?