Неведомое завтра

 

Трудно поведать, через какой ад прошла за эти три года Мать, и трудно сказать, куда вел, что готовил и что скрывал в себе Ее путь. График клинических наблюдений не дает представления о боли. Чувствовалось, как растет чудо, как оно становится почти ощутимым — нечто, полное непостижимого смысла: оно было здесь, мы к нему прикасались. Но что это было? У нас не хватало дерзости задавать Матери вопросы. Она, сидящая в неподвижности и иногда вскрикивающая от боли, сама стала немым, жгучим вопросом. Временами Она принималась смеяться, издеваясь над адским противоречием, живущим в Ней и вокруг Нее, и полагая, что только юмор или Любовь могут помочь Ей вынести это: «Любящее... молчание». Казалось, что в мире нарастают боль и хаос, что как и в Ее теле, в мире (это такое же тело, переходящее — к чему?) обостряется противоречие. Однажды, почувствовав духоту этого мира, и взглянув на тело Матери, в котором читалось, ощущалось все убожество земли, сжатое угольным пластом, мы сказали: «Выход только один: твое тело должно излучать славу, чтобы все поняли: "Глядите какое оно, божественное!"» Она рассмеялась: «Ну да, это было бы очень удобно!.. Может, так и получится?.. Конечно, я ничего не имею против, только пусть это будет кто-нибудь другой, мне совершенно не хочется, чтобы это произошло со мной!» — «Понимаешь, — говорили мы, — мир дошел до таких нестерпимых страданий и болезней, что... кажется, МОМЕНТ настал?» — Она молча посмотрела на нас: «Я отказываюсь отвечать». Ей нечего было ответить, ведь Она сама была вопросом, живым вопросом мира. «Ну посмотри, — настаивали мы, — уже есть тело, претерпевшее изменения. Оно же может дать человечеству реальную надежду. В тот день, когда Сила достаточно овладеет твоей Материей, ты сможешь передать ее другим телам, готовым ее принять?» — «А, но такая возможность уже есть. У меня постоянно появляются необыкновенные свидетельства. Все время, все время происходят маленькие чудеса».

Маленькие чудеса из нового воздуха... из пустоты.

Масса маленьких чудес, незаметно проходящих сквозь сеть и угольный пласт. Возможно, происходит «нечто», о чем мы не подозреваем, потому что не умеем смотреть, куда следует. И чудесная «показательная» трансформация одного тела бледнеет перед чем-то гораздо более важным, глубоким и необратимым, тихо и мучительно рождавшимся для блага мира за криками тела, задавленного мрачным убожеством.

Эту тайну предстояло разгадать.

«Неизвестность» Матери.

Только сердце могло стать нашим проводником в потайных глубинах леса Матери... Вот «Иное состояние», позволявшее Ей двигаться, дышать, видеть, слышать, — ежеминутное чудо, — а вот другое, присущее нам, смертельное и удушливое, и между ними — по man's land, которую Она непрерывно пересекала, нигде надолго не задерживаясь: «Это невозможно вынести дольше нескольких секунд», — а оно продолжается и продолжается... В 365 днях, помноженных на три, таких секунд набежало немало. Может, по этим выложенным Ею ступенькам «маленькие чудеса» находили дорогу к земной поверхности? Строилась дорога, но что за дорога? Она ничего не знала, Она прокладывала дорогу и сама была дорогой. Она была жгучим вопросом, стоящим между ее началом и концом. Иногда от этой тайны захватывало дух: «Перед глазами как будто проходят все ракурсы видения мира, от самых отвратительных до самых чудесных: вот так [Мать вращала рукой, как в калейдоскопе], и каждый словно говорит: смотри, можно посмотреть так, а можно эдак... А Истина... Что истинно?.. Истинно все, в том числе и никому не известное "нечто". Прежде всего, я убеждена, что необходимость "видеть" вещи, осмысливать их — чисто человеческое свойство, принадлежащее переходному периоду. Он кажется нам долгим-долгим, но на самом деле он довольно краток. Само наше сознание — это адаптированный вариант сознания; а подлинное сознание — это что-то другое... Но что? Для моего тела решение состоит в том, чтобы обратиться к божественному. Не пытаться узнать или понять: пытаться БЫТЬ. И тогда [в этом "бытии"] проявляется огромная Сила: у одних проходят 6олезни (без моего внешнего вмешательства; я даже ни с кем не разговариваю, совсем ничего не делаю, а человек здоров), а для других это конец, они начинают путь с другой стороны. Но обе стороны теперь представляются такими близкими... И совершенно незнакомыми». Тут-то и начинается загадка. «Другая сторона», обиталище так называемых мертвых, была прекрасно знакома Матери, Она часто бывала там, где живые перемешаны с мертвыми: «Толпы», — говорила Она. На клеточном уровне, для телесного сознания различия между двумя мирами не существует: «тот мир» — это наш мир, но с другой стороны сети нашего разума, разумной Материи. Но теперь такой знакомый «иной мир» стал будто незнакомым. Как это понимать? Что произошло? Какое изменение в структуре организма Матери явилось причиной того, что «тот мир» стал иным? Новое состояние, в котором пребывала Мать? Что это за состояние?

Мать продолжала: «Раньше воспоминания о прошлых жизнях, о ночных переживаниях были совершенно конкретны, так называемый невидимый мир тоже был конкретным — а теперь... Теперь все стало сном, все, все — лишь сон, скрывающий реальность... Реальность неизвестную, но ощутимую». «Невидимый мир» и реальный мир стали равно призрачными?! Так где же мы? Прошлые жизни, путешествия вне тела, разные миры и планы сознания — и видимая Материя. Что происходило? «Ты спрашивал меня, — продолжала Мать, — что происходит, когда я вот так неподвижно сижу в молчании... Это и есть поиск истины, как таковой. Не нужно пытаться узнать ее или понять, все это неважно: быть — быть — быть... И тогда... [в Ее улыбке появилась нежность]... Тогда происходит очень любопытная вещь: в одно и то же время — не одно в другом и не одно с другим, но одно и другое одновременно: чудесное и чудовищное... Жизнь как таковая, как мы ее воспринимаем обычным сознанием, какой она кажется людям, предстает... такой чудовищной, что спрашиваешь себя, как выдержать хоть минуту, — ив то же самое время присутствует и другое: чудо. Чудо света, сознания, силы. О! Такая сила! Такая сила!..» И все это одновременно существует в теле. Неведомая Реальность лежит на дороге no man's land, и в ней отражается абсолютная боль и ужасное убожество нашего существования в угольном пласте. «Получается, что можно одновременно влачить мучительную, непонятную и абсурдную жизнь и... ощущать невыразимое чудо. Разумеется, я не могу сказать об этом никому, кроме тебя, не то меня сочтут помешанной».

Третье состояние... соединяющее оба мира. Оно изменит сразу тот и этот мир. Новая, неведомая, невозможная Реальность. Почти непригодная для жизни. Невероятное смешение и непримиримое противоречие мучительного и чудесного, заключенное в теле.

Что все это означало? К чему вело?

Это было в 1971 году.

Мать не знала.

«Кажется, что я становлюсь другим человеком. Но не только это: я соприкасаюсь с другим миром, другим способом существования — я назвала бы его опасным. Как будто [Мать покачала головой]... опасным и чудесным. Кажется, что связь между тем, что мы называем "жизнью", и тем, что мы называем "смертью", меняется, полностью меняется...» Мать замерла в молчании, устремив свои широко открытые голубые глаза на желтую цизальпинию и последнее пристанище Шри Ауробиндо. «...Понимаешь, смерть не то чтобы исчезает (смерть в нашем понимании, какой мы ее себе представляем по отношению к жизни в нашем понимании): это не то, совсем не то. Она вместе с жизнью превращается... во что-то, пока незнакомое нам, что видится одновременно очень опасным и чудесным. Опасным, потому что малейшая оплошность влечет за собой последствия чудовищной важности... И чудесным». Малейшая оплошность? Потерять нить в no man's land, которая... что? Которая наполняется новой неизвестной Реальностью? «Нам свойственно, — продолжала Мать, — желать, чтобы некоторые вещи оказались подлинными (те, которые нам нравятся), а некоторые исчезли [например, "смерть"]... Но это неправильно. Совершенно неправильно. Все становится иным. Иным». Мать закрыла глаза, будто вслушивалась в странную новую "жизнь", не принадлежащую ни одному миру. «Время от времени на какой-то миг (очень краткий): волшебство. А потом незамедлительно ощущение... Опасной неизвестности. Вот. Так и проходит время».

А если это был мир как он есть?

Если он проявлялся действительно так, «как он есть»?

Это было в 1972. Матери исполнилось 94 года.

«Тело болтается между двумя состояниями — тем, что люди называют жизнью, и тем, что они называют смертью. Болтается: ни живо, ни... [Она рассмеялась] ни мертво! Так вот, ни в одном, ни в другом, а между ними». В «no man's land». «...И это очень, очень любопытно. Такое впечатление (не впечатление, а ощущение), что достаточно малейшего нарушения, чтобы подтолкнуть его в другую сторону, но что-то непонятное не дает возможности произвести этот толчок...» Что-то мешает «смерти». «Достаточно пустяка, чтобы... Нужно просто держаться очень спокойно». Неожиданно Мать произнесла: «Очевидно, тут работает активная сила, приучающая тело к состоянию, где нет ни жизни, ни смерти, а которое является чем-то третьим».

Третье состояние.

Но это новоявленное чудо, подобно, наверное, новому непривычному воздуху, давило на Нее с такой силой, что иногда у Нее все же вырывался крик: «Это ясно, все специально подстроено так, чтобы опоры не было ни в чем, кроме Божественного [конечно! Она буквально шагала в пустоте, не было ничего, кроме этого "нечто"], а что такое это "божественное", мне не говорится. Вот! Замечательно!..» В девяносто четыре года Мать перестала понимать, что такое «Божественное»! «Все остальное рушится, остается только — что? Нечто или Божественное — что?..» Она пристально вглядывалась. В Ее жилах, в Ее теле, в сердце чувствовался такой мучительный вопрос, что соседство с Ней просто обжигало. Мать продолжала: «Будто пытаются дать почувствовать, что разницы между жизнью и смертью не существует. Вот. Что это не жизнь и не смерть (ни то, что мы называем "жизнью ", ни то, что мы называем "смертью "), это... нечто. Нечто божественное. Или, вернее, наш следующий шаг к Божественному».

Тут, наконец, рвется пелена и все проясняется: это следующий шаг, будущее состояние человеческого сознания, состояние, в котором преображаются и жизнь, и смерть. «Подлинное сознание бессмертия». Оно разрушит смерть, потому что смерти не существует, есть нечто другое, где два мира сплавляются в третье состояние. Больше нет двух сторон, с ними кончено. Появилась no man's land, и мы идем к ней.

Вот это и росло в теле Матери: неизвестное завтра. Преображение двух миров. Постоянное «маленькое чудо». Теперь становится очевидным, что трансформация тела — лишь побочный эффект: этот воздух изменяет все, все становится другим. Смерть наступает по желанию или по неумению следовать за движением прогресса; трансформация — неизбежное и естественное следствие нового способа дыхания. Это уже не жизнь и не смерть, а что-то... что-то божественное.

Божественная жизнь на земле.

Бессмертное сознание в теле перекраивает тело по своему бессмертному подобию. То, что находилось на самом верху или в самой глубине Материи под угольным пластом, переместилось сюда. «Все красоты, которые наблюдаешь наверху, выходя из тела, — пустяки! Это пустяки, в них нет конкретной реальности, поэтому здесь они кажутся смутными. Мир был создан для другого. Высшее обретает совершенство на земле, в земной материи».

Не нужно уничтожать смерть и украшать жизнь. Нечто совершенно другое превратит в чудо оба этих кошмара.

Неизвестное завтра.

Оно там, в воздухе, им нужно дышать.

Настоящая мутация смерти.

Маленькая светлая клеточка, прошедшая долгий путь мучений со времен первой Материи, таит в себе последний ключ от двери, за которой соединяются два мира.

Материя творит чудо в самой себе.

Вечный странник обретает вечность в теле, полноту в точке.

Мы готовы. Час настал.

Мы не можем дать определения этому Часу, мы не способны описать это состояние, но Мать однажды ухватила его и дала ему имя. Она назвала его «так», случайно, мимоходом, не раздумывая, потому что Она жила теми вещами, на которые ярлыки вешают потом, а Она творила им имена (раз уж мы не можем обойтись без них): «Вот что я поняла: религии терпят неудачу из-за своей разобщенности; каждая из них хочет, чтобы ее адепты поклонялись ей в ущерб всем другим; и все знания терпят неудачу, потому что претендуют на исключительность; и человек потерпел неудачу из-за своей исключительности. Новое сознание исключает разделение. Глубоко понимать и духовное, и материальное и найти точку их слияния... Вот что дает настоящую силу. И тело вынуждено постигать эту науку самыми радикальными методами...» Невозможное противоречие, служившее источником подлинной силы, иного состояния. Она добавила: «Человечество немедленно должно совершить новый шаг — отказаться от исключительности. Люди говорят: это — да, а то — нет: то и это, и еще то, и то, и то, все сразу. Нужно обладать достаточной широтой и гибкостью, чтобы соединить все. Именно на это я натыкаюсь сейчас и все время, во всех областях — во всех областях и в том числе в теле. Тело привыкло говорить: то, а не это, то или это... Нет-нет: и то, и это. Не правда ли, между жизнью и смертью есть существенная разница. Отсюда все и проистекает. А сверхжизнь (дурацкие слова, но все же), сверхжизнь — это и жизнь, и смерть вместе».

Сверхжизнь.

Сверхчеловеческое состояние.

Со свойственным Ей юмором Она продолжала: «Что за название "сверхжизнь"! Мы все время напираем на что-то одно: свет или тьма... ("тьма", наконец...) Ах! Какие мы еще дети!» Конечно, можно было бы сказать «сверхсмерть»! Но ключ-то находится как раз в этой самой «тьме», которую отвергали, переделывали, пытались побороть святые и врачи, полицейские, законники и моралисты. Во мраке угольного слоя, в абсолютном противоречии заключена Сила, соединяющая два мира и обращающая их в ТО, ЧТО ЕСТЬ.

«Свет во тьме».

Будущее состояние Материи. Божественная бессмертная Материя.

В 1953 у одной девочки было очень странное видение. Ничего в нем не поняв, она записала его по-английски в школьную тетрадь. Эта тетрадь попала к нам в руки и открылась на странице с записью, датированной 5 января 1953 года: «Я видела Мать, сходившую с Балкона. Дверь была приоткрыта. Там стоял Павитра. Он попросил у Матери "послание". Мать протянула ему рисунок со словами: "Тут Жизнь и Смерть. Можете выбрать, что хотите. Спасется тот, кто сумеет соединить обе двери". На рисунке было два дома и красивые зеленые деревья. В деревьях я увидела две двери: они были разделены и закрыты».

Обе двери суть ОДНО.

В теле.

Это высшие Врата.

 

 

XVII