Отрицание

 

Противоречие неумолимо зажимало Мать в тиски. Направляя при этом строго к желанной Цели. Так и должно быть.

Нужно только понять смысл.

Века и десятилетия мы живем, имея под рукой сорок смыслов, и похоже, что от них нет никакого толку, и все идет по замкнутому кругу. А потом пробивает час Смысла. Мы накапливаем ничего не открывающие открытия вплоть до того дня, когда открывается единственная вещь, и с нею открывается все. Мы приближаемся к этому дню. Противоречие оттого так мрачно, что хочет заставить нас открыть свой светлый смысл. В противном случае нам оставалось бы только сложить пожитки и пойти повеситься в другое место — да только нет «другого места», мы загнаны в угол. Как и Мать. Значит, нужно найти что-то еще.

«Если я проживу до ста лет, ко мне придут новые силы и новая жизнь. Но... Сейчас трудные времена», — говорила Она в 1972. Вопрос времени. Бег наперегонки со временем. «Сколько осталось до ста?» — «Пять лет, милая Мать». — «Еще пять лет этого ада!..» Это было в 1973. Противоречие, заключенное в Ее теле, было таким удивительным, что нам никак не удавалось понять его: сидя рядом с Ней, мы ощущали воздействие такой невероятной, такой непомерной силы, что, казалось, она могла растереть в порошок и раздавить весь мир (да что «казалось» — просто могла], а затем... в Ее теле как будто ничего не задерживалось, все проходило насквозь. Мать была как дыхание. «Марионетка», — говорила Она... в потоке невероятной силы. «Труба! Я — труба!» — со смехом восклицала Она и обрушивала эту силу на землю, не оставляя ничего в своем теле. «Очень интересно. На первый взгляд полный абсурд [Она указала на свое тело]; человеческие существа с явным презрением относятся к его внешней слабости, но [смеясь] через него проходят невиданные силы, которых они не могут вынести. Любопытно». Очень любопытно. «В одно и то же время безграничное всемогущество и полное бессилие. И все здесь, в одном и том же месте [Мать соединила руки]. А я достаточно благоразумна, чтобы молчать, потому что если бы я рассказывала все, что вижу, и все, что тут происходит... все сказали бы: все, она утратила рассудок; вместе с разумом она потеряла голову! А я принимаю серьезный вид и говорю: посмотрим, возьмем одну из проблем — они так занимают людей, к ним сводится жизнь и смерть — рассмотрим ее хорошенько и будем немного серьезнее... [Она залилась смехом.] Ну вот, рассудок еще не утрачен окончательно! Ох!» Чувство юмора спасало Мать от оскорбительных глупостей, которыми Ее засыпали. И все же иногда в телесной немощи Ее одолевало сомнение, и вырывался крик: «Многие так делали! Уходили в какой-нибудь более или менее тонкий мир. Ведь существуют миллионы способов убежать и только один способ остаться, но нужно иметь настоящее мужество и выдержку, смириться с наружной немощью, бессилием, непониманием, с внешним... да, с отрицанием истины. Но если не смириться с этим, никаких изменений не будет! Те, кто хочет сохранить величие, свет, силу, власть и тому подобное, — что делать! — пусть остаются там, где есть, они ничего не могут сделать для земли!»

Но зачем, зачем потребовался настолько глубокий разлад с телом? Тысячной, миллионной доли силы хватило бы на то, чтобы в мгновение ока протолкнуть Мать на несколько столетий вперед. Мы не понимали, никак не понимали, какое великое Сострадание движет силой. «Если бы так случилось, слишком многое оказалось бы разрушено, — говорила Она еще в 1965. — Светлая сила так плотна, так плотна... Такое впечатление, что она гораздо тяжелее материи; она прикрыта, приглушена, иначе... "unbearable"... Невыносимо». «Но почему, — думали мы по неопытности, — нельзя взять одну капельку этой Силы?» Она терпеливо объясняла: «Это НАССТОЯЩЕЕ всемогущество. Во всей полноте и исключительности. Сила охватывает все, но то, что не согласуется с ее вибрацией, должно измениться, потому что исчезнуть оно не может: резкое, моментальное, абсолютное изменение при сегодняшнем состоянии мира станет катастрофой». Одна капля или все сразу — разницы нет; вынести эту Силу нам помогает только толстый слой грязи.

Чтобы все понять, стоило лишь взглянуть на то, что творилось в Ее лаборатории. Напрашивалась мысль, что Ашрам является центром сопротивления Работе — но так оно и было! Шри Ауробиндо понял это еще пятьдесят лет тому назад. Ашрам был олицетворением всех земных трудностей. «Словно нечеловеческая сила задумала проявить себя через тысячелетнее бессилие. Это тело и есть продукт тысячелетий бессилия. Нечеловеческая сила пытается пробиться через него и проявить себя. Вот так. Что из этого получится, я не знаю... Думаю, что в нынешних земных условиях РЕЗУЛЬТАТ невозможен; такое чудо разом перевернуло бы слишком многое. Последствия были бы хуже, чем...»

К чему же все шло, если телу необходимо было выждать, выиграть время, а Ее ближайшему окружению не хватало на это терпения и, более того, для него были невыносимы сами условия, в которых только и могли осуществиться перемены?

Мать оказалась перед неразрешимым противоречием. Даже глотать глюкозу становилось все тяжелее. «Такое впечатление, что я повисла на туго натянутой ниточке... Меня окружает совершенно гнилая атмосфера недоверия, мелочности, недоброжелательства. Ниточка натянута и просто чудо, что она не рвется. А они даже не понимают, что если бы установилась вибрация истины, их просто не стало бы! Исчезло бы то, чем они себя считают... Чудо — чудо, что бесконечное сострадание не позволяет им исчезнуть: оно ждет. Оно наделено силой и властью и... Просто пока оно ненавязчиво напоминает о своем присутствии, чтобы свести разрушения к минимуму. Чудное сострадание. А эти идиоты называют его бессилием!»

«Мать ничего не может, Мать скоро покинет нас», — это звучало постоянно... Некоторые даже предупреждали друг друга: «Будьте готовы, Она скоро уйдет». «Совершенно гнилая атмосфера». И что дальше?

Можно привести примерный перечень Ее высказываний, звучавших, как обращенные к земле крики о помощи:

 

— Кажется, что Напор растет, и все трудности выходят наружу. Среди людей возникают споры... ох! И так по всему миру.

 

— «Она стара, Она стара...» Это создает неблагоприятную обстановку для перемен. Даже приводит к внутреннему разладу. Со всех сторон: «Невозможно, невозможно, невозможно...»

 

— Окружающие не помогают. Даже близкие ни во что не верят.

 

— Если надо, я готова бороться двести лет, лишь бы работа была закончена.

 

— Я действительно верю, что основателей новой расы нужно искать среди детей. Взрослые... неподатливы. Они все стары, одна я молода! Молодость — это пламя и воля... Они удовлетворены своими мелкими никуда не годными достижениями. А ведь можно было бы приблизить новую эру, нужно только быть борцом! На самом деле им это безразлично.

 

— Избежать глобальной катастрофы можно только в том случае, если изо всех сил ухватиться за Божественное — за самое что ни на есть чистое и могущественное Божественное. Не терять бы ни минуты, а все время, все время держаться за Божественное, чтобы Оно спустилось сюда... И мне надо, чтобы меня поняли все люди, любящие меня. Мы должны, должны избавиться от всего, что тянет нас вниз, чтобы действительно быть готовыми к встрече с божественной Волей. Причем немедленно, немедленно... ужасно. Осталась только эта воля, надежда и насущная потребность: о! Божественное должно, должно воцариться... У меня нет времени ждать.

 

— Если бы события происходили быстрее, мир бы рухнул.

 

— Настало время окончательно определить: все это (болезнь, смерть, страдания) не обладает реальностью. Настало время.

 

— Шри Ауробиндо сказал, Он написал: «The time has come», время пришло. Он ушел, а люди думают, что Он ошибся!

 

— Есть только один путь: навстречу Божественному. Ты же знаешь, Оно как внутри, так и снаружи, как наверху, так и внизу. Оно везде. Нужно найти Божественное в мире, таком как он есть, и ухватиться за Него, только за Него, другого способа нет.

 

— Тело очень хорошо знает, под каким чудесным покровительством оно находится, иначе его разорвало бы в клочки.

 

— Когда я возвращаюсь в свою нормальную обстановку, все будто исчезает, боли уходят. А извне начинается яростная атака: люди ссорятся, все обстоятельства идут наперекор. И все это обрушивают на меня, и...

 

— Человечество целые века ждало этого часа. Он настал... Нам нужен род человеческий, не зависящий от эго.

 

— Не быть лишним препятствием... Скорее, прозрачным проводником.

 

— Ложь беснуется перед гибелью. Но люди учатся только на катастрофах. Неужели нужна катастрофа, чтобы у них раскрылись глаза на Истину?.. Только Истина может спасти нас.

 

— У меня только что было сказочное видение... колыбель недалекого будущего. Будущее... не знаю. Это огромная масса, нависшая над землей.

 

— Все прекрасные мечты станут явью, и эта явь будет чудеснее всех наших мечтаний.

 

— Я все время думаю об одном отрывке у Шри Ауробиндо: «Бог возрастет в Материи...» — и мы видим Божественное, возрастающее в Материи. — «...А мудрецы спят или заняты беседой» [22]. Так оно и есть.

 

— Замечательная победа возможна не в облаках: здесь.

 

— Не бывает «нужно подождать», «все придет в свое время», нет... всех этих благоразумных вещей не существует — есть Оно, подобное клинку шпаги. Оно, Божественное, приходит вопреки и наперекор всему. Одно Божественное. Все остальное — ложь, ложь и ложь, обреченная на исчезновение. Есть только одна реальность, одна жизнь, одно сознание: Божественное.

 

— Чудо будет. Только не знаю, какое. Видно, ясно видно, что все идет к тому, чтобы разом рухнуть. Но как это произойдет? Не знаю.

 

— Такое ощущение, что стоишь на краю пропасти — и нельзя сделать ни одного неверного шага. Сознание будто ужесточает обстоятельства, вынуждая к определенности.

 

— Если хоть одно существо с верой начнет служить Истине, оно способно изменить страну и мир[23].

 

— Остановить трансформацию можно только насилием...

 

— От некоторых исходит внушение катастрофы. А тело борется, борется, желая подпускать только внушения, идущие от Божественного. Но притяжение все же есть.

 

— Телом я ощущаю себя огромной, как мир, как будто я держу все в своих руках, как настоящая Мать держит своих детей. Не могу объяснить... Потом.

 

— Все превращается в боль — постоянную боль, — словно моему телу предлагается пережить то, что должно исчезнуть. И так постоянно. Все: идущее изнутри, снаружи, так называемое «чужое», так называемое относящееся к телу, все-все: ужасно, ужасно... Как будто во мне сосредоточились все противоречия, чтобы заставить меня проделать эту работу, а я не знаю, что такое «я». Вся жизнь этого бедного тела состоит из отрицания того, что кажется ему... Красотой, которую надо воплотить.

 

— Я бы предпочла ничего не говорить.

 

— В моем сознании будто разворачивается мировая борьба. Оно становится не сознанием одного человека, а подсознанием Земли. Это бесконечно. Однако нужно... Прекратить борьбу значит остановить работу. А чтобы продолжать, требуется время... не знаю... этому нет конца. Сознание будто стало центром действия. И мне остается только одно: оставаться спокойной, спокойной: пропускать сквозь себя божественный свет. Это единственный выход. Нужно, чтобы битву приняло... Божественное.

 

— Блаженство здесь, оно ждет нас.

 

— Если хотя бы что-то в окружающей обстановке не так, я испытываю такую боль, что, кажется, этого никогда не вынести... Это... не знаю, с чем сравнить... Как отрицание, мучительное отрицание.

 

— Конечный исход очевиден.

 

— Хочется кричать... Находясь в неподвижности, я ощущаю почти неограниченную силу. А в своем теле мне так плохо...

 

— Все обостряется. И в то же время приходит знание: настал момент одержать Победу. Как будто что-то свыше говорит мне: держись, держись, настал момент Победы.

 

Что могло произойти дальше?

Какой путь может привести к «очевидному» конечному исходу, к неминуемой — вопреки всему или благодаря? — Победе? О! Благодаря всем обстоятельствам. «Нужно, нужно, чтобы настало царство Господа...»

Или, может, начнем все сначала?

 

 

XIX