КУЛЬТУРНЫЕ ЗАИМСТВОВАНИЯ

Культурный отбор работает по принципу культурного фильтра. Иными словами, такой механизм пропускает одни чужеродные элементы и задер­живает другие.

Любая культура стремится не только заимствовать нужные ей черты и эле­менты, но и защититься от нежелательного проникновения, которое может оказаться гибельным для нее. Селективность — избирательное отношение к переносу ценностей из одной культуры в другую. Она может быть целена­правленной, сознательной, либо стихийной, происходящей в силу объектив­ных условий. Всего выделяют четыре основные причины селективности:

♦ культура еще не созрела для заимствования данных изобретений-

♦ новые элементы грозят разрушить сложившуюся в обществе культу

♦ идеология запрещает заимствование новых элементов как «вра>кл ных», «чуждых», «плохих»; "~

♦ члены общества не считают, что новые элементы нужны им.
Страна, которая заимствует чужое, называется культурой-реципиентом

страна, которая отдает свое, именуется культурой-донором. В XV в. на _Пе'^а вого великого князя всея Руси Ивана Третьего работала итальянская коман^Р архитекторов. Главный кремлевский собор, Успенский, построил италь нец, второй по значимости, Архангельский, ставший усыпальницей русски царей, —другой итальянец. Крепостные стены —тоже итальянские. Русска национальная архитектура веками создавалась не только русскими, нсп руками десятков итальянцев, швейцарцев, англичан, французов, немцев Процесс прервался в XX в., в послереволюционную эпоху.

История японской культуры знает периоды изоляционизма и активного взаимодействия с соседями Японии, у которых она многое переняла — у Китая, Кореи и других материковых стран. Восприняв основные элементы буддийского зодчества и скульптуры, китайской и корейской живописи, ремесла, японцы внесли в них либо существенные изменения, либо на ос­нове их создали новые, порою более совершенные образцы, в результате чего японская материальная культура приняла своеобразные национальные фор­мы, отвечающие историческим традициям японского народа. Приняв за основу китайские иероглифы, позднее японцы создали и свою азбучную письменность — кана (в двух графических разновидностях: катакана и хира-гана), в результате чего сложилась смешанная иероглифо-слоговая нацио­нальная письменность, а японский язык по лексике и грамматическому строю сохранил в полной мере свою национальную самобытность. Расположение пересекающихся пучком кронштейнов на оси колонны заимствовано у китай­ских архитекторов — строителей храмов Юньган и Лунмынь. Четкая, деталь­но разработанная планировка города также заимствована из Китая, где в эпоху Тан городская архитектура была строго регламентирована⁷.

Но вот парадокс: при мощном влиянии китайской культуры на японскую человеческие контакты между китайцами и японцами (и в Японии, и в Ки­тае) никогда не были велики, а в некоторые эпохи даже запрещались.

Как пишет один из западных исследователей, «гений японцев» заключа­ется не в изобретении, а в адаптации тех или иных элементов культуры сна­чала из Кореи, потом из Китая, потом из Европы и США; в отличие от мно­гих стран этот процесс большей частью шел не под давлением извне, а по собственной инициативе; в результате заимствованные элементы укореня­лись и жили самостоятельной жизнью, часто меняясь до неузнаваемости по сравнению с оригиналом⁸. Адаптация новых элементов культуры в Японии никогда не означала отказа от исконных культурных основ, новое не вытес­няло старое, а накладывалось на него.

⁷ См.: Воробьев М.В. Древняя Япония. М., 1958; Григорьева Т.П. Японская художественная тради­
ция. М, 1979; Иофан Н.А. Культура древней Японии. М, 1974; Лазарев Г.З. Сравнительный ана­
лиз развития архитектуры Китая и Японии в VI—XII вв. М., 1972; Сладковский МИ. Китай и Япо­
ния. М., 1971.

⁸ Tobin J.J. Introduction: Domesticating the West. // Re-Made in Japan. Everyday Life and Consumer Taste
in a Changing Society. New Haven; London, 1992.

Как правило, культурное новшество ложится на частично подготовлен­ную почву. Это означает, что в культуре-реципиенте должны существовать группы или силы, заинтересованные в перенесении чужого, готовые куль­турное новшество распространять, внедрять и защищать. Когда в середине 1980-х гг. в СССР началась перестройка, советская интеллигенция оказалась той самой силой, которая готова была воспринять западные культурные ценности, следовать им на практике, перестраивать под них общество и широко пропагандировать их в массы. Правда, для успешной защиты запад­ных ценностей (рыночная экономика, демократический режим власти, ча­стная собственность) интеллигенции потребовалось существенно укрепить свои позиции — свергнуть монополию КПСС и привести к власти свое прави­тельство. Если бы она этого не сделала, то судьба культурных заимствований была бы поставлена под угрозу.

Как только ситуация оказалась пере­ломной и западным странам стало ясно, что Россия твердо намерена двигаться по пути либеральных реформ, они нача­ли оказывать на нее политическое и экономическое давление с целью закре­пить достигнутое и ускорить модерни­зацию страны. Международный валют­ ный фонд превратился в самое эффек­тивное средство давления. Можно считать, что 1990-е гг. — это качественно новый этап культурных заимствований. На первом этапе (горбачевская перестройка) наша страна как бы выспрашивала культурные новшества, на втором этапе (ельцинские реформы) их уже навязывали.

Когда общество решает, стоит ли ему заимствовать те или иные ценно­сти, научные достижения, культурные образцы, социальные институты, оно взвешивает плюсы и минусы. Если доходы, получаемые культурой-реципи­ентом от внедренного новшества, превысят расходы, то она пойдет по пути культурного заимствования. Если новшество не облегчает, а затрудняет ре­шение проблем, то от него следует отказаться. Иными словами, выгоды от принятия культурного новшества должны перевешивать выгоды от его от­вержения. Однако на практике подсчитать плюсы и минусы не удается. Возможны лишь приблизительные и, как показывает история, очень грубые прикидки.

Когда российская интеллигенция в 1990-е гг. пошла на заимствование западных рецептов рыночной экономики и вступила на путь «шоковой те­рапии», она надеялась в одно десятилетие, подобно Польше, проскочить самый опасный отрезок пути и резко повысить эффективность производ­ства. Но жизнь оказалась намного сложнее научных расчетов: через десять лет производство в стране почти полностью развалилось, большинство на­селения обнищало, спонсорство культуры сократилось или прекратилось полностью. Но и при таких результатах никто не берется однозначно утвер­ждать, стоило ли стране браться за экономические реформы или нет.

Культурные заимствования могут быть: стихийными и неуправляемыми, такими, где отсутствует сознательный отбор культурных инноваций; целена­правленными и сознательными. Вторая стратегия культурного заимствования должна проходить все необходимые для культурного отбора стадии:

♦ создание проекта заимствования и его критическая проработка;

♦ отбраковка претендентов на культурное заимствование, поиск нужных образцов;

♦ практическое внедрение и обеспечение экономической и политиче­ской поддержки.

Западные рецепты «шоковой терапии» при заимствовании способствовали лишь развалу экономики

Первый этап: новшество задумывают и критически оценивают. Если оно полностью несовместимо с местной культурой, его отбраковывают. Если его признают удачным, то посылают «ходоков» за поиском претендентов назы­ваться культурным новшеством. Первоначальный замысел обычно форми­руется как туманная идея: интеллигенция смутно ощущает, что жить по-старому нельзя, а что именно новое необходимо, пока точно не знает. Пе­ред ее мысленным взором проплывают несколько западных демократий, у которых можно позаимствовать демократические институты и ценности, которые могут выполнить роль культуры-«донора».

На втором этапе организуется поиск практических образцов: российское правительство делегирует специалистов или депутатов парламента в запад­ные страны для перенятия положительного опыта в деле организации работы банковской системы, выборов, парламента, кабинета министров и т.п. Из огромного множества собранной в разных странах информации специаль­но созданная комиссия отбраковывает заведомо противоречащие нормам местной культуры, оставшиеся принимаются условно, т.е. на период испы­тательного срока и экспериментальной апробации: новшество, скажем, ком­пьютерную систему голосования в парламенте, запускают в практику и наблюдают результаты.

Третий этап: за внедрение новшества борется заинтересованная в нем общественная сила, группа, партия. Институт президентства в России утвер­дился лишь потому, что в новшестве была заинтересована вся прогрессив­но настроенная демократическая общественность страны. Президент дей­ствительно стал символом групповой принадлежности. Иными словами, те, кто выступал за учреждение поста президента в России, имели право при­числить себя к демократам, а противники президентства относились к ла­герю консерваторов-коммунистов. Если бы позиция демократической об­щественности в начале 1990-х гг. в России была слабой, новшество не при­жилось.

С одной стороны, внедрение культурного новшества идет тем быстрее, чем сильнее страны, откуда заимствуется новшество, и чем сильнее культу-ра-«донор» оказывает давление на культуру-реципиента. США и Западная Европа поставили предоставление денежной помощи России в прямую за­висимость от быстроты демократических преобразований, т.е. успешности внедрения в практику западных институтов и ценностей.

С другой стороны, внедрение культурного новшества идет тем медленнее, чем сильнее оно навязывается культуре-реципиенту. В середине 1990-х гг. в России начало проявляться недовольство грубым насаждением инокультур-ных ценностей. Отношение к США из заинтересованного переросло в ней­тральное, а затем в прохладное. В конце 1990-х гг. большинство населения уже откровенно высказывалось против иностранного засилья, за возрожде­ние национального наследия и открытое противостояние Западу. Чем боль­ше отступали западнические настроения в культуре, тем активнее заявляли о себе почвеннические, или славянофильские.

Проблема культурных заимствований тесно связана с темой культурной вариабельности, которая указывает на особенности национального характера и национальной психологии, а именно восприимчивость к иной культуре, способность менять свое поведение в зависимости от изменения культурного контекста (например, когда русский попадает в другую страну).

Никакая культура не может быть самодостаточной. Творческое развитие культуры возможно только при взаимодействии с другими культурами, при всемерном обогащении собственного опыта. Замкнутость и изолирован­ность приводят к стагнации, поэтому обращение к ценностям иных куль­тур — залог развития и обновления⁹. Когда Г. Зиммель исследовал кризис­ное состояние западной культуры, он обратил внимание на то, что культу­ра, не меняющая своих форм, пребывает в состоянии стагнации. Однако когда процесс заимствования и внедрения ценностей чуждых культур начи­нает преобладать и в какой-то период достигает критического рубежа, куль­тура утрачивает присущую ей стабильность, начинается процесс деградации, вступает в силу дезинтеграционная тенденция. История дает тому немало примеров. Так, например, у А. Тойнби отмечено, что эллинистическая ци­вилизация окончательно распалась именно в результате тесного контакта с современными ей цивилизациями: сирийской, которую она разложила, и христианской, которая пришла ей на смену¹⁰. Он подчеркивал, что по мере

Дианова В.М. Культурный плюрализм в условиях глобализации // Россия и Грузия: диалог и род­ство культур: сб. материалов симпозиума. Вып. 1. СПб., 2003. С. 93-103. ¹⁰ Тойнби А. Постижение истории. М., 1991. С. 561—574.

распада цивилизаций непременно увеличивается стремление к стабильно­сти, к некоторой стандартной форме, однако это уже осуществляется на ином материале. Именно так, вследствие культурного взаимодействия с Египтом, Вавилонией и Индией образовалась в свое время некая «культур, ная смесь», или «культурный компост» — согласно его терминологии, бла­годаря которым возникла греческая цивилизация. Сегодня для обозначения подобного процесса применяют термин «культурный плюрализм».

Нередко заимствованный культурный комплекс прививается легко и проч­но потому, что его структура имеет параллель в местной культуре. «В Японии, например, широко распространен следующий комплекс одежды: черная

визитка, полосатые брюки, манишка. Этот костюм используется для траур­ных церемоний. Он согласуется с при­вычным черно-белым костюмом типа рэйфуку (кимоно, сшитое из ткани, украшенной черно-белыми гербами; хакама из той же ткани и хаори с белым бантом), с давних пор служившим це­ремониально-траурным костюмом. Оба комплекса в настоящее время рав­ноправны, но по практическим сооб­ражениям превалирует европейский вариант»". Из европейской мебели в Корее наиболее распространены низ­кие столики типа журнальных, кото­рые по своим размерам ассоциируют­ся с традиционными столами папсан. Журнальным столикам отдается пред­почтение в интерьере помещении, предназначенных для официальных встреч и приемов.

В других случаях заимствованные культурные нормы со временем неуз­наваемо трансформируются либо вытесняются местными образцами. «В среде японской буржуазии одно время предпочтение отдавалось евро­пейской кухне и европейскому жилищу. Однако в дальнейшем европейская кухня стала ассоциироваться преимущественно с буфетами, где закусыва­ют на скорую руку, а европеизированное жилище — в основном с данти, рай­онами массовой стандартизированной застройки»¹².

Если чужестранные образцы продолжают сохраняться наряду с абориген­ными нормами, то возникает новая ситуация, которую специалисты назы­вают бикультурализмом — параллельным функционированием в стране двух культур как равных. «В качестве примера бикультурализма можно привес­ти поведение японского или индийского студента: оно будет строиться по канонам местной культуры при домашней трапезе и скорее всего по кано­нам урбанистической (европеизированной) культуры в университетской столовой или большом городском ресторане, не говоря уже о зарубежной поездке. Культурные различия будут затрагивать не только состав самой

" Арутюнов С.А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. М., 1989. С. 183. ¹² Там же.

трапезы, способ и манеру сидеть за столом и есть, но, вполне вероятно, даже определенные пищевые и поведенческие запреты, которые, будучи весьма действенными в домашней обстановке, могут вполне потерять свою дей­ственность вне дома: для индийца такими запретами могут оказаться упот­ребление мяса, алкогольных напитков, касание пищи левой рукой. В то же время определенное взаимовлияние двух культур или систем поведения может проявиться во всех рассмотренных ситуациях: в домашнюю трапезу могут быть включены приправы и соусы, которые характерны для европей­ской кухни, она может проходить с использованием европейской посуды и мебели (стола, стульев). В трапезе европеизированного типа влияние мест­ной традиции может проявиться в повышенной потребности в чае или воде для заливания, в отказе от некоторых блюд и продуктов»¹³.

Яркие примеры бикультурализма приводит X. Эйдхейм, описывающий, как саамы, работающие на отгрузке тары из склада, переключаются в раз­говоре между собой с саамского на норвежский, каждый раз выходя из склада и наоборот (в складе работают только саамы, а снаружи, на причале, при­сутствуют матросы-норвежцы). Индийцы, владеющие английским языком, в описанном случае могут продолжать говорить на родном языке и перейти на английский только тогда, когда начинается общение с иностранцем.