Идеалистическая модель

В рамках этой модели сущность человека и смысл его жизни определяются в связи с общефилософским представлением об идеальном. При этом под «идеальным» в данном случае подразумевается «душа» человека, который как целостное единство состоит из двух начал: разумного («душа», «разум») и вегетативно-соматического («тело» с его неразумными желаниями). Ключевым в идеалистической модели человека является, во-первых, признание дихотомии в строении человека (два начала – «душа» и «тело») и, во-вторых, утверждение о том, что «душа» – это высшее, лучшее, разумное и вечное начало в человеке, а тело – низшее, худшее, неразумное и временное. Следует заметить, что такое понимание человека не есть произвольная и ничем не обоснованная фантазия, но, скорее, хотя и специфическая, но вполне обоснованная (в рамках дуализма) интерпретация его природы. Прийти к выводу о том, что у человека есть «душа» можно в результате, допустим, следующего рассуждения. «Идеальное» – это то, что существует, мыслится, но не имеет пространственных и временных характеристик (например, числа). Идеальным можно оперировать посредством ума, т.е. его можно мыслить. Если это так, то, значит, и само мышление идеально. Но что такое мышление? А это и есть то, что называют душой (или хотя бы её разумной частью).

Размышления об идеальной и вечной душе в материальном и временном теле имеют достаточно длительную историю. Они, в частности, были достаточно распространены в античности. Например, так думал Платон, считавший, что «умопостигаемому, единообразному, неразложимому, постоянному и неизменному самому по себе в высшей степени подобна наша душа, а … смертному, постигаемому не умом, многообразному, разложимому и тленному … наше тело»^[177].

Из такого понимания Платон сделал несколько интересных выводов, которые позволяют понять его концепцию человека и его судьбы. Будучи существом двойственным – состоя из души и тела – человек в своей жизни может последовать либо за интересами первой, либо за влечениями последнего. Настоящим благом, конечно, является следование за интересами души, т.е. развитие в себе способностей к созерцанию идей. Ведь умопостигаемые идеи прекрасны и вечны, а стремящаяся к ним душа также приобретает эти качества и поэтому тот, у кого подобная душа, может рассчитывать на вечную жизнь вместе с богами. «В род богов не позволено перейти никому, кто не был философом, … никому, кто не стремился к познанию»^[178]. Что же касается тех, кто к этому неспособен, то их ждет разная судьба. Например, «кто предавался чревоугодию, беспутству и пьянству … перейдет, вероятно, в породу ослов или иных подобных животных, …а те, кто отдавал предпочтение несправедливости, властолюбию и хищничеству, перейдут в волков, ястребов и коршунов»^[179].

Согласно Платону люди, вообще говоря, между собой не равны. Есть лучшие – это те, души которых способны к разумному познанию и поэтому, по справедливости, он должны заниматься управлением разумно устроенного государства; есть достойные, в душах которых преобладают волевые качества и кто мужественен – и они, по справедливости, должны быть воинами; есть и те, кто лишен названных добродетелей и поэтому, по справедливости, должны заниматься земными делами. Каждый человек должен занимать то место в обществе, которое соответствует его душе. И это, по Платону, справедливо и является благом для государства. «Когда ремесленник или кто-либо другой, делец по своим природным задаткам, возвысится благодаря своему богатству, многочисленным связям, силе и тому подобному и попытается перейти в сословие воинов … тогда … такая замена и вмешательство не в свое дело – гибель для государства»^[180].

Платоновская концепция человека во многом является парадигмальным образцом идеалистической модели человека вообще. В рамках этой модели, в целом, прослеживается устойчивая тенденция привязывания человека к умопостигаемым и абстрактным идеальным порядкам. Человек здесь понимается не как нечто самостоятельное, автономное и поэтому свободное, а как то, что зависит от некоторого высшего, надмирового строя сущностей. Конечно, определенная возможность выбора и свободы за человеком здесь сохраняется, однако в значительной мере исход этого выбора предрешен. Ведь совершенно понятно, что если принять предпосылки платоновского видения о совершенстве и, самое главное, вечности идеального строя сущностей, то оказывается, что другого варианта разумного выбора просто нет. Любое иное решение, предполагающее уклонение в материальность, с точки зрения этой системы, просто неразумно. Достоинством идеалистической модели является её вдохновляющий и мобилизующий характер, так как здесь четко обозначено направление стремления и его цель, которая является высшим благом для человека.

В истории культуры можно обнаружить много других примеров философии человека в русле идеалистической модели, особенно в античности и в период средневековья. Таковы, например, концепции Плотина, Августина и Фомы Аквинского.

Предпосылками средневекового понимания человека является христианская догматика, точнее положения о творении человека богом по своему образу и подобию, о его грехопадении, об искуплении и воскресении. Исходя из этих догм, получается, что положение человека двойственно. С одной стороны, догмат о грехопадении говорит об испорченной природе человека, который был изгнан из рая и получил в наказание бренное тело. С другой стороны, если бог в облике Иисуса Христа воплотился в человеческое тело и искупил человеческие грехи, а потом воскрес вместе с телом, то это можно понимать как оправдание и даже освящение человека, в том числе и его телесности. Догмат о творении человека богом – тем более что согласно религиозным представлениям есть только один всемогущий Бог, который творит всё из ничего– явно ставит человека в зависимое, подчиненное положение. С другой стороны, он творит его по своему образу и подобию, а значит, получается, делает его своим сотворцом, т.е. свободным.

Принципиальная неоднозначность, которая стразу же становится очевидной при любой попытке хоть как-то осознать эти догматы, естественно, породила огромное количество вариантов интерпретации. Из этой неоднозначности, в частности, следуют проблемы свободы воли и божественной благодати, личной эсхатологии и теодицеи. Хотя абстрактно-рационального разрешения этих проблем не может быть в принципе, однако нетрудно заметить, что в разные периоды общественного развития разными историческими силами эти догматы каждый раз понимались по-разному. Хрестоматийный пример – интерпретация проблем предопределения и свободы воли в протестантизме в период становления капиталистических хозяйственных отношений.

Что отличает христианское понимание человека от античного, так это представление о целостности человека как неразрывно-субстанциональном единстве его души и тела по сравнению с идеей античности о том, что человек есть только разум, что существенным в нем является только «ум» и «душа». Значение этого различия относительно проблемы сущности человека состоит в том, что христианская интерпретация позволяет взглянуть на человека как на неповторимую индивидуальность, тогда как античная интерпретация гораздо менее личностна. Действительно, из философии Платона следует метемпсихоз – фактически безличная душа переходит из одного тела в другое, перевоплощается, хотя и имеет свою историю. Христианство же говорит о личностной судьбе каждого человека, в том числе и о личностной вечной жизни после воскрешения. В частности, такой точки зрения придерживался христианский теолог Августин, по мнению которого одним людям «предназначено вечно царствовать с богом, а другим подвергаться вечному наказанию с дьяволом»^[181]. Все зависит от того, какую жизнь ведет человек: «не тем человек сделался похожим на дьявола, что имеет плоть, которой дьявол не имеет, а тем, что живет сам по себе, т.е. по человеку. …Когда человек живет по человеку, а не по богу, он подобен дьяволу»^[182].

С точки зрения Августина, человек представляет собой единство души и тела, но при этом душа – это лучшая часть человека, а тело подчиненная. В своей жизни человек должен культивировать разумное познание, которое наряду с верой открывает путь к Богу, и избегать всего чувственного. «Пока живем мы в этом теле, мы решительно должны избегать … чувственного и всячески остерегаться, чтобы липкостью его не склеились наши крылья, которым нужно быть вполне свободными и совершенными, чтобы мы могли воспарить к … свету из этой тьмы… Поэтому, как скоро ты станешь таким, что ничто земное не будет доставлять тебе решительно никакого удовольствия, поверь мне, в ту же самую минуту… ты увидишь что желаешь»^[183].

Касаясь вопроса о жизни после смерти, в том числе того, как выглядеть тогда будет человек, Августин утверждает, что воскресший человек будет иметь тело, однако это будет другое, лучшее тело, такое же, как то, что было у человека до грехопадения. Оно не будет бременем души и не будет тленным.

Однако образцовый вариант философски-религиозной интерпретации сущности человека – по крайней мере, в рамках теологии католицизма – дал всё-таки не Августин, а Фома Аквинский. В своих философских штудиях Фома опирался на труды Аристотеля, работы которого – в частности, трактат «О душе» – гораздо лучше подходили для интерпретации человека в рамках христианской доктрины, чем работы Платона и его последователей, на которые опирался Августин. Причина этого в том, что Аристотелево учение о душе как форме тела значительно в большей степени соответствовало религиозной идее о субстанциональной целостности человека как личности, чем та жесткая дихотомия между идеальным и материальным, душой-идеей и телом-темницей, которая следовала из философии Платона.

Фома Аквинский, следуя за Аристотелем, утверждал, что душа соединяется с телом в качестве его формы. В целом же «человек есть не одна только душа, но нечто составленное из души и тела»^[184]. Среди божественных творений человек занимает как бы серединное место, и это во многом определяется характером его души. Есть существа более совершенные чем человек. Это, например, ангелы, которые существуют в качестве чистых бестелесных форм и обладают врожденным знанием истины. Человеческие же души не существуют субстанционально – как ангелы – и не обладают врожденным знанием истины, но должны добывать это знание посредством чувственного восприятия. Поскольку чувственное восприятие невозможно без тела, из этого следует, что человеческая душа необходимо должна соединиться с телом, так как последнее является орудием души в деле познания. Человек знает о своем несовершенстве по сравнению с высшими формами бытия и это знание и толкает его на путь совершенствования.

В более поздние периоды, в частности, в современности идеалистическая модель человека разрабатывается в рамках религиозной философии. Например, в неотомизме.